Мы должны отпустить наших детей в жизнь

Мы обманываем сами себя, говоря ‑ вот вырастет ребенок, потом мы его отпустим в самостоятельную жизнь. Потому что, чтобы отпустить детей в самостоятельность, надо увидеть их сильными, надо доверить им их собственную жизнь. Но чем дольше мы их не отпускаем, тем слабее и неприспособленнее они становятся. Как уж их отпустить!

‑ Отпусти свою дочь, ‑ сказала мне однажды женщина, бывшая для меня тогда примером. Я действительно очень уважала ее, мечтала быть такой же ‑ успешной, уверенной, состоявшейся. Она была для меня авторитетом в жизни. И вдруг ‑ услышать от нее такое!

Она была у нас в гостях, и, проведя рядом со мной и дочкой вечер, уходя, сказала мне это.

‑ Отпусти ее. Ее надо отпускать. Во всем, в чем только можно, отпусти ее!

И я даже не нашлась сразу, что сказать. Я ведь только и старалась быть вместе. Я уже тогда меняла отношение к воспитанию, уже начала передавать дочери часть ответственности, учить ее каким‑то практическим навыкам. Но отпустить ее? Как это ‑ отпустить?

Это я и попыталась объяснить этой мудрой, цельной женщине.

‑ Тебя слишком много рядом с ней. Отступай, отходи, освободи ей пространство для жизни. Она должна сама жить, решать, выбирать. Я понимаю, тебе это сложно понять, принять, но подумай об этом. Отпусти ее…

И я думала, много думала. Я смотрела на наши отношения со стороны, признавая, что да, меня много. Много моей любви, которая все еще проявляется как желание быть вместе, быть ближе, от чего‑то оградить, чему‑то научить. Но как она сама будет учиться всему этому? Как она сама что‑то преодолеет, проживет, переживет?

Если ты действительно хорошая мать, твои дети должны покинуть тебя.

Джозефин Харт

Моя дочь училась тогда в шестом классе. Училась в интересной, творческой школе, где дети часто ходили в походы, ездили на экскурсии в другие города. Однажды, придя домой, она сказала:

‑ Мам, у нас на каникулах группа старшеклассников собирается в поход ‑ на Кавказ, в горы. Обещали взять и шестиклассников. Мама, ты меня отпустишь? Мам, отпусти меня…

И первая моя мысль была ‑ как я могу ее отпустить? В поход со старшеклассниками, да еще в горы, на Кавказ! Ее, домашнюю девочку, не приспособленную ни к каким тяготам жизни! Но просьба эта: «Мам, отпусти меня!…» И слова, недавно сказанные мне: «Отпусти ее!», сыграли решающую роль.

‑ Хорошо, ‑ сказала я. ‑ Ты пойдешь в поход. Я тебя отпускаю…

А потом были сборы ‑ покупка рюкзака, кроссовок, продуктов, туристического оборудования. Потом было заворачивание вещей в целлофановые пакеты: «Мы будем переходить горные реки, чтобы вещи не промокли, если в реку упадешь», ‑ объясняла мне дочь, а я с трудом держала себя в руках, чтобы не сказать: «Никуда не поедешь…»

Потом было самостоятельное укладывание этого огромного рюкзака. «Так, чтобы ничего не стучало, ‑ говорила мне „опытная туристка“, ‑ чтобы все вещи были притерты друг к другу, тогда больше вещей поместится, и рюкзак будет правильной формы, не будет набок заваливаться».

Потом было пробное хождение по квартире с этим рюкзаком, в котором чудом были «притерты» друг к другу и спальник, и теплая куртка, и одежда, и еда, и смена обуви ‑ куча чего‑то очень необходимого в походе. И я с ужасом смотрела на мою детку, с трудом передвигающуюся с этим рюкзаком по квартире… А как она будет ходить с ним по горам да еще переправляться через горные реки?!

Потом, за десять минут до выхода из дома, моя шебутная дочь передумала надевать кроссовки, в которых хотела ехать, и решила достать вторые, сменные, которые лежали на дне рюкзака. Поэтому все содержимое рюкзака она просто вывалила на пол, и за неимением времени просто запихнула обратно все вещи, не беспокоясь, чтобы все было притерто и не стучало!

И по пути на вокзал ее бесформенный рюкзак весь грохотал и заваливался набок. И я думала, успокаивая себя: ничего, она в поезде все переложит! У метро мы встретили ту маму, правильную, чинную, чьи дети‑погодки, оставшись дома без ее контроля ‑ просто взбесились и стали есть из холодильника все, что им нельзя.

‑ Ты отпускаешь ее в поход? ‑ спросила она меня, с интонацией, в которой было и возмущение, и непонимание ‑ как так можно!

‑ Да вот, ‑ смущенная такой реакцией сказала я. ‑ Отпускаю. А твои дети не едут? ‑ спросила я, чтобы хоть что‑то сказать, хотя и так было понятно, что ее дети не могут туда ехать.

‑ Конечно, нет! ‑ сказала она мне с чувством превосходства, и я мгновенно ощутила себя не матерью, а каким‑то безответственным ничтожеством! ‑ Я своих детей люблю! ‑ сказала она и гордо пошла дальше.

А я до самого вокзала так и мучилась ‑ нормальная я мать или ненормальная, что отпускаю двенадцатилетнюю девочку в поход на Кавказ…

А потом была неделя тишины. И моих тревожных мыслей ‑ как она там? Никаких мобильных телефонов тогда не было.

А потом она вернулась. И тишина кончилась. Потому что она рассказывала, не умолкая, несколько дней ‑ все с момента посадки в поезд. И я только слушала, потрясенная этим бурлением жизни, эмоциями, реальными приключениями. И иногда за сердце рукой хваталась.

‑ Мы его ночью, мам, этого дядьку пьяного противного, который нам все замечания делал в поезде, к матрасу пришили.

‑ Как это ‑ к матрасу пришили?

‑ Так и пришили. Взяли нитки с иголкой, и пока он спал, мы его одежду к матрасу и пришили…

‑ И что же дядька, когда проснулся? ‑ лепетала я.

‑ Он так смеялся, мам, когда понял ‑ почему матрас вместе с ним встает и он от него никак отделаться не может!

‑ Но ведь он мог на вас разозлиться! Мог вас обидеть, мог даже ударить! ‑ говорила я, понимая, что поздно уже что‑то говорить.

‑ Не, мам, он, пришитый к матрасу, ничего не мог… ‑ безмятежно говорила дочь, и я успокаивала себя ‑ мол, дело прошлое, все ведь хорошо закончилось.

Успокаивалась до очередного рассказа ‑ как упала она все‑таки в горную реку и промокла в ледяной воде сама и вещи в рюкзаке промочила. Как замерзли они ночью на каком‑то перевале, как соединяли спальники, чтобы спать было теплее. Как была она дежурной и готовила на костре кашу на всех.

‑ Ты готовила кашу на костре? ‑ переспросила я. ‑ Ты умеешь?

‑ Уже умею, ‑ смеялась дочь. ‑ Там не спрашивают, умеешь ты или нет. Ты дежуришь, ты и готовишь, ‑ отвечала она.

Она приехала какая‑то другая ‑ более взрослая, смелая, самостоятельная. Она приехала уважающей себя, потому что увидела, что может проходить большие расстояния с тяжелым рюкзаком на плечах, ставить палатку, готовить еду. А сколько эмоций она получила от общения, красоты природы, песен под гитару, каких‑то творческих конкурсов, которые они проводили.

Встретив после каникул «правильную» маму, ведущую своих детей в школу (они жили в соседнем дворе от школы, но она, как хорошая мама, по утрам все еще приводила девочек в школу!), я испытала жалость ‑ к ней самой и к ее детям, которых она лишила такой увлекательной жизни на каникулах.

С тех пор моя дочь ежегодно ходила в походы, ездила в поездки по другим городам, это стало нормой нашей жизни ‑ ее самостоятельные «уходы» в жизнь.

Потом, когда я сама стала ходить в такие походы и начала уезжать на природу, она делилась со мной опытом «походника».

Мы должны отпускать своих детей. Теперь я это сама знаю. И сама, как раньше мне, говорю родителям:

‑ Отпустите своих детей. Отпустите их в самостоятельность. Все, что ребенку по силам, все, с чем он может справиться, чему хочет сам научиться ‑ он должен делать сам…

Я не предлагаю бросить наших детей в жизнь, как беспомощных котят. Нет, мы должны быть рядом с ними в этом опыте. Рядом, но не впереди! Сбоку детей, сзади детей, но не впереди с флагом наших ложных «знаний» и сомнительных истин.

И так надо поступать с первых лет их жизни ‑ давая им свободу выбирать, исследовать, стоять за себя, нести ответственность, самостоятельно действовать.

Я отпускала свою дочь в жизнь медленно, постепенно. Я полностью отпустила ее в жизнь, когда ей было девятнадцать лет, и я уезжала из Москвы, чтобы жить в другом городе.

Но я, уезжая, оставляя ее одну в квартире, одну в ее новой самостоятельной жизни, была уверена ‑ у меня взрослая девочка, умная, сильная, умеющая строить отношения с людьми, отвечающая за свою безопасность. Она сможет жить одна. Она сможет сама обеспечить свою жизнь. Она сможет сама себя прокормить. Она сможет вести хозяйство. Она будет жить. И она будет учиться дальше, набирая необходимый ей разный опыт жизни.

Сейчас я могу открыто сказать, что горжусь тем, какая у меня дочь.

Она взрослый, самостоятельный человек. Она личность, яркая, интересная. Она сильная, целеустремленная, успешная женщина. Она уже хорошая мама, которая еще проходит опыт жизни ‑ быть хорошей мамой. Она просто прекрасная женщина, которой восхищаются мужчины.

Совсем недавно, когда мы всей семьей жили на природе в лагере духовного творчества и утром пришли вдвоем на завтрак к импровизированной кухне, сделанной среди сосен, одна из женщин, знающая нас и восхищающаяся моей дочерью, сказала мне:

‑ Благословенна мать, которая приводит на завтрак такую дочь!

И я, не думая, ответила ей:

‑ Благословенна дочь, которая приводит на завтрак такую мать!

И задумалась: не гордыня ли звучит в моих словах, но тут же покачала головой. Моя дочь учила меня быть такой матерью. Учила и продолжает учить. И я ей за это благодарна!

Поиск по сайту: