Статьи, понятия, термины 1 страница

Абиогенез – теория происхождения биологических организмов и биосферы путем постепенного усложнения веществ неорганической природы (неживой реальности) и возникновения сверхсложных биополимеров – нуклеиновых кислот, белков и др.

Автономия техники – понятие, использующееся для обозначения разнообразных видов и форм независимого от воли людей поведения искусственного мира. Под названием автономии техногенной среды произвольно группируются различные по своей природе явления. В сфере обыденного употребления автономия чаще всего ассоциируется с «непослушанием» техники. Отмечается недостаточная контролируемость технической реальности в ряде областей: неполная управляемость технологических процессов (не всегда людям удается добиться желаемого изменения технических систем); неполнота прогнозирования последствий внедрения технических инноваций (кроме прямых результатов всегда проявляются косвенные); наличие негативных результатов технической деятельности (их можно уменьшать, но избавиться от них не представляется возможным); необходимость для реализации технологических процессов социокультурной поддержки, приводящей при техническом развитии к ответной техногенной адаптации общественной и гуманитарной среды; уменьшение значения субъективной составляющей технической деятельности.

Именно для интерпретации этих процессов употребляется понятие «автономия». Этим термином обозначают и отсутствие всякого порядка, и недостижимость того порядка, которого мы ожидали (отражая не столько свойство исследуемого объекта, сколько отсутствие в нем того, что интересует нас). Вряд ли является целью чьей-либо технической деятельности деградация естественной среды или экспансия технической рациональности: но, поскольку эти процессы есть, логичной представляется их интерпретация как порожденных саморазвитием техногенной среды. В противовес идеалу структурно упорядоченного, предсказуемого и управляемого технического мира реальная техногенная среда является флуктуационной (чреватой непредсказуемыми поворотами в своем функционировании и развитии). Эти флуктуации можно рассматривать как случайности или результаты самоорганизации, но в любом случае они нарушают регулярность, навязанную техническим проектом.

Техника в современном обществе выступает как механизм порождения новых культурных смыслов, орудие социализации и личностного развития. Отсутствие управляемости технической реальности в техногенном обществе (где техника выступает началом, интегрирующим различные аспекты жизнедеятельности людей) стало аспектом глобальных проблем, привлекающим наибольшее внимание. Получение власти над техникой представляется необходимым основанием для освобождения человека, условием преодоления недостаточной адекватности его существования. Подчеркивается необходимость сотворения новой технической реальности, соразмерной подлинно человеческому в человеке, но не ставится под сомнение само стремление современного человека постоянно конструировать новое. От техники требуют выполнения освобождающей роли: сначала – создания необходимых человеку внешних условий, теперь – помощи в преодолении зависимости от самой себя. Если же техническая реальность не выполняет эту роль, заходит разговор о ее автономии.

Концепция техники как автономной реальности содержит скрытое противоречие: само создание техногенной среды в результате человеческой деятельности есть форма ее несвободы, да и взаимодействие с естественной средой также неизбежно в процессе ее функционирования. Традиционные концепции, изучающие автономию техногенной среды, при последовательном логическом движении внутри своей системы координат приходят к противоположному тезису – об ограниченности «вторичной» реальности как саморазрушающейся и необходимости постоянно поддерживать ее функционирование через целенаправленную человеческую деятельность. Технические объекты имеют различные формы зависимости – природную, экономическую, культурную и т.п. Являясь производными и местных объективных условий, и предписанных инженерных схем, они не могут существовать независимо от природы (понимаемой как источник ресурсов) и социума (проектирующего, реализующего и корректирующего технологические цепочки). Само существование экологического кризиса, считающегося техногенным, говорит о невозможности трактовать техногенную среду в качестве автономной системы, не нуждающейся во внешних ресурсах развития. Напротив, известные нам инновации становились результатами внешних по отношению к технической реальности факторов – например, оскудения природных ресурсов или увеличения численности населения.

Несмотря на это противоречие, концепция автономии техники сохраняет значение, выступая в качестве универсального инструмента преодоления присущего менталитету техногенной цивилизации технологического оптимизма.

Можно выделить два основных источника автономии техники. Прежде всего, сама техническая деятельность имеет креативный потенциал: она не просто воспроизводит условия жизнедеятельности людей или материальную среду цивилизации (для реализации этих целей достаточно жестких рамок технологических программ), но и приносит избыточные результаты – непрагматичные, свободные от предписанных алгоритмов. Разумеется, источник этой автономии – в свободе человеческой деятельности, которая в создаваемых технических объектах овеществляется (по сути, сводясь к автономии творчества от собственной рациональной составляющей). Бесконтрольное разворачивание креативного потенциала техники, не регламентируемого культурой, становится основным источником случайных (с точки зрения исходных правил) результатов технической деятельности и позволяет высказать гипотезу об автономном (не сопряженном с целеполаганием человека) характере техники как ее закономерном и неизбежном атрибуте. По мере технического прогресса прослеживается рост этого фактора автономии: функционирование современных промышленных технологий находится вне контроля людей, более того, действуя в недоступных человеческим чувствам пространственных и временных масштабах, они принципиально реализуются вне человеческого сознания. Автономизация других порождений человека (языковой среды, социальности, ценностных систем и т.п.) показывает, что рассогласование между целями и последствиями деятельности имеет глобальный характер. Сам человек не может контролировать себя, но, не в силах пока отказаться от ценности контроля в целом, ищет решение частных задач. Распадается классическая концепция активного субъекта, организующего свое материальное окружение. Анонимные силы социальной реальности воплощаются в механизмы развития реальности технической, минуя сознание человека. Но нельзя игнорировать и определенную хаотичность реальных технических комплексов, конкурентные отношения входящих в них технологий, созданных согласно разным принципам и в различные эпохи. Техногенную среду нельзя понимать как иерархическую систему, подчиненную внешней принудительной каузальности, исходящей из одного центра. Если в иерархической системе порядок возникает в результате команд, исходящих из центра (поэтому для ее изменения достаточно трансформации команд), то техногенная среда децентрирована. Все осознанные воздействия на глобальную техногенную среду локальны, поэтому ни одно из них не может ее контролировать. Отдельные центры притяжения управляют локальными техническими комплексами, но за пределами этих приоритетных зон управляющие воздействия растворяются в переплетении местных практик и, суммируясь и кооперируясь с другими процессами вне какого-либо плана, составляют источник автономии техники. Этот фактор автономии по ходу технического развития ослабевает.

Итак, в автономии технической реальности видят причину ее естественных характеристик: неполной управляемости и постоянного приспособления людей к технической среде. Мера контролируемости и прогнозируемости техногенной среды по мере ее формирования и достижения глобальных масштабов постоянно уменьшалась. Даже в начале ее развития человечество не могло предвидеть всех последствий техногенных изменений и нейтрализовать все негативные результаты перестройки естественных процессов в искусственные. Техногенная среда на всех этапах существования имела относительную автономию: существует расхождение между требованиями к искусственному миру и реальными его характеристиками. Эти расхождения наблюдаются не только в материальной области, но и в сферах языка, социальности, культуры. Все артефакты – то, что создается людьми путем преобразования природы и самих себя (не только технологические практики и навыки труда), не обладают полной управляемостью. Итак, автономия – понятие философской и общенаучной традиций, используемое при описании тех закономерностей функционирования и развития системы, которые не объясняются внешними воздействиями на нее. Оно стало распространенным в области философии техники по мере осознания проблем техногенного общества, подразумевая неизбежное наличие среди результатов технической деятельности последствий непредусмотренных и нежеланных. Именно таящиеся в технической реальности возможности спонтанности (случайного и непредвиденного выхода за рамки предписанных проектом состояний) ставят под угрозу адекватность технической рациональности. Не имея адекватных методологических средств для овладения этой стихией (или тем, что кажется стихией при рассмотрении с помощью неадекватной парадигмы), традиционное осмысление техники приходит к противоречию между презумпцией рациональности технической реальности и отсутствием средств осмысления ее потенциала. Чтобы оградить свои фундаментальные основания от пересмотра, техническая рациональность стремится сохранить старую интерпретацию, вырабатывая специальные механизмы ограничения автономии техники (упорядочивания ее функционирования, обуздания случайностей, повышения организованности, уменьшения неконтролируемости и т.д.). Получаемые программы регламентации техногенной среды – тем более стройные, чем безнадежнее они стремятся ограничить проектными рамками нелинейность технических процессов – рассматривают автономию как реализуемую на уровне самоорганизации техногенной среды вне сознательного целеполагания людей. Как закономерный результат этих программ, оформляется технофобия – стратегия отношения к технике, стремящаяся ограничить ее креативный потенциал. Для решения проблемы автономии необходима смена ракурса видения техники.

Лит.: Попкова, Н.В. Введение в философию техники / Н.В.Попкова. – Брянск, 2007; Попкова, Н.В. Философия техносферы / Н.В.Попкова. – М., 2007; Попкова, Н.В. Антропология техники: Становление / Н.В.Попкова. – М., 2009; Попкова, Н.В. Философская экология / Н.В.Попкова. – М., 2010.

Аграрное общество названо так потому, что земледелие стало для людей в эту эпоху основным способом производства. Хронологические рамки традиционного аграрного общества: начало – неолитическая революция примерно 10 тыс. лет до н.э., а конец – промышленная революция, начало внедрения новых, индустриальных методов производства. Индустриально трансофрмированные аграрные общественные системы существуют и сейчас в так называемом третьем мире.

Земледельческие технологии являлись в аграрную эпоху не единственными, но господствующими – как количественно, так и качественно (будучи наиболее прогрессивным видом социоприродных взаимодействий из существующих).

Только при достижении аграрной ступени исторического развития можно говорить о формировании техногенной среды, хотя и взаимодействующей с естественной средой и зависящей от нее, но живущей во многом по собственным закономерностям и оказывающей непредусмотренное воздействие как на человека и общество, так и на природу. Количественные изменения в области техники и технологии, нараставшие на протяжении тысячелетий первобытности, наконец привели к качественному скачку: давно освоенные человеком технические способы переработки природных продуктов были дополнены методами изменения участков самой природы. Именно с использованием земледельческих технологий естественная среда стала меняться от пребывания человека: создавались участки первичной техногенной среды, более пригодной для обитания людей.

В области технических устройств расширялся спектр орудий труда и технических изделий, росли их количественное разнообразие и качественный уровень. Правда, пока еще не произошло перехода от ранее используемой группы ручных орудий к более прогрессивным, но зато сами эти орудия приблизились к оптимальному уровню. Известны были отдельные механизмы, но они оставались «забавными игрушками»: объективной необходимости в переходе к новому типу техники еще не существовало, ручной труд при помощи технических орудий труда обеспечивал потребности.

У технологической деятельности появилась собственная энергетическая база, выходящая за пределы мышечных усилий человека. Стал использоваться как источник энергии домашний скот, появились водяные и ветряные мельницы. Но производительные силы в общем оставались биологическими.

Резким технологическим скачком было появление обработки глины, металлов и стекла: впервые человечество начало преобразование неживого вещества, перераспределяя его элементы и создавая не существующие в естественной среде материалы. Результатом стало формирование на Земле рядом с веществами геохимического и биосферного происхождения новых, антропогенных.

Но, разумеется, основным технологическим достижением аграрной цивилизации было создание и распространение земледельческих и селекционных технологий. Они не только простое повторение имеющихся биосферных процессов в ходе возделывания полезных растений и разведения прирученных животных, но и начало целенаправленного изменения отдельных биологических видов.

Создавались измененные техническими средствами участки земной поверхности производственного назначения: например, поля и сады, рудники и шахты, плотины и каналы. Проблема их возвращения в естественную среду не ставилась: исчерпавший свои запасы рудник или потерявшее плодородие поле просто забрасывались, и начиналась разработка нового участка, еще не исчерпавшего своих ресурсов. Запасы природного сырья воспринимались как безграничные, единственной трудностью был их поиск на новых, неизведанных землях. Так же и трудовые ресурсы обеспечивались на экстенсивном пути – покорением новых территорий и увеличением меры эксплуатации их населения. Следовательно, сырьевая проблема осознавалась как временная и локальная, решаемая при увеличении используемой территории. Также и отходы (от производственной деятельности и биологических процессов) не перерабатывались, а выбрасывались: попытки налаживания городской инфраструктуры единичны.

Дискретность технического развития наблюдалась по-прежнему и даже усиливалась, сменяясь качественным различием между регионами, освоившими достижения аграрных технологий, и «варварской» периферией, по-прежнему остающейся на базе охоты и собирательства. Выделились также области с земледельческим, оседлым населением и скотоводческим, кочевым. Отмечается хозяйственная специализация различных районов, не всегда объясняемая природными характеристиками. Благодаря этому торговля (известная даже для собирательного общества, но состоявшая из присущих отдельным местностям продуктов биологического или геологического происхождения) дополнилась обменом ремесленными изделиями и сельскохозяйственными продуктами.

Обеспечение условий быта, культурного творчества и умственного труда человека требовало уже не только благоприятного сочетания биосферных факторов, но и наличия технических систем (в частности, плотность населения зависела от возможностей производства продуктов питания, определяемых уже не благоприятным климатом, а плодородием полей и пастбищ, внедрением более продуктивных культурных видов и т.п.). Технологические процессы, характерные для аграрной эпохи, обеспечивали многие материальные потребности населения, но не все: по-прежнему сбор и присвоение продуктов природы (охота, рыболовство и т.п.) оставались необходимыми для выживания людей. Кроме того, участки обработанных земель занимали небольшую часть земной поверхности и требовали постоянного притока ресурсов извне, от «нетронутой» природы (в частности, товарообмен с «варварскими» племенами был выгоден обеим сторонам). Локальность технических комплексов делала их неустойчивыми, постоянно разрушаемыми стихией. Не редкостью были вынуждаемые внешними условиями переходы отдельных общностей от упорядоченной земледельческой жизни к более примитивной кочевой: история знает постоянные переселения народов и технический регресс (уже используемые технологии забывались в политических неурядицах или становились непригодными на новом месте).

Вместо бродячих групп охотников, перемещающихся в зависимости от природных циклов, появляются постоянные поселения, они укрупняются, в V–III тыс. до н.э. появляются первые города. Иногда этот период называют «городской революцией» и выделяют как важную ступень в развитии человечества. Создание городов как очагов искусственной среды, в которых концентрировались несельскохозяйственные виды производства, было важным этапом развития техногенной среды и человеческого общества в целом. Хотя преобладали деревенские поселения, жители которых занимались сельскохозяйственным производством и непосредственной обработкой биологического сырья, будущее показало, что основой социального и технического развития станет город.

Первые участки техногенной среды – технотопы – имели локальный и неустойчивый характер, они создавались отдельными общинами и представляли собой систему обрабатываемых земельных участков, пастбищ, ирригационных сооружений и т.п., с центром в виде поселения. Малые размеры локальных технотопов и небольшое количество доступных им ресурсов делали их беззащитными перед резкими сменами природных условий: неурожаи или эпидемии могли полностью их уничтожить. Первые государства, формируемые на экономической базе поливного земледелия в долинах рек (Нила, Евфрата, Хуанхэ и т.п.), объединяли местные ирригационные системы в единое целое, и тогда создавался региональный технотоп; в его рамках появлялась хозяйственная специализация, начинался процесс типизации технологий и их распространения. Но эти системы поддерживались только усилиями государственной власти, а не собственными техногенными тенденциями, и поэтому были нестойкими: во времена политических кризисов вместе с единой властью рушилось единое хозяйство. Летописи того времени упоминают развал сельского хозяйства и торговли, голод и эпидемии как непременные последствия междоусобиц.

Следовательно, именно неолитическая революция, как переход к производящей экономике, может считаться переломом в жизни биосферного человека – рубежом возникновения техногенной среды. Люди, увеличивающие потребление, вместо нарастающей экспансии в природу избрали стратегию создания замкнутых агросистем, формируемых человеком и поддерживаемых энергетикой его трудовых усилий. С используемых участков фактически вся биологическая продукция доставалась человеку. Но аграрная экономика базируется преимущественно на биосферных технологиях, а ремесло остается органически связанным с сельским хозяйством и использованием его плодов. Именно земледелие как первый тип производящей экономики привело к началу коллективного трансформирующего воздействия социума на биосферу. Прежде всего это проявлялось в изменении почв и упрощении биоценозов. Появились признаки возможного антагонизма между естественной средой и зарождающейся техносферой: первые же земледельческие цивилизации столкнулись с эрозией и засолением почв, вырубкой лесов, то есть с негативными биосферными изменениями. Городская революция также отразилась на природе, а именно – на биологическом здоровье человека: увеличение численности населения в городах вело к вспышкам болезней. Первые известные нам экологические кризисы носили локальный характер (гибель цивилизации Месопотамии произошла от засоления обрабатываемых почв в результате несовершенных агротехнологий).

Как подчеркивает Л.Мамфорд, сама реализация новых, аграрных технологий потребовала принципиально новой организации трудового процесса: вместо спонтанных, эпизодических трудовых «подвигов» охотника центральное место заняли действия регулярные, упорядоченные, поддающиеся прогнозированию. Регулярность затрачиваемых усилий, определяемая жесткими природными циклами, привила человеку вкус к систематическому, непрерывному труду. Резко ограничились (по крайней мере для земледельцев) миграции человеческих коллективов: община обосновывалась на одном месте, постепенно преобразовывала ландшафт (прорывая оросительные каналы, прокладывая дороги, сажая деревья и т.п.) и оставляя его в наследство своим потомкам.

Но этот ритмичный труд имел для людей и другие последствия, негативные, противостоя естественной человеческой потребности в деятельности разнообразной и творческой. Наиболее ярко эти неблагоприятные трансформации проявились не в сельскохозяйственных трудовых процессах, а в ремесленных. Совершенствование ремесленных процессов вело к их усложнению и необходимости профессиональной специализации. Это приносило, с одной стороны, большую интенсификацию и отлаженность отдельных трудовых операций, ведущее к увеличению потребительских возможностей как ремесленников, так и всего общества. Но разделение труда вело к сужению поля деятельности отдельного работника: потеря универсализма (фактическая невозможность смены занятий, в отличие от сезонного разнообразия сельскохозяйственных работ) и сведение рабочего дня к повторению однообразных операций грозило негативными последствиями как для физического здоровья людей (появление «профессиональных» болезней, как правило, хронических и неизлечимых), так и для их духовного здоровья (сужая кругозор и лишая труд творческих возможностей).

Таким образом, даже первая ступень формирования техногенной среды стала причиной возникновения техногенных антагонизмов с биосферой и человеческой природой. Поскольку они не могли стать сознательной целью людей, приходится констатировать: техногенная среда не находилась под полным контролем создававшего ее человека даже на раннем этапе своего развития.

Сознательной общественной целью ускорение технического развития не являлось: технические новшества создавались и внедрялись так медленно, что практически не отражались мировоззрением. Более того, для аграрного общества характерно отношение к историческому развитию как регрессу: мифы всех народов описывают существовавший в прошлом «золотой век», когда людям не приходилось трудом добывать необходимое. Современность воспринималась как худшая эпоха («железный век» в Греции, «кали-юга» в Индии и т.п.), а для обоснования своего пессимизма мыслители указывали на войны, политический деспотизм, испорченность нравов и другие признаки, к технике не имеющие отношения. Сама техника не воспринималась как предмет исследования и оценки, как нечто отделимое от быта и подчиненное своим законам.

Социальные предпосылки к дальнейшему техническому развитию в аграрном обществе отсутствовали. Несоблюдение в большинстве государств экономической и духовной свободы затрудняло изменение сложившихся производственных и экономических форм. Сохранение отдельных профессий в семейной среде облегчало усвоение традиционных ремесленных приемов новыми поколениями, но, превращая их в семейные секреты, не способствовало обмену технологическим опытом. Как правило, технологические инновации внедрялись в ту эпоху одиночками, иногда – при резкой оппозиции правящей элиты.

Столь же неблагоприятна для технического развития была и культура. Поскольку нарождающаяся техногенная среда находилась в полной зависимости от природы, сознательное отношение человека к ней изменилось мало. Космос представлялся как гигантский организм, составные части которого – живые и неживые – обладают неповторимой качественной спецификой и связаны магическими причинно-следственными связями. Соответственно изменение человеком элементов этого организма ограничивалось не только имеющимися в ту эпоху техническими средствами, но и отсутствием у людей уверенности в праве производить эти изменения по своей воле. Тем не менее, важной предпосылкой дальнейшего научного и технологического развития стало появление письменности и операций с числами. Возникла возможность моделировать практические операции, формировать идеальные объекты.

Итак, следует отметить отсутствие социальных механизмов развития техногенной среды (трудность внедрения инноваций, экономическая выгодность ручного труда и т.п.) и только лишь начинавшееся формирование культурных предпосылок технического развития (осознание творческих возможностей человека, положительная оценка культуры и т.д.). Таким образом, в течение исследуемой эпохи слабость социокультурных предпосылок технологического роста приводила к его замедленным темпам, а обеспечивало техническое развитие только случайное появление и внедрение отдельных изобретений.

Следовательно, именно при аграрном обществе люди начали выходить за рамки биосферного способа жизнедеятельности и (в отличие от других биологических видов) приступили к технологическому формированию искусственной среды, отделяющей их от внешних воздействий. Использовались в основном биосферные (сельскохозяйственные) технологии, позволяющие человеку, создавая искусственный биоценоз с ограниченным разнообразием видов, использовать гораздо большую долю энергии и органического вещества, чем доставалось бы ему согласно биосферной пищевой пирамиде. Технический прогресс соответственно заключался большей частью в развитии биологических производительных сил (создании новых сортов культурных растений и пород домашних животных, улучшении агротехники и т.д.). Воздействие человека на природу уже в результате использования земледельческих технологий привело к преобразованию части биосферных видов и экосистем (выведение новых, окультуренных форм растений и животных, создание ирригационных сооружений, распашка земель, вырубка лесов, истощение почв и т.д., вплоть до локальных экологических кризисов). Однако появились и полностью искусственные технологии, непосредственно использующие небиосферное вещество и позволяющие создавать материалы, не встречающиеся в природе (чистые металлы и сплавы, стекло и т.п.). Происходило медленное оформление бытовой техногенной инфраструктуры: «городская революция» была важной ступенью отрыва человека от природы. Но участки техногенной среды находились на уровне небольших поселений и агроценозов, перемежаемых пространствами нетронутой природы и временами уничтожаемых стихийными бедствиями. Антропогенное воздействие человечества на природу привело к формированию очагов техногенной среды (образований, оторвавшихся от биосферных закономерностей и подчиняющихся человеческой воле), созданию собственных биогеохимических циклов и вовлечению в биосферные циклы чуждых им веществ. Но искусственная окружающая среда не изолировала людей от природы (как в пространстве – поскольку требовала постоянного использования биотехнологий, так и во времени – поскольку была неустойчивой, разрушаемой природными стихиями).

Лит.: Демиденко, Э.С. Ноосферное восхождение земной жизни / Э.С.Демиденко. – М., 2003; Назаретян, А.П. Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории / А.П.Назаретян. – М., 2001; Попкова, Н.В. Введение в философию техники / Н.В.Попкова. – Брянск, 2006; Попкова, Н.В. Философия техносферы / Н.В.Попкова. – М., 2007; Степин, В.С. Философия науки и техники / В.С.Степин, В.Г.Горохов, М.А.Розов. – М., 1995.