Глава 17. В моих любимых панк-группах бас был самым громким инструментом и его партия была ведущей

***

В моих любимых панк-группах бас был самым громким инструментом и его партия была ведущей. И теперь, когда Майк Клинк начал работать с песнями, в дальнейшем войдущими в Appetite, бас тоже был самым громким на записи – ему было предоставлено много места. Он и не заглушал другие инструменты и не был в подчинении у них, как это было на многих записях тех лет – Клинк держал его ровно посередине.

Мы довольно серьёзно относились к записи, но вне студии всё оставалось таким же, как и обычно у нас бывает - вечеринки, драки, стычки с полицией. Полгруппы иногда спало в студии, потому что им до сих пор больше негде было ночевать, хотя лично я двигался в противоположном направлении в личной жизни. После периода без особенных отношений с девушками, я начал встречаться с девушкой, которую звали Мэнди. Она играла в группе под названием Lame Flames. К весне 1987, когда ганзы уже заканчивали запись, мы с Мэнди поселились вместе. Наша квартира стала островком стабильности не только для нас с Мэнди, но и для моих знакомых - для Тодда Крю, например. Его группа, Jetboy, на тот момент недавно заключила сделку с крупным лейблом. Каждый раз, когда кому-то был нужен Тодд – его группе, их манагерам, его семье – они звонили на мой номер. Теперь, когда у меня был нормальный человеческий телефон вместо необходимости использовать таксофон, я также мог куда больше звонить домой. Я часто звонил матери, взволнованно рассказывал ей о Мэнди и о тех крепких отношениях, которые, как мне казалось, я с ней строил. «Впервые после Стейси я чувствую, как будто бы нахожусь с девушкой в отношениях, которые могут продлиться долго». Ещё я много говорил с Большим Джимом. Он продолжал писать мне, всегда умудряясь проследить мой очередной адрес, так как я жил как кочевник в течение тех двух лет, прошедших с злополучного поставившего все на места тура в Сиэтл. Во время одного из тех долгих разговоров Джим сообщил мне, что он подумывал о переезде в ЛА – я был сумасшедше рад перспективе иметь рядом ещё одного надёжного друга.

Раз запись Appetite была завершена, нам нужно было заняться чем-нибудь ещё, пока мы дожидались окончания работы над всякими второстепенными вещами - альбом выйдет не раньше июля. Эксл, Иззи и Слэш поехали в Нью-Йорк на сведение альбома, я начал играть на ритм-гитаре в группе Drunk Fux, просто тусуясь с разными приятелями.

Однажды утром, когда Тодд сидел у меня, зазвонил телефон. Это был менеджер Jetboy и я передал Тодду трубку. Разговор долго не продлился – Тодд казался опустошённым, когда положил трубку.

- Что случилось?, спрашиваю я.

- Они меня только что выперли.

- Что блядь ты имеешь в виду?

- Отныне я не басист Jetboy. Они меня выгнали.

- Что? Это всё, что он сказал?

- Он сказал, что они решили, что я слишком много пью и тусуюсь с парнями из Guns N’ Roses.

Тодд был полностью подавлен. Награда за несколько лет упорного труда неожиданно отнята у него в последний момент.

Тогда я был очень зол на Jetboy. В сущности, они выгнали Тодда за то, что он совершенно слетел с катушек. Это разрушило товарищеские отношения, которые были у нас с этой группой. К сожалению, и нам предстояло встретиться с настолько же неприятной ситуацией внутри нашей собственной группы через несколько коротких лет.

На короткий срок Тодд присоединился к Drunk Fux, которая теперь состояла из него на басу, меня на ритм-гитаре, Стивена Адлера на ударке, поющего Дела, и Уэста Аркина на лид-гитаре.

Потом я обратил внимание, что уже несколько дней как не слышал ничего от Джима. До него дозвониться не получалось, поэтому я начал звонить другим сиэтлским знакомым, чтобы разузнать, что случилось. А потом мой телефон зазвонил. Это была девушка Джима. Она плакала - Джим умер от передоза героина. Сначала я не мог в это поверить. Он писал мне письма. Он присылал мне фотографии. Он собирался переехать в Лос-Аджелес. А теперь он был мёртв. О, боги. Моё сердце провалилось. Я чувствовал, как будто у меня изнутри что-то выдрали.

Почему ты не переехал в Лос-Анджелес, до того как это случилось, Джим?

Я полетел домой в Сиэтл на похороны Джима. Все мои прежние чувства относительно героина вернулись: Джо Тутонги, который убедил меня сваливать из Сиэтла тремя годами ранее, выступал на похоронах Джима – и в то самое время, когда он читал некролог по очередной жертве передозировки, сам Джо явно был под кайфом. Увидев на похоронах моего старого друга и соседа по комнате Эдди, я испугался, что он может быть следующим. Было ясно, что он относился к той категории, которую обычно называют наркоманы до гробовой доски. Та категория наркоманов, которые просто не могут остановиться чтобы не случилось – только смерть может избавить их от пристрастия.

Но у нас не было времени сидеть и размышлять о мрачных вещах. Guns N’ Roses направлялись в Лондон на концерт по случаю релиза Live! Like a Suicide EP, выпущенного шестью месяцами ранее, в декабре 1986-го. EP был быстрым и энергичным сборником песен – две наши и два кавера. В то время нам нельзя было иметь ничего – вообще ничего – на виниле. (Кстати, шум толпы в том ЕР был взят с записи фестиваля 1970-х «Texxas Jam» - мы подумали, что это прикольно – поставить на фон шум огромного стадиона, в то время как для нас считалось удачей играть для нескольких сотен.) Но ЕР не пользовался успехом нигде в мире. Кроме, как мы потом узнали, в Британии. Неведомо для нас, там росла группа фанатов и была рада каждой крупице информации и новостей о группе. Когда журнал Kerrang! прислал фотографа в Лос-Анджелес, чтобы снять нас для статьи в начале 1987-го, мы были полностью сбиты с толку. Kerrang! был крупнейшим британским рок-журналом. К нам уже проявляла интерес местная пресса, но Kerrang!? Мы были наполовину убеждены, что кто-то хочет над нами таким образом пошутить, но фотограф появился, и статья была напечатана. Затем лондонский организатор концертов связался с нами и предложил нам сыграть в известном клубе «Marquee» в июне, перед выпуском Appetite. До того момента, единственным местом вне штатов, где я был, являлся канадский Ванкувер, где я играл на панк-концертах с разными сиэтлскими группами в подростковом возрасте. Так что это были хорошие новости. Замечательные. Великолепные.

Английские пацаны были из тех, кто цепляются за одну группу и сильно по ней тащатся. В середине 80-х, такой группой были Hanoi Rocks, восхитительная группа финнов, которые переехали в Англию и писали лучший и грязнейший рок на планете. Когда Hanoi приехали с туром в Америку в 1984, их ударник погиб в автокатастрофе, когда поехал за выпивкой вместе с Винсом Нилом из Mötley Crüe во время нескольких выходных дней в Лос-Анджелесе, тогда, в декабре. А осенью того года я только-только приехал в Голливуд, и у нас со Слэшем были билеты на концерт Hanoi Rocks, который так и не состоялся из-за той автокатастрофы. Это был невероятно печальный момент для рок-н-ролла, и Hanoi Rocks после этого больше не играли – они вскоре распались.

Но вернёмся к нашему британскому выступлению в июне 1987. После того как билеты на первый концерт были распроданы в рекордный срок, нам добавили ещё один концерт, но билеты на него разошлись так же быстро, так что нам добавили ещё и третью ночь. К тому моменту, когда мы приехали в Лондон, мы были небольшими знаменитостями. Мы обнаружили, что стали “тем самым” – группой, которая была нужна британской молодёжи, чтобы заполнить пустоту, оставшуюся после Hanoi Rocks. Мы остановились в понедельно арендуемой квартире - она была намного дешевле отеля – и иной раз люди останавливали нас посреди улицы. Они на самом деле знали, кто мы! Это было странное ощущение, даже в таком небольшом масштабе.

Я освоил перемещение в лондонской подземке, называемой “The Tube”, потому что каждый вечер, который мы там были, проводились отличные концерты. Однажды мы со Слэшем поехали на Replacements и напились так, что, оказавшись в метро, в итоге сели на поезд, едущий не в ту сторону. Когда мы приехали на конечную, поезда уже прекратили ходить, и у нас не было денег на такси назад. Да и всё равно я не знал адреса, по которому мы остановились. Всё, что мы знали – это как добраться туда от нашей станции. Закончилось всё тем, что мы небрежно ударили друг друга от разочарования и отрубились на станции.

На самом же деле, разумеется, мы приехали чтобы охуенно отыграть. Во время этого периода жизни группы – и с неизрасходованной энергией, накопившейся за полгода мнимого отсутствия выступлений – никто не хуярил рок с таким рвением и насмешкой или с таким же безрассудством и плохими намерениями. Я не выпендриваюсь – мы действительно работали на всех парах. На саундчеке перед первым концертом 19-го июня 1987-го, мы прошлись по одному каверу. Мы играли его только один раз, но каким-то образом наши чувства идеально вложились в эту песню Боба Дилана, и мы дали волю эмоциям. В тот день неожиданно объявился Тодд Крю - он катался по Европе по талону (Eurail pass), который получил по окончании колледжа, но ранее не использовал – и сказал, что его просто унесло той энергией, с которой мы играли эту песню.

Когда мы подошли к «Marquee» первой ночью, чтобы играть собственно сам концерт, нас встретила толпа, заполнившая целый квартал перед клубом. Мы были полностью потрясены тем, что все эти люди пришли на нас. Доверившись оценке Тодда, концерт мы решили закрыть тем самым кавером, который играли на саундчеке тем утром, “Knockin’ on Heaven’s Door.”

Мы тусовались на улице перед «Marquee» после того концерта, а также перед и после двух следующих. Мы трепетали перед тем, как нас встретили.

Когда мы прилетели обратно в штаты, ничего особенного нас не ждало. Мы решили выступать на разогреве в туре Cult, британской группы с готичными корнями. Они добились успеха с песней “She Sells Sanctuary” из второго альбома, Love, и в середине августа выезжали в тур по Канаде и западу США в поддержку своего третьего альбома, Electric. С ожидаемым выходом альбома, у нас был небольшой бюджет для команды, мы с Тоддом придумали план: он поедет с нами в тур Cult в качестве моего гитарного мастера. Он бы мог получить немного денег, работая в туре, чтобы затем по возвращении в Лос-Анджелес собрать новую группу.

Оставалось убить еще месяц или около того. Слэш уехал в Нью-Йорк на встречи с компаниями, занимающимися атрибутикой, прямо перед выходом "Аппетита" в США. Тодду по пьяни попала вожжа под хвост, и он полетел в Нью-Йорк, чтобы присоединиться к нему. Видимо, Тодд считал, что это будет приятным последним загулом перед тем, как ему придется немного протрезветь, чтобы отработать концертный тур. Тодд всегда звонил мне раз по восемь на день; продолжал звонить и из Нью-Йорка. Но потом звонки прекратились. Я подумал, что он наверняка познакомился с какой-нибудь девушкой и зависает у неё в квартире без телефона.

Но это было не так.

В воскресенье в три часа ночи зазвонил телефон, разбудив меня из глубокого сна. Я поднял трубку и услышал голос матери Тодда.

- Дафф! Пожалуйста, скажи мне, что Тодд сейчас здесь с тобой. Пожалуйста, скажи мне, что он здесь!

- Что?

Я не имел понятия, о чём она говорила, и продолжал тереть полузакрытые глаза.

- Тодд не умер. Он не мог! – кричала она.

Я полностью онемел. Инспектор Нью-Йоркской полиции позвонил ей и сообщил, что было найдено тело её сына. По его словам, он умер от передоза героина.

Это не может быть правдой. Он вломится в дверь в любую минуту.

В отчаянии и недоумении я сделал несколько звонков. Это было правдой: Тодд был мёртв. Мёртв.

До сего дня, об этом сложно было говорить или даже представлять это. Всё, что я знал тогда: двое моих лучших друзей внезапно были стёрты с лица Земли, один за другим. Сначала Джим, потом Тодд. Я чувствовал, как будто меня оставили плыть против течения в мире, в котором становилось всё темнее и темнее.

Я не знал, куда идти. С Эдди я связаться не мог. Энди был в тысяче миль отсюда. Мама всегда была на том конце провода, но мне всё равно казалось, что я внезапно заблудился.

Я чувствовал себя таким одиноким.

Я поселился вместе с моей девушкой Мэнди несколько месяцев назад, и теперь я предложил ей выйти за меня. Поспешно, конечно. Но мне нужно было сделать что-то серьезное, чтобы почувствовать твердую почву под ногами. Она согласилась.

Guns N’ Roses начали тур с Cult с Галифакса 14-го августа, с почти каждодневными концертами, продлившийся чуть больше месяца. Галифакс находится в Новой Шотландии, на восточном побережье Канады. Несмотря на всё остальное, это была захватывающая перспектива: никто из моей семьи никогда не был в Новой Шотландии - и никто из моих знакомых тоже. Я был первым, кто там побывает. Каждый раз, когда я впервые делал что-то вроде этого, я полагал, что мне стоит наслаждаться моментом. Это также был первый раз, когда я был частью тщательно организованной “операции” в поддержку релиза альбома. У нас был гастрольный автобус! У нас было несколько настоящих гостиничных номеров! И ресторанная еда! Охуительно!

В первую ночь тура за сценой я увидел Билли Даффи – гитариста Cult – сидящим за своим ужином за одним из столов в обеденной комнате. Я сделал в его адрес небольшой кивок, вроде как кореш корешу, в надежде, что он может знать моё имя – ну, он Даффи, я Дафф – и это будет поводом завести разговор. Ага, щас. Не вышло. Он увидел просто высокого придурка со странным тиком. Проигнорировав меня, он вернулся к поеданию своего сраного ужина. Я чувствовал себя полным лохом.

Выход на сцену той ночью был особенно классным. Не имело значения, что народу было, может быть, человек пятьдесят, когда мы вышли на сцену. Кое-что на что я не обратил внимание – стояли баррикады между сценой и зрителями, отводящие много места для охранников, чтобы те могли там при надобности собраться. Из-за этого разрыва, свет со сцены не освещал пришедших людей. И весь этот свет ослеплял. Общий эффект должен был заставить нас чувствовать себя так, словно мы играем перед огромной зияющей пустотой.

Мы решили исполнять “Knockin’ on Heaven’s Door”, чтобы отдать должное Тодду, которoму она очень понравилась, когда мы впервые её сыграли в тот раз в Англии. Когда мы играли её на сцене на первом концерте тура, производимое песней впечатление усиливалось, так как мы решили использовать её в качестве публичного объявления о смерти нашего друга.

Мы сняли видео к “Welcome to the Jungle” незадолго до отъезда с туром Cult, но MTV отказались пускать его в эфир, так что никто не знал, кто мы. Более того, канадский релиз Appetite по какой-то причине был шестью неделями позже американского – так что наши записи в принципе не продавались до середины тура. Мы продолжали играть в пустоту, потому что никто не заявлялся на разогрев. Отыграв очередное выступление, я шёл к зрителям и стрелял канадские четвертаки, чтобы звонить домой с ближайшего таксофона. Мэнди, мама, друзья в Сиэтле – всем им пришлось слушать о странной смеси восторга и трагедии, сопровождающем меня в путешествии по Канаде.

Из Канады мы поехали по западному побережью США. Когда мы играли в Paramount Theatre в Сиэттле, я бесплатно провёл кучку друзей. Встреча с Куртом, Кимом, Доннером, Энди и Брайаном принесла мне некоторое облегчение, хотя Эдди по-прежнему сидел на наркоте. Энди Вуд привёл с собой Стоуна Госсарда и Джефа Амента - на тот момент они были в процессе восстановления Mother Love Bone. Джерри Кэнтрелл и Шон Кинни из Alice in Chains тоже пришли. Помимо этого, у меня появился шанс зайти к маме на следующий день после концерта. Следующий раз, когда хоть кто-то пришёл достаточно рано, чтобы посмотреть на Ганзов, был в Long Beach Arena – этот концерт был для нас возвращением домой, после того как мы долгое время там не появлялись в том году. Но остаток тура - который далее шёл до Нового Орлеана через Аризону и Техас - мы не были известны и не были интересны никому.

Через несколько дней после окончания тура с Cult в середине сентября, мы, уже в качестве хедлайнеров, поехали в Германию, Голландию, а затем опять в Британию. В Амстердаме я был ужасно простывшим. Я был в одной комнате с Иззи и Слэшем, они достали героина и курили его. Почему-то, несмотря на смерти Джима и Тодда, со времени которых прошло всего лишь несколько месяцев, когда мне предложили хитроумное устройство из фольги, через которое они курили, я согласился. Когда я вдохнул, я почувствовал, как будто бы уплываю куда-то на шёлковой подушке. Это прекрасно помогало от простуды, но я всё еще был алкоголиком, а не наркоманом, и не прикасался к героину почти несколько лет.

В Британии мы играли в Ньюкастле, Ноттингеме, Манчестере и Бристоле. Вернувшись в Лондон 8-го октября, через три месяца после нашего первого туда визита, мы играли в Hammersmith Odeon. Это было большим продвижением: это место было легендарным - Clash с Motörhead посвятили ему песни. Когда я узнал, что мы будем играть в Hammersmith Odeon, я подумал: «Уааа, всё, мы сделали это».

Когда мы вернулись в Штаты, мы играли наши первые концерты на восточном побережье, проведя небольших масштабов тур по городам вроде Аллентауна и Олбани. Это были спартанские условия: один автобус и грузовик Ryder для оборудования. В клубах свет и звук были уже настроены, и ты вынужден был работать с тем, что есть. Хорошее или плохое – мы с этим не могли ничего поделать. Нам оставалось только надеяться, что там будет рабочий душ и нам удастся им воспользоваться. Мы впервые выступили в Нью-Йорке в Ritz. Слухи о нас, кажется, дошло наконец и туда: мы играли там ещё один концерт в известном бруклинском хардкор-клубе, «L’Amour», записанные только как “загадочные гости”, и одних только слухов о том, что это можем быть мы, хватило, чтобы заполнить зал. Также мы выступили с акустическим концертом в CBGB 30-го октября 1987, где впервые исполнили “Patience.”

Потом мы присоединились к туру Mötley Crüe “ Girls, Girls, Girls ”, начинающемуся в Алабаме в ноябре. Crüe делали концерт масштабным и зрелищным. Томми ли с ударкой располагался на платформе на стреле крана, которая вращалась на 360 градусов. Наш набор был совсем маленьким – несколько усилителей и моё басовое оборудование. После того, как мы вытаскивали наши вещи, ждали, пока установят всё остальное, поедая халявную туровскую еду и открывали алкогольный вечер. Мы могли только выйти на сцену незадолго до начала концерта и устроить небольшой саундчек. Наша установка была едва заметна рядом с хедлайнерскими декорациями масштабов KISS, и поначалу наш менеджер хотел вытащить выключенные маршалловские стеки, чтобы мы выглядели посолиднее, но мы настойчиво отказались: имели значение не декорации, не видео, не молнии и не дым. Имели значение мы. Как у разогревающей группы у нас было сорок пять минут, и каждый раз мы хотели их лучшим образом отыграть.

В те безмятежные для GN’R дни, когда все в ЛА считали нас самыми неуёмно бухающими и упарывающимися уёбками в округе (возможно, мы и сами так думали), мы скоро обнаружили, что были мелким зверем в сравнении с Mötley Crüe. После их концертов, мы часто заканчивали совместной попойкой, узнавая их собственные названия для разных наркотиков, несколько раз даже полетав на их личном самолёте. Наш взгляд на их жизнь был взглядом в бездну. Они нашли способ кататься на краю этой бездны, оттачивая тёмное мастерство приёма алкоголя и прочих на протяжение всех 80-х.

Мой брат Брюс, который первым увлёк меня игрой на басу, ныне работал в музыкальной компании. Часть его работы заключалась в слежке за чартами, и ради меня он следил за положением Ганзов в этих чартах. Он сохранял все недельные журналы «Billboard», он следил за тем, как «Appetite for Destruction» прополз с четырёхзначных позиций до 110-й. Он позвонил мне, когда мы перепрыгнули топ 100.

- Брат, ты девяносто пятый!

После короткого интервью для еженедельной ночной программы на MTV, «Headbangers Ball», клип к “Welcome to the Jungle” начал наконец-таки крутиться иногда на MTV, и пришедшие на Crüe зрители узнавали нашу музыку. В декабре мы поехали в тур Элиса Купера как разогрев для разогрева: сначала шли мы, потом Megadeth, потом сам Элис. Это означало, что мы проедем по всему Среднему Западу, играя перед установками двух групп. Закончили год мы с четырьмя домашними шоу в Perkins Palace в Пасадене.

Ууух, ну и год. Первый альбом, первый опыт национального и международного тура, выступление в CBGB, и, мать его, Hammersmith Odeon! Это было очень захватывающе – и, в моём случае, воплощением мечты, которая была у меня с тех пор, как я начал играть в группах в пятнадцать. Но помимо этого я обнаружил, что во время полётов у меня начинались панические атаки. Иногда они были настолько сильными, что я не мог видеть, не мог дышать; я был мокрый от пота и хотел сорвать с себя всю одежду, потому что всё, казалось, связывало меня, и в то же время у меня был озноб и я судорожно дышал – казалось, я сейчас задохнусь. Люди рядом со мной – парни из группы, друзья – видели безумное выражение моего лица, но ничего не могли поделать. Я начал сильно пить перед частыми полётами. Смысл был в том, чтобы нормально зайти при посадке, но вырубиться сразу после закрытия люков.

Да, ну и год. Я потерял дорогих друзей; на самом деле, почти каждый триумф умерялся сильным чувством потери.

Поиск по сайту: