Блудница из читалки

Предчувствия для частного детектива — штука весьма небесполезная. Хотя бы вот и в этот раз: когда ко мне в контору вкатился этот расплыв­шийся колобок по имени Уорд Бэбкок, тут же вылив на меня весь ушат своих горестей, мне следовало бы повнимательнее отнестись к ледя­ной дрожи, которая так и пронизала мой позво­ночник.

— Кайзер? — осведомился он.— Кайзер Люповиц?

— Что ж, в моей лицензии именно так и значится,— парировал я.

— Мне нужна ваша помощь. Меня шанта­жируют! Умоляю!

Он трясся, как солист рок-ансамбля. Я по­додвинул ему через стол стакан и бутылку пше­ничной, которую всегда держу под руками для надобностей не вполне медицинских.

— Ну-ка расслабься. Потом все объяснишь.

— Вы... вы не расскажете моей жене?

— Войди в мое положение, Уорд. Я не могу ничего обещать.

Он попытался разлить по стаканам, но звон при этом, должно быть, и на улицу доносился, а пойло в основном пролилось ему в башмаки.

— Я человек рабочий, — сказал он. —Сле­сарь-ремонтник. Делаю и починяю хлопушки и хрюкалки для подначек. Ну, вы знаете — ма­ленькие такие штучки,— подает тебе кто-нибудь руку здороваться, а она как хрюкнет!

- Ну?

— Кстати, многие из начальства это любят. Особенно там, на Уолл-стрит.

— Ну-ну, ближе к делу!

— Так я же и говорю: по командировкам, значит, мотаюсь как проклятый. В общем, сами понимаете, что это значит. Иной раз таким себя одиноким чувствуешь! Да нет, не то, что вы думаете! Видите ли, Кайзер, в глубине души ведь я интеллигент. Конечно, всегда можно подцепить какую-нибудь фифу, но по-настоя­щему умные женщины — это ведь все же ред­кость.

— Ага... дальше!

— Да. В общем, сказали мне про одну мо­лоденькую девчонку. Восемнадцать лет. Сту­дентка из Яссара. За деньги она к тебе придет и будет говорить на любую тему — Пруст, Йейтс, антропология... Обмен мыслями. Поня­ли теперь, к чему клонится?

— Не вполне.

— Я ничего не говорю, жена у меня — чудо, не поймите превратно. Но не хочет она со мной говорить про Эзру Паунда. Или там про Элиота. А я этого не знал, когда на ней женился. Слу­шайте, Кайзер, мне нужна женщина, которая бы возбуждала меня интеллектуально. И я бы с радостью за это заплатил. Мне не нужна связь, я хочу мгновенной интеллектуальной отдачи, а потом пусть себе катится. Господи, Кайзер, я ведь совсем не считаю, что в браке мне не по­везло!

— И давно уже это тянется?

— Да шесть месяцев. Как на меня накатит, я звоню Флосси. Она у них вроде бандерши. У нее диссертация по сравнительной лингвис­тике. И она мне посылает интеллигентную де­вицу, понятно?

Вот оно что. Один из тех, которых хлебом не корми, а подавай им умную бабу. Мне даже жалко стало парня. И ведь не он один, должно быть, в таком положении. Навалом, наверное, таких фраеров, изголодавшихся по интеллекту­альному общению с противоположным полом. Последнюю рубаху с себя ради этого снимут.

— И вот теперь она грозится рассказать жене,— сказал он.

— Кто грозится?

— Да эта Флосси. Они установили жучок и записали на пленку, как я в номере мотеля обсуждаю Элиота и Сьюзан Зонтаг, и, надо при­знать, там в некоторых местах меня действи-

тельно заносит. Выкладывай им десять кусков, или они тут же донесут обо всем моей Карле. Кайзер, помогите мне! Карла умрет, если узна­ет, что умственно она меня не заводит.

Все те же знакомые ухватки гостиничных «зажигалок»! Надо сказать, из полиции до меня доходили уже кое-какие толки насчет сомни­тельных делишек группы женщин с образовани­ем, но пока что-то там у ребят подзаклинило.

— Ну-ка, бери телефон, соединяй меня с Флосси.

— Зачем?

— Я берусь за твое дельце, Уорд. Но у меня такса — пятьдесят долларов в день, плюс расхо­ды. Придется тебе перечинить изрядную кучу этих твоих хрюкалок.

— Ладно, на десять-то кусков вы все же меня не разденете! — сказал он, осклабясь, под­винул к себе телефон и набрал номер. Я принял от него трубку и подмигнул ему. Что ж, он мне начинает нравиться.

Спустя секунды три ответил голосочек неж­ный, как капроновый чулок, и я изложил свою просьбу.

— Насколько я понимаю, вы мне можете обеспечить час полноценной трепотни,— ска­зал я.

— Конечно, мой хороший. О чем будем разговаривать?

— Я бы хотел обсудить Мелвилла.

— «Моби Дик» или рассказы?

— А что за разница?

— Разница в цене, вот и все. За символизм

доплата отдельно.

— Ну, и во сколько же это мне обойдется?

— Пятьдесят, может, сто за «Моби Дика». А хотите сравнительный анализ — Мелвилл и Готорн? За сотню могу устроить.

— Годится,— сказал я и продиктовал ей но­мер комнаты в отеле «Плаза».

— Хотите блондинку или брюнетку?

— Хочу сюрприз,— сказал я и повесил трубку.

Я побрился и, пока заправлялся черным кофе, заодно перелистнул соответствующий том энциклопедии. Не прошло и часа, как в дверь постучали. Я отворил. Передо мной стояла рыженькая малышка, как два больших шара ванильного мороженого упакованная в тугие слаксы.

— Привет, меня зовут Шерри.

Что ж, они действительно умеют действо­вать на воображение. Длинные прямые волосы, кожаная сумочка, в ушках серебряные колечки, никакой косметики.

— Поразительно, и как это тебя в гостини­цу в таком виде пустили! — сказал я. — Швейцар обычно за версту интеллигенток чует.

— Успокоила его пятеркой.

— Начнем? — пригласил я, указывая на ку­шетку.

Она закурила и приступила к делу.

— Что ж, можно начать с того, что «Билли Бад» — мелвилловское оправдание отношения божественного к сущему, нэ-се-па?

— Похоже, правда не в мильтонианском смысле.

Я блефовал. Мне было интересно, способна ли она на это клюнуть.

— Нет-нет! В «Потерянном рае» как раз не­достает этой субструктуры пессимизма.

Клюнула!

— Да. Да. Господи, как вы правы! — мур­лыкал я.

— По-моему, Мелвилл нам заново открыл невинность как добродетель. Добродетель в наивном, но все же усложненном понимании, вы не согласны?

Я предоставил ей высказываться дальше. Ей было едва ли девятнадцать, но она успела уже и усвоить и закрепить все эти псевдоинтеллек­туальные ужимки. Стрекоча, она многословно сыпала познаниями, но все это совершенно механически. Только это я подначу ее копнуть поглубже — она мне тут же обманный финт: «Да, Кайзер, ах, как это глубоко! Подумать только! Платоническое осмысление христиан­ства! И как это мне в голову не приходило!»

Около часа мы так проболтали, а потом она мне сказала, что ей пора. Она встала, я выложил сотенную.

— Спасибо, мой хороший.

— Там, где я это раздобыл, деньжата водят­ся и покруче!

— Ты это к чему? Я поймал ее на любопытстве. Она снова

села.

— А что, если б мне вздумалось устроить... ну, вроде как посиделки? — сказал я.

— Как это — посиделки?

— Ну, скажем, две девушки объяснили бы мне Ноэма Хомски*.

— Ммм... так!..

— Ну, нет так нет. Забудем, ладно?

— Тут тебе надо действовать через Флос­си,— сказала она. — Но учти: это влетит в копе­ечку!

Пришло время затянуть гайки. Ткнув ей в нос значок частного детектива, я сообщил, что взял ее на понт.

— Я легавый, малышка, а обсуждение Мел-вилла за деньги карается по статье 802. Полу­чишь срок.

— Ах, скотина!

— Потише, бэби, не пришлось бы все по­вторить в полиции. Там тебя за такие слова, по­жалуй, не похвалят.

Она ударилась в слезы. «Кайзер, отпустите меня! Ну, пожалуйста! — хныкала она. — Мне

* Ноэм Хомски (р. 1928) — американский лингвист, один из крупных представителей структурализма, создатель т. н. транформационной грамматики.

деньги нужны дотянуть до диплома! Меня сняли со стипендии! Второй раз уже. О, Господи!»

Тут она выложила все до точки. Музыка и языки в детстве. Потом молодежные лагеря социалистов, демонстрации и плакаты. Те да­мочки, которые шпалерами стоят у служебного выхода из театра,— это все она, и те, что каран­дашиком карябают на полях какой-нибудь из книг о Канте: «Поразительно! Гениально!» — это тоже она. Но где-то она оступилась. Где-то сделала неверный шаг и поскользнулась.

— Мне позарез понадобились деньги. А одна подружка сказала, что у нее есть знакомый женатик, у которого супруга не очень-то волокет. А он балдеет от Блейка. А она не рубит в этом, хоть тресни. Я говорю — ладно, за хоро­шие бабки почему не поговорить с ним о Блейке? Сначала-то я нервничала! Несла ахинею! Но оказалось, ему — до лампочки. И тут та подруж­ка сказала, что он не один такой. Ой, бывало уже, меня ловили! Однажды застукали, когда я в машине читала вслух какие-то стихи из анто­логии, а в другой раз остановили и обыскали в парке Тэнглвуд. В третий раз мне от них не отделаться!

— Тогда веди меня к Флосси. Она закусила губку и говорит:

— Книжный магазин Хантер-колледжа — ширма!

— Вот как?

— Вроде как те игорные притоны, которые спрятаны позади маникюрных кабинетов. Да вы сами увидите.

Я тут же звякнул в управление и навел справки. Потом я отпустил ее.

— Ладно,— говорю,— малышка. Считай, что сошла с крючка. Но из города не уезжай покуда.

Ее личико благодарно приблизилось к моей синеватой роже.

— Хочешь достану тебе фотографию Дуайта Макдональда, где он читает? — прошептала она.

— Ладно, как-нибудь в другой раз.

Когда я вошел в книжный магазин Хантер-колледжа, навстречу мне поднялся продавец, молодой человек с пытливыми глазами.

— Чем могу быть полезен? — осведомился он.

— Я ищу редкое издание «Рекламы самого себя»*. Знаю, что автор отпечатал несколько тысяч экземпляров с золотым обрезом — для друзей.

— Я наведу справки,—сказал парень.— У нас прямая связь с домом Мейлера.

Взглядом я осадил его. — Я от Шерри,— сказал я.

— Ну, тогда пошли,— нимало не удивился парень.

Он нажал кнопку, стена книг отъехала в сторону, и, словно агнец, я очутился посреди

* «Реклама самого себя» — сборник эссе (1961) знаме­нитого американского писателя Нормана Мейлера.

суматошного дворца наслаждений, который зовется «У Флосси».

Пунцовые тисненые обои вкупе с обстанов­кой в викторианском стиле создавали атмосфе­ру. Бледные, остриженные без затей нервные девы в очках, оправленных металлом, лениво развалясь, сидели и лежали на диванах с соблаз­нительно приоткрытыми томиками классики издательства «Пингвин» в руках. Блондинка с улыбкой от уха до уха подмигнула мне, дерну­ла подбородком в сторону комнаты на втором этаже и сказала:

— Мужчина, как насчет Уоллеса Стивенса, а?

Тут предлагались, однако, не только чисто интеллектуальные удовольствия; эмоции тоже были в ходу. Как выяснилось, за полета можно было «вступить в отношения, не доходящие до интимных». За сотню девица одалживает тебе свои пластинки Бартока, идет с тобой обедать, затем позволяет присутствовать при истери­ческом припадке. За полтораста ты слушаешь стереоприемник с близняшками. За три сотни идет большой набор: в Музее современного искусства тебя как бы невзначай подклеивает тощая брюнетка еврейской национальности, дает читать свою дипломную работу, впутывает тебя в визгливую свару в ресторане из-за фрейдовской трактовки природы женщины, а по­том симулирует самоубийство (способ — по вы­бору заказчика). В общем,— предел мечтаний,—

на любителя, конечно. А почему нет? Все же великий город — Нью-Йорк!

— Ну, как пейзажик? — раздался голос у меня за спиной. Я обернулся и обнаружил себя глаз в глаз с револьвером 38-го калибра. Вооб­ще-то я на слабый желудок не жалуюсь, но тут и у меня внутри что-то дрогнуло. Так и есть: это Флосси. Голос я узнал сразу, однако Флосси оказалась мужчиной. Лицо его было скрыто маской.

— Вы не поверите,— сказал он,— но у меня нет даже диплома колледжа. Меня вытурили за плохие отметки.

— Из-за этого вы и ходите в маске?

— Когда-то я мечтал прибрать к рукам «Нью-Йоркское книжное обозрение», у меня даже план был разработан детальный, но для этого, хоть тресни, надо было сойти за Лайоне­ла Триллинга *. На операцию я поехал в Мекси­ку. Там в Хуаресе есть такой врач — за деньги он кому угодно придаст сходство с Триллингом. Но что-то у него не вышло. Лицом я получился вылитый Оден, а голосом — Мэри Маккарти**. Тогда-то я и начал работать по ту сторону за­кона.

Быстро, прежде чем его палец успел при­вести в движение спусковой крючок, я начал

* Лайонел Триллинг (1905—1975) — знаменитый аме­риканский публицист и критик.

** Мэри Маккарти (1912—1989) — американский лите­ратуровед и критик.

действовать. Рванувшись вперед, я локтем са­данул ему в зубы и, пока он падал, выхватил у него револьвер. «Флосси» рухнул как тонна кирпичей. Когда подоспела полиция, он все еще стонал.

— Чистая работа, Кайзер,— сказал сержант Холмс.— Когда закончим с этим парнем мы, с ним хотят побеседовать ребята из ФБР. Что-то там какие-то аферы с дантовским «Адом», изданным с комментариями. Ну, взяли его, ре­бята!

В тот же вечер, немного попозже, я загля­нул к одной своей старой знакомой, Глории. Она блондинка. Диплом защитила с отличием. Вся разница в том, что она-то факультет физ­культуры закончила. Мне было хорошо!

Поиск по сайту: