Глава VII. Just tell me all your sweet lies

You say anything

Just tell me all your sweet lies.

Скажи что-нибудь

Просто скажи мне всю свою сладкую ложь.

© X JAPAN – Say anything

1991, декабрь

Маленькая однокомнатная квартирка стала еще меньше от загромождения различных коробок со всяким хламом. Сакурай понятия не имел, откуда у него с момента переезда в Токио набралось столько барахла в доме Саюри, хотя он там почти и не жил. Окидывая взглядом комнату, он прикинул, сколько придется вывозить, если он когда-нибудь вздумает отсюда переехать.

Пинком открыв дверь, в заставленную прихожую протиснулся Хисаши, а за ним сразу – Хошино, волоча за собой средних размеров сумку.

- Всё. Это последнее. И ты точно уверен, что не прихватил часом ничего из шмоток своей женушки? – Имаи потер покрасневшие ладони и плюхнулся рядом с Атсуши на разложенный диван. - Ты с ней года не прожил, а вещей мы перетаскали столько…

- Спасибо, - машинально прервал его Сакурай, вертя в пальцах так и не прикуренную сигарету. - Я бы без вас не справился.

- О чем разговор.

Хошино приволок в комнату ту самую сумку, с которой пришел, и сел на нее, молча протянув Атсуши огонек зажигалки. Предстояло теперь разложить вещи так, чтобы в квартире можно было жить, но Сакурай совершенно не хотел пока что этим заниматься.

- Да здесь половина не только моего, это все наше общее, например вот, - выудив из пакета под ногами какую-то блестящую тряпку, он помахал ею, кинув в Хисаши. - Это твое. Восемьдесят пятый, если не ошибаюсь.

- Раритет почти, - усмехнулся Имаи, признав свою собственность и затолкав ее обратно в пакет. - Может, просто выкинуть это? Зачем копить барахло?

- Пусть останется.

Атсуши не очень понимал, почему так боится расстаться с вещами из квартиры бывшей теперь уже жены. На столе в кухне лежал конверт с повесткой в суд и извещением о разводе, и Сакураю казалось, что он опять остался совершенно один. Это одиночество мучило его до дрожи в пальцах, и сигарету свою он выкурил быстро, в несколько затяжек.

- Ну, мы, наверное, пойдем, - Хисаши мельком глянул на часы. - Может, ты все же передумаешь? Поживи пока у меня или у Хиде.

- Нет, спасибо. Все будет в порядке.

На Имаи он смотреть не решался, чувствуя, что тот понимает чуть больше положенного. В конце концов, кроме него, больше никто и не знал. А вот Хошино не стал утруждать себя лишними словами и просто вытащил из кармана комплект ключей, протянув.

- Держи. Это запасные. Можешь приезжать в любое время.

- Не надо, правда, я…

- Бери.

Сдавшись и кивнув, Сакурай забрал ключи, и пока провожал друзей, на душе стало немного полегче. Если бы не одна странная строчка в бумагах о разводе, он бы был не в самом плохом расположении духа.

- Знаешь, мне, кажется, могут запретить видеть сына, - сказал он уже на пороге. Имаи и Хидехико обернулись и синхронно глянули друг на друга, быстро, будто и говорить ничего не нужно было. Хисаши открыл было рот, готовый что-то произнести, но Хиде мягко дернул его за рукав куртки. Атсуши почти знал, что мог сейчас услышать.

- Все будет хорошо, Аччан, - коротко подбодрил его Хиде и потянул за собой Имаи.

Как хотелось в это верить. В то, что все непременно закончится хорошо.

А в загроможденной квартире в одиночестве было совсем не выносимо. Атсуши поставил чайник, и только когда вода вскипела, обнаружил, что и чай, и кофе кончились. Он и раньше постоянно забывал покупать продукты, но в последние дни даже такая мелочь могла серьезно расстроить. Его расстраивало почти всё с того самого момента, как рано утром он вернулся в Токио из Сайтамы, проведя ночь в номере Йошики. Он даже будить его не стал, тихо собравшись утром, но, глядя на спящего Хаяши, понял, что тот и впрямь нездоров. И это серьезно.

Медленно бродя по квартирке, то и дело спотыкаясь, Сакурай раз или два набрал знакомый номер, послушал гудки и в итоге пнул какой-то ни в чем не повинный ящик. Ему следовало бы начать разбирать этот бардак, но навалились ступор и апатия. Было желание напиться, но он упорно сдерживал себя, хотя, по большому счету, быть зависимым от алкоголя или от Йошики – особо разницы нет.

Хаяши был похож на ликер. Сладкий, терпкий, невыносимо-нежно обволакивающий гортань, пока его пьешь, горьковатый послевкусием, болезненный похмельем. Атсуши мало что помнил из тех ночей, которые провел у Йошики, за исключением секса с ним, но тот поздний вечер, когда он так неожиданно стал рассказывать обо всем, что наболело, не забудет никогда. С изумлением он понял, что Йошики, оказывается, действительно умеет слушать. При всей его кажущейся порывистости, поверхностности, нетерпеливости, он умел молчать, умел не просто ждать, пока кто-то закончит говорить, а и в самом деле слушать. Сопереживать. Эта его черта открылась Атсуши внезапно, он сам не понял, как и почему случилось такое откровение. И с ужасом осознал, в третий раз набирая его домашний номер, что беспощадно скучает.

Можно было позвонить в студию, отыскать Йошики хоть где-нибудь, но Атсуши решил поступить иначе. Побросал в первую попавшуюся сумку вещи – только самое необходимое и кое-какую одежду – и поспешно ушел из дома, торопливо пытаясь всунуть руку в рукав плаща уже на лестнице. Словно сбегал. Оставаться в этом доме, разом утратившем свой статус спасительной берлоги, Сакурай больше не мог.

Стоя у лифта, он услышал отголосок телефонного звонка в покинутой квартире, и с досадой саданул кулаком в стену. Этот звонок, словно невидимая ниточка, не отпускал его и почему-то не мог заставить отмахнуться. Постояв секунду на пороге как раз подъехавшего лифта, Атсуши резко развернулся, вернулся в квартиру и схватил телефонную трубку, готовый в любой момент сбросить вызов, если только это очередной бесполезный звонок.

- Ты дома? – раздался после короткой паузы знакомый голос, врезавшийся в барабанные перепонки. Сакурай сполз по стене и уселся на корточки.

- С какой стороны посмотреть.

- Я приеду?

- Ты?.. Ко мне?

Йошики на том конце только хмыкнул. Сакурай подозревал, что уже сам звонок дался ему нелегко, и не мог сдержаться, чтобы не подразнить Хаяши. Всего несколько секунд, прежде чем между ними будет преодолен еще один рубеж.

- Я забрал от бывшей жены вещи, а сейчас ты поймал меня на пороге. Я собирался уйти из дома и пожить в отеле. И напиваться каждый вечер. Но если ты приедешь и привезешь виски, то я передумаю.

- Обойдешься. Скоро буду.

- Адрес-то сказать?

Сердце сходило с ритма, выбивая одному ему ведомый узор. Сакурай сидел, опираясь спиной о стену, и слушал дыхание Йошики в трубке.

- Неужели ты думаешь, я все еще не знаю, где ты живешь?

От Хаяши он почти не ожидал такой хамоватой решительности, хотя понимал теперь, что зря. Только этого от него и можно было ожидать.

Секундная стрелка часов тикала так громко, что хотелось закрыть уши. Тайджи успел сбиться со счета, сколько уже кругов он проследил, и сколько уже висело это тягостное для него молчание. Йошики, как обычно, выдав все планы наперед, теперь ждал реакции, заранее зная, что если кто с ним и станет спорить, то только Савада. Но Тай молчал. Молчал и просто смотрел куда-то в стол, сидя нога на ногу.

Секундная стрелка часов тикала в точности как бомба с часовым механизмом.

- Если нет вопросов, то встречаемся завтра в это же время. Я понимаю, всем нам придется сложно, но надо постараться.

Тайджи перевел на него взгляд, но по-прежнему молчал. Все, что хотел, он сказал раньше, открыто и недвусмысленно дав понять, что трехдневное выступление – это слишком уж неоправданная трата сил.

В последнее время он все больше убеждался, что спорить о чем-то с Йошики – дохлый номер, он все равно сделает по-своему. Вот и теперь – сидит тут, как ни в чем не бывало, будто все в порядке, будто это не он последние полгода корчился от боли почти после каждого выступления. Видя Хаяши до и после концерта в таком состоянии, Тайджи каждый раз хотелось пойти к нему в номер или домой, и жестко заявить, что дальше так нельзя. Но в тот самый момент, в Сайтаме, когда он, наконец, решился на такой шаг, оказалось, что его ждут меньше всего.

Хмуро взглянув куда-то в сторону, щурясь от яркого дневного света сквозь огромные окна, Тайджи прикусил губу, невольно вспомнив тот прожигающий насквозь взгляд Сакурая, когда он стоял за плечом Йошики в его номере. В его номере, ночью. Там, где его не просто не должно было быть, а не должно было быть в принципе. Хаяши выглядел больным и усталым, но на лице его не было и тени смущения, а Тайджи почему-то просто взбесился. И не хотел признаваться себе, что жаждал тогда застать лидера одного.

Хидэ странно покосился на него, обернувшись на выходе и пропустив вперед Тоши с Патой. Басист ответил ему вызывающим взглядом и слегка дернул подбородком, ухватив Йошики чуть выше локтя и не дав пойти за остальными.

- Минутка есть?

- Мы ведь уже все обсудили, - тот как-то устало и раздраженно вывернулся. - Если были возражения, нужно было сказать…

- Да ладно. Когда и чьи возражения ты слушал? Всегда же всё лучше всех знаешь.

Он вовсе не собирался говорить эти колкости, получилось как-то само, или подхлестнула глупая обида.

- Что ты хочешь?

Йошики, помимо нездоровой бледности, казался еще как будто немного измотанным, под глазами залегли тени бессонницы. Но даже такой – худой и усталый – он чем-то неуловимо тянул к себе всех без исключения, как магнит. Вот и Тайджи притянул однажды так, что не вырваться. Накрепко.

- Я думал, ты скажешь что-то о контракте, - спокойно начал он, когда все ушли. Встал, медленно прошелся по комнате, остановившись у Йошики, который снова опустился в свое кресло, за спиной. Его кажущиеся растрепанными волосы лежали небрежными волнами, и Тай не утерпел, слегка взлохматив их ладонью. Будто собирался заговорить о чем-то будничном и обыкновенном, как раньше. Или о том, какой Хаяши неприспособленный к реальной жизни идиот.

- Знаешь, я всегда считал, что в тебе слишком много мелочности, - неожиданно резко и холодно заявил тот. Это удивило.

- То есть, по-твоему, если я не согласен с «особыми» условиями в своем контракте – я мелочный? – присев рядом на корточки, Тайджи старался заглянуть ему в глаза, но не смог. Йошики смотрел прямо перед собой, запертый в свою крепкую броню.

- А ты хоть понимаешь, что я больше не могу тебе доверять? Как раньше?

- Что изменилось?

- Всё изменилось, Тай. Ты изменился.

- А ты, хочешь сказать, остался прежним? Тем пацаном из Татеямы, который хотел покорить мир?

- Может быть.

Савада откровенно рассмеялся, медленно выпрямившись, но в душе что-то больно царапнуло. Йошики, с которым он говорил сейчас, был, все же, совсем не похож на того Йошики, которого он знал уже так долго.

- Ты знаешь, что мне нужно. Что нужно Х. Я же не просто так провел полгода в Америке…

- Йо, да перестань ты, ну неужели ты всерьез считаешь, что там у нас что-то получится? - Тайджи почувствовал, что срывается. - На это уйдет лет десять, если не больше, и черт знает сколько денег! А мы… Разве мы хотим только пробивать лбом стены, прокладывать какую-то одному тебе ведомую дорогу, не успев пожить нормально? Как сейчас. Чего тебе не хватает сейчас? Мы здесь боги, черт побери, ты не видишь?

Хаяши слушал его с отстраненным созерцанием, обхватив себя руками. А Тай только теперь заметил, что на нем слишком тонкая для декабря светлая рубашка, в которой явно холодно, и он едва заметно дрожит, мучая ногтями ткань. И этого оказалось достаточно, чтобы все слова, всё, что только что наговорил, сразу же захотелось забрать назад. Он шагнул ближе, наклонившись и как-то неловко, крепко обхватив Йошики за плечи, развернув к себе и встряхнув, заставив подняться на ноги, лицом к лицу.

- Думаешь, меня только деньги волнуют? Да, волнуют. Да, я не хочу гоняться всю жизнь за твоими призрачными целями и прыгать выше головы только потому, что ты не разбираешься в музыке. Йо, ты ведь не разбираешься. Если мы играем рок – мы играем рок, а не баллады. Я ведь уже говорил тебе это много раз, а ты…. Ты не слушаешь и не хочешь слушать. Ты и с Америкой меня слушать не стал, загнал себя на недосягаемый уровень, поддерживать который стало для тебя первоочередным. Ты… ты не прав, понимаешь ты это?..

- А кто прав? Ты?

Вскинув голову, Йошики заговорил тихо и внезапно, решительно накрыв руки Тайджи своими, с силой заставив отпустить себя.

- Ты, который хочет денег и славы, ищет легкие пути и заявляет, будто у моей музыки есть какие-то границы? Ты прав?

- Не только твоей музыки…

- Нашей. У нашей музыки нет и не будет границ. Никто не будет говорить мне, что делать, никто не будет меня ограничивать. Даже ты. Тем более ты!

- Йо, да послушай же…

- Уходи. Иди домой, Тай, я не хочу об этом говорить.

- Да твою мать, ты слышишь вообще кого-нибудь кроме себя?!

Рявкнув, Савада с бесконечной злостью и от души пнул кресло, в котором только что Йошики сидел, понимая, что злиться бы ему на себя, потому что опять не смог сказать то, что хотел, а вместо этого вырвалось только ненужное. Все хрупкое понимание между ними, если и существовало когда-то, теперь стремительно рушилось, Йошики не слышал его, и Тайджи в какой-то момент понял, что и сам не лучше. Вывалив все, что так давно его мучило, он не смог сказать главного. А глядя на непримиримого, злого Йошики, понял, что не скажет уже никогда, потому что не имеет на это права. Право имеет тот, кто с Хаяши сейчас. Другой человек, оказавшийся смелее.

- Ты раньше не был таким, - резко бросил он, отчаянно пытаясь остановить рвущиеся роковые слова. - Что, Сакурай так влияет? Раздул тебе самомнение до невероятных размеров? Поди еще и в постели после каждого раза говорит тебе, как ты хорош?

- Заткнись. Это уже явно не твое дело, - Йошики мелко задрожал, впившись ногтями в ладонь.

- Конечно, не мое. Мне вообще плевать, кто тебя трахает…

- Заткнись, я сказал!

- Хватит орать на меня!

Тай сам не понял, что произошло и как получилось, что красный и дрожащий от злости Йошики вдруг оказался прижат его собственными руками к стене. Сжимая его плечи, подступив совсем близко, Савада резко наклонился, почти уткнувшись носом куда-то между его шеей и плечом, резко втянув знакомый запах, будто надеялся учуять что-то еще. Почему он делал это, почему Йошики смотрел на него каким-то совершенно невозможным взглядом, почему он оказался так близко… Слишком много безличных вопросов.

Проведя губами по резко очерченной скуле, дальше – по щеке, тронув уголок рта, Тайджи замер на секунду, как перед прыжком в воду. Сердце билось в горле, а виски сжало, застучав в венах одной навязчивой мыслью, слишком давней, но впервые оформившейся в слова.

- Не могу я тебя отдать… - хрипло прошептал он в приоткрытые сухие губы. - Не хочу, чтобы вокруг нас и в нас все изменилось. Слышишь, ты, высокомерный кретин, нельзя взлетать слишком высоко – больно будет падать.

Вращающиеся лопасти винтов – именно так сквозь шум крови в ушах слышал Тайджи яростный стук собственного сердца. Еще немного и мотор заглохнет, только из-за неловкого касания так давно желаемых губ, сбитого дрожащего дыхания. Эти лопасти мололи в мелкую крошку всё самоубеждение, которым он окружил себя, день за днем по кирпичику выстраивая вокруг сердца каменную кладку, не допуская даже мыслей о Йошики. Таких мыслей. Пошлых, грязных, с привкусом черной патоки. И он чувствовал сейчас эту самую приторную горчащую сладость, мучительно целуя его, так, будто эти губы причиняли нестерпимую боль. Впивался пальцами в острые плечи и держал крепко – так крепко, словно Хаяши вырывался.

Он не поддавался, но и сопротивляться не стал. И на странный поцелуй этот не ответил, только резко и больно укусил за губу, распахнув светло-карие глаза в ошарашенном неверии. Тайджи и сам не верил в то, что происходило. В то, что он зачем-то целовал Хаяши, хотя на деле стоило бы сейчас ему врезать.

Отступив, Йошики быстро выскочил из комнаты, оглушительно хлопнув дверью. Тай, оставшись в одиночестве, пару секунд искал глазами, что бы сломать, а потом тяжело рухнул на стул, закрыв лицо руками.

Всё не так. Всё шло совершенно не так, как он бы того хотел, если отбросить малодушную трусость и признаться себе.

- Ни разу не был на крыше.

- Я не удивлен. Что ты вообще видишь, кроме своей музыки.

Ночной город не спал. Йошики прижался локтями к перилам, опираясь о них спиной, и старался разглядеть звезды. Из-за засветки мегаполиса они обычно не видны. Сакурай сидел рядом, у его ног, на каком-то странном выступе, и равнодушно смотрел куда-то в одну точку с высоты.

Хаяши давно перестали злить его слова. Их манера общения была порой хамской, порой откровенно напряженной, но после той ночи в гостинице в Сайтаме, обоим начало казаться, что это побег. От себя, друг от друга, от ненужных мыслей «что теперь?». И сегодня, когда Сакурай молча вывел Йошики из своей квартиры и заставил подняться в лифте на самый верх, они оба не чувствовали прежней потребности притворяться друг перед другом. Йошики действительно никогда раньше не поднимался на крышу. Незачем было, да и не с кем.

- Здесь холодно, – поежившись, он обхватил себя руками, будто удерживая. В прямом смысле слова держал себя в руках, только бы не сорваться. К Атсуши тянуло, как заледеневшего - к теплой печке, хотелось сесть рядом с ним и ткнуться носом в горячую щеку.

- Если он полезет к тебе еще раз, я ему мозги вышибу, – невпопад бросил Сакурай, удерживая в губах сигарету. Она едва тлела, и когда Атсуши говорил, вместе со словами вырывался терпкий горьковатый дым.

Его слова прозвучали так небрежно, будто брошенные вскользь, но Йошики пристально посмотрел на него сверху вниз и аккуратно забрал сигарету. Затянулся.

- А не много на себя берешь?

- В самый раз. Что, хочешь, чтобы я сказал вслух то, на что у тебя самого духу не хватает?

- Не хочу.

- Хочешь. Он продался.

- Кому?

- Не кому, а за что. За славу. За деньги. Слава и деньги по законам рок-н-ролла всегда убивают.

Атсуши растягивал губы в улыбке, разговаривая будто сам с собой, а Йошики от досады хотелось завыть.

- Ты-то откуда можешь знать.

- Может, и не знаю. Может, я просто повторяю чужие слова. Но я прав, и ты сам это прекрасно понимаешь.

Понимать ничего не хотелось. Если бы можно было игнорировать все трещины, он продолжал бы делать это, будучи, несомненно, гораздо лучшим человеком, чем теперь. Не замученным бесконечным поиском идеального. Идеальности вообще не существует.

- Что мне делать?

- Решай сам.

- Что мне делать, Аччан?

- Сядь.

Когда Атсуши вот так коротко приказывал, Йошики хотелось выгнать его или уйти самому, так или иначе исчезнуть подальше, вырваться из-под этого человека. Но почему-то он этого не делал, и не потому что не мог.

Он продрог до костей, рубашка и легкий пиджак не сохраняли тепло, и прижаться к спине горячего, как в лихорадке, Сакурая, было блаженством. Рядом с ним можно было либо трепыхаться, либо смириться. Йошики всегда и во всем предпочитал первое и не понимал, почему только в руках Атсуши его настигала апатия и нежелание сопротивляться. Еще недавно это злило, а теперь было почти все равно.

Сакурай редко его обнимал, он скорее отчаянно за него держался – за плечи, за пояс, так, будто боялся упасть без него. Или за руку, как теперь, медленно, изучающее дотрагиваясь кончиками пальцев до запястий, в которых притаилась глухая костная боль.

- Если ты будешь думать и рассуждать как друг, то просто не имеешь права поступить с ним так, - тихо заговорил он. - А если как лидер группы и тот, кто принимает решения, то у тебя нет выбора. Ты это знаешь гораздо лучше меня.

- Я не могу просить Тайджи уйти.

Ровно до того момента, пока роковые слова не будут озвучены, они не кажутся страшными. Но стоит произнести, и позади остается какая-то точка невозвращения, даже если разговора один на один еще не было. Достаточно материальной мысли, высказанной вслух, чтобы осознать и испугаться. Йошики испугался того, что сам же сказал, и крепче сжал пальцы Сакурая в своей руке.

- Мне придется отделить одно, чтобы спасти целое, - угрюмо сказал он, и эти слова казались вырванными из контекста мыслями вслух. Он озвучил их, и Атсуши неожиданно понял, что тот хотел сказать. Возможно, очень скоро Хаяши действительно совершит непоправимое дружеское предательство, сломав Саваде жизнь, потому что вот такие - непримиримые и гордые - ломаются первыми и по всему основанию.

- Это почти ампутация. После этого ничего уже не будет так, как прежде. Что ты готов ампутировать, Йошики?

- Вопрос в том, что я могу…

- Нет. Что ты готов сделать?

- Только то, что должен.

Сакурай поднял выше ворот свитера и пожал плечами. Йошики толком ничего ему не говорил и не рассказывал, но достаточно было увидеть тот взгляд Тая ночью в отеле, когда они стояли друг против друга – Атсуши с Йошики, а Тайджи без Йошики. Без Йошики, которого у него никогда уже не будет.

- Если бы дело было только в деньгах и славе… Он хочет тебя. Сам не понимая, зачем ты ему, зачем всё это вообще.

На лице Йошики не дрогнул ни один мускул, но Сакурай заметил, как тот напрягся, едва услышал эти слова. А потом встал и принялся ходить туда-сюда, пиная какой-то мелкий камешек.

- Если мы с тобой… это не значит, что Тайджи тоже нужно что-то. Он не такой.

Атсуши хмыкнул, вцепившись в него пристальным взглядом, изобразив самую кошачью свою ухмылку.

- А я - такой? Или, может, ты - такой? Ты сам рассказал, что он сделал сегодня. Я тебя за язык не тянул.

- У него жена.

- Это не имеет значения.

- Ну конечно, так легко судить всех по себе.

Йошики понимал, что его несет, но не мог остановиться. А Сакурай молчал, усмехнулся только как-то криво.

- Ты не видел, какими глазами он на тебя смотрит. А я видел. Если я тебя трахаю, это вовсе не значит, что все хотят, но Тай, он… я думаю, любит тебя. Только не опошляй.

- Это ты здесь всё опошляешь. Он скорее меня ненавидит.

- Сегодня ты заставил его сорваться. Тех, кого ненавидят, в губы не целуют.

- Еще как целуют. И что это, Аччан? Ревность?

Йошики не смог сдержать тихий смех, хотя на самом деле сейчас ему меньше всего хотелось смеяться. Их бессмысленная связь, которую нельзя было назвать отношениями, крепла и обрастала привязанностью и комком нервов, сотканным из мелочей – перепалок, откровений, завтраков, обрывков мыслей. Атсуши казался странным, диковатым и замкнутым, иногда разворачиваясь своей полной противоположностью и становясь наглым и развязным, Хаяши не мог с ним совладать, все чаще прогибаясь и злясь от этого – на себя и на него. Как сегодня. Сегодня, когда зачем-то заявился к Сакураю домой, а тот посмотрел такими глазами, что у Йошики язык не повернулся хоть что-то сказать. Казалось, с июля, с той вечеринки в баре, прошли не считанные месяцы, а, по меньшей мере, пара лет, и Атсуши в его жизни присутствует уже так долго, что представить эту самую жизнь без него не представляется возможным.

«Я чертовски крепко завяз. Пора прекращать» - подумал Йошики, обернувшись через плечо и взглянув на Сакурая. Он казался совсем замерзшим.

- Не хочу больше говорить о Тае. И будет лучше, если ты придумаешь, где в твоем доме я смогу поспать.

Атсуши расхохотался. Поднялся легко, тряхнув в беспорядке упавшими на плечи волосами, и подошел ближе, за рубашку притянув Хаяши к себе. Играючи перехватил его сопротивляющуюся руку в некрепком захвате, другой ухватив за талию, и рывком прижал.

- Спать в этом доме ты можешь только со мной. Решил вспомнить, откуда мы начали? И ловко сменить тему разговора… Йо, да ты акула, всех сожрешь и не подавишься.

- Ты горький на вкус, - огрызнулся Йошики, но сопротивляться не стал.

- Опытным путем установил?

- Я же говорил, это ты всё опошляешь…

- Ты сам пришел ко мне. Сам.

Сакурай заткнул его, как и много раз до этого – отпустив удерживаемую руку, взяв за подбородок и запечатав губы поцелуем, слегка укусив, будто стремился насильно стереть отпечаток чужих ласк. Йошики слабо охнул, чувствуя неприятную резкую боль. Атсуши пил из него все соки, вытягивал непоколебимое желание всегда и всем поступать наперекор. Ему даже удерживать его не было нужды, Хаяши и так сдавался, сперва несмело, а потом все более раскованно обнимая обеими руками за шею, с явным удовольствием прикасаясь раскрытыми ладонями к гладким змеистым волосам. И от этой видимой покорности у Сакурая закружилась голова, и откуда-то из глубины души поднималось звериное желание снова завладеть этим телом, привязать к себе накрепко, сломать, чтобы другие не сломали. И очень, очень бережно хранить осколки, так, чтобы не потерять даже самой мелкой частицы. Йошики это нужно. Нужно, чтобы с ним спорили, чтобы его ломали, шли наперекор, а потом тотально-контролируемо заботились. Без этой видимой агрессии и борьбы он задыхается и чувствует себя ненужным.

- Если бы только он видел тебя таким… - Атсуши выдохнул это мучительно-сладко, почти бережно трогая губами сомкнутые губы Йошики, чувствуя как дрожит его дыхание. - Он бы меня к тебе ближе, чем на километр, не подпустил.

- Я вам не трофей, – зашипел тот, снова дернув рукой.

- Никаких «вам». Ты мой.

- Давно ли? Нет.

- Да.

- Нет!

- Да заткнись ты уже…

Резкий декабрьский ветер трепал волосы, хлестал по щекам и вымораживал до озноба, но Йошики решительно никуда не хотел уходить. Стоять бы вот так вечность – на крыше здания, когда до асфальта метров пятьдесят, а может и все пятьсот. Ему чудилось, что он пахнет Сакураем, и дело не в затяжных поцелуях, терзающих кожу на шее – Атсуши странный, такой падкий на ласки, даже когда те, казалось бы, совсем не нужны. Но без них нельзя. Йошики с ужасом осознал, что уже не ждет своего скорого возвращения в Штаты, как спасения. Он ждет этого, как проклятия, молча, тайно, так и не сказав, что у них из общего на двоих времени осталось ровно пятнадцать дней.

Атсуши ни о чем не думал. Держался за Йошики и ни о чем не думал, ничего не знал и не чувствовал, кроме желания и дальше держать в своих руках эту жизнь и постоять еще немного на краю.

Сезон дождей в этом году зарядил рано. Торопливо поднимаясь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, Йошики проклинал, на чем свет стоит, идиотскую погоду, из-за которой опоздал, и был в полной уверенности, что все уже собрались и ждут только его. Когда-то, еще совсем недавно, это не было чем-то из ряда вон выходящим, любой из них мог как хорошо опоздать, так и не прийти вовсе. В какой момент все изменилось? В тот ли, когда музыка превратилась из удовольствия в профессию, или когда Йошики услышал от представителей лейбла условия, перечеркивающие его планы? На них ставили, как на скаковую лошадь, способную в ясный солнечный день прийти на ипподроме первой.

Влетев в студию, он замешкался и замер на пороге, оглядев пустое помещение. Никого не было, и это удивляло – даже Тайджи не рискнул бы опаздывать сейчас. У них слишком напряженный конец декабря, один за другим концерты, отнимающие все силы, огромное количество стаффа, работа и обязанности которых расписаны по минутам. И, тем не менее, пришлось смириться с тем, что он пришел первым, даже изрядно опоздав.

Йошики подсел к телефону, намереваясь обзвонить всех и дать втык, хотя понимал прекрасно, что наверняка ребята тоже опаздывают из-за пробок на дорогах, вызванных ливнем. Покрутив пару секунд трубку в руках, Хаяши отставил ее подальше, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, припоминая события почти годовой давности. Может быть, опасную черту, после которой обратно дороги нет, они с Тайджи переступили еще тогда.

…Он тогда был так зол, разорался и, кажется, даже пнул какой-то ни в чем не повинный стул.

- Сцена – это алтарь. А не конюшня!

- Первые пять лет алтарь. А потом конюшня, - пожал плечами Хидэ. - И только от нас зависит, кто мы – лошади или пастухи.

- Черта с два, - злобно бросил Йошики, всем корпусом оборачиваясь к нему. - Ты тоже так считаешь? Значит мы скаковые лошади, на которых ставит Sony?

- Уймись, Йо. Мне тоже все это не нравится, - подал вдруг голос Савада. - Но тут ничего не поделаешь. Мы согласились на это, ты согласился, мы подписали контракт, мы взяли обязательства и мы не можем подвести.

Йошики с большим трудом удавалось говорить спокойно и буднично, хотя в душе он весь кипел и негодовал, глядя на Тайджи.

- Компания хочет запустить релиз альбома первого июля.

- Значит, придется поднапрячься.

- Плевал я на то, что они хотят. У меня… у нас тоже были свои планы.

- Твои планы. Ты можешь бушевать сколько угодно…

- Значит, конюшня?

Тоши тяжко вздохнул и опустил голову на руки, так, словно ему тяжело было ее держать. Пата мельком глянул на всех и хлебнул пива из открытой бутылки, Хидэ молча его поддержал, взглядом умоляя Тайджи молчать. Но молчать он не стал.

- А ты как думал?! Музыка и шоу-бизнес помимо искусства еще и ремесло! Здесь крутятся огромные деньги! И да, Йо, это конюшня, а мы – лошади, и, слава богу, на нас сейчас готов поставить каждый. Ты ведь помнишь, с чего мы начали? Давно вернул матери те десять миллионов? И скажи-ка мне, они тебе с неба упали?!

- Хватит, Тай… - осторожно начал Тоши, покосившись на Хаяши и заметив, как яростно блеснули глаза лидера. - Вы подеритесь еще.

- С удовольствием. Наш Тайшо что-то давно не получал по мозгам.

Хлопнув дверью, Йошики ушел тогда, не закончив разговор. На следующее утро началась запись, а спустя два месяца все, за исключением его самого, отбыли в Японию, чтобы потом неоднократно возвращаться в штаты, записывать заново уже готовые партии. Напряжение между ним и Таем в тот период так и не прорвалось наружу, но в первой же фразе, брошенной в пьяном запале потом, уже в июле, Йошики шкурой ощутил, как зол был на него Савада.

«Чего тебе не хватало? Какой смысл был дергать Тоши ради записи одной песни? Думаешь, что-то принципиально изменилось?»

Сейчас он понимал, что принципиально изменилось всё.

- Эй… Хьюстон, прием. Как дела на орбите?

Перед глазами замаячила пятерня Хидэ, и Йошики встрепенулся, очнувшись от своих мыслей. Задумавшись, он не услышал и не заметил, как пришел Мацумото, пока тот не потряс его за плечо, помахав перед глазами рукой.

- Опаздываешь, - машинально буркнул Йошики, вдруг увидев перед собой стакан с кофе. - Это откуда?

- Марсиане прислали, - Хидэ плюхнулся напротив с точно таким же бумажным стаканчиком. - Я уверен, что Сакурай тебя завтраком накормить не успел, раз ты примчался первым, когда в городе объявили штормовое предупреждение. Пей кофе, я тебе взял.

Йошики так растерялся, молча проглотив эту тираду, что даже ощутил, как жарко стало щекам. Они с Хидэ были, конечно, одни, но вот так в легкую озвученные слова о том, с кем Хаяши угораздило закрутить, звучали слегка шокирующе.

- С чего ты взял, что между Сакураем и моим завтраком вообще есть связь… - проворчал он, но стаканчик к себе подвинул, погрев о него руки, прежде чем сделал глоток. Бодрящее тепло разлилось по телу и стало, будто бы, несколько легче.

- Связь. Связь какая-то есть определенно. Мне-то можешь не врать, Йо-чан.

- Глупости.

- Я вчера звонил тебе. Мило пообщался с твоим автоответчиком.

- Это ничего не значит.

Хидэ весело хохотнул, уткнувшись в стаканчик с кофе.

- Ну да. Я ведь не сказал, что это что-то значит. Да и ты наверняка просто спал, а сегодня утром прослушал мое сообщение. Да?

Несильно пнув под столом Мацумото по ногам, Йошики с независимым видом залпом допил обжигающе горячий кофе. Признаваться он ни в чем не собирался, но смутно чувствовал, что и необходимости в этом, по сути, нет.

Хидэ долго испытывающе смотрел на него, мучая вверх-вниз замок на куртке.

- Не привязывайся только. Знаешь же, плохо кончится…

- Ничего и не начиналось, чтобы плохо заканчиваться, - автоматически бросил Йошики.

- Ну-ну. Главное сам помни об этом. И, кстати, нам надо очень серьезно поговорить.

Тон Хидэ как-то резко изменился, Хаяши мгновенно ощутил это, поняв, что речь пойдет уже не о Сакурае. Так Хидэто говорил, когда Йошики просил его не ставить крест на карьере и не уходить со сцены. В тот вечер, когда уговорил присоединиться к Х.

- В чем дело?

В темное тонированное окно студии с шумом ударилась ветка.

- Я не могу больше работать с Тайджи.

Йошики дрогнул, поднявшись и сделав пару шагов. Резкий истеричный стук, вой дождя за окном, слова Хидэ – все казалось подходящим, в одном месте и в одно время. Но если за самого себя он всегда мог ответить, всегда мог сказать сам себе, что именно его не устраивает, пускай и не знал пока верного способа выйти из ситуации, то за Хидэ он уже ничего решать не мог. Не мог знать, почему вдруг тот так решительно завел этот разговор.

- Почему? – наконец тихо спросил он, медленно опускаясь обратно в кресло. Хидэто смотрел открыто и спокойно, пожав узкими плечами.

- Не поверю, что ты сам не видишь. Вы ведь с ним не уживаетесь уже совсем.

- Только в этом причина? Я сам в состоянии решить…

- Не только в этом. Я думаю, для Тайджи действительно лучше будет пойти своей дорогой.

«Почему никого нет? Или Хидэ предупредил всех, попросил не приезжать, желая поговорить с глазу на глаз?» - мелькнуло в сознании, и это была единственная связная мысль. Йошики совершенно не мог себе представить, что могло подтолкнуть Хидэ на столь серьезные заявления.

- Он ведь твой друг. Наш друг. И ты так спокойно говоришь об этом?

- Я не спокоен, Йо. Я совсем не спокоен. Уже очень долго я только об этом и думаю. О группе, о тебе, о Тайджи, о нас всех… О том, что будет лучше для каждого. И я вижу только одно – Тай больше не часть Х.

- Почему?

- Уверен, ты знаешь. Ты сам чувствуешь это. Разве нет?

Йошики никогда не считал себя трусом. Решения он порой принимал рискованные и необдуманные, но всегда – без тени страха. Пока он ничего не боялся, удача его любила, но сейчас, впервые за долгое время, он испугался по-настоящему. Потому что простую и неприятную правду высказал вслух не он сам, а Хидэ. Хидэ, которому Хаяши доверял чуть больше, чем себе. И точно так же доверял ему Савада когда-то. Теперь казалось, что это было бесконечно давно.

- Дело ведь не в деньгах… - устало и как-то слишком тихо продолжил Хидэто, поставив локти на стол. Сжавшись в комок, сгорбившись, он казался еще меньше, чем есть. - Деньги – не то, что по-настоящему нужно Таю. Но из-за всего, что обрушилось на нас, из-за круговерти последних месяцев он перестал видеть и слышать кого-либо, кроме себя. Я не знаю, может, это эгоизм, может, ему просто стало тесно, может, пора что-то менять. Но знаешь, что я думаю? Сам Тайджи в глубине души тоже хочет перемен.

- Он необходим нам, - резко сказал Йошики. - Я не представляю Х без Тайджи…

- Бесчестно удерживать его только ради его игры. В итоге останешься либо ты, либо он. И группы больше не будет.

Хидэ мрачно опустил взгляд, и по лицу его пробежала тень, стали слишком заметны неприкрытые эмоции и боль, и даже какая-то тоска. Но когда он вновь посмотрел на Йошики, тот понял, что единственно-верное решение все равно придется принять.

- Как друзья мы, возможно, предадим его, - тихо сказал Хидэ. - Но ведь и он предал клятву. Нашу клятву.

- Честнее будет его отпустить, я сам думал об этом. Я не могу больше ему доверять.

- Знаю.

- Но это подло.

- Знаю…

Хидэ встал и неспешно обошел Йошики, остановившись у него за спиной. Опустил ладонь на голову, зарывшись пальцами в макушку, мягко гладя распущенные волосы. Хаяши каким-то образом чувствовал, как его другу больно сейчас, и сам испытывал бы ровно то же, если бы только между ним и Тайджи все оставалось по-прежнему, так же, как год, два, пять лет назад. Теперь его чувства будто раздвоились, разбились на равные части: одна яростно сопротивлялась уже принятому подсознательно решению, а другая будто испытала долгожданное освобождение.

Хидэ где-то сверху, над ним, с трудом подавил тяжелый вздох.

- Я этого меньше всего хотел, Йо. Меньше всего. Но просто иначе уже нельзя. Может, он когда-нибудь нас простит.

- Никакого «нас» не будет. Я сам скажу ему всё. Один.

- Но…

- Не спорь. Сразу после выступления в Meguro Rockmaykan. И никому, ни Тоши, ни Пате тоже знать не надо.

Хидэто присел на корточки и теперь смотрел на Йошики снизу вверх, тревожно, почти устало глядя в глаза. И Хаяши только теперь заметил, насколько тяжело ему дался весь этот разговор.

- Не вздумай себя винить. Ты же сам сказал, что я понимаю необходимость. Я понимаю. Мне просто не хватало смелости признаться самому себе.

- Даже если. Это все равно не изменит того, что я сейчас чувствую. Будто оборвалось что-то, будто я своими руками… - Мацумото взглянул куда-то в сторону, слабо тряхнув головой. - Напиться бы, знаешь…

- Не выход, - тихо отозвался Йошики, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Под веками горел песок, где-то высоко и далеко тикали часы.

Их мерный отсчет походил на капли воды в затылок.

Поиск по сайту: