 |
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция
Часть 14. "Я люблю тебя, Джи"
"Я люблю тебя, Джи".
Что?! Нет... Я не верю. Да как такое может быть? Меня нельзя любить, я недостоин любви. Мне с самого детства это внушали. Отсталые не могут постичь и понять такое возвышенное и чистое чувство, как любовь. Наверное, Фрэнк ошибся, и он просто испытывает ко мне жалость, сочувствие, привязанность... но никак не любовь, нет. Да я даже не знаю, что это за чувство! Как его можно испытать, если всю жизнь прятался от него?
Фрэнк уткнулся мне в шею и шумно вдыхал и выдыхал воздух, видимо, ожидая ответа.
- Фрэнк... - начал я. - Фрэнки. Ты не можешь меня любить. Понимаешь, никто и никогда не должен говорить мне этих слов. Ты попросту ошибся.
- Да как ты не понимаешь! - пылко воскликнул Айеро. - Я люблю тебя, понимаешь? Лю-блю!
В подтверждение своих слов, он снова поцеловал меня, но на этот раз нежно и трепетно, стараясь показать все то, что не может сказать словами. На мгновение я даже поверил ему, но потом вспомнил глаза матери, когда ей сказали, что с моими мозгами что-то не в порядке. Я вспомнил глаза Майка, когда он бросил меня и уехал в Лондон. В них не было сожаления, нет. В них было облегчение, будто бы, уезжая от меня, он попросту нашел вескую причину не навещать меня. Согласен, звучит эгоистично. Но разве я не больной ублюдок? Ужасный собственник. Фрэнк взял на себя огромную ответственность, произнеся эти слова. Не думаю, что он понимает последствия. И поэтому я хочу дать ему шанс отказаться от своих слов и просто уйти, исчезнуть из моей жизни.
- Нет, Фрэнк, прекрати, - я, нехотя, оторвал его от себя. - Пойми. Так быть не должно. Ты парень, я парень. Я несовершеннолетний... И тоже люблю тебя.
Это я сейчас сказал?
Фрэнк непонимающе смотрел на меня.
- В чем тогда проблема, Джи?
Я молчал, не зная, что сказать.
- К-как ты можешь меня любить? Я в-ведь даже не целовался, кроме тебя. Пожалуйста, Фрэнки... Фрэнк. Ты не любишь меня - это простое сочувствие и жалость. Я... я и сам не понял, как привязал тебя к себе. Это все я виноват.
Фрэнк поначалу внимательно слушал, затем нахмурился.
- Те-тебе нужно уйти. Твое увольнение было знаком. Я-я дождусь восемнадцати лет и уеду отсюда. Т-ты меня никогда больше не увидишь.
Он резко прижал меня к себе, снова сжав в объятиях мои, уставшие от истерик и переволнения, ребра.
- Заткнись, идиот, - ласково прошептал он. - Я лучше разбираюсь в чувствах. Тем более, в своих. Я тебя люблю. И точка.
Я просто не мог этому поверить. Да не может того быть. Не может и все тут. Я могу вызывать какое угодно чувство. Жалость, злость, раздражение... Но никак не любовь. Да я даже от родителей ее не получал. И еще... До меня дошло теперь, что Майки успокаивал меня песенками только для того, чтобы я перестал орать. Я ведь с самого детства был не таким, как другие.
- Хэй, Уэй, - послышался за спиной детский злобный голосок. - Ты чего там делаешь? Снова закапываешь мертвых кошек?
Когда они уже забудут про тот случай, когда я хоронил Мэри? Откуда им знать, каково терять единственное любимое существо и собственноручно его закапывать? Она была единственной, кто терпел меня. Часто кошка царапала мои руки и лицо, но, как-никак, я любил Мэри. Когда у нее было хорошее настроение, кошка позволяла мне брать ее на руки или выводить на прогулку. Майки часто смеялся надо мной и говорил, что я скоро женюсь на этой несносной старой кошке. Та лишь урчала у моих ног, выпрашивая еды. Также я любил кормить Мэри из-под стола, из-за чего часто получал от Донны, когда она находила под столом рыбные косточки или остатки мяса.
Уже к семи годам моя генетическая предрасположенность к полноте стала проявляться, я немного набрал в весе, и насмешки стали учащаться и становились все более злобными и необоснованными. Из обычных подколок и шуток это перешло в злые проделки и подлянки. Мертвые крысы в шкафчике, осколки стекла в сменной обуви, порванные учебники и тетради...
Я не понимал, откуда такая ненависть ко мне. Ведь они все еще дети... Я ошибался. Порой эти маленькие существа содержали в себе больше жестокости, чем сотня взрослых. В первое время некоторые дети пытались заступаться за меня, после чего немедленно получали по чайнику. Больше никто не осмеливался не то, что подружиться, даже заговорить со мной.
- Я у тебя спрашиваю, ублюдок, - толчок в спину. - Кто там у тебя? Может, мертвый лось или человек?
Я молча сидел и дальше копался в песке. Да, мне было уже десять, но одиночество, знаете ли, берет свое. Я почти вылепил идеальный кружочек из песка и неуклюжими полноватыми пальцами пытался прилепить прямо в центр найденный где-то помятый белоснежный цветочек. Примостив его туда, куда надо, я поправил растение, передвинув немного влево. Идеально. Тупой носок детского ботинка раздавил куличик, как и мое чувство собственного достоинства.
Рука властно схватила меня за подбородок и потянула наверх. Я заскулил, как щенок.
- Слушай сюда, толстяк, - пальцы сжались сильнее. - Когда к тебе обращаюсь я, будь добр, отвечай! Ублюдок.
Плевок в лицо.
Слезы застилают глаза. Зубы сжаты. Нет, я не должен произнести ни звука. Когда-нибудь им надоест это, и они уйдут и оставят тебя в покое. Возьми себя в руки, Уэй. Я повторяю это уже около пяти лет.
Джек, заметив влагу в моих глазах, заржал и бросил меня на пол, как какую-то мерзость.
- Хлоя, смотри, Уэй снова ревет, как девчонка, - он показал на меня пальцем, все еще продолжая ржать. - Может, возьмете его к себе - в куколки играть?
- Да нахрен он нам тут нужен, - засмеялась Хлоя Пэйн. - Еще кукол о него марать.
О, Хлоя. Она была моей первой детской любовью, если можно так вообще выразиться. Вообще-то, как только я познакомился с ней, она была ко мне довольно дружелюбна и мы хорошо общались около пары недель. Странно, что ее не тронули мои ненавистники. Думаю, это все из-за ее милой мордашки. Никто не хотел портить ее разочарованием и болью. Я уже подумал, что нашел себе друга, как вдруг в школе объявился Джек Гордон. Я ему сразу "понравился". Конечно же, Хлою он забрал к себе в "друзья" или даже больше, чем друзья, ведь она была очень красивой. А она будто бы и не знала меня больше. Теперь Хлоя везде появлялась с Джеком и со своими подружками, которые мигом обросли вокруг нее, словно грибы после дождя, стараясь поближе подобраться к главарю Гордону. Когда я потерял единственного нормально относящегося ко мне человека, я вдруг понял, что не воспринимаю девочку, как друга. Джек каким-то образом прознал об этом и начал оказывать знаки внимания Хлое. Не прошло и недели, как я наткнулся на целующуюся парочку прямо на моем шкафчике. Глаза Гордона в этот момент я не забуду никогда. И боль в моих он не забудет тоже, я уверен. О, этот триумф, которым светился Джек, проходя мимо меня и придерживая свою девушку за талию. А я каждый раз разбивал себе сердце, глядя на них. "Да какая любовь может быть в десять лет?", - спросите вы. Какая любовь может быть у меня вообще? С того времени я вообще перестал во что-либо верить. Родители были слишком заняты на работе, а если бы и заметили, что что-то не так, я бы ничего и не рассказазал. Им этого не надо было. Я все понимал. Как-то раз я узнал, что вообще был нежеланным ребенком. Я нашел письмо матери к своей кузине Джерри. Оно было написано очень давно, пожелтевшее и кое-где порванное. И почему-то не отправленное.
"Джерри, я не знаю, что мне делать. Я снова забеременела, но это вышло случайно! Майки только-только начал ходить в школу. Денег ни на что не хватает, но я собираюсь делать аборт. Как думаешь, мне следует идти к врачу Гарднеру, или же к...
Всю последующую жизнь я задавал себе вопрос, почему она не пошла к этому чертовому Гарднеру. Сказать ей это в лицо я побоялся.
Все ясно, Уэй, ты был неудачником задолго до рождения, им навсегда и останешься.
Попав в этот чертов центр, я приучился жить особняком. Они не трогают меня - я не трогаю их. Пока не пришел Фрэнк. Он просто-напросто перевернул мою жизнь. Я даже не знаю, радоваться или же плакать.
Я и не заметил, как слезы потекли по моим щекам, и всхлипы вырвались из моего горла.
- Тихо, малыш, - Фрэнк все еще обнимал меня, поглаживая по спине, а я уткнулся ему в плечо и зарыдал в полную силу. Кажется, все мои чувства были погашены и только сейчас прорвались наружу. - Все будет хорошо. Пойдем.
Он повел меня к моей кровати. Черт, на ней даже простыни нет. Благо, в комнате были еще кровати, на случай нового поступления. Последнее было около года назад.
Фрэнк быстрым движением сорвал свежую простынь со свободной кровати и расстелил на моей. Подхватив меня под локоть, он мягко уложил меня на подушку и прикрыл одеялом. Но слезы не хотели уходить, и истерика прямо-таки билась внутри меня раненой птицей. Всхлипы стали громче, и даже теплые мягкие объятия Фрэнка не успокоили меня.
Он стал что-то нащупывать рукой в ящике тумбочки.
- Нашел! - раздался тихий возглас, и, в лунном свете, я увидел пачку спизженных из медкрыла таблеток. Черт, откуда он узнал?
- Давай, Джи, пожалуйста, - уговаривал он меня, а я плотно сомкнул губы, мотая головой и рвано вздыхая, пытаясь подавить рыдания.
Если я возьму снотворное, я усну и это все окажется сном. Только вот этот сон пробудит меня к жизни. Я снова буду чувствовать. Но это означает новую боль и новые унижения, а не радужные цветочки под названием "добро" и "любовь". Поэтому я не буду их принимать. Утром я проснусь, а Фрэнк не приходил ко мне ночью и не говорил мне, что... любит. Это так странно звучит. Я слишком редко говорил и вообще думал об этом слове и его значении.
Пока я тут раздумывал, Фрэнк придумал хитрую уловку. Положив таблетки себе на язык, он притянул к себе удивленного меня и буквально пропихнул мне в глотку чертовы таблетки. Должно быть, мерзко меня целовать. Все эти сопли, слюни и слезы. Мерзость. Я послушно проглотил таблетки. Фрэнк продолжал меня обнимать, поглаживая по сине и шепча что-то ласковое и успокаивающее. Я притих, но все еще дрожал в от рыданий.
Глаза начинают слипаться.
- Нет... не ух... оди... - бормотал я, хватаясь пальцами за край толстовки Фрэнки.
Я никогда не оставлю тебя, Джи. Слышишь? Никогда.
Поиск по сайту: