Золотые времена

Мемуары т первых рук

Мы начинаем публиковать выдержки из мемуа­ров Фло Гиннес, которые сейчас готовятся к из­данию. Дылда Фло, как называли ее друзья (впрочем, враги называли ее так же), безуслов­но, выделяется среди прочих владельцев баров и салонов, незаконно торговавших спиртным во время Сухого закона; в этих записях она пред­стает женщиной, пылко влюбленной в жизнь, а также разочарованной артисткой, которой пришлось отказаться от своих честолюбивых планов и стать скрипачкой — когда она поняла, что под этим подразумевается. Сейчас Дылда Фло впервые говорит от первого лица.

«Сначала я танцевала в Чикаго у Малыша Неда в клубе «Сокровище». Нед был прони­цательным и предприимчивым бизнесменом, который все свои деньги сделал с помощью того, что сейчас называют воровством. Разуме­ется, в наше время это означало совсем другое.

Да, Нед был человеком огромного обаяния, нынче таких не встретишь. Если вы с ним не соглашались, он мог переломать вам ноги — это все знали. Он так и делал, мальчики. Сколько ног он ломал! В среднем пятнадцать-шестна­дцать за неделю. Но со мной он был очень мил — видимо потому, что я всегда прямо гово­рила ему в лицо то, что я о нем думаю. «Нед,— сказала я ему как-то после обеда,— ты брехливый ворюга с моралью блудливого кота». Он только рассмеялся, но вечером я увидела, как он ищет в словаре значение слова «брехливый». В общем, танцевала я в Чикаго у Малыша Неда в клубе «Сокровище». Я была его лучшей испол­нительницей — танцовщицей-актрисой. Другие девочки просто дрыгали ножками, а я в танце рассказывала историю. Например, про Венеру, рожденную из морской пены,— только на Брод­вее и на 42-й улице, и она у меня шаталась по ночным клубам и плясала до рассвета, пока ее не хватил удар и не отнялась левая сторона лица. Печальное было зрелище, ребятки. Но я имела успех.

Однажды Малыш Нед вызвал меня к себе в кабинет и сказал: «Фло». (Он всегда называл меня Фло, если только не был страшно зол. Тогда он называл меня Альберт Шнейдерман — до сих пор не знаю почему. Воистину не­исповедимы пути сердечные.) «Фло —сказал Нед,— выходи за меня замуж». Ну, тогда меня можно было перышком нокаутировать. Я рас-

плакалась, как дитя. «Это серьезно, Фло,— ска­зал Нед.— Я очень люблю тебя. Мне трудно об этом говорить, но я хочу, чтобы ты стала мате­рью моих детей. А если откажешься, я тебе ноги переломаю». Ровно через два дня мы с Недом связали себя узами брака. А на третий день Нед нечаянно сплюнул вишневую косточку на шля­пу Аль Капоне и после пулеметной очереди умер.

Я, разумеется, сразу разбогатела. Первым делом я купила папе с мамой ферму, о которой они мечтали всю жизнь. Они, правда, утвержда­ли, что никогда не думали о ферме, а хотели машину и меха, но я решила это проверить. Сельская жизнь им тоже понравилась, хотя в начале сороковых отца ударило молнией и следующие шесть лет на вопрос, как его зовут, он отвечал «Подгузник». А я через три месяца разорилась. Неудачная инвестиция. По совету друзей я вложила деньги в китобойный промы­сел города Цинциннати.

И я стала танцевать у Большого Эда Коле­со, который гнал самогон такой крепости, что его можно было пить только в противогазе. Эд платил мне три сотни в неделю за десять вы­ступлений — по тем временам это были нема­лые деньги. С чаевыми я получала больше президента Гувера. А ведь он выступал по две­надцать раз в неделю. Я выходила в девять и в одиннадцать, а Гувер — в десять и в два. Гувер

был хорошим президентом, но всегда что-то мычал в уборной. Меня это приводило в бешен­ство. А затем как-то раз мое выступление уви­дел владелец клуба «Вершина» и предложил мне пять сотен в неделю. Я сразу пошла прямо к Эду. «Эд, Билл Хэллоран из «Вершины» пред­ложил мне пять сотен в неделю». «Фло,— отве­тил Эд,— если ты сумеешь выколотить из него пять сотен в неделю, я отойду в сторону». Мы пожали друг другу руки, и я побежала к Биллу Хэллорану с хорошей новостью, но несколько друзей Большого Эда успели раньше меня, и к моему приходу физическое состояние Билла резко изменилось — от него остался только пронзительный голос, доносившийся из короб­ки из-под сигар. Билл сказал, что решил бросить шоу-бизнес, уехать из Чикаго и обосно­ваться где-нибудь поближе к экватору. Так что я танцевала у Большого Эда Колесо, пока организация Аль Капоне не выкупила его дело. Я сказала «выкупила», ребята, но на самом деле Большой Аль предложил Большому Эду при­личную сумму, а Эд отказался. Позже в тот же день, когда Эд ужинал в ресторане «Жаркое и отбивные», у него вдруг лопнула голова. Ни­кто так и не узнал почему.

На сэкономленные деньги я купила бар «Три двойки» *, и он сразу же стал самым попу­лярным заведением в городе. Там бывали все:

* Существует казино «Четыре двойки».

Бэйб Рут, Джек Демпси, Джолсон *, Командор. Командор приходил каждый вечер. Бог ты мой, ну и пила эта лошадь! Бэйб Рут, помню, втюрился в хористочку по имени Келли Суэйн. Он настолько от нее шалел, что напрочь забывал о бейсболе и дважды обмазался маслом, вообра­зив себя знаменитым пловцом. «Фло,— говорил он мне,— я без ума от этой рыженькой. Но она ненавидит спорт. Я соврал, что посещаю лекции Витгенштейна, но, по-моему, она что-то запо­дозрила».— «Значит, ты без нее жить не мо­жешь, Бэйб?» — спросила я. «Не могу, Фло. И это мешает сосредоточиться. Вчера я отбил четырежды и дважды сел на базу, но ведь сейчас январь, а в январе игр нет. Все это было в номе­ре отеля. Ты можешь мне помочь?» Я обещала поговорить с Келли и на следующий день загля­нула в «Золотую скотобойню», где она танцева­ла. «Келли,— сказала я,— наш бамбино втрескался в тебя по уши. Он знает, что ты девочка культурная, и если придешь на свидание, он бросит бейсбол и уйдет в труппу Марты Грэхэм»**. Келли посмотрела мне прямо в глаза. «Скажи этому недомерку,— ответила она,— что

* Бэйб Рут (1895—1948) — знаменитый бейсболист. Джек Демпси (1895—1983) — знаменитый боксер. С 1919 по 1926 год был чемпионом мира в тяжелом весе. Ол Джолсон (1886—1950) — певец и киноактер, снявшийся в первом звуковом фильме «Певец джа­за» (1927).

** Марта Грэхэм (1894—1991) — американская тан­цовщица и хореограф.

я выбралась сюда аж с водопада Чиппева вовсе не для того, чтобы завести шашни с ожиревшим правым крайним. У меня грандиозные планы». Через два года она вышла за лорда Осгуда Вел­лингтона Татла и стала леди Татл. Ее муж бросил дипломатическое поприще ради места стоппера в команде «Тигров». Скачущий Джо Татл. Сейчас работает учетчиком на уборке бо­бов во время первого урожая.

Мошенничество? Мальчики, я присутство­вала при том, как Ник Грек получил свое про­звище. Был в те времена мелкий шулер по име­ни Джейк Грек. «Фло,— сказал Ник, подозвав меня,— я хочу быть греком».— «Извини, Ник, но ты не Грек,— ответила я.— И по законам жуликов штата Нью-Йорк это запрещено».— «Знаю, Фло,— сказал Ник,— но родители всегда хотели, чтобы меня называли Греком. Сможешь за ужином свести меня с Джейком?» — «Само собой,— говорю я,— но если он узнает, зачем ты его зовешь, то не придет».— «Постарайся, Фло,— сказал Ник.— Для меня это очень много значит».

Ну, встретились они в гриль-баре ресторана Монти, куда женщинам доступа не было, а меня пускали только потому, что Монти был моим старым другом и видел во мне не женщину или мужчину, а, как он сам выражался, «бесформен­ный сгусток протоплазмы». Мы заказали фир-

менное блюдо — ребрышки, которые Монти умел готовить так, что они по виду и по вкусу напоминали человеческие пальцы. Наконец Ник сказал: «Джейк, я хочу, чтобы меня звали Грек». Джейк побледнел. «Слушай, Ник,— отве­тил он,— если ты за этим меня позвал...» Да, ребятки, это был кошмар. Оба уже приняли боевую стойку.

— Вот что мы сделаем,—говорит Ник.— Сыграем. Старшая карта покажет, кого назы­вать Греком.

— А если я выиграю? —спрашивает Джейк.— Меня ведь и так зовут Грек.

— Если выиграешь, Джейк, можешь взять телефонную книгу и выбрать себе любое имя. Плюс мои поздравления.

— Кроме шуток?

— Фло свидетель.

В зале повисло ощутимое напряжение. Принесли колоду карт, и началась игра. Нику выпала дама, и у Джейка затряслись руки. Но затем Джейк вытащил туза. Все закричали, за­аплодировали, а Джейк взял телефонную книгу и выбрал себе имя Гровер Лембек. Все были счастливы, и с этого дня женщинам разрешили бывать в ресторане Монти при условии, что они умеют читать иероглифы.

Помню, как-то раз в «Уинтер-гарден» устраи­вали грандиозное музыкальное ревю «Звездно-полосатый сброд». В ведущие прочили Джолсона,

но он отказался, потому что его хотели заста­вить петь «Кашу для двоих»*, а он терпеть не мог эту песню. Там была такая строка: «Лю­бовь — это всё, а кобыле — овес». Короче, в ре­зультате ее спел молодой и никому не извест­ный Феликс Бромптон, которого позже аресто­вали в номере отеля с газетной вырезкой размером в один дюйм, изображавшей Хелен Морган. Это попало во все газеты. Ну вот, как раз вечерком заваливается ко мне в «Три двой­ки» Джолсон с Эдди Кантором.

— Фло,— говорит Джолсон,— я слышал, что Джордж Рафт** на прошлой неделе бил здесь чечетку.

— Джордж здесь никогда не был,—отве­чаю я.

— Если ему можно тут плясать,—говорит Джолсон,— то я хочу тут петь.

— Ол,— говорю я,— не было здесь Джорджа.

— А ему кто-нибудь аккомпанировал на фортепиано?

— Ол,— говорю я,— если ты возьмешь хоть одну ноту, я тебя лично вышвырну.

* Известная джазовая тема называется «Чай для дво­их».

** Хелен Морган (1900—1941) — американская кино­актриса 1930-х годов. Эдди Кантор (1892-1964) -американский певец и киноактер, популярный в 1930-е годы. Джордж Рафт (1895—1980) — из­вестный американский киноактер, успешно сни­мавшийся с конца 1920-х по 1980-е годы.

И тут старина Джолли становится на одно колено и заводит «Ту-ту, милашка». Пока он пел, я продала заведение, и когда он закончил, там уже была китайская прачечная Уинг Хо. Джолсон мне этого так никогда и не простил, поскольку выходя споткнулся о тюк с грязным бельем.

Поиск по сайту: