Глава 25. Я сидела на краю кровати Жан-Клода

Я сидела на краю кровати Жан-Клода. Даже после того, как целый год я бывала здесь почти каждый день, я до сих пор не думала о ней, как о нашей кровати. Я завернулась в мягкое синее одеяло, потому что мои волосы снова были мокрыми, а все мои халаты — шелковыми. Жан-Клод стоял позади меня на коленях, в черном бархатном халате с меховыми лацканами, такими же черными, как и остальной наряд. Обычно мне очень нравилось, когда он надевал этот халат, но сегодня мне было все равно. Он сушил мои волосы с помощью большой, зубчатой насадки фена. Обычно я позволяла моим волосам высохнуть естественным образом, но я вся дрожала, и он попросил разрешения высушить их феном. Я не возражала. Мне было все равно. Самым лучшим в фене, помимо тепла, было то, что он гудел так громко, что никто не мог приставать ко мне с разговорами. Значение разговоров слишком переоценивают.

Жан-Клод взял другую прядь моих кудрей и приложил к ней фен. Я сидела, а горячий воздух овевал кожу головы, играл с моими волосами. Жан-Клод втер в них какой-то оставшийся у него кондиционер, осторожно, так чтобы фен не пересушил мои волосы. Предварительно он спросил у меня разрешения, и мой ответ был таким же, как и весь последний час: "Хорошо".

На вопрос: "Ты в порядке?", я автоматически отвечала: "Я в порядке". Если это и была ложь, правды я все равно пока не знала. Я была в порядке.

Он выключил фен и положил его на кровать рядом с собой. Собрал в пучок мои локоны в своих руках, сооружая такую прическу, которая ему нравилась. Я просто сидела, изредка моргая. Меня меньше всего беспокоило то, как выглядят мои волосы.

Я услышала звук открываемой двери. Я не обернулась. Это не казалось мне таким уж важным. Затем я почувствовала запах кофе. Мой пульс немного ускорился, я пошевелилась и вдруг поняла, насколько я горбилась. Я заставила себя сесть ровнее, расправила плечи, выровняла спину. Я не должна была съеживаться, как побитая собака; то, что часть меня ощущала себя именно таким образом, меня не трогало. Я чувствовала себя побитой, но я не могла позволить себе так выглядеть.

Передо мной появился Ричард. Он был без рубашки, но в джинсах — таких выцветших, что на них появились белые пятна, словно попали в какую-то аварию с отбеливателем. Обычно Ричард выбрасывал подобное старье. К тому же, он был босым.

— Мне жаль, что вся твоя одежда промокла, — сказала я. Мой голос звучал как-то неестественно, как будто в моей голове раздавалось эхо.

Он протянул мне красную кружку с кофе. Это была одна из новых кружек из набора посуды, который Натаниэль купил сюда. Так же, как и в нашем доме, он взял обычную большую столовую посуду двух контрастных цветов. У нас это были зеленый и синий цвет, а для цирка он выбрал красный и черный. Посуда стояла в недавно установленной кухне, которую сделали в то же время, что и новые ванные комнаты. Хорошо, что все не пошло наперекосяк, когда у нас здесь были все эти рабочие.

Ричард встал передо мной на колени и протянул кружку.

— Кофе. Тебе это нужно.

Я кивнула, но не шелохнулась, чтобы взять ее. Я могла думать только о Натаниэле в холле, с врачами и Микой, держащим его за руку. Я пыталась взять себя в руки и прекратить это дерьмо, прежде чем идти к нему. Какая-то тихая часть внутри меня продолжала повторять: "Хейвен пытался убить Натаниэля. Он хотел, чтобы Натаниэль лежал там с растекшимися по полу мозгами". Тогда я отогнала мысли прочь и попыталась ни о чем не думать.

— Ты не хочешь кофе? — спросил он.

— Пахнет хорошо, — сказала я, и мой голос звучал так же заторможено, как я себя чувствовала.

Ричард прикоснулся к моей руке, выглядывающей из-под края одеяла, и обернул мои пальцы вокруг ручки кружки.

— Пей.

Моя рука затряслась, когда я подняла кружку, поэтому мне пришлось помочь себе другой рукой, чтобы не опрокинуть кофе не себя. Двумя руками было удобнее. На секунду я замерла, вдыхая насыщенный аромат хорошего черного кофе. Кофе покупал для меня Натаниэль. Он был единственным, кто всегда выбирал то, что я хотела.

— Как Натаниэль? — спросила я.

— Как я уже говорил, ma petite, он в порядке. Он будет в порядке. Он пострадал, но это поправимо.

— Пей кофе, пока он горячий, Анита, — попросил Ричард.

Я отпила глоток, и это было замечательно. В нем было недостаточно сахара, но Ричард не знал, что я стала класть его больше. Его долго не было рядом, чтобы знать, что у меня что-то изменилось.

— Как мы всех защитим? — спросила я, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Когда ты будешь готова, мы встретимся с тиграми, — ответил Жан-Клод.

Я отрицательно покачала головой.

— Я имела в виду не от Марми Нуар, а от того, что только что случилось. Я думала, что мы с Хейвеном все решили. Я полагала, мы в безопасности.

— Мы все так думали, — заметил Ричард.

Жан-Клод сел позади меня, прижавшись своим телом к моей спине. Его руки бережно обвили мои плечи так, что он не мешал пить кофе, но все же обнимал меня.

— Ты не могла знать, ma petite.

— Что Хейвен был плохим парнем? Я знала, и то, что он избил их до полусмерти, только подтвердило, что он ничуть не изменился.

Он прижался лицом к моим волосам.

— Среди крыс Рафаэля тоже есть плохие парни, но они никогда бы не повели себя так. Это случилось не из-за его прошлого. И не из-за того, что он провел большую часть своей жизни по ту сторону закона.

— Тогда почему? Из-за чего?

— Не спрашивай сейчас, ma petite. Пожалуйста, оставь это в покое, пока не пройдет какое-то время.

— Нет, — отозвалась я, — если ты знаешь, почему это произошло, то скажи мне, потому что я не понимаю.

— Возьми кофе, Ричард, — попросил он.

Ричард забрал кружку и сел на полу, нащупывая рукой мои ноги в чистых джинсах под одеялом. У меня хватало одежды переодеться, независимо от того, сколько раз я ее портила. У меня здесь был весь мой треклятый гардероб. Так что я могла переодеваться после каждого кровопролития. Ричард погладил мою ногу сквозь ткань. Я не возражала.

— Скажи мне, Жан-Клод, — потребовала я.

Он обнял меня за плечи, его лицо приблизилось к моему.

— Я думаю, что он прежде никогда не был влюблен. Возможно, за всю свою жизнь он никогда и никого не любил по-настоящему. До тебя, ma petite.

Нахмурившись, я положила свои руки поверх его.

— И что это значит? Если я была его первой любовью, почему он пытался убить одного из тех, кого я больше всего люблю?

Он стиснул меня крепче, и я поняла, что мне не понравится то, что он собирается сказать. Но мне необходимо было это услышать. Мне нужно было понять, какого хрена все пошло наперекосяк.

— Мне сказали, он ответил на вопрос, почему он это сделал, ma petite.

Я кивнула.

— Он сказал — это потому, что я люблю других мужчин больше, чем его.

— Некоторые мужчины, влюбляясь в первый раз, принимают желание обладать за настоящую любовь. У собственности нет прав или чувств, она — то, чем владеют и управляют. Он провел более года, пытаясь сделать именно это, и проиграл.

— То есть, когда он напал на Мику и Натаниэля последний раз, когда мы все были в моем доме, это была своего рода последняя попытка… завладеть мной?

— Когда ты стала драться против него, на их стороне, он не смог этого понять, — спокойно сказал Ричард.

— Он причинил боль тем, кого я любила. Я не прощаю таких вещей.

— Но он был сильнее, чем они, он мог бы выиграть бой, если бы ты не стала на их сторону. Думаю, если бы он на самом деле был готов причинить тебе физическую боль, ты бы не победила его.

Я кивнула, держась за руки Жан-Клода, опираясь на его крепкое тело. Ричард поглаживал мои ноги снова и снова.

— Сегодня он хотел ранить меня.

— Может быть, — сказал Ричард, — но не тебе он хотел пустить кровь. Даже в запале боя он практически не ранил тебя, не так ли?

Я взглянула на него сверху вниз.

— Что ты имеешь в виду?

— Он не хотел причинить тебе боль физически, даже в самом конце.

— После этого я должна почувствовать себя лучше? — поинтересовалась я.

— Нет. То есть, да. Черт…

— Ты хочешь сказать, что Хейвен не ранил бы меня? Что я не должна была его убивать? — мой голос сорвался почти на крик.

— Нет, — сказал Ричард, — нет, он должен был умереть. Он был слишком опасен.

— Тогда что ты хочешь этим сказать?

Осторожно поставив кружку с кофе на тумбочку, Ричард опустился передо мной на колени, положив свои руки на мои ноги, укрытые одеялом.

— Я хочу сказать, что он не хотел ранить тебя физически, но стремился сделать тебе больно, Анита. Он хотел причинить тебе такую же боль, как ты — ему.

— Что это значит? — спросила я.

— Это значит, ma petite, что он знал, кого убить, чтобы разбить тебе сердце, — произнес Жан-Клод.

Я повернулась, чтобы видеть его лицо.

— Что?

— Ты меня любишь, я знаю, — сказал он, — но мысль о гибели Натаниэля, о его безвозвратной потере, мысль о том, насколько близко ты сегодня подошла к тому, чтобы утратить его навсегда — именно она заставляет тебя покрываться холодным потом и желать ничего не чувствовать.

Я открыла рот, чтобы сказать ему, что он сошел с ума, но тут же закрыла его и попыталась обдумать его слова. Затем отрицательно покачала головой.

— Я не знаю, что на это ответить. Я чувствовала бы себя так же плохо, если бы в той комнате лежал один из вас.

Ричард положил голову мне на колени. Моя рука машинально опустилась, чтобы прикоснуться к пушистым волнам его волос.

— Я знаю, что не безразличен тебе, Анита. Может быть, если я перестану быть таким ослом, ты снова полюбишь меня. Мне тоже пришлось несладко, когда я наблюдал, как ты влюбляешься в Натаниэля и Мику. Мику я принял. Он — Нимир-Радж. Может быть, он слишком мал, чтобы выиграть кулачный бой со мной или с одним из более крупных доминантов, но он — хороший лидер, лучше меня, лучше, чем был Хейвен. Мы оба это понимали и уважали его… Но Натаниэль… Мне потребовалось много времени, чтобы понять, за что ты его любишь.

Он говорил, опустив голову мне на колени, согнув свое длинное тело, чтобы иметь возможность прижаться головой и своими широкими плечами к моим коленям. Я видела только одну сторону его лица, когда он говорил, а он вообще не мог видеть моего. Так было задумано?

— Я не хотела обидеть тебя или кого-то еще, — выдавила я.

— Я знаю, — проговорил он, — но иногда я хотел ранить тебя, Анита. Я очень сожалею об этом сейчас, но Натаниэль задел мое мужское достоинство. Хейвен был намного большим мачо, отчасти потому, что таковы львы, а отчасти потому, что с юных лет жил в банде. Он просто не мог делиться с кем-то, кого считал слабаком.

Ричард обхватил мои ноги, обнимая меня.

— Он не мог вынести того, что ты любишь кого-то более слабого, менее доминантного, покорного во всем, и любишь его больше.

Я задумалась.

— Так вот почему он был уверен, что у меня был секс с Тревисом и Ноэлем? Они слабые, покорные… по крайней мере Ноэль, насчет Тревиса не уверена. Не думаю, что он сам успел определиться на свой счет.

Ричард кивнул головой, лежа у меня на коленях.

— Думаю, отчасти из-за этого. Он смотрел на мужчину, которого ты любила больше всего, и тех, в кого ты, казалось, легче всего влюблялась, и, как правило, это были менее доминантные мужчины. Мика — Нимир-Радж, но он не боролся с тобой за главенство среди леопардов. Он не спорит с тобой, как я.

Жан-Клод стоял неподвижно рядом со мной. Я посмотрела вниз на мужчину, лежащего у меня на коленях, и, наконец, сказала:

— Нет, не спорит.

Он поднял голову вверх, чтобы посмотреть мне в лицо.

— Я думал, тебе легко дается убивать. Я до сих пор не понимал, насколько дорого тебе это обходится, — он сглотнул, и его глаза заблестели. — Я позволял тебе убивать вместо меня в течение многих лет. Я заставлял тебя совершать ужасные вещи, потому что был слишком щепетилен. Я утешал себя, говоря, что это тебя не беспокоит, что тебе ничего не стоит делать грязную работу для волчьей стаи, но я обманывал себя, чтобы не чувствовать вину. Все, что ты сделала, чтобы защитить нас, и заставить других оборотней и вампиров дважды подумать, прежде чем нападать на Сент-Луис, имело свою цену. Я говорил себе, что ты не платишь эту цену, что ты слишком холодна. Сегодня я видел твое лицо, когда ты поняла, что Ноэль мертв. Я видел твое лицо после того, как ты убила Хейвена. Я видел боль. Я видел, чем ты расплачиваешься, и мне очень жаль, что тебе пришлось это делать в одиночку.

Я посмотрела в его карие глаза и не знала, ущипнуть себя, или его.

— О чём ты? Неужели теперь ты станешь помогать мне убивать людей?

Он покачал головой.

— Я буду защищать волков, применяя насилие, когда это нужно, но я никогда не буду убийцей, Анита. Я не жалею об этом, но мне жаль, что ты вынуждена платить большую цену за нашу безопасность, чем я, потому что я никогда не буду…

Он остановился, как будто не знал, что сказать.

— Ты никогда не будешь убийцей, как я? — закончила я.

Он поднял глаза и покачал головой.

— Я этого не говорил и никогда бы так не сказал. Хейвен должен был умереть. Он был слишком опасен, слишком непредсказуем, чтобы оставаться Рексом.

— Я убила его не из-за этого, — сказала я.

Ричард изучал мое лицо.

— Я не понимаю.

— Я убила его, потому что Ноэль совершил смелый поступок. Ноэль оттолкнул Натаниеля в сторону от выстрела. Ноэль, который был самым слабым из всех вас, ребята, когда пришло время, поступил храбро, и он должен был выжить. Он должен был бы жить и стать еще смелее, и получить степень магистра, и прожить свою жизнь. Ему было всего 24, и теперь он мертв, и мы даже не можем сказать его родителям, что он умер как герой, потому что мы не можем сказать им правду о том, что произошло. Они никогда не узнают, что он умер храбрецом, погиб достойно, погиб, спасая жизнь мужчине, которого я люблю… Тогда как все, что я смогла сделать — это пересечь комнату и стрелять его убийце в лицо, пока он не сдох, — я заплакала вопреки своему желанию держаться. — Я убила Хейвена не потому, что так было лучше для города или для львов, Ричард. Я убила его потому, что после того, как погиб Ноэль, это было меньшее, что я могла для него сделать. Я убила Хейвена потому, что он пытался убить Натаниэля, а это недопустимо. За это он должен был умереть. Потому что я видела по его глазам, что пока он жив, Натаниэль никогда не будет в безопасности. И я сделала все, чтобы защитить его.

Жан-Клод крепко обнимал меня, бормоча утешительные слова по-французски. Ричард снова уткнулся лицом в мои ноги и обнял их. Они прижимали меня к себе, и я позволила себе заплакать по Ноэлю, и Натаниэлю, и из-за осознания того, что я убила одного из своих любовников. Убила, несмотря на то, что мои губы все еще хранили вкус его тела, и я по-прежнему помнила ощущение его внутри себя. Я смотрела в те же самые глаза, которые глядели на меня в постели, когда мы занимались любовью, и превратила его лицо в месиво из мяса и костей.

И, в конце концов, последнее воспоминание превратило мой плач в рыдания.

Поиск по сайту: