Глава I. Oh I’ll be waiting for you to tell me what is love

Пролог

Oh I’ll be waiting for you to tell me what is love.

I don’t know how to be loved, how to be by your side.

© VIOLET UK – Amethyst

2008, февраль

Над залом ожидания звенел металлический голос, объявляющий прибытие международных рейсов. От этого гулкого гомона у Атсуши страшно разболелась голова, и он снова и снова клял себя на чем свет стоит за то, что приехал так рано. В этот размытый грохот по очереди на двух языках ему все равно не было нужды вслушиваться – частные рейсы обычно не объявляют.

Верхняя строчка на табло загорелась зеленым, и Сакурай медленно пошел к международному терминалу. Он держался в стороне от толпы пассажиров и встречающих, ручейками очередей, пересекающих просторный зал ожидания. Это будет встреча один на один, потому что на борту частного самолета из Лос-Анджелеса был всего один человек. И ждал его здесь тоже только один-единственный.

Он заприметил его еще издали и понял, почему Йошики предпочитает ночные рейсы с расчетом оказаться в Токио в районе четырех-пяти утра. Вряд ли кому-то пришло бы в голову караулить его здесь и сейчас, учитывая, что по официальным источникам возвращается в Японию он только завтра.

Сакурай смотрел на Хаяши, и других людей, казалось, не существовало. Только безликая, неприметная фигура с небольшой сумкой, в черной куртке с капюшоном и темных очках. Йошики снял ее с ленты и вышел в зал ожидания, оглядевшись по сторонам. Атсуши невольно улыбнулся.

Народ между ними постепенно разбрелся кто куда, Сакурай заложил руки в карманы тонкого плаща и подошел ближе, чувствуя, что каждый последующий шаг дается ему все тяжелее.

- Я так сильно изменился? – спросил он, остановившись напротив Йошики, который лишь молча улыбался, медленно, будто нерешительно мотнув головой.

Он стал другим, но в чем-то остался неуловимо прежним. И пускай улыбка на его лице стала появляться чаще, это все равно не более чем видимость, американская привычка.

- Самолет опоздал на два часа. Я думал, ты не дождешься и уедешь.

- Какой смысл уезжать, раз я все равно уже провел здесь всю ночь?

Это был их первый более-менее связный обмен фразами за последние четыре года, в промежутке которых имели место лишь короткие телефонные звонки, которые можно пересчитать по пальцам одной руки, каждый раз с немым вопросом «зачем?»

Сакурай заметил, что правое запястье Йошики снова в фиксаторе, и сам он выглядел усталым и больным. Но стоило снять очки, и прежние, ничуть не изменившиеся глаза заблестели почти лихорадочно ярко – так, словно он долгое время провел в темноте.

Всю дорогу до парковки они молчали. Йошики чуть замедлил шаг, нарочно отстав, глядя Атсуши в спину и позволяя себе выудить из недр памяти несколько очень личных воспоминаний. Когда-то он запрятал их слишком тщательно, но сегодня, сейчас, они были нужны и важны, как нужно и важно помнить все, что связывает двоих бесконечно близких людей. И это слово – «близкий» – для Йошики до сих пор звучало очень странно.

Сакурай молча остановился, но не обернулся, терпеливо снося острый взгляд в спину. Бессонная ночь и несколько часов в аэропорту его измотали, все тело ныло и требовало сна. Но еще больше уже не тело даже, а душа, свернувшаяся горячим колким комком где-то под плотной оболочкой, жаждала немедленно развернуться и крепко сжать чужие локти. И притянуть ближе к себе, только чтобы выдохнуть в знакомые губы короткое: «Я так скучал по тебе…»

Тряхнув головой, будто прогоняя из мыслей сентиментальность, Сакурай вытащил из кармана помятую пачку сигарет, привычно вытянув за фильтр одну, и прикурил, нарочно задержав дым, а после струйкой выпустив его в сторону.

- Ты же бросил, - укоризненно заметил Йошики, опираясь спиной о закрытую дверцу машины. Его бил озноб, но не от того даже, что на улице в окрестностях международного аэропорта Нарита было что-то около десяти градусов тепла. Озноб шел изнутри, царапал внутреннюю поверхность вен, заставлял сжимать зубы и балансировать на самом краю настоящего и прошлого.

- Никто никогда не бросает до конца.

Атсуши раздавил окурок носком ботинка, а Йошики автоматически отметил, что он не докурил и до половины. Как всегда: спокойный, уверенный в себе, молчаливый. А в душе – такой мандраж, что так и тянет взять за пальцы и впиться ногтями, только бы эта ледяная корка треснула.

«Перед кем ты притворяешься, Аччан», - думал Йошики, закинув свою сумку в багажник и сев на заднее сидение машины. Сакурай тяжело опустил руки на руль, но с места не двинулся, и Йошики вдруг понял, что он даже не повернул ключ зажигания.

Молча, без лишних слов Хаяши подался вперед, потянувшись всем телом, и одной рукой обхватил поперек его плечи, сжав так, будто Атсуши мог или хотел сбежать от него. Тот не шелохнулся, глядя в пространство перед собой, только сердце забилось тяжелее и чаще, начав подпрыгивать к горлу. Помедлив и накрыв ладонью закованное в фиксатор запястье, Сакурай мягко заставил Йошики отпустить себя и, повинуясь безотчетному порыву, коротко прижал его пальцы к губам. Это не было поцелуем. Он просто скупо и без лишних эмоций вспоминал его, узнавал прикосновением. Но так было лучше и правильнее всех слов, которые они могли или не могли сказать друг другу.

Тонированное лобовое стекло усеяли мелкие капли дождя. Свободной рукой Йошики провел по волосам Атсуши, не то приглаживая, не то взлохмачивая их, и отпустил его, откинувшись на сидение. Он знал, что полная тонировка надежно укрыла их от возможных чужих глаз, но даже это сейчас не имело значения. Сердце колотилось, то и дело пропуская удары, и он не заметил, не расслышал почти, как глухо взревел мотор, как машина выехала с территории аэропорта и свернула в сторону Токио. Ему хотелось спать, но он заставлял себя держаться, прижимаясь виском к холодному стеклу окна, изредка ловя в зеркале заднего вида привычно-тяжелый взгляд.

Светало. Рассветные сумерки почти рассеялись, но в машине по-прежнему царил полумрак. Атсуши смотрел на дорогу перед собой и сам себя ненавидел за эту бьющую через край идиотскую радость. Что можно поделать с собой, когда видишь человека, тоска по которому за столько лет, за последнюю тысячу с лишним дней не стала глуше? Человека, которого можно назвать только любимым, потому что ни одно другое слово не подходит.

Сакурай свернул в сторону района, где не был давным-давно, хотя когда-то возвращался сюда почти каждый день. И вновь посмотрел в зеркало заднего вида, поймав взгляд Йошики и его короткий, определяющий кивок. Есть места, где не нужно притворяться.

- Ты ту квартиру так и не продал? – Йошики стянул, наконец, с головы капюшон, и провел рукой по волосам, приглаживая растрепавшиеся пряди.

- Я знал, что однажды ты вернешься, - отозвался Сакурай, не отрывая взгляд от дороги.

- Я возвращаюсь каждый год.

- В этот раз ты вернулся ко мне.

Такое откровение, как правило, совершенно нечем крыть.

Ниже опустив голову и чуть съехав на сидении ниже, Йошики устало прикрыл глаза и попытался ни о чем не думать. Прогнать прочь не вовремя нахлынувшие воспоминания о не таком уж давнем, но кажущимся таким далеким прошлом было непросто. Неожиданно он подумал о странной неизбежности и о том, что, сколько бы он ни пытайся уйти, в конце концов, круг все равно замыкается там, откуда начался. По крайней мере, так будет до тех пор, пока прошлое не отпустит, и именно сейчас Йошики знал, что, несмотря на то, что с последней встречи с Сакураем прошли годы, между ними ровным счетом ничего не изменилось. Даже если на первый взгляд казалось, что все иначе.

…Переступив порог знакомой до боли квартиры, где чего только не происходило с ними в прошлом, Йошики сразу понял, что здесь уже давно никто не живет, несмотря на какую-то вызывающую чистоту вокруг. Воздух не был спертым, как бывает в нежилых помещениях, но все равно казался нежилым. Сакурай, вероятней всего, попросил кого-то убирать и проветривать, а сам не появлялся здесь бесконечно долго, может быть, столько же, сколько не был тут сам Хаяши.

- Ностальгическое место, - усмехнулся за его спиной хозяин квартиры, будто угадывая мысли. Может, он просто думал с ним в унисон.

- Ты давно не приходил сюда, - покачал головой Йошики, стаскивая с плеч легкую куртку, неторопливо разуваясь и не спрашивая, почему они не включают свет.

Атсуши не стал ничего говорить, только неопределенно кивнул, не сводя глаз с Йошики. В полумраке, едва разгоняемом слабым уличным светом, льющимся через окно в комнате, его глаза казались непроницаемо-черными. И Йошики вспомнил, казалось бы, давно забытое чувство, которое он испытывал прежде, глядя в глаза Сакурая - смесь страха, отчаяния и страсти. Чувство настолько сильное, что сжимало легкие, и не оставалось сил даже дышать. Отголоски чего-то схожего Йошики ощутил и теперь, только вот через призму последних лет что-то изменилось, обрело новый оттенок, и вроде бы не померкло, но преобразилось, стало каким-то иным.

В этой квартирке, стены которой особенно хорошо помнили Атсуши, когда ему было около двадцати пяти лет, почти ничего не изменилось. Та же единственная жилая комната, то же панорамное окно во всю высоту стены, закрытое тяжелыми плотными шторами, и та же темная прихожая, в которой почему-то всегда была перегоревшая лампочка. Только вместо обрывков газет, наклеенных поверх старых обоев, на стенах лежал плотный слой дорогой краски. Сакурай, вероятно, не хотел обрывать ниточку с его первым в жизни собственным жильем, тем местом, которое он приобрел, уже будучи одиноким, и вернулся сюда вновь – в одиночестве. Йошики смотрел на знакомую мебель, которая тоже не поменяла своего расположения, и ему чудилось, что даже многочисленные журналы на полке сложены в том же порядке, что семнадцать лет назад.

- Мне надо в душ, - слова сорвались, будто против воли. Неосознанно Хаяши пресек спутанные мысли и неуместные чувства, собственный голос в тишине квартиры разрушил непонятное оцепенение, охватившее их обоих. Йошики сам от себя не ожидал такой реакции на близость Сакурая, на возвращения в этот дом.

- Ты помнишь, куда идти, - слабо улыбнулся Атсуши. Теплые нотки в его голосе Йошики уже почти успел забыть. Вернув неуверенную улыбку, он кивнул и подхватил свою сумку, двинувшись по коридору к нужной двери, не задумываясь, что спустя столько лет с легкостью ориентируется в этой квартире даже в полутьме. И, конечно, всё помнит.

Сакурай никак не ожидал от себя, что возращение в памятное место произведет на него настолько странное впечатление, и старался гнать прочь мысли, отдающие горечью и сожалением. Выйдя в маленькую кухню, он остановился у окна, по-прежнему не включая свет, и смотрел рассеянным взглядом перед собой, невольно прислушиваясь к шуму воды из ванной. Атсуши до последнего не знал, чего ждал от этой встречи, какие эмоции рассчитывал испытать, встретив самого дорогого и, быть может, единственного действительно нужного ему человека. Но уж точно не ожидал он от себя такой растерянности и дурацкого ностальгического трепета, заставившего его снова чувствовать себя молодым, вечно пьяным, и сумасшедше влюбленным.

«Соберись», - приказал себе Сакурай, сам не понимая, что, кажется, произнес это вслух. Сейчас ему больше всего хотелось достать сигареты и закурить, растягивая секунды и минуты в ожидании неизвестно чего, наслаждаясь осознанием того, что Йошики – рядом, и между ними одна стенка. Но позволить себе идти на поводу у собственных чувств он не мог, как бы ни хотелось. Просто слишком много времени прошло.

На улице уже совсем рассвело, и он знал, что с минуты на минуту над городом появится край солнечного диска. Атсуши в мелочах помнил все рассветы из окна этой квартиры. Расположенная на солнечной стороне, она была сущим проклятием, и Йошики, который плохо переносил солнечный свет по утрам, часто жаловался и отказывался выходить из единственной полностью зашторенной жилой комнаты. Сакурай невольно усмехнулся, вспомнив это. Однако все равно щелкнул выключателем, и яркий электрический свет разогнал тени в углах. Атсуши показалось, что вместе с ними ушли обрывки неуместных чувств, всколыхнувшихся в душе.

К визиту гостя он подготовился заранее, и в холодильнике полно было разнообразных продуктов, чтобы не выходить из квартиры несколько дней. Только Йошики после перелета никогда не хотел есть, и потому Сакурай открыл бар, разглядывая небогатый выбор имеющейся в наличии выпивки.

Глядя через бокал на свет, он невольно залюбовался золотистым коньячным оттенком, пропустив момент, когда вода в ванной стихла. Не услышал он и тихих шагов, опомнившись лишь тогда, когда Йошики, переступив порог кухни, насмешливо произнес:

- Уже пьешь. С утра. И нет бы меня дождаться.

- Тебя пока дождешься… - в тон ему бросил Сакурай, слабо улыбаясь и оборачиваясь.

Под сердцем кольнуло, несильно, но ощутимо, когда он увидел Йошики вновь – уже без фиксатора, в какой-то домашней кофте, с влажными растрепанными волосами. Наверное, Хаяши заметил это и безошибочно прочитал этот взгляд. Но почему-то лишь невесело улыбнулся уголками губ и опустил глаза, присаживаясь за стол, опираясь локтем в столешницу.

- Давай за встречу, - Атсуши поставил перед ним пустой бокал и, взяв бутылку, присел рядом.

- Давай, как же иначе, - усмехнулся тот и еле заметно кивнул.

Пока золотистая жидкость медленно разливалась по широкому донышку, Атсуши вдруг вспомнил, что Йошики не любит коньяк: когда-то давно, в той, прошлой, жизни, он говорил ему об этом. Но тогда они все равно пили коньяк – Сакурай не помнил, почему – и, вероятно, именно поэтому его выбор в этот раз неосознанно пал именно на такую же бутылку.

- С возвращением, - негромко сказал он, поднимая стакан и отмечая, что собственный голос сел и отчего-то звучал хрипло. А Йошики, слегка откинув голову назад, слабо улыбнулся и легко коснулся своим бокалом края стакана Атсуши, храня молчание.

Ему никогда не было так легко молчать с кем-то, как с ним. Не потому, что не о чем говорить, не потому, что все уже сказано. А потому, что порой Йошики казалось, что он слышит голос этого человека в своей голове, и это не имеет ничего общего с галлюцинациями. Он точно так же порой мысленно говорит о чем-то с Хидэ, и Хидэ отвечает. Никому об этом знать не нужно, потому что все это – личное. И Атсуши Сакурай для Йошики тоже – личное.

Небо над Токио затянули густые перистые облака – из таких дождя, как правило, не бывает, но и солнца тоже нет. Атсуши подумал, что всё будто нарочно так, как и должно быть. А Йошики поверх его плеча косился в окно и молча пил коньяк, совершенно тем же жестом, что и семнадцать лет назад, поднося бокал к губам. И губы у него всё такие же, хотя так сильно изменилось лицо. Но странное дело: сквозь эти изменившиеся и кажущиеся теперь более правильными черты, словно невидимый слой, подложка, которую видно на свету, проступает тот, прежний Йошики. В кино такой эффект дает дважды записанная пленка, длинный нахлест одного на другое, тотальный сдвиг при том, что всё осталось на месте. Сакурай смотрел на него и видел, что Йошики прячет взгляд – вероятно, что-то его смущало. И внезапно понял, что смущает его гостя именно то, как он смотрит.

- Я думал, что привык, - будто в ответ на его мысли, тихо сказал Йошики, подумав и залпом допив остатки коньяка.

- Ты отвык снова.

- Считаешь, у нас будет немного времени?

- Сколько захочешь.

Раньше, много лет назад, после таких слов они оба тут же срывались. Но двадцать пять лет на то и двадцать пять, в таком возрасте страсть кипит бездумно и ярко. Едва подумав так, Йошики потянулся за бутылкой, намереваясь плеснуть себе в бокал еще, но на его запястье тут же легла рука Сакурая. И он понял, что не изменилось ничего. Под ставшей иной оболочкой тлела все та же подспудная, какая-то совершенно дикая страсть, умело скрытая опытом, временем и обоюдным решением.

«Как хорошо, что не перед кем притворяться», - думал Сакурай, поднимаясь из-за стола и за руку притягивая Йошики к себе, видя, как чуть дрогнули уголки его губ в болезненной гримасе. И понял, что нечаянно сделал ему больно, слишком сильно сжав руку. Йошики всегда был каким-то негармоничным: изнеженно-хрупким внешне и несгибаемым, как стальной трос, внутри. Его оболочку можно было разорвать, сломать, разбить, его собственное тело бунтовало против него, оно не в силах было удержать эту силу духа и шло трещинами, но даже это не могло хоть как-то его изменить. Хоть как-то заставить отступиться от своих принципов. Потому что это и не принципы вовсе, это просто душа. И никто не виноват, что у Йошики она именно такая.

Ему было больно, но не настолько, чтобы замечать это. Боль, в конце концов, это ничто. А вот разом потемневший еще больше – хотя, куда уж больше – взгляд Атсуши – вот, что причиняло ему настоящую боль.

Между ними слишком долго не было какой-то нежности, чего-то такого, что позволительно и простительно в двадцать пять лет. А когда тебе за сорок и ты мужчина, воспринимается такое, по меньшей мере, неловко. Ровно до того самого момента, пока Сакурай не дернул его посильнее к себе, перехватывая под талию и сжимая в кулак ткань майки на спине. Йошики не хотел, но сдался моментально, уткнувшись лбом в его плечо. Бледный свет нового дня померк, Хаяши чувствовал, что отступает спиной, а Атсуши куда-то ведет его.

Память есть не только у вещей. Память хранят не только глаза. Не только запахи способны что-то напомнить. Память несет тело, и воспоминания эти порой даже более четкие, чем зрительные. Йошики каждой клеточкой тела вспоминал прикосновения ладоней, пальцев, знакомых губ, контур которых был настолько скульптурно четким и манящим. Он вспоминал звуки и шорохи, до боли знакомый полумрак, тяжелый вздох где-то над ухом и гулко бьющееся в чужой груди сердце. Его биение можно почувствовать, если приложить ладонь, и Йошики медленно, будто неуверенно сделал это, другой рукой обняв Атсуши за шею.

Сакурай чувствовал, что в этом теле накопилось столько усталости, что оно вот-вот не выдержит. Спорить и переубеждать в чем-то Йошики - фантастически бесполезно, но он знал, что все равно будет. Так же, как знал и то, что несколько дней не в силах исцелить то, что копилось годами, но… Попытка иногда тоже важна.

- Ты спал в самолете? – тихо спросил он, мягко зарываясь носом в мокрые жесткие пряди высветленных волос.

- Не спалось почему-то.

- Тогда ложись.

- А ты?

- И я.

Немыслимо представить, что Сакурай сейчас куда-то уйдет. И он рассмеялся даже, с трудом оторвавшись от виска Йошики и поймав в его глазах ту, прежнюю, тревогу. Из глубины глаз смотрел всё тот же двадцатипятилетний уже не юноша, но еще и не взрослый человек – так же недоверчиво и устало. Хотелось гладить его волосы, чувствовать грудью тепло спины и тихо-тихо говорить, что никуда он и не думает уходить.

Сакурай неожиданно понял, что уже делает это, когда Йошики придвинулся к нему ближе и взял за руку, ненавязчиво заставляя обнять себя за пояс.

Он знал, что Атсуши счастлив и у него семья. У него есть всё, к чему он неосознанно стремился едва ли не с самого рождения. А Сакурай знал, что Йошики, как и прежде, с детства – одинок. И будет таким еще очень долго, если не всегда.

Но сейчас, в зашторенной комнате маленькой квартирки в не самом престижном районе Токио, с глухими, еле пробивающими звуками внешнего мира – сигналами машин, голосами людей, городской суеты – внутри жило их общее прошлое.

Сакурай чувствовал, что Йошики не уснет. Он гладил его руки, чувствительные больные запястья, и спрашивал себя, какое вообще может быть у них обоих оправдание постоянному желанию так сильно рвать себе сердце.

Наверное, только любовь. То, о чем они никогда, или почти никогда, не говорили.

- Помнишь девяносто первый? – вдруг тихо спросил он, касаясь губами чужой макушки.

Йошики не ответил. Скользнув губами по шее, мягко тронув за ухом, Сакурай обнял его чуть крепче, поняв, что ошибся. Хаяши уснул.

А у него вновь, как в зале ожидания международного аэропорта Нарита, было огромное количество времени на воспоминания. Только с той разницей, что теперь в руках была теплая тяжесть самого главного человека в его жизни.

Лето девяносто первого года выдалось на редкость жарким. Он закрыл глаза, сильнее согнув ноги в коленях, и нырнул в этот летний жар, уже перестав удивляться, почему из памяти не изгладилось ровным счетом ничего, вплоть до запаха раскаленного бетона и асфальта июльского Токио.

Глава I

After midnight Cinderella

Didn't have her glass slipper.

После полуночи Золушка

Не нашла своих хрустальных туфелек.

© X JAPAN – Celebration

1991, июль

Лето Сакурай не любил. Особенно сильно он не любил его, когда температура переваливала за любые допустимые нормы, а еще больше, когда сам чувствовал себя не слишком хорошо. В последнее время его вообще часто преследовало странное, будто болезненное состояние. Имаи говорил, что это от переутомления.

Слава, популярность и любимое дело – это, безусловно, приятно. По крайней мере, Сакурай искренне в это верил и понимал, что объективно ему не на что жаловаться. От всех своих прочих проблем он всегда старательно отмахивался и чаще всего приказывал себе не расклеиваться, однако утро с тошнотой, адской головной болью и прочими симптомами похмелья, а тем более утро, начавшееся в недопустимую рань, располагало к нытью. Больше всего хотелось напиться воды из-под крана, снова забраться под одеяло и проспать минимум сутки, только эти слабые надежды разбились вдребезги, когда тишину квартиры разорвала трель телефонного звонка. И Сакурай сразу безошибочно догадался, кто ему может звонить.

Иногда Атсуши казалось, что Имаи, который был не только лидером группы, но и его лучшим другом, обладал даром провидения. Ему нередко удавалось определить, когда вокалист хорошо погулял, но на следующий день снова будет в строю, а когда праздник удался настолько, что нежелание вставать пересилит совесть и здравый смысл.

- Через час, - без всяких предисловий и лишних объяснений объявил он до неприличия бодрым голосом, будто и не участвовал во вчерашней пьянке. – Жду тебя, как договаривались. Не опаздывай.

Атсуши хотел огрызнуться, что и без напоминаний не опоздал бы, а еще добавить пару ласковых за то, что Хисаши вытащил его из постели, но Имаи и так знал, что ему могут сказать, и дожидаться недовольного ворчания не стал. А Сакураю ничего не оставалось, кроме как неверной походкой направиться в душ, предварительно пообещав собственному организму, что как только с делами будет закончено, он вернется сюда, в эту маленькую квартирку, в последнее время ставшую ему вторым домом, и будет спать, пока не выспится. Каких-то полгода назад Сакурай снял это убежище, чтобы иметь стабильное место, желательно подальше от квартиры жены, где можно было бы переночевать, когда появляться дома не хватает никаких моральных сил. Тогда он и подумать не мог, что вскоре станет проводить здесь большую часть своего свободного времени. И Хисаши, скорей всего, тоже сразу позвонил сюда, даже не пытаясь отыскать его дома.

Атсуши не мог сказать, что семейная жизнь его так уж напрягает. Главным образом, потому что сам он в этой жизни почти никак не участвовал. С любым другим человеком, не относящимся к группе или музыке, Сакурай мог проводить не более двух-трех часов, в противном случае люди начинали его бесить. С Саюри он мог находиться и четыре, и даже пять часов. Но ей-то требовались все двадцать четыре.

По большому счету, на эту условно-деловую встречу в музыкальный магазин он мог бы и не ходить. Об этом Атсуши знал заранее, и потому, при прочих равных, не отказался бы именно сегодня бессовестно отлынивать от работы, точнее, от той ее части, которая ему особенно не нравилась и называлась организационной. Но взваливать все на плечи Имаи тоже было неправильно, ведь группа состояла не из одного человека, а фронтмен на то и фронтмен, чтобы быть всегда и везде на передовых. Сакурай спокойно мирился с тем фактом, что в публичной стороне дела группа совершенно беззастенчиво торгует его лицом и имиджем. В конце концов, он сам этого хотел.

Примерно такие слова он и проговаривал мысленно, рассеянным взглядом скользя по стеллажам с компакт-дисками, видеокассетами, и завешенными плакатами стенам, сидя рядом с Хисаши, который что-то обстоятельно втолковывал хозяину магазина и показывал в разложенных перед ним бумагах. Речь шла о банальной рекламе, и Атсуши смутно догадывался, что здесь можно было обойтись не только без его присутствия, но и без присутствия лидера и вообще все решить по телефону.

Смотреть на многочисленные постеры и афиши Сакурая даже немного забавляло. В очередной раз он наблюдал хорошо знакомую тенденцию: чем менее известна группа и чем она скромнее в плане музыкального таланта, чем более кричащим и вопиюще безвкусным будет плакат с анонсом ее концертов. И это мнение подходило абсолютно ко всем, кроме одной команды, да и плакат их торчал на почетном месте – точно посередине. А еще Атсуши отметил про себя, что хотя бы немного знаком с творчеством всех коллективов, афиши которых украшали стены музыкального магазина.

От размышлений о плакатах его мысли перескочили на совсем иное, и он отчаянно боролся с желанием зевнуть еще и потому, что в помещении было ужасающе душно, и вообще это чертово лето достало до ужаса – скорее бы оно закончилось. О чем говорил Имаи, он уже не слушал и даже не пытался изобразить какую бы то ни было заинтересованность. Атсуши предчувствовал, что едва они выйдут из магазина, Хиса непременно поинтересуется, какого черта он вообще приезжал. Но собраться все равно не получалось.

- Что, хочешь сходить? – вывел его из задумчивости голос Имаи, и Сакурай, сообразив, что сейчас обращаются непосредственно к нему, моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд и ухватить давно потерянную нить разговора.

- А? Куда сходить? – обернулся он к гитаристу, отмечая, что владелец музыкального магазина, имя которого Сакурай бессовестно забыл, куда-то отошел.

- Ты афишу гипнотизировал таким взглядом, будто все музыканты X тебе денег должны, - добродушно рассмеялся лидер, а Атсуши перевел растерянный взгляд в ту точку стены, куда он так долго бездумно пялился.

- Да я просто задумался, - честно признался он и, чуть сощурившись и подавшись вперед, разглядел дату концерта. – Никуда я не хочу идти.

- Кстати, меня Хидэ приглашал кое-куда. На сегодня, - объявил Имаи, будто отвечая не словам, а мыслям Атсуши. – Йошики недавно из Штатов вернулся, будет весело.

- Уж кто бы сомневался.

- Сомневался в чем? В том, что пригласили, или в том, что планируется пьянка до обвала крыши?

Хорошее настроение у Хисаши зашкаливало. Чуть откинувшись на спинку стула, он насмешливо поглядел на Сакурая. В том, что Имаи с удовольствием примет приглашение Хидэ и веселиться будет едва ли не больше самих виновников торжества, сомневаться не приходилось. Музыканты Х славились не только своими музыкальными талантами. И хотя всего пару часов назад Сакураю было настолько паршиво, что жить не хотелось, да и теперь не стало принципиально легче, он неожиданно почувствовал, что настроение резко улучшилось. Да и оптимизм Имаи всегда был заразителен.

- Ни в чем я не сомневался. И особенно в том, что сегодня ты будешь в хлам, - в тон другу ответил Атсуши, и тот от души рассмеялся.

- Можешь мне поверить, - кивнул Имаи и тут же заявил: - А я готов поспорить, что ты пойдешь со мной и тоже отметишься.

- Вчера уже наотмечался, - поморщился Сакурай, что вызвало у Хисаши еще один приступ веселья.

- Когда тебя это останавливало?

В какой момент его жизнь превратилась в непрерывный фестиваль и бесконечный праздник, на котором дорогой алкоголь смешивался с дешевыми эмоциями, а лица всем известных и совершенно незнакомых людей появлялись, путались и тут же забывались, Атсуши не заметил. Все чаще он ловил себя на том, что не может воспроизвести в памяти, с кем отмечал накануне очередной концерт, и чем именно был наполнен вечер. Быть может, по этому поводу следовало начинать беспокоиться, но на Сакурая обычно тут же наваливалась апатия, стоило ему начинать думать о том, что в этой жизни надо что-то менять. И потому все чаще он лишь отмахивался от лишних мыслей, полагаясь на привычное «будь что будет», напоминая себе, что такой жизни, как теперь у него, кто угодно позавидует.

- Ну, так что, ты со мной сегодня? – поднявшись на ноги, Имаи потянулся всем телом и блаженно улыбнулся, будто предвкушая веселье, а Сакурай хмуро уставился на пряжку его ремня прямо перед своим носом и полоску голой кожи, открывшуюся под короткой чуть задравшейся майкой.

- Разумеется, нет, - ответил он, тыкнув друга в живот. Хисаши засмеялся и кивнул, соглашаясь:

- Заеду за тобой в восемь, - и снова со смешком едва увернулся, когда Сакурай попытался еще раз заехать ему в бок.

Токио плавился, Атсуши казалось, что он вдыхает горячую воду, а раскаленный воздух дрожал над асфальтом, как мираж в пустыне. Постояв минутку на тротуаре и здраво рассудив, что в такси в такую жару можно только умереть, а прогуливаться под палящим солнцем чревато солнечным ударом, Сакурай шагнул в тень, утягивая за собой Имаи.

- Предлагаешь до вечера переждать? – усмехнулся тот и взглянул на часы. Атсуши покосился тоже, и глазам не поверил – только одиннадцать утра!

- Сдохнем пережидать, - мрачно выдал он, и вытащил из кармана помятую пачку сигарет и зажигалку. Зацепил одну и вытянул губами, без слов предлагая Хисаши угоститься.

- Жаль, что у меня нет велосипеда, - вдруг сказал Имаи и пошел к обочине ловить такси. Как бы ни было мерзко по такой жаре маяться в духоте салона, по крайней мере, это был единственный шанс быстрее всего оказаться дома, в спасительной прохладе кондиционера и задернутых штор.

Сев на корточки и неспешно затягиваясь, Сакурай устремил взгляд куда-то вперед, снова наткнувшись на плотной стеной наклеенные на рекламном стенде плакаты Х, и вдруг вспомнил, что у них ведь вот-вот будет релиз нового альбома. Сегодня? Или завтра?

Перед постерами толпилась кучка школьниц и ребят постарше, и Атсуши не мог что-то разглядеть, про себя радуясь, что солнцезащитные очки и собранные в хвост волосы ничем не выдают в нем вокалиста другой группы, находящейся на пике славы. Девчонки о чем-то возбужденно галдели, подпрыгивая на месте, а Сакураю подумалось вдруг, что совершенно точно так же, как эти девочки, с ума сошла вся страна. За какие-то пять лет все настолько перевернулось, что он часто спрашивал себя – а была бы рок-музыка, и вообще музыка, на том уровне, на каком она сейчас, если б не было Х?

Имаи дружил с Хидэ и частенько рассказывал какие-то забавные истории о группе, и в его словах никогда не было зависти или намека на конкуренцию. Сейчас Сакураю сложно было представить, что сам он общался с теми же самыми музыкантами, облик которых тиражировался на сотни тысяч экземпляров плакатов, на обложки нового диска, который, судя по смелому заверению Йошики, мог бы разойтись миллионом копий. Почему-то Атсуши не сомневался в этом. Но вот такое разделение человека и образа казалось ему странным, словно статично застывшие фигуры почти нереальных музыкантов, и те люди, какими они были в жизни – это совершенно разные плоскости. Атсуши был знаком именно с ними-людьми, Имаи дружил с Хидэ-человеком, Хидэ-музыкантом, но оба они не знали или почти не знали, каков Хидэ-звезда. Или Йошики. Он, пожалуй, казался Атсуши больше человеком-звездой, чем просто человеком, и по какой-то странной причине они сравнительно мало общались, гораздо меньше, чем с остальными.

«Йошики недавно из Штатов вернулся, будет весело» - вспомнил Сакурай слова Имаи и раздавил сигарету о каменный выступ в стене, поднявшись на ноги. Гитарист только что поймал машину и вовсю махал ему рукой. Но и в салоне такси, в удушающей жаре металлической консервной банки, разогретой ревущим мотором, он продолжал думать, почему вышло так, что Йошики начал отделяться от остальных. Почему он проводит так много времени в Америке. Неожиданно Атсуши почувствовал острое желание и в самом деле пойти на сегодняшнюю гулянку Х, хотя до последнего сомневался, что элементарно сможет проснуться, несмотря на заявление Имаи приехать за ним в восемь.

- Ты знаешь, я, наверное, сам доберусь сегодня. Где, Хидэ говорил, они собираются? – повернувшись к Хисаши и сняв очки, Сакурай отметил странный взгляд друга, и поспешно снова уставился в окно. - Да, выгляжу как ночной кошмар, я знаю.

- Ну, не кошмар, но обычно ты поприятнее с виду, - хмыкнул Имаи. - К вечеру приводи себя в порядок. А адрес я тебе напишу, ты вряд ли знаешь.

- Там что, журналисты будут? – поморщившись, Атсуши наблюдал, как Хисаши что-то поспешно царапает в карманном блокноте, через минуту вырвав и протянув ему листок.

- Сдурел что ли, какие журналисты на частной гулянке?

- Тогда какая разница, как я выгляжу?

- Ты – лицо группы. Причем лицо, которые все привыкли видеть в определенном виде. Так что сделай милость, не разочаровывай общественность. Это только нам привычно видеть тебя пандой с похмелья.

Имаи засмеялся, закинув ногу на ногу и повел узкими птичьими плечами. Атсуши чрезмерная и какая-то наркоманская худоба лидера всегда казалась болезненной, хотя нельзя было не признать, что она ему идет.

- Общественность. Тоже мне, общественность. Мы бухать идем или морду мою во всем блеске демонстрировать? – скорее на автомате проворчал он, и со вздохом снова водрузил темные очки на нос.

- Считай, что у меня есть одна мысль… И если Йошики она понравится, он будет внимательно присматриваться к тебе.

- Что еще за мысль?

Имаи не ответил, снова загадочно пожав плечами, смешно перемещая свои тощие косточки под слишком тонкой кожей. Сакурай допытываться не стал, только сполз на сидении пониже, и привычно опустил голову на плечо Хисаши, даже не замечая костлявости друга. В конце концов, он давно привык спать еще и не в таких условиях.

Йошики к одиннадцати утра уже совершенно выбился из сил, с ума сходя после бессонной ночи и проклиная на чем свет стоит идиотскую смену часовых поясов, к которым никак не привыкнуть. Самое большее неделя, и его организм придет в норму, свыкнувшись с очередным издевательством, но до этого момента еще надо было дожить. А пока, с ломотой во всем теле и острыми, стреляющими разрядами в шею и позвоночник жить было весьма некомфортно.

Он провел руками по лицу и завел ладони назад, собирая в хвост длинные волосы, всегда упрямо лезущие в глаза, и медленно откинулся на спину. Думать о вечерней пьянке не хотелось, Йошики всерьез собирался отключить телефон, попросить охрану внизу никого не пускать, и спать, спать… Это было бы замечательно, если бы только было реально.

В час дня у него очередная встреча с директоратом Sony, такими бесконечно далекими от мира музыки людьми, что непонятно вообще, как и что может их с этим миром связывать. Однако после выпуска «Jealousy» Йошики понял, что успех – это не только талант, помноженный на усердие.

Голова раскалывалась от мыслей, которые упрямо бежали одна вперед другой. Он думал сразу обо всем и ни о чем – о контракте, о датах, об обязательствах – и бездумно пялился в высокий потолок, силясь закрыть глаза и дать себе хоть немного отдохнуть. Но ничего не получалось. Возбужденная нервная система играла с телом и сознанием дурные шутки, глаза спали, но мозг сходил с ума, призывая чуть ли не вскочить, поехать в офис компании, и расторгнуть контракт с выплатой неустоек. Он был уверен, что они бы потянули это, можно было бы вырваться из сетей, в которые сами же добровольно прыгнули. Но здравый смысл заставлял Йошики по-прежнему неподвижно лежать, не спать, но хотя бы физически отдыхать. Он понимал, что, по сути, всё правильно, всё так и должно быть. Но если расчетливый ум осознавал неизбежность, то вот слишком мятежная душа, которая всегда противилась контролю, стонала и корчилась, вынуждая сворачиваться комком на постели и крепко жмуриться.

Может быть, ему действительно нужна легкая встряска, хотя бы несколько часов вне этого кошмара, которым наполнены были последние месяцы. Это всё Хидэ. Кто же еще. Кто еще мог так чутко и точно понять, чего более всего сейчас не хватает. И дело даже не в пьянке – дело в том, что иногда стоит расслабляться. Когда-то, еще не так давно, но, кажется, десяток лет назад, они ведь умели и отлично работать и отлично отрываться. Что могло измениться? Почему всё вообще так изменилось?

Сна не было ни в одном глазу, но Йошики упрямо продолжал лежать, ворочаясь с боку на бок, то откидывая покрывало, то заматываясь в него, но ему было неуютно. Сущее мучение – невозможность спать, когда хочется спать. В Лос-Анджелесе эту проблему можно было быстро и эффективно решить, но здесь, на японской земле, Йошики подсознательно противился этому.

Когда в Штатах он пожаловался врачу на бессонницу и кошмарное состояние, ему тут же без промедления выписали секонал, двадцать пять красных капсул, и велели принимать по одной перед сном. Сначала он не слишком надеялся, что это поможет, но после первого приема просто поверить не мог – всего через десять минут его охватил потрясающий сладкий сон, и это не было привычной дремотой, тем омерзительным пограничным состоянием, когда толком не спишь и толком не бодрствуешь.

В первый раз он проспал восемь часов и проснулся совершенно отдохнувшим и полным сил. Но постепенно действия одной капсулы уже было мало, и однажды, проснувшись через два часа глубокой ночью, Йошики рискнул принять вторую. Сон вернулся, но пробуждение было ужасным. Ко всему прочему вернулись боли в шее, но пришлось выбирать между болью и постоянным недосыпанием. В итоге он, конечно же, выбрал первое, потому что работать с болью было возможно, а вот с сонливостью – нет.

Перед отлетом в Токио Йошики сознательно выбросил все оставшиеся капсулы, дав самому себе торжественное обещание нормализовать сон естественным образом. Наверное, ему стоило съездить домой, в Татеяму, провести хотя бы сутки на побережье, пропитанном запахом соли и йода, вдохнуть смолянистый кипарисовый воздух. Говорят, родные места лечат, может быть, и боль там утихнет. Если бы только было возможным выкроить время на такую поездку.

Сев посреди смятой постели и поняв, что пытаться спать уже точно больше не получится, Йошики нашарил рядом с собой телефонную трубку, и почти не задумываясь набрал номер Хидэ, автоматически взглянув на часы.

- Я знаю, что это ты, - вместо приветствия заявил Хидэто. - Даже не думай.

- Ты ведь еще не знаешь, что я хочу сказать, - невольно улыбнувшись уголками губ, ответил Йошики, сползая с кровати и шлепая босыми ногами на кухню.

- Всё я знаю, ты всегда хочешь сказать одно и то же в последнее время. Так вот – нет. И не смей мне тут ныть, что ты не выспался и у тебя куча дел. Подождет твоя куча. Если хочешь, я могу вместо тебя съездить сегодня.

Тут уж возражать было нечего. Йошики всегда удивлялся способности Хидэ знать о нем все до мелочей. Даже Тоши, с которым они были знакомы уже больше двадцати лет, и то не мог похвастаться такой вопиющей проницательностью.

- Если бы ты действительно мог съездить вместо меня, это было бы здорово. Но это моя обязанность, - наконец подобрав слова, Йошики попутно отметил, что завтракать в этом доме нечем. Точнее, может быть, из того что имеется в холодильнике и можно соорудить завтрак, обед, и даже ужин, только уж чем-чем, а кулинарным талантом природа его явно обделила. Вот если бы Тайджи…

- У тебя и так слишком много обязанностей, - судя по тону, Хидэ ворчал. - Ты своими обязанностями сам себя в гроб загонишь. Я хочу, чтобы сегодня, хотя бы на один вечер, ты расслабился. Тем более что будем там не только мы.

- А кто еще? – Йошики насторожился, потроша над чашкой последнюю пачку лапши быстрого приготовления.

- Да будет еще пара ребят… - уклончиво заявил Хидэто, а Хаяши мгновенно узнал этот тон. - Имаи обещал прийти.

- Из чего я делаю вывод, что пьянка планируется до искр из глаз.

- Брось, ты что, первый день меня знаешь?

- В том-то и дело, что не первый.

- Не ворчи, Йо-чан.

Когда Мацумото так называл его, Йошики совершенно не мог и не хотел с ним спорить.

- Я гарантирую, будет весело, - продолжал тем временем Хидэ. - Тем более что с Хисаши придет Аччан.

Это было уже интересно. Йошики присел на высокий стул, проведя рукой по глазам, и ему показалось, что он почти прогнал остатки сна.

С Атсуши их, разумеется, знакомили, но это было давно и как-то не обстоятельно. Йошики толком не помнил, когда и как познакомился с вокалистом BUCK-TICK, но даже сейчас, от одного упоминания его имени, в памяти вспыхнул яркий облик. Сакурая вообще сложно было не заметить или забыть.

- Ну, раз такие дела, я, пожалуй, поеду к ребятам из Sony пораньше, - обращаясь наполовину к себе, наполовину к собеседнику, Йошики уже прикидывал, за сколько он доберется по токийской жаре в офис.

- Зачем? – удивленно протянул Хидэ.

- Приеду и насплюсь под завязку, чтобы вечером и ночью были силы.

- Йо, ну с чего ты взял, что мы и ночью будем…

- Я просто не первый день тебя знаю, - засмеялся Йошики и быстро свернул разговор.

В конце концов, если не получается спать, значит, надо работать. А вот когда работа будет сделана, может быть, получится и поспать. По крайней мере, в это можно было смело верить.

***

Вечером он вынужден был признать, что настроение пить до пьяного угара у него так и не появилось. Выспаться толком не удалось: невероятная жара обволакивала даже на верхних этажах здания, где он снимал апартаменты. Хаяши с тоской вспоминал сухой зной Лос-Анджелеса. В городе ангелов сейчас значительно прохладнее, а воздух не такой невыносимо плотный. Почему-то в Штатах Йошики всегда чувствовал себя легче, и дело было не только в климате.

Больше всего хотелось слабовольно отказаться от вечеринки, и он понимал, что мог себе позволить подобное. Многие знакомые вполне справедливо считали его взбалмошным, а кое-какие поступки - причудами, за глаза говоря, что с лидера Х станется отколоть что-то и покруче, чем неявка на праздник в честь собственного нового альбома. Но представив на минуту, что в противном случае остается только маяться в жаркой квартире, а головная боль будет и дальше изводить его, Йошики, плюнув на все, начал собираться, понимая, что уже безнадежно опаздывает.

К бару, название которого Хидэ повторил не менее трех раз, чтобы Йошики запомнил, его привезли примерно на час позже запланированного времени. Сегодня он чувствовал, что не сможет сам сесть за руль, да и смысла не было – кто же едет на собственном автомобиле на пьянку. Уже достаточно стемнело, и он невидящим взглядом наблюдал за проносящимися за окном неоновыми вывесками, такими знакомыми и в то же время кажущимися чужими. Хотя с момента его отъезда в США прошло не так много времени, в родной стране Йошики теперь чувствовал себя чужим, словно приехал сюда в гости, а не вернулся домой.

«Наверное, однажды я уеду насовсем…», - вдруг подумал он, и даже сам удивился этой идее, прозвучавшей в собственной голове, как утверждение. Будто решение такое принял уже давно.

Улочка, на которой располагался бар, была узкой и неожиданно безлюдной. Когда Йошики выбирался из такси, он заметил лишь пару случайных прохожих где-то вдалеке. Хидэ всегда фантастически умеет находить никому не известные заведения, словно у него радар, где можно отдыхать, без риска быть узнанными.

Грохот музыки оглушил сразу, едва он распахнул дверь. Охрана на входе его, разумеется, узнала, но Йошики даже не заметил этого, решительно проходя по коридору к основному залу, откуда доносился неразборчивый гул голосов, перемежаемый взрывами хохота. После относительно прохладного вечернего воздуха показалось, что в помещении не просто накурено, а повисла пелена из сигаретного дыма.

- О! Йо-чан! Как всегда, самый первый!

Зачем Хидэ забрался с бокалом на стул, Йошики не знал и мог только догадываться, что тот явно собирался сказать тост, и только появление лидера сбило его с мысли. Хидэ махнул ему, покачнулся, и чуть было не свалился, если бы сидящий рядом с ним парень не вцепился в его руку, помогая удержаться и не упасть.

Глаза большинства присутствующих в один миг обратились к Хаяши: кто-то из знакомых кивнул, кто-то радостно что-то кричал, хотя слова почти не удавалось расслышать из-за грохочущей музыки.

Йошики, в свою очередь, направился к барной стойке, решив, что сначала выпьет сам, на свой выбор, прежде чем попадет в коварные лапы Хидэ и Сугихары, который забавно выделялся на фоне пестрой толпы своим еще более пестрым видом. Не без некоторого удивления он заметил, что народу собралось в разы больше, чем ожидалось увидеть, хотя вечеринка планировалась, как приватная, для своих, и посторонних здесь, по идее, было немного. Какая-то прошедшая мимо девушка мило улыбнулась, и в тот же момент кто-то хлопнул Йошики по плечу, хотя он не смог вспомнить, знакомы ли они. С первых секунд происходящее будто затягивало его в вихрь веселья, Йошики знал, что еще немного, и он напрочь забудет, что не слишком хотел идти.

- Виски со льдом, - недолго думая, заказал он, облокачиваясь на стойку и окидывая взглядом зал, решая, к кому подойти в первую очередь.

- Вот так сразу и так серьезно? - раздался прямо над ухом насмешливый голос, и Йошики едва не вздрогнул, резко оборачиваясь.

- Любишь ты подкрадываться, - усмехнулся он, с ног до головы окидывая Тайджи изучающим взглядом, будто видел впервые, а тот в ответ широко и довольно улыбнулся:

- Люблю. Ты такой забавный, когда удивляешься.

Хаяши готов был возразить что-то по поводу собственной забавности, но Тайджи смотрел на него так тепло, что желание злиться мгновенно пропало. За то время, что Йошики его не видел, Савада заметно исхудал, а смотрел так, будто они не виделись бесконечно долго, дольше, чем несколько месяцев. Склонив к плечу голову, Тайджи облокотился о стойку, глядя на выставленные в баре бутылки.

- Я думал, ты вообще не придешь, - сказал он, скользя задумчивым взглядом по полкам, словно не решаясь сделать выбор.

Бармен поставил на стойку стакан, предварительно подложив салфетку, которая мгновенно намокла. В душном помещении на стенках прозрачного, наполненного льдом бокала сразу появились крохотные капельки, и Йошики, прежде чем сделать глоток, невольно провел кончиками пальцев по гладкому стеклу.

- Раньше ты не любил виски, - как-то невесело заметил Савада, прослеживая каждое его движение.

- Откуда тебе знать? – в тон ему поинтересовался Йошики, делая первый маленький глоток.

- Уж я-то все знаю. Кстати, я вообще-то хотел с тобой поговорить. Только найти тебя в течение дня непростая задача…

В душе мигом поднялась волна раздражения. Словно одной этой фразой Тай надавил на старую, едва зажившую, но очень болезненную мозоль.

- Давай не будем сейчас, - не слишком вежливо перебил Хаяши.

Йошики часто замечал, что никому, кроме Савады, не удается так часто выводить его из себя. Тайджи словно нарывался каждый раз, проверяя на прочность и свои, и его нервы. Несмотря на то, что они проводили немало времени вместе, знали друг друга уже столько лет, какое-то время жили под одной крышей, Йошики казалось, что Тай был самым незнакомым ему на свете человеком. Просто потому что невозможно было понять, о чем тот думает в тот или иной момент. Или чего он хочет.

Тайджи мог улыбаться и рассказывать что-то смешное, а уже через минуту выражение его лица становилось хмурым, и все сводилось к тому, что у них в группе неправильно построены взаимоотношения. Что песни пишутся не так, как надо, гонорар делится не честно, а в укор Хаяши ставилось все, даже его требовательность. Будто это могло повредить. Подобные беседы с Тайджи были привычными, но, хотя о чем-то подобном с Йошики мог заговорить любой член группы, только с басистом чаще всего это заканчивалось скандалом. Инициатором, разумеется, всегда выступал Йошики, который просто не в силах был сдерживаться, когда его так резко и ни за что критиковали.

- Потом, - еще раз с нажимом сказал он, зная, что это бесполезно.

- Когда потом, если тебя постоянно нет?

- Разумеется, нет, я вообще очень занят. И сегодня тоже.

- Не только сегодня, я говорю о… - начал было Тайджи, но его голос потонул в очередном взрыве хохота, и оба они синхронно взглянули туда, где у длинного стола расположилась основная компания.

Йошики не сомневался, что причиной вспышки такого безудержного веселья как обычно стал Хидэ. Гитарист уже успел хорошо выпить, хотя, конечно, был еще далеко не пьян, а находился в том самом состоянии, когда легче всего шутить, веселиться и развлекать пару десятков подвыпивших приятелей. Только теперь до Йошики дошло, что рядом с Мацумото сидел не кто иной, как его друг Имаи. Невольно он окинул взглядом остальную компанию, сам не осознавая, кого ищет.

- Вокруг Хидэ вечно все вверх дном, - недовольно буркнул Савада.

- Тебе это как будто не нравится, - пожал плечами Йошики и, захватив бокал со стойки, шагнул в сторону шумной компании. Тайджи поймал его за локоть и удержал, сжимая неожиданно крепко и сильно.

- Мы с тобой не договорили, - напомнил он.

- О делах завтра, ладно? – старательно изображая миролюбие, Йошики был уже на грани и вот-вот готов был сорваться. Здравый смысл подсказывал, что ничего из ряда вон выходящего Тайджи не делал, но с собственным раздражением он ничего поделать не мог, да и не хотел. Может быть, так сказывалось напряжение последних месяцев, а может, просто бессонная ночь, но Йошики бесил тот факт, что стоило ему только немного расслабиться, наконец-то вырвавшись из бесконечного круга работы, как Тайджи будто нарочно злил его, отчего в висках снова начала пульсировать головная боль.

- Нет, я сказал – сейчас!

Йошики резко обернулся, со стуком поставив бокал на стойку.

- Чего тебе надо, Тай? - почти рявкнул он, дернув рукой и высвободившись. - Опять решил завести старую песню о том, какой я хреновый лидер и неправильно всё делаю?

- Ты не хреновый лидер. Но да, ты поступаешь неправильно.

То ли Хаяши просто отвык от того, каким может быть злящийся Тайджи, то ли сейчас он и в самом деле злился по-настоящему, но яростный блеск в потемневших глазах ему совсем не нравился. Того и гляди надерется и начнет нарываться на драку, как уже не раз бывало.

- Что ты говоришь. Ну, что же на этот раз я сделал неправильно? – сузив глаза и подавшись чуть ближе к басисту, медленно, четко сказал он. Зрительный контакт длился всего ничего, но Йошики знал, что Тайджи, как всегда, первым отведет взгляд.

- Тебе не кажется, что ты перегибаешь? Пусть меня в штатах не было, пока ты заканчивал работу, но мы все знаем о твоих загонах в этот раз.

- О моих… о чем?

Тайджи раздраженно дернул плечом и отмахнулся от какого-то парня, который навис над ним. С точки зрения Йошики сделано это было слишком резко, но он никогда не удивлялся импульсивности своего басиста.

- Чего тебе не хватало? Какой смысл был дергать Тоши ради записи одной песни? Думаешь, что-то принципиально изменилось?

Йошики счел за лучшее промолчать, чем вступать в бессмысленный спор или отчитываться. Его собственная война нервов закончилась, и вышел он в ней сомнительным победителем. Ему вдруг показалось, что никто, решительно никто не в силах понять, что делать что-то ради удобства – нельзя.

- Никаких полумер, да? Чего ты молчишь? – Тайджи наклонился к нему ниже. Ухо обожгло горячее хмельное дыхание. - Ты себя губишь, всё губишь, неужели не видишь?

- Отвяжись, - отрезал он и уперся рукой в плечо Савады. - Я и только я принимаю решения. Тоши был согласен…

- Тоши с тобой всегда согласен, тоже мне, удивил! – Тайджи уже почти кричал.

На них начали поглядывать. Йошики испытывал острое желание схватить первую попавшуюся бутылку и со всей силы огреть ею Тая. И не потому, что ему были неприятны его слова или они задевали что-то глубоко в душе. Йошики просто знал, что тот не прав. Что тот не понимает и не хочет ничего понимать.

Сакурай не понаслышке знал, что такое запой. Стоило сказать за это спасибо отцу, но то давнее время Атсуши вспоминать не любил, хотя порой все равно возвращался мысленно в свое детство, видел, и теперь уже понимал это чужое бессилие. Когда просыпаешься, а мир – серый. Всё серое. И чтобы вернулись краски, совершенно необходимо снова выпить. И тогда становится почти хорошо.

Сейчас, после нескольких влегкую пропущенных стаканов выпивки, он ощущал то самое чувство, когда в мир возвращаются краски. Ему было почти хорошо, состояние опьянения делало все простым и ясным, и непонятно было, с чего он утром ломался и всерьез подумывал отказаться от похода на вечеринку. Хотя уже знал, что в его жизни грядет очередной запой.

Имаи с Хидэ как встретились, так тут же поймали общую волну, и понять их кому-то извне просто не представлялось возможным. Их беседу Сакурай мог охарактеризовать примерно как «виноградный велосипед», это было забавно, но не настолько, чтобы включаться в разговор. Поэтому, он просто сидел какое-то время, болтая с ребятами из других, и итоге они с Патой распили на двоих бутылку виски, торжественно швырнув ее о бетонный пол. А после, чувствуя себя уже невыразимо прекрасно, Сакурай принялся слоняться по бару.

Самым замечательным он было то, что здесь разрешалось курить, причем непосредственно не отходя от общего застолья. Ко второму часу все расселись небольшими группками, а появления Йошики Сакурай даже не заметил.

Возвращаясь с улицы, куда ходил подышать, он резко уловил какую-то нервную атмосферу возле бара, остановившись в полумраке коридора, у двери в большой зал. Йошики и Тайджи, судя по всему, знатно препирались, но внимание Атсуши привлекло совсем не это. В конце концов, это их дела и он предпочел не лезть. Но вот за лицом и поведением Хаяши наблюдать было одно удовольствие. Казалось, он вот-вот врежет Тайджи.

Сигарета дымилась в пальцах, Сакурай коротко стряхнул пепел прямо на пол, затянувшись, и сквозь клубы дыма продолжая свой статус наблюдения. Йошики явно не пришло в голову ничего умнее, кроме как вырядиться в белое – белые джинсы, белая кофта с какими-то аляпистыми латинскими буквами. Если бы он еще не орал как потерпевший на порывающегося вякнуть что-то в ответ Саваду, впечатление случайно заскочившей на пьянку девицы было бы полным. Атсуши невольно сам рассмеялся своим мыслям, сравнив лидера Х с обыкновенной истеричной девкой.

Музыка стихла, и в общем шуме голосов и смеха, отчетливо раздался звук разбившегося вдребезги стакана, который только что смахнули с барной стойки, и Сакурай почему-то понял, что ему хватит стоять в стороне. Раздавив окурок о выступ стены, он подошел ближе, остановился за спиной Йошики, и чуть было не получил локтем под ребра от вспыльчивого музыканта. Разумеется, случайно.

- Эй-эй, тихо. Не бушуй так, вечер еще только начался, - негромко сказал он, ловя взгляд резко обернувшегося Хаяши.

Тайджи тоже смотрел на них молча, видимо, не найдя слов, хотя еще секунду назад у него их было в избытке. Йошики явно растерялся, глядя на Сакурая, но это было именно то, чего он добивался – только что психующий и дергающийся, Хаяши молчал и даже, кажется, немного успокоился.

- Аччан, - наконец выдохнул он. - Давно не виделись.

- Очень давно. С самого знакомства, - Атсуши тоже улыбнулся и перевел взгляд на Тайджи. Он видел, что тот в запале, и ему ничего не стоит сейчас оттаскать на крепких выражениях первого встречного.

- Рот закрой, - предупредив гневный выпад в свой адрес, Сакурай поудобнее уперся локтем в стойку и протянул Йошики открытую пачку сигарет, предлагая взять одну. - Не время и не место сейчас устраивать разборки. В студии поорете.

- Да ты вообще что… - резко дернулся Тай, но Йошики оказался проворнее. Крепко сжав его плечо, он решительно подтолкнул Саваду в сторону длинного стола, за которым сидели Пата и Тоши.

- Потом, Тай. Потом договорим, ты понял? Иди.

В голосе Йошики звенел лед. Это было интересно. Имаи как-то раз назвал этого музыканта хамелеоном, и заявил, что, наверное, никто не видел его настоящего лица. Атсуши было уже не просто любопытно, а очень любопытно, особенно с учетом того, что Тайджи Савада, злобно сверкнув глазами, все-таки подчинился, с размаху плюхнувшись на диванчик в углу, рядом с Рюичи, и надолго затих. Сакурай был уверен, что тот собирается хорошенько напиться. Йошики, как ни странно, думал о том же, помрачнел, но предложенную сигарету из пачки вытянул.

Атсуши всегда чувствовал, с каким настроением на него смотрят. Порой ему это нравилось, иногда раздражало, но чаще всего он не слишком реагировал, философски рассудив, что если он кому-то понравился, то за просмотр денег не берут. А если не понравился – это вообще не его проблема. Но Йошики смотрел по-особому, он и не приглядывался, и не отводил глаза. Сакурай вдруг вспомнил слова Хисаши о том, что у него есть какая-то идея. Только вот перекинуться хотя бы парой фраз с лидером Х он явно еще не успел.

Йошики действительно очень внимательно смотрел на Атсуши, то и дело прикладывая к губам фильтр сигареты и затягиваясь. Его все еще потряхивало после короткой, но экспрессивной стычки с Тайджи, который резко будто с цепи сорвался. Йошики это не столько уже злило, сколько обижало, к тому же Тай, единственный из всех, не сказал ему, что они давно не виделись и он рад, что теперь вся группа опять в сборе. Видимо, рад не был.

Пока он задумчиво смотрел на Сакурая, как и все, попав под его обаяние, на барной стойке оказался еще один бокал с виски. И точно такой же был сейчас в руках Атсуши.

Молча прикоснувшись своим стаканом к бокалу Йошики, Сакурай залпом выпил, на коротком вдохе затянувшись в последний раз почти докуренной сигаретой, и выдохнув, тут же загасив ее в пепельнице, услужливо поставленной барменом. Хаяши видел, что он уже изрядно пьян, и почему-то подумал, что если бы ровно столько же выпил Тайджи – басиста уже носило бы по бару, и он успешно чесал бы свои кулаки о первые попавшиеся ему на пути физиономии. А на четко очерченных губах Сакурая бродила лишь едва заметная улыбка, и если бы не слегка опущенные тяжелые веки, Йошики решил бы, что он и не пил вовсе.

- Что, красивый? – неожиданно прервал Атсуши общее молчание, намеренно стараясь смутить собеседника. Это чертовски забавно – заставить смущаться такого человека как Йошики.

- Вполне, - спокойно ответил тот, все так же скользя взглядом по его лицу, будто что-то вычисляя. - Ты всегда пьяный или только мне выпала такая честь?

- По настроению.

Сакурай улыбался, признавая, что ему по душе такая честность. Вытащив из пачки еще одну сигарету и положив ее, вместе со своей зажигалкой, возле бокала Йошики, он легко оттолкнулся от стойки и пошел прочь, чувствуя взгляд в спину.

А Йошики отметил, что еще никто и никогда не давил так изящно грандиозную ссору в зародыше, как только что сделал это Аччан. Настроение в очередной раз за последний час развернулось на сто восемьдесят градусов, и о Тайджи больше не думалось. Не думалось ни о чем. Йошики, взяв оставленную ему сигарету, спрятал подаренную или одолженную зажигалку в карман и направился к столу, за которым вот уже минут двадцать о чем-то распинался жизнерадостный Хидэ.

Запомнить, с кем он за сегодняшний вечер успел увидеться, выпить за встречу, с кем из этих людей только познакомился, а кого знал давно, Хаяши уже не удавалось. Знакомые и едва знакомые люди смеялись, шумели, а он чувствовал себя легко и гармонично в этом хаосе, со стороны наверняка больше напоминавшем сумасшедший дом, чем обыкновенную вечеринку.

- Во-от… А ты не хотел приходить… - мечтательно улыбаясь протянул Хидэ и опустил голову на его плечо, когда Йошики, отделившись от одной особенно шумной компании, с которой провел не меньше часа, вернулся за столик друга и присел рядом.

- Ты был как всегда прав, - согласился он, а Хидэ негромко рассмеялся, доставая очередную сигарету из лежащей рядом на столе пачки.

- Ты совсем на фиг пьян, раз готов признать, что я всегда прав, - протянул он и хотел добавить еще что-то, однако невнятный шум и резкие голоса за спиной заставил их дружно обернуться.

Сперва Йошики даже не понял, что случилось, но догадался, что в радостном угаре кто-то что-то не поделил, и завязалось нечто вроде потасовки. Люди расступились, и сидящий рядом Мацумото тут же привстал со своего места, готовый вмешаться. Только полноценной драки не вышло: сквозь поредевший толпу он заметил Тайджи и ничуть не удивился, когда сообразил, что тот если не был зачинщиком, то, по крайней мере, являлся активным участником инцидента. Хмыкнув, Йошики сжал руку Хидэ и заставил его сесть на место.

Звать на помощь персонал или охрану не пришлось, Саваду угомонили и оттащили, но даже через грохот музыки из колонок, Йошики услышал, как тот громко выругался. Рассмотреть, в кого именно хотел вцепиться Тай, он не смог, да и не слишком хотел. Отвернувшись, он откинулся на спинку дивана.

- Пора кого-то домой отправлять, - бесцветным голосом прокомментировал случившееся Хидэ, сунул сигарету в зубы и похлопал по карманам в поисках зажигалки, которая не обнаружилась ни под рукой, ни на столе.

- Тебе дай волю, каждый раз будешь его домой отправлять еще до начала, - ответил Хаяши и, опустив руку в карман, достал оставленную ему сегодня зажигалку. В течение вечера неожиданный разговор у барной стойки несколько померк, но, увидев в своих же руках зажигалку Сакурая, Йошики повернул голову и обвел взглядом зал. Атсуши нигде не было видно, а может, в тусклом свете он просто не заметил его.

- Всё совсем не так, - возразил Хидэто, поднося кончик сигареты к язычку пламени и глубоко затягиваясь. – Я ведь только за дело. Каждый раз одно и то же. О нас и так дурная слава ходит, не хватало еще постоянных мордобоев, как раньше…

На последних словах Хидэ состроил такую несчастную физиономию, что Йошики, не удержавшись, расхохотался в голос.

- Дурная слава… Страсти-то какие, - отсмеявшись, он опустил руку на плечо друга, и тот снова негромко фыркнул.

- Ну ладно, слава, допустим, отличная, - согласился он. – Но драки без повода на каждой пьянке меня как-то совсем не вдохновляют.

- Да ладно, замяли ж все, - отмахнулся от его слов Йошики. – Не думай.

Хидэ возвел глаза к потолку, всем своим видом показывая, что он не может не думать, но в этот момент Хаяши отвлек подсевший к нему с другой стороны Пата.

- Я тебя хочу кое с кем познакомить, - объявил он, требовательно потянув за собой.

Вечер явно набирал обороты, счет времени и выпитому все давно потеряли, а Йошики, опомнившись в какой-то момент, задался вопросом, не наступило ли уже за стенами бара утро. Кто-то смеялся, кто-то постоянно предлагал выпить, в то время как Хаяши успел запутаться, с какой из маленьких разделившихся компаний он уже успел выпить, с какой – нет, с кем пообщался, а кого случайно обошел вниманием.

Порой на подобных встречах ему случалось терять ощущение реальности, упускать тот момент, когда он еще относительно трезв, весел, а потом резко – темный провал и душное утро с адской головной болью. Когда Имаи в очередной раз почти до краев наполнил его бокал виски, Йошики показалось, что в этот раз все так и будет, но останавливаться не хотелось. О недавнем желании остаться дома и провести вечер в одиночестве он и думать забыл.

- Надолго задержишься на этот раз? – спросил его сидевший рядом и без умолку болтавший парень. Йошики попытался сфокусировать на нем взгляд, но осознал только то, что лица присутствующих кружатся калейдоскопом перед глазами, а имени собеседника он, хоть убей, не помнит.

- Посмотрим, - ответил он, отстраненно задаваясь вопросом, о чем именно его спросили – о приезде в страну или об участии в этой вечеринке. От этой мысли Йошики стало смешно, и он успел подумать, что пьян в самый край.

Поиск по сайту: