АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Размышляя о женщинах Ловберга

Читайте также:
  1. Немного размышляя о богах
  2. Размышляя о женщинах Йобсена
  3. Ты красивая, женственная, милая, у тебя есть все качества, которые мужчины ищут в женщинах.
  4. ЧИТАЙТЕ БИБЛИЮ, РАЗМЫШЛЯЯ

Пожалуй, ни одному писателю не удалось со­здать столь сильные и сложные женские обра­зы, как великому скандинавскому драматургу Йоргену Ловбергу, известному своим совре­менникам под именем Йорген Ловберг. Его отношения с противоположным полом были мучительны, но благодаря страданиям и горю, которые они принесли самому автору, Ловберг подарил миру таких непохожих и незабываемых героинь, как Дженни Ангстрем в пьесе «Всюду гуси» и фрекен Дроссель в «Маминых галошах». Ловберг (урожденный Lovberg, он в зрелые годы снял точки над «о» и разместил их на переноси­це) родился в Стокгольме в 1836 году. Первую пьесу он написал в четырнадцать лет. Она назы­валась «Муки смущения» и увидела свет рампы, когда автору было уже за шестьдесят. Критика встретила ту постановку разноречиво, однако смелость темы (любовь благовоспитанной де­вушки к головке швейцарского сыра) заставила

консервативную публику покраснеть. В творче­стве Ловберга можно выделить три периода. Первым был создан цикл пьес о страхе, ужасе, отчаянье и одиночестве (комедии). Затем драма­тург обратился к острым общественным пробле­мам. Его драмы того периода сыграли немалую роль в переходе к более безопасным методам взвешивания кильки. И наконец, шесть великих трагедий, образующих последний цикл: они написаны незадолго до смерти. В 1902 году от творческого перенапряжения у Ловберга отва­лился нос, и драматурга не стало.

Первой из великих ловберговских женщин пришла к зрителю Хедвиг Молдау — главная героиня пьесы «До гланд», в которой автор вы­нес насмешливый приговор великосветской графомании. Хедвиг известно, что Грегор Нор-стад использовал нестандартный строительный раствор, когда клал крышу курятника. Однажды ночью крыша обрушивается на Клавара Экдаля. Хедвиг узнает, что несчастный одновременно ослеп и облысел, и её охватывают муки совести. Следует знаменитая финальная сцена.

Хедвиг. Значит... все-таки рухнула.

Доктор Рорлунд (после большой паузы). Да. Прямо на голову.

Хедвиг (насмешливо). Интересно, что его за­несло в курятник?

Доктор. Любил кур. Нет-нет, не всех, не кур

вообще, уверяю вас. Некоторых. (Многозна­чительно.) Он умел ценить кур.

X е д в и г. А Норстад? Что он делал, когда... это случилось?

Доктор. Натерся чесноком и спрятался в по­гребе.

X е д в и г (себе). Я никогда не выйду замуж.

Доктор. Вы что-то сказали?

Хедвиг. Вам показалось. Идемте, доктор. Пора бы вам постирать рубашку. Пора бы всем постирать рубашки...

Образ Хедвиг многим обязан родной сестре Ловберга Хильде, властной и неврастеничной женщине. Она была замужем за вспыльчивым финским мореходом, который в конце концов загарпунил ее. Ловберг боготворил сестру и только благодаря ее влиянию избавился от при­вычки разговаривать со своей тростью.

Вторую в череде великих героинь Ловберг вывел в пьесе «Дикая шутка», могучей драме ревности и страсти. Мольтвик Дорф, укротитель анчоусов, узнает, что его брат Аовульф получил в наследство деликатную болезнь их отца. Дорф обращается в суд. Он утверждает, что болезнь по праву принадлежит ему, но судья Мандерс берет сторону Аовульфа. Нетта Хольмквист, хо­рошенькая и самоуверенная актриса, подбивает Дорфа пойти на шантаж: пускай он пригрозит Аовульфу, что сообщит властям, как тот в свое

консервативную публику покраснеть. В творче­стве Ловберга можно выделить три периода. Первым был создан цикл пьес о страхе, ужасе, отчаянье и одиночестве (комедии). Затем драма­тург обратился к острым общественным пробле­мам. Его драмы того периода сыграли немалую роль в переходе к более безопасным методам взвешивания кильки. И наконец, шесть великих трагедий, образующих последний цикл: они написаны незадолго до смерти. В 1902 году от творческого перенапряжения у Ловберга отва­лился нос, и драматурга не стало.

Первой из великих ловберговских женщин пришла к зрителю Хедвиг Молдау — главная героиня пьесы «До гланд», в которой автор вы­нес насмешливый приговор великосветской графомании. Хедвиг известно, что Грегор Нор-стад использовал нестандартный строительный раствор, когда клал крышу курятника. Однажды ночью крыша обрушивается на Клавара Экдаля. Хедвиг узнает, что несчастный одновременно ослеп и облысел, и её охватывают муки совести. Следует знаменитая финальная сцена.

Хедвиг. Значит... все-таки рухнула.

Доктор Рорлунд (после большой паузы). Да. Прямо на голову.

Хедвиг (насмешливо). Интересно, что его за­несло в курятник?

Доктор. Любил кур. Нет-нет, не всех, не кур

вообще, уверяю вас. Некоторых. (Многозна­чительно.) Он умел ценить кур.

X е д в и г. А Норстад? Что он делал, когда... это случилось?

Доктор. Натерся чесноком и спрятался в по­гребе.

X е д в и г (себе). Я никогда не выйду замуж.

Доктор. Вы что-то сказали?

Хедвиг. Вам показалось. Идемте, доктор. Пора бы вам постирать рубашку. Пора бы всем постирать рубашки...

Образ Хедвиг многим обязан родной сестре Ловберга Хильде, властной и неврастеничной женщине. Она была замужем за вспыльчивым финским мореходом, который в конце концов загарпунил ее. Ловберг боготворил сестру и только благодаря ее влиянию избавился от при­вычки разговаривать со своей тростью.

Вторую в череде великих героинь Ловберг вывел в пьесе «Дикая шутка», могучей драме ревности и страсти. Мольтвик Дорф, укротитель анчоусов, узнает, что его брат Аовульф получил в наследство деликатную болезнь их отца. Дорф обращается в суд. Он утверждает, что болезнь по праву принадлежит ему, но судья Мандерс берет сторону Аовульфа. Нетта Хольмквист, хо­рошенькая и самоуверенная актриса, подбивает Дорфа пойти на шантаж: пускай он пригрозит Аовульфу, что сообщит властям, как тот в свое

время подделал подпись одного пингвина на страховом свидетельстве. Следует четвертая сце­на второго действия.

Дорф. Нетта, Нетта! Всё кончено. Я проиграл.

Нетта. Так может говорить только ничтож­ный слабак, который не способен найти в себе мужества...

Дорф. Мужества?

Нетта. Мужества сказать Парсону Сматерсу, что он никогда больше не сумеет ходить нормально и обречен прыгать до конца сво­их дней.

Дорф. Нетта! Нет. Я не могу.

Нетта. Еще бы! Конечно, не можешь. Зря я заговорила об этом.

Дорф. Парсон Сматерс доверяет Аовульфу. Было время, он делил с ним последнюю пластинку жвачки. Правда, меня тогда еще не было на свете. Ах, Нетта...

Нетта. Не хнычь. Банк не позволит Аовульфу перезаложить крендель. Тем более, он уже съел половину.

Дорф. Нетта, что ты предлагаешь?

Нетта. То, что любая жена сделала бы ради собственного мужа. Надо засолить Аофульва.

Дорф. Опустить в рассол собственного брата?

Нетта. А что тут такого? Чем ты ему обязан?

Дорф. Но это слишком жестоко. Послушай, Нетта... А что, если уступить ему нашу на-

следственную болезнь? В конце концов, можно найти компромисс. Скажем, он заби­рает болезнь, но оставляет мне симптомы?

Н е т т а. Компромисс? Не смеши меня. Госпо­ди, как меня тошнит от твоего мещанства, Мольтвик. Если бы ты знал, как я устала от нашего брака. От твоих вечных идей, твоих привычек, твоих разговоров. От этого плю­мажа, который ты надеваешь к обеду.

Д о р ф. Остановись... Не трогай плюмажа.

Нетта (презрительно). Послушай, Мольтвик. Я хочу тебе кое-что рассказать. Об этом знаем только я и твоя мать. Ты гном, Моль­твик.

Дорф. ЧТО?

Нетта. Всё в этом доме построено в масштабе один к двадцати пяти. Твой настоящий рост — девяносто три сантиметра.

Дорф. Не смей. Не надо. Прекрати, мне пло­хо. Вот, вот, снова эти ужасные боли... Ска­жи, что ты пошутила, Нетта!

Н е т т а. Нет, Мольтвик.

Дорф. У меня дрожат коленки.

Нетта. Ничтожество.

Дорф. Нетта, Нетта, скорее открой окна!

Нетта. Нет. Сейчас я зашторю их.

Дорф. Свет! Умоляю... Дайте Мольтвику свет!

Для Ловберга Мольтвик стал символом преж­ней, гниющей и умирающей Европы. Напротив, в Нетте воплотилась жестокая, первобытная

мощь истории, которой предстояло в ближай­шие полвека совершенно переменить облик континента и найти свое наивысшее воплоще­ние в песнях Мориса Шевалье. Отношения Нетты и Мольтвика как зеркало отразили брак самого Ловберга с актрисой Сири Брекман, служившей для драматурга неиссякаемым источником вдохновения все восемь часов их совместной жизни. Позже Ловберг был женат еще несколько раз, но уже только на манекенах из универмага.

Безусловно, самая совершенная из героинь Ловберга — фру Сенстед в «Спелых персиках», его последней реалистической драме. (После «Персиков» он экспериментировал с формой и написал пьесу, в которой всех персонажей звали Ловбергами. Увы, успеха она не имела. Драматургу оставалось жить еще три года, но после того сокрушительного провала он уже не выходил из своего плетеного бака для белья). «Спелые персики» по праву относят к вели­чайшим шедеврам мастера, а заключительная сцена с миссис Сенстед и ее невесткой Бертой сегодня, пожалуй, современна как никогда.

Берта. Ну, скажи же, что тебе нравится, как мы обставились! Если бы ты знала, чего стоит устроить дом на зарплату чревовеща­теля...

Фру Сенстед. Что ж, всё вполне... удобно.

Б е р т а. Удобно? И всё?

Фру Сенстед. Кто придумал обтянуть го­лову лося алым атласом?

Берта. Твой сын, конечно. Генрик — при­рожденный дизайнер.

Фру Сенстед (внезапно). Генрик — неиспра­вимый болван!

Берта. Неправда!

Фру Сенстед. Ты знаешь, что до прошлой недели он понятия не имел, что такое снег?

Берта. Как вам не стыдно!

Фру Сенстед. Мой дорогой мальчик...Послушай, Берта. Ты ведь не знаешь,— Генрик сидел в тюрьме. Да-да. Его посадили за то, что неправильно говорил слово «дифтонг».

Берта. Я не верю вам.

Фру Сенстед. Увы, детка. И с ним в каме­ре оказался один эскимос...

Берта. Замолчите! Я не хочу ничего об этом знать!

Фру Сенстед. А придется, моя кукушечка. Ведь, кажется, так Генрик зовет тебя?

Берта (сквозь слезы). Да, так. Он зовет меня его кукушечкой. А иногда его воробушком. А иногда бегемотиной.

Обе плачут навзрыд.

Фру Сенстед. Берта, милая Берта... Ушан­ка, которую он носит,— не его. Ему выдали ее на работе.

Берта. Мы должны помочь Генрику. Мы должны прямо сказать ему, что сколько бы человек ни махал руками — он не взлетит.

Фру Сенстед (неожиданно рассмеявшись). Генрик всё знает. Я рассказала ему, как ты относишься к его супинаторам.

Берта. Вот как... Значит, ты обманула меня?

Фру Сенстед. Называй как хочешь. Ген­рик сейчас в Осло.

Берта. В Осло!

Фру Сенстед. Герань он забрал с собой.

Берта. Вот как. Вот...как... (медленно уходит через застекленные двери в глубине сцены).

Фру Сенстед. Вот так, моя кукушечка. Он все-таки вырвался из твоего цепкого клю­вика. Не пройдет и месяца, как наконец исполнится его заветная мечта: мой маль­чик сожжет свои колючие варежки и раз­рубит все узлы на шнурках. А ты что же, на­деялась заточить его тут навечно, Берта? Как бы не так! Генрик — вольный зверь, он не может жить в клетке! Как дикому хомя­ку, как всякой вши — ему нужна свобода! (Выстрел за сценой. Фру Сенстед бросается в комнату Берты. Крик. Фру Сенстед возвра­щается; на ней нет лица, ее колотит дрожь.) Насмерть. Счастливая. А я... я должна жить дальше. Вот уже наступает ночь. Как быстро она наступает! Как быстро! — а мне еще надо успеть перевесить традесканции.

Создавая образ фру Сенстед, Ловберг мстил матери, которая тоже была очень строгой жен­щиной. Начинала она воздушной акробаткой в бродячем цирке. Будущий отец драматурга, Нильс Ловберг, работал живым пушечным ядром. Молодые встретились в воздухе и поже­нились прежде, чем коснулись земли. Однако брак оказался несчастливым, и к тому времени, как Йоргену исполнилось шесть лет, родители уже ежедневно палили друг в друга из цирковых пистолетов. Такая обстановка не могла не подействовать на впечатлительного мальчика. Довольно скоро у него появились первые симп­томы впоследствии знаменитых ловберговских «настроений» и «тревог». Например, до конца дней при виде цыпленка-табака он снимал шляпу и кланялся. В последние годы Ловберг признавался близким друзьям, что «Спелые персики» дались ему нелегко, и несколько раз ему казалось, что он слышит голос матери. Она спрашивала, как добраться с Манхэттена к ста­туе Свободы.


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.006 сек.)