Глава 22. Нам следовало устроить общее собрание группы после выступлений с the Rolling Stones

***

Нам следовало устроить общее собрание группы после выступлений с the Rolling Stones. Но мы этого не сделали. Я даже так и не сказал Экслу как я был огорчён. Навалились новые дела, и когда мы не решали их, то удалялись каждый в свою отдельную жизнь.

К концу 1989 года уже невозможно было отрицать, что мой брак с Мэнди разваливался. Каким-то образом то, что мы узаконили наши отношения, привнесло в них новый уровень серьёзности, который оба мы не предвидели. До того, как мы поженились, мы никогда не ругались. Мы также не видели поводов обсуждать наши долгосрочные ожидания. Ни она, ни я не лгали и не изменяли друг-другу всё это время, но мы оба словно упали духом от того, что наша страсть почему-то угасала день ото дня. Она начала срываться на меня, а я в ответ на неё. Думаю, мы оба ненавидели себя за это, но, тем не менее, всё продолжалось в том же духе. Мы с Мэнди были слишком молоды – мне было двадцать пять в то время – наивны и заправлены водкой. Мы были идеальной парой… друзей, но никак не супругов, тем более с детьми.

Проблемы в наших отношениях стали казаться ещё реальней после того, как моя мама оценила весь их масштаб. Новых концертов на горизонте не предвиделось, а мы постоянно находились вдвоём дома на Лорел Террас, и ситуация окончательно зашла в тупик.

Стивен жил по соседству и у него была наилучшая точка для обзора наших отношений. Он знал, что мы с Мэнди уже обращались за парной психотерапией, и он видел, как сильно я страдал даже после этого. Он был тем, кто наконец поставил меня перед выбором – прямо в Рождественский Сочельник.

«Чувак, если ты не выставишь её вещи к завтрашнему дню, это сделаю я.» - сказал он мне – «И это будет отвратительно. Поверь, ты не хочешь, чтобы я это делал, а я ведь готов.»

Он был прав. Между нами всё было кончено. Я должен был это признать. И должен был действовать. В Рождественский день 1989 года я отдал Мэнди чемоданы Halliburton, которые мне подарили Aerosmith и попросил её убраться. Я был твёрд как сталь. И я оставил себе нашу собаку. Вот тебе блять и Рождество.

Я чувствовал себя совсем потерянным, и моё сердце было разбито. Думал о том, что подвёл маму и всю свою семью. Казалось, они раскусили, что я жил во лжи. Скорее жил множеством маленьких кусочков лжи, которые ты говоришь себе, чтобы казалось, что твоя жизнь лучше вписывается в идеальный образ. И тут вдруг покровы были сорваны. Для меня всё сводилось к одной простой вещи: Точь-в-точь как мой отец, - думал я, - тот, по чьим стопам я так не хотел пойти.

Я был настолько погружён в депрессию, что МакБоб, гитарный техник, тайком проник в мой дом и вынес оттуда мой пистолет. Позднее он признался, что не хотел оставлять его там, учитывая, как я вёл себя в то время. Он припрятал пистолет в гитарном кофре и отнёс на склад.

Многие из моего окружения надеялись, что когда боль вызванная распадом моего брака утихнет, я смогу понемногу начать отказываться от водки. Но вместо того чтобы завязать, я совсем расклеился. Я стал больше пить, когда семейная жизнь не задалась. А когда Мэнди ушла, я ещё и добавил к этому наркотики.

Первый раз за день я стал выпивать уже не в 4, как раньше, а где-то в час. Я также стал принимать больше кокаина, чтобы выпивать больше и дольше. Это оказалось дьявольским коктейлем для меня. Отныне я мог пить до тех пор, пока не усну – а на кокаине можно не спать по четверо суток, по крайней мере, мне удавалось. И только так я мог притормозить. Кроме этого, остановить меня мог только человек, которого я уважал – например, мой брат Мэтт – который бы сказал «Ты, блять, по-легче». Я также выяснил, что валиум и кодеин могли помочь мне уснуть, если мне наконец нужно было отоспаться после многодневного запоя. Я представлял себе эту ситуацию так, словно я просто использую современные научные способы справиться с непростым периодом, и я считал, что сокращу потребление алкоголя и наркотиков, как только сердечная боль отпустит.

Однажды в начале 1990 года в моём доме зазвонил телефон.

«Да…эээ...а Дафф дома?» - спросил голос на том конце.

«Это Дафф»

«Эээ…Привет, это Игги»

Я сразу понял, что это не розыгрыш одного из моих придурошных друзей. Это был сам Игги Поп, и он был в Лос Анджелесе, чтобы записать новый альбом. Он спросил меня, не хочу ли я поучаствовать в записи.

«Конечно!» - сказал я.

И затем, стараясь казаться более равнодушным, чем на самом деле, я добавил: «В смысле, почему бы и нет».

Вообще-то я познакомился с ним более чем годом ранее. Через два дня после окончания тура с Aerosmith в сентябре 1988, Guns выступали на чём-то типа фестиваля в Далласе, штат Техас. INXS были хэдлайнерами, а разогревали the Smithereens, Ziggy Marley, и Iggy. Мне так хотелось встретиться с ним. После шоу Игги и я оба оказались на вечеринке в гостиничном номере Майкла Хатченса, вокалиста INXS. Я чертовски нервничал от того, что находился в одной комнате с Игги, парнем, который вдохновил меня на мечту, с которой я прошёл всю жизнь – мечтой, которая во многом определила мой жизненный путь. Так что я начал ужираться. Майкл Хатченс в то время уже был популярен за счёт того, что встречался с моделями и попадал в объектив папарацци, не меньше чем за то, что исполнил “Need You Tonight,” и я думаю, что Игги чувствовал себя там не в своей тарелке так же как и я, так что присоединился ко мне. И мы нажрались вместе.

А теперь он просил меня играть с ним. Слэша тоже пригласили, и мы вошли в студию с охрененным барабанщиком Кенни Арнофф. Я пришёл туда с мыслью, что сессия звукозаписи будет просто одним большим фестивалем наркоты и бухла – идеальным способом скоротать пару недель, как мне казалось. Люди, небось, легенды будут рассказывать о том, как мы заново изобрели дебоширство. Но в первый же день, когда мы прибыли в студию Ocean Way в Голливуде, продюсер Дон Уэз предупредил нас, что Игги недавно завязал. Я словно почувствовал запах горящих тормозов, в момент, когда мои мечты о безумных днях этой сессии пошли прахом. Упс. У меня то была вполне сложившаяся зависимость от наркотиков и алкоголя, а теперь, из уважения, пришлось скрывать это во время записи альбома.

Но Игги был прошарен в таких вещах и скоро заметил, что Слэш и я то и дело прятались в уборной, чтобы сделать дорожку кокаина и глотнуть из припрятанной бутылки. Игги отнёсся к этому спокойно и ни разу не упрекал нас по этому поводу. В конце концов, выступление на вечеринке по поводу выхода альбома Brick by Brick стало одним из моих любимых шоу. Трезвенность не изменила одну вещь: в студии ли, или на сцене, Игги волшебным образом перевоплощался и становился раскалённой до бела, неконтролируемой и неудержимой рок-н-ролльной мощью, кружащейся, визжащей, дикой и охуенной. Дикой и охуенной.

Слэш и я начали вновь проводить много времени вместе. Но мне по-прежнему виделась невидимая граница между нами и я ожидал возможного разлада. Я ездил везде на велике, чтобы не приходилось садиться за руль, на тот случай если я обдолбаюсь. На мне были шорты и конверсы, а бутылка бухла была привязана к раме велика. Неподалёку от моего дома, в Уилакр Парке я обнаружил велосипедные дорожки и стал кататься по ним. Это был довольно дикий парк, и езда через его чащу создавала эффект подобный тому, словно ты сидишь на дне бассейна: внезапно город исчезал, его шум и оживлённость приглушались.

Гитарный техник Слэша, Эдам Дэй, жил недалеко от Стива в то время. Мне нравилось ездить через парк настолько, что я убедил Эдама кататься со мной время от времени. Я звонил ему и мы выезжали поразмяться на вело-тропинках Бэтти Диаринг.

Но по большей части безделье причиняло мне вред. Работа меня занимала. Разумеется, я мог и выпить к концу репетиции, но я всегда приходил на неё и оставался в форме. Стивен, в отличие от меня, начинал уходить в неадекват. Его участие в репетициях, написании и записи песен становилось всё более редким, и его способность играть сильно страдала.

Иззи к тому времени окончательно бросил употреблять, и отдалился от нас. В периоды сочинения материала он присылал записанные дома кассеты с идеями и песнями. Не было никакой враждебности в его нежелании приходить на репетиции, и его песни – такие как “Pretty Tied Up” и “Double Talkin’ Jive” – были классными.

Мы решили включить нашу первую законченную песню в благотворительный альбом Nobody’s Child, который составляли жёны музыкантов из the Beatles в пользу Румынских сирот. В начале 1990, мы собрались в студии, чтобы записать эту песню. До того дня, мы всегда записывали базовый трек вместе. Слэш, Иззи, Стивен и я играли в студии, чтобы положить на плёнку ритм. Первое, что нам нужно было – это полная версия ударной партии. Бас гитара и ударные всегда прежде записывались быстро. Мне редко приходилось перезаписывать свои куски, потому что мы со Стивеном так слаженно работали в качестве ритм-секции. Но когда мы попытались записать базовый трек для “Civil War” продюсеру Майку Клинку пришлось склеивать барабанные дорожки из дюжин неудачных дублей – причём вручную, поскольку это было ещё до того времени, когда цифровая запись намного упростила процесс редактирования.

Всё это совпало с падением того, что осталось от боевого духа группы. Эксл понял, что если он говорил, что не будет делать то или он хочет это, то десять человек немедленно начнут суетиться вокруг него. Люди из менеджмента компании, из лэйбла, промоутеры возможных концертов – не важно кто, главное, чтобы суетились вокруг него.

Эксл начал посещать психолога, которая, казалось, только подпитывала его манию величия. Мне думалось, что она просто хищна в своей манипуляции. В конце концов, она была натренирована распознавать уязвимые места людей. По моему убеждению, она использовала его и извлекала выгоду из всей ситуации.

Порой Эксл рассказывал мне о вещах, которые она ему говорила.

«Да брось, мужик, ты же не с кем-то говоришь, а со мной» - отвечал я. «Она ж тебе просто очки втирает»

«Да знаю, знаю» - отвечал он. «Но послушай…»

Конечно, кто я был, чтобы замечать соломинку в его глазу. Я справлялся со своими проблемами при помощи бухла. Эксл нашёл свой способ бороться.

Мой брак развалился, а теперь и вторая вещь, которую я любил, и которой дорожил, казалось, катилась к разладу. Группа обросла таким количеством человек, что как и любая бюрократическая или корпоративная единица приобрела собственную значимость. Возможности остановить эту машину уже не было. И вновь я не знал, как с этим справиться, как исправить. Вместо этого я сконцентрировался, что моё время на этом свете подходит к концу. Помирать - так с песней! - думал я.

И с 1990 по 1994 я не помню ни дня покоя.

Поиск по сайту: