Глава II. Lady, lady are you ready to go?

Lady, lady are you ready to go?

Why do you have to be lying down?

Леди, леди, ты готова?

И почему ты должна заниматься этим лежа?

© X JAPAN – Standing sex

1991, сентябрь

Площадку летнего кафе надежно скрывали от палящего солнца большие зонтики. От слабого ветерка, взлохматившего короткие волосы Имаи, Сакурай испытывал если не удовольствие, то небольшое облегчение. Выносить и дальше этот зной ему не хватало никаких сил.

- А идея очень даже неплохая. И зря ты отказываешься, - когда на стол перед Хисаши официантка поставила уже третий по счету стакан минералки, Атсуши задался вопросом, сколько в его друга еще влезет.

- Я не отказываюсь, - сказал он в ответ. Собственный голос опять прозвучал недовольно, хотя в последнее время Сакураю казалось, что он все время говорил так. Мрачно, а то и сердито.

- Тогда почему нет? – поинтересовался у него Хисаши и смешно поднял бровь, на что тот лишь пожал плечами:

- Мне не до того сейчас.

- О да, я знаю, до чего тебе сейчас.

Хотя интонация была наигранно веселой, на деле Сакурай почувствовал, что Имаи напрягся. Участившиеся встречи фронтмена группы и своего лучшего друга с различными девицами, появляющимися то на неделю, то на пару дней, он, однозначно, не одобрял, и считал, что пора это прекращать. Сакурай считал так же, но не представлял, что именно нужно сделать.

Это лето казалось ему бесконечным: бесконечно долгим и бесконечно душным. Порой он думал, что вообще не переживет его, до того тошно и противно становилось от всего происходящего, да и от самого себя тоже. И хотя в творчестве, в работе все складывалось настолько хорошо, что иные могли только позавидовать, Сакурай на собственном опыте понял, что деньги и слава – это еще не все для него. Далеко не все.

Дома он не появлялся уже так долго, что и сам не помнил, когда разговаривал с женой в последний раз. Саюри перестала ему звонить, бросив эти бесполезные попытки больше месяца назад, и Сакурай ее прекрасно понимал: мало приятного, когда в девяти случаях из десяти дозвониться просто не получается, а на десятый любимый муж оказывается мертвецки пьяным.

Решение уйти он принял сам, только от этого становилось только хуже, стоило начать думать о, фактически, брошенной семье. Назло собственному нежеланию, эти мысли постоянно убивали его еще и потому, что он знал, что не поздно все исправить. Будь его воля, Саюри наверняка приняла бы его назад. Но он по-прежнему ничего не предпринимал, бездействуя и плывя по течению.

«А что тут голову ломать? Ты ее просто не любишь, и все тут», - как-то раз заявил ему Имаи, когда разговор вновь зашел о его семье. Тогда Атсуши отмахнулся, ответив, что только школьницы верят, будто только от любви зависит семейная жизнь. Но в одном Хисаши был прав: Сакурай не любил свою жену. Ни раньше, ни теперь.

А вчера Имаи посоветовал определиться, с кем он, потому что в дальнейшем свистопляска в личной жизни может выйти ему боком.

- Нет ничего страшней обозленных обиженных женщин, - напомнил гитарист, закинув ногу на ногу и передвинув стакан с минералкой поближе к себе. - Если пресса пронюхает, с кем ты…

- Хиса, я понял, всё, - Атсуши начал злиться, как и всегда, стоило начать об этом разговор. - Пока от моих, как ты выразился, «похождений» не страдает работа, они вообще никого не касаются.

Имаи будто даже оскорбился немного в ответ на такой прямой намек не лезть, куда не просят, но злиться долго он не умел, пожав плечами.

- Я о тебе забочусь вообще-то.

В другой момент Атсуши даже немного тронула бы такая немая забота, но сейчас он отвернулся.

- Ой, ну не начинай только, - без особого энтузиазма попросил он и протянул руку к своему стакану с тоником и долькой лимона. Он с радостью заказал бы себе что-нибудь и покрепче, но здравый смысл удерживал от такой опрометчивости.

- Да не начинаю я ничего, - неожиданно легко сдался Имаи. – А с Йошики поговори все же. Это неплохой коммерческий ход, и я вообще никакой проблемы не вижу. Вы же вроде бы нормально ладите.

- Почему бы и нет? – кивнул Сакурай и поднес к губам стакан, пытаясь скрыть улыбку. Как именно они поладили с лидером Х в их последнюю встречу, вспомнить было приятно. И хотя прошло уже столько времени, растерянно-сердитое выражение лица Йошики он помнил удивительно хорошо.

- Кто тебя знает? Ты ж у нас особенный, - Хисаши смотрел слишком ехидно. – Да и у Йошики характер не сахарный.

- Это я заметил.

- Это все заметили.

Имаи вытянул вперед ноги и закинул руки за голову, потягиваясь при этом всем телом. Атсуши смотрел прямо на него, но не видел – он снова вернулся в тот поздний летний вечер, в безлюдный глухой переулок. Настроение, паршивое с самого утра, стремительно менялось, Сакурай уже не в первый зачал, что ему становится значительно веселей, когда он думает о Йошики.

- В общем, займись этим, - подытожил их разговор Имаи. – Ну, или, по крайней мере, не отказывайся сразу, когда с тобой заговорят о возможном интервью.

- А со мной заговорят? – насмешливо протянул Сакурай, на что Хисаши коротко кивнул, вставая из-за стола.

- Я в этом более чем уверен, поверь мне. И мне бежать пора, созвонимся еще вечером. Ну, или завтра утром.

Хиса никогда не любил долго прощаться и уходил всегда вот так, толком даже не сказав ничего напоследок. Атсуши с удовольствием поинтересовался бы, откуда у гитариста такая уверенность в том, что Йошики предложит ему совместное интервью, но спрашивать было уже не у кого. Имаи ушел, оставив на столе лишь пустой стакан из-под минералки.

В глубине души Сакураю тоже казалось, что идея общего интервью с Йошики после того, как годом ранее в одном журнале появились Имаи с Хидэ, не исчезнет бесследно. Он даже допускал, что из этой задумки что-то получится, но не думал, что предложение последует так скоро.

Хисаши будто предчувствовал что-то, а может, действительно заранее знал, когда днем попросил не отказываться сразу. Потому что в тот же вечер тишину холостяцкой квартиры Сакурая разорвала трель телефонного звонка.

По стечению обстоятельств этот вечер он проводил не у одной из своих подружек, а на своей съемной квартире, которая в последнее время стала ему почти родным домом. И когда зазвонил телефон, Сакурай предположил, что это Имаи, который обещал вечером с ним связаться.

- Да? – коротко буркнул он, придерживая трубку плечом, даже не делая тише звук телевизора. И сильно удивился, когда услышал в ответ голос, показавшийся сперва незнакомым.

- Здравствуй, Атсуши, - сказал невидимый собеседник, и уже только от такого странного обращения впору было изумиться. Сакурая не называл вот так по имени никто, кроме, разве что, покойной матери. А безликое «здравствуй» прозвучало одновременно достаточно фамильярно для совершенно постороннего человека, но и не слишком приветливо для хорошо знакомого.

- Здравствуй, - тут же ответил он, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. Больше всего Атсуши не нравилось уточнять, кто с ним говорит, а потом извиняться.

- Ты меня не узнал, - заметили на том конце, и Сакурай необъяснимым образом услышал в голосе тень улыбки. И когда в конце реплики раздался короткий смешок, он, наконец, сообразил, с кем разговаривает.

- Разве можно не узнать самого Йошики Хаяши, - тоже улыбнувшись, ответил он и, не выпуская трубку, потянулся к телевизору, чтобы сделать звук тише.

- Конечно, нельзя, - согласился с ним Йошики и неожиданно замолчал.

Сакурая такое поведение обескуражило. Если уж Хаяши звонит первым, мог бы и объяснить причину звонка, а не отмалчиваться. И Атсуши странным образом чувствовал как раз себя нерешительным болваном, который позвонил первым, а теперь не знает, с чего начать.

- Я думаю, ты догадываешься, зачем я звоню, - снова негромко произнес Йошики. У него был приятный голос, какой-то очень мягкий. И голос этот явно улыбался.

- Есть такое, - разобравшись, наконец, с пультом, Сакурай выключил звук и вдруг понял, что Йошики тянет не просто так. По каким-то непонятным причинам, он явно хотел, чтобы Атсуши вел разговор.

Вспомнив неожиданно, чем закончилась их последняя беседа, он едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Обозвать Йошики телкой – это дорогого стоило, а главная прелесть заключалась в том, что сравнение было донельзя верным.

- Тогда я уточню. Интервью будет в октябрьском или ноябрьском номере, я говорил с двумя изданиями, разницы особой нет, - меж тем продолжил Хаяши. - Список вопросов, естественно, подготовят заранее, отправят каждому, и мы сможем согласовать ответы по телефону. Так будет удобнее. В принципе, если ты согласен, то…

- А кто сказал, что я согласен?

Сакурай не собирался перебивать, но его что-то дернуло. Слишком уж складно Йошики излагал. Так, будто заранее все решил, а телефонный звонок был чисто для галочки.

Хаяши неловко замолчал, явно растерявшись, Атсуши подумал, что это на лидера «Х», должно быть, совсем не похоже. Он знал, что это за человек. Он был неплохо осведомлен, кто именно тащил сейчас группу на себе, и дело не в звукозаписывающей компании. Но вместе с тем, после той вечеринки в баре, Сакураю думалось, что Йошики вовсе не такой, каким его привыкли видеть и воспринимать. И поэтому сам не понял в первый момент, почему вдруг решил возразить. Пока его не осенило.

- С чем ты не согласен? – тем временем спрашивал Йошики. Атсуши чувствовал, что улыбкой там уже и не пахнет.

- Простые страницы текста, да? Две статичные фотографии с названиями групп, и больше ничего?

- Ну, вероятно. А что тебя не устраивает? В интервью Имаи и Хидэ тоже не было большого количества снимков.

- Но были все же?

- К чему ты клонишь?

Сакурай уселся на кровать и медленно откинулся назад, закинув одну руку назад, на подушку. Идея, которая вот уже минут пять крутилась в голове, появилась так неожиданно, будто ее подкинул кто-то сверху, предварительно тщательно оформив.

- Совместная фотосессия, Йошики. Вот что просто необходимо будет в этом интервью.

- Фотосессия… художественная?

- Сюжетная.

Хаяши молчал, будто обдумывал этот вариант. Но Сакурай уже знал, что предлагает не просто. Он поставил условие, хотя и понимал, что если Йошики сейчас откажется, то объясняться с Имаи, почему вдруг все сорвалось, будет не слишком приятно. «Ты ж у нас особенный» - вспомнились ему слова друга, и Атсуши усмехнулся, про себя соглашаясь со своей «особенностью», которую некоторые назвали бы дебилизмом.

- Это будет совсем иной формат, - негромко сказал Йошики, будто размышлял вслух. - И для тех журналов, с редакторами которых я говорил, оно не годится.

- Тогда глянец?

- На это придется потратить много времени. У меня его нет.

- Да ладно, Йошики… Когда ты искал легкие пути и внезапно тормозил на полдороге?

В трубке щелкнуло. Слушая частые гудки, Сакурай был уверен, что не стоит занимать телефон, а Хаяши непременно перезвонит. В голове крутились образы будущей съемки, вновь такие четкие, будто кто-то придумал их заранее. Атсуши улыбнулся и закрыл глаза.

Йошики задумчиво смотрел на телефонную трубку и удерживал себя от желания мысленно послать Атсуши Сакурая к чертовой матери и вообще забыть об этом интервью. Не сказать чтобы дерзость вокалиста ему не понравилась, но все равно возникло неприятное чувство, будто им пытаются помыкать. Подобным образом поступал Тайджи, и это бесило Йошики, но почему-то Тая он всегда мог поставить на место. А с Сакураем такое просто не прокатывало, и дело не в том, что Йошики не работал с ним и тот ему не подчинялся.

Наутро после той затянувшейся гулянки в баре Йошики проснулся с больной головой и ломотой во всем теле, а в памяти, как водится, бушевал ураган. Кое-что он вспомнил сразу же, едва принял душ и умылся, а кое-что потом собирал по кусочкам неделю, а то и больше. Что-то рассказал Хидэ, не поскупившись на детали и как обычно язвительно хихикая над пьяными провалами в памяти своего лидера. Что-то безмятежно рассказал Пата, о чем-то весело поведал Тоши. Но вот всю ситуацию с Таем Йошики, как назло, помнил прекрасно, включая тот непонятный момент в темном коридоре бара. И Тайджи, судя по его мрачности пару недель во время репетиций, тоже ничего не забыл.

Именно Хидэ все время советовал позвонить уже Сакураю и обсудить совместное интервью в каком-нибудь журнале. Йошики помнил что, вроде бы, намекнул Атсуши на такую возможность, когда они стояли на улице возле бара, но эти воспоминания сильно смущали даже наедине с собой, хотя то, как его назвал тогда Аччан, еще долго вызывало улыбку. Впрочем, Йошики помнил, что в тот момент ему было не до смеха.

Жаркое лето давно уже перевалило за свою самую тяжелую середину, а у Хаяши из головы все не шел тот разговор, и это было странно, учитывая загруженность весь последний месяц. Йошики мог бы с легкостью забыть, как Сакурай возмутительно прижал его к стенке, словно девку, но с завидным постоянством вспоминал это снова и снова. Он никому не рассказал об этом, и хотя убеждал себя, что злится на Атсуши за эту выходку, на самом деле злости он не чувствовал – напротив. То и дело тянуло поспрашивать Хидэ, давно ли он общался с Имаи, и как вообще дела у BUCK-TICK. Обычно Йошики такой черты не имел, и интересовался только теми группами, к которым имел непосредственное отношение, включая собственную. Он подозревал, что все это, по части Сакурая, не более чем какое-то самовнушение.

А вот теперь он смотрел на телефон, заново прокручивая в голове весь разговор с этим самым «самовнушением», и не хотел признаваться даже сам себе, что идея Атсуши отличная. Договориться с престижным изданием не трудно, найти качественного фотографа, обсудить упомянутую «сюжетность» - это дело двух-трех дней. Если поторопиться, можно будет успеть к намеченному сроку октябрь-ноябрь, но Йошики упорно тормозил себя и не знал, что его так удерживает.

Выгнув побаливающую спину и потянувшись, он, наконец, решил, что пора бы домой. Просидев весь вечер за обсуждением работы лейбла, подготовки к концертам и очередного саммита, он чувствовал себя разбитым и опустошенным. До смерти хотелось домой и в душ, но он упрямо сидел, снова и снова думая над словами Сакурая. Какая у него там «сюжетность» могла возникнуть? Хотя, вспоминая кое-какие обложки и фотографии BUCK-TICK, Йошики не мог не признать, что они умеют заинтриговать и вызвать нешуточный интерес.

В просторном офисе стремительно темнело. Хаяши еще раз взвесил все, решив перезвонить Атсуши уже из дома, и даже встал, намереваясь уйти. Но что-то его держало. Постояв пару секунд у двери, сжимая ручку, он резко развернулся и буквально схватил телефон, набирая повтор номера, стараясь не думать о том, что идет на попятный. Пусть и в мелочах.

- Договорились, Аччан, - ровным голосом сказал он, едва услышал щелчок в трубке. Ответом ему была тишина и едва различимый смешок, будто Сакурай чем-то донельзя доволен.

- Нам надо бы встретиться, - сказал он, а Йошики чуть было не дал себе по лбу, потому что сам должен был это предложить. То, что совершенно непроизвольно он назвал Сакурая «Аччан» не вызвало особых метаний. Его звали так совершенно все – от членов группы и менеджеров до фанатов.

- Завтра, в обеденный перерыв, у меня будет немного времени, - Йошики назвал адрес одного кафе в окрестностях NHK-hall, вспомнив, что завтра весь день проведет там.

- Завтра у меня съемка с утра, - тут же возразил Сакурай. Хаяши показалось, что у него уже вошло в привычку спорить.

- Значит, послезавтра! – теряя терпение, выпалил он.

- Не ори так, я же не глухой. И я не сказал, что не смогу приехать. Я сказал, что у меня съемка. Поэтому приеду, как только смогу, и не знаю, в каком виде.

- Ладно, - буркнул Йошики, снова положив трубку первым, едва справляясь со странным мандражом после такого короткого разговора. Подумав, он выключил свет и поспешно покинул офис, на ходу размышляя, какого черта позволяет Атсуши так с собой разговаривать. Наверное, это было бы неуважительно и вообще фамильярно, если бы…. Если бы Йошики не чувствовал, что Сакурай в разговоре с ним улыбался. И даже это грубоватое «не ори» он произнес с улыбкой.

- Что-то не понимаю. Зачем такие сложности?

Они сидели в дальнем углу заведения, которое по меркам Йошики могло бы считаться кафе. Сакурай же, скорее, отнес бы его к ресторанчику средней руки, и вновь про себя усмехнулся, чувствуя, что Хаяши явно привык называть рестораном заведения покруче.

Оба они выбрали столик потемнее и подальше от основной массы людей, и оба сидели в темных очках. Только у Йошики, по мнению Атсуши, было больше шансов спалиться, чем у него самого. Едва успев после съемки к назначенному времени, умыться он, конечно, не смог, но вот волосы собрать в хвост совсем не было проблемой. В отличие от Хаяши, с виду больше напоминавшем европейскую туристку, чем японского музыканта.

- Это не сложности. Глупо позиционировать две группы как соперников и настраивать фанов друг против друга, - складывая салфетку треугольником перед собой, сказал Сакурай. - Но элемент противостояния, борьбы, это же интересно, как считаешь?

- Считаю, да. Но зачем так…. Так…

- Откровенно?

- Вызывающе.

С точки зрения Сакурая, он не предложил ничего особенного. Образ военного и гейши обыгрывался в искусстве уже не раз, особенно в последнее время. И с этим, как показалось Атсуши, Йошики был даже согласен. Смутило его почему-то именно то, что гейша непременно должна быть одновременно проституткой, а военный – фашистом.

- Скандал спровоцируем, - не слишком уверенно протянул Хаяши и неожиданно отобрал у Сакурая салфетку, которую тот мучил перед его носом уже минут пять. - Прекрати. Раздражает.

- Не спровоцируем. Ты слишком много времени провел в Америке и просто перестраховываешься.

- Да откуда тебе знать… - Йошики откинулся на спинку высокого стула, задумчиво глядя поверх его плеча в стену. - Послушай, я терпеть не могу указывать кому-то, как следует или не следует работать, и ваш фансервис - это ваше дело, но тебе не кажется, что не стоит устраивать из фотосессии битву полов?

Едва сказав это, он тут же пожалел, что вообще заикнулся, потому что Сакурай рассмеялся так искренне, что сохранять серьезное выражение лица не было никакой возможности. Едва заметно улыбнувшись уголками губ, Йошики снял очки и потер переносицу.

- Прекрати. Нас заметят, и не поздоровится обоим.

- Ну да. Решат, что у нас свидание.

- Очень смешно.

Атсуши снова заулыбался и тоже снял очки. А Йошики почувствовал себя идиотом, уставившись на него через стол, и только огромным усилием воли заставил себя отвести взгляд. Выглядел Сакурай несколько непривычно, и все-таки действительно был очень красивым – это Йошики не стеснялся признать. Может быть, идея с военной формой и собственной ролью гейши-проститутки тоже не такая уж дурацкая...

Им принесли заказ – холодный мятный чай и кофе – и Йошики ненадолго замолчал, обдумывая все, что они успели сегодня обсудить. Сакурай же совершенно беспрепятственно рассматривал его, видя, что Хаяши все равно сейчас не до того.

В жизни он казался еще лучше, чем на фотографиях и видео. Атсуши сначала глазам не верил, внимательно отмечая плавные и несколько женственные жесты Йошики, которые его ни капли не портили, скорее, наоборот – придавали неброскую таинственную прелесть. Он догадывался, что все дело еще и в том, как себя подать, и уж это Йошики всегда умел. Сакураю искренне нравилось на него смотреть и прикидывать, как тот будет выглядеть в образе проститутки. Хотя, учитывая вопиющую откровенность нарядов Хаяши, представлялось ему это очень легко.

- Тебе ведь не впервой надевать на концерты всякую пошлятину? – не удержавшись, спросил он, а Йошики поднял на него слегка рассеянный и задумчивый взгляд. - Что же тебя смущает?

- Во-первых, это не пошлятина. А во-вторых, живые выступления - это совсем другое. Когда я одет так на сцене, я не смущаюсь.

- А фотографа, значит, смутишься?

Йошики пожал плечами и уткнулся в свою чашку с кофе. Больше всего ему не хотелось сейчас говорить, что смутиться он может вовсе не фотографа.

Он никогда не задумывался особо, насколько допустимы некоторые его образы во время концертов. Главное, чтобы это было красиво и производило впечатление. «Всем нужен уход от реальности», - то и дело говорил Йошики сам себе, все чаще подумывая о женских силуэтах, которые невероятно хорошо смотрелись с ярким макияжем и длинными волосам. Но одно дело предстать в таком облике сольно или даже вместе с ребятами, и совсем другое – тандем с таким человеком, как Сакурай.

«Да боюсь я его, что ли?!» - вдруг с неожиданной злостью на себя подумал Йошики, и залпом допил свой кофе, кивнув.

- Ну, хорошо. Я согласен. Сделаем так, как ты предложил.

Атсуши не ответил, лишь в упор взглянув на него и еле заметно улыбнувшись. В полумраке кафе его очень темные, искусно подведенные глаза блестели особенно заметно.

Первые дни сентября выдались такими же жаркими, как и середина лета.

Глядя на Хаяши, который появился на пороге фотостудии минута в минуту в назначенное время, Сакурай отметил, что держится тот с каким-то напряженным высокомерием, или, иными словами, как хренова королева. И даже непонятно было, что тому виной – чересчур неестественно прямая спина или же невозмутимый взгляд свысока, будто своим визитом Йошики сделал всем большое одолжение.

- Поверить не могу, ты уже здесь, - насмешливо произнес он, дернув бровью, на что Атсуши отвечать ничего не стал, лишь с преувеличенным демонстративным вниманием оценивающе оглядел Йошики с головы до ног. Хаяши на это только едва заметно нахмурился и отвернулся.

На самом деле, без опоздания и даже чуть заранее Сакурай явился только по одной причине: ему очень хотелось наблюдать за Йошики в процессе всей работы, от начала наложения грима до последних завершающих кадров. Желание, мягко говоря, было странным, Сакурай сам это понимал, но анализировать собственные чувства не желал. За просмотр денег не берут, так почему бы не воспользоваться?

Грим и прическа Йошики отняли значительно больше времени, чем ушло на Атсуши, который успел уже лениво пройтись по фотостудии, где еще готовили реквизит, пару раз поглядеть на себя в зеркало и обнаружить, что в тяжелой военной форме весьма жарко. Свет ставили уже добрых пятнадцать минут, становилось душно, но даже все эти рабочие трудности не особо его волновали. Образ Йошики безоговорочно ему шел. В этом Сакурай и прежде не сомневался, но сейчас, глядя на него, был вынужден признать, что результат превосходит самые смелые ожидания. Только почему-то сам Йошики все еще выглядел напряженным, а выражение его глаз оставалось таким сосредоточенным, будто его готовили к выступлению перед самим императором.

- Можно аккуратнее? – сердито прошипел он, когда парикмахер, расчесывая его волосы, случайно дернул одну из прядей.

И Атсуши неожиданно осенило, что тот просто-напросто волновался – это было заметно даже по тому нервному жесту рукой. Сдвинув тяжелую фуражку чуть на бок, Сакурай ехидно посмеивался, стоя за спиной Хаяши и глядя на его отражение в зеркале, поражаясь собственному открытию. И, конечно же, это не укрылось от внимания и без того рассерженного Йошики.

- Аччан, может, ты покурить сходишь? – холодно поинтересовался он, взглянув исподлобья. – Тебе, я вижу, очень уж весело и жарко.

- Совсем не жарко, - Атсуши опустился в стоящее рядом кресло на колесиках, поерзал немного, а потом, оттолкнувшись от пола ногами, придвинулся чуть ближе, чтобы гример не закрывал от него Йошики.

Взгляд Хаяши стал бесконечно красноречивым, и самое вежливое, что смог прочесть в нем Сакурай, было «прекрати пялиться» и «пошел вон». Но уходить теперь ему не хотелось. Провоцируя и зля Йошики, он испытывал какой-то совсем идиотский, недостойный взрослого человека восторг, и ловил себя на том, что последний раз развлекался так в школьные годы. И все же было что-то невероятно забавное в том, чтобы вот так, не произнося ни слова, одними взглядами давать понять друг другу все, что думаешь. Сакурай был уверен, что Йошики читает его мысли так же легко, как тот видел его насквозь, и от этого бесился еще больше.

Прокрутившись в кресле вокруг его оси, Атсуши наблюдал, как по лбу, щекам и скулам Йошики порхает кисточка мастера. Хаяши мрачнел на глазах и злился на свою неспособность перестать нервничать, а когда он будто устало прикрыл глаза, Сакурай понял, что тот мысленно считает про себя до десяти. Что немедленно вызывало улыбку.

Съемка еще даже не началась, а Йошики уже успел три раза пожелать Атсуши сгореть в аду, два раза проклясть миг, когда сам согласился на эту авантюру, и бесчестное количество раз с горечью подумать о том, как же хочется курить.

Его злило собственное необъяснимое состояние. Кто-то из общих знакомых недавно припечатал Сакураю титул законченного красавца, и Йошики слышал, что перед ним не может устоять ни одна женщина. Тем досаднее было осознавать, что сам он оказался не лучше восторженной фанатки, хотя таковой не являлся, и уж тем более не был юной особой, которая краснеет и бледнеет, если на ней задержал взгляд кто-то очень привлекательный.

«Да ну хватит, соберись!» – рявкнул Хаяши сам на себя.

Визажист, к тому времени, закончил колдовать над его лицом и отступил на шаг, любуясь делом рук своих, а Йошики, чуть склонив голову к плечу, повернулся к зеркалу. Сказать, что результат был каким-то необычным, он не мог – бывало и более вызывающе – но Хаяши все равно подумалось, что выглядит он пошло. Быть может, даже более развязно. В ярком, несуразном гриме нет ничего общего с простым макияжем, но в последнее время Йошики отходил от такого грима все дальше и дальше, видя и понимая, насколько ему идет женское лицо.

«Телка ты и есть», - безрадостно констатировал он, вспомнив, как Атсуши назвал его недавно. В эту минуту, как никогда прежде, Йошики признавал, что Сакурай был прав. И замечания делал меткие.

- Вот теперь можно и покурить, - заявил Атсуши, по-прежнему стоя у него за спиной.

- Курить надо было, когда я говорил, - заметил Йошики. – А теперь пора работать.

- Все всегда поступают так, как ты хочешь?

- Все и всегда.

Йошики почти ожидал, что сейчас Сакурай встанет, назло ему с наглой самодовольной улыбкой сунет сигарету в зубы и отправится в курилку. Но он снова удивил его – пожал плечами и с деланной кротостью в голосе согласился:

- Кто я такой, чтобы поступать не так, как все.

Слова его звучали так несуразно, что Йошики не удержался и рассмеялся, а Сакурай, слабо улыбнувшись, искоса поглядел на него нечитаемым взглядом. Напряжение, появившееся с утра, быстро отпускало, и Йошики только диву давался собственной реакции на этого человека и на сумасшедшую задумку съемки, которая могла обернуться или грандиозным провалом, или небывалым успехом.

Внутреннего мандража, от которого прежде не получалось отделаться, Йошики уже почти не чувствовал. Может и правда в такой фотосессии нет ничего особенного, в конце концов, ему не так давно довелось и обнаженным сняться. Не без облегчения Хаяши вдруг понял, что из всей этой безумной затеи что-то и выйдет, наклонился ближе к зеркалу, придирчиво рассматривая себя, и кончиком языка убрал излишки помады.

- Всё готово. Можно начинать, - сообщил им подошедший фотограф, на которого Йошики даже не взглянул. И дело было не в пренебрежении, у него просто не получалось отвести взгляд от отражения Сакурая в зеркале, которому так шла эта военная форма и скромно собранные назад волосы.

«Это будет самая незабываемая фотосессия за всю историю японской рок-музыки», - вдруг подумал Хаяши и понял, что не уговаривает сам себя, а действительно просто знает, что так оно и будет.

Сакурай поднялся на ноги, поправил манжеты и ремень, а все еще погруженный в свои мысли Йошики только рассеянно кивнул.

Всё изменилось, едва были сделаны первые кадры. И если раньше Йошики не мог отделаться от странного и какого-то нелогичного смущения, то теперь его буквально трясло. Он уже видел однажды Атсуши так близко: ночью, во время гулянки, на улице возле бара. Но тогда он был пьян, они оба были пьяны, и та же близость, полное нарушение личного пространства, и взгляд глаза в глаза слишком близко не казались такими откровенными.

Он растерянно замер, раскинувшись на диване, даже не дернувшись, пока Сакурай устраивался на нем сверху, одной рукой держась за спинку кушетки, упершись коленом прямо между провокационно раздвинутых бедер.

- Что? – Атсуши, наклонившись над ним, казалось, смеялся.

- Ничего, - только и смог выдавить Йошики, невольно вцепившись чуть дрогнувшими пальцами в его локоть, тут же непроизвольно скользнув рукой выше, на плечо.

- Я не съем тебя, - спокойно выдохнул Сакурай, наклонившись совсем близко. Так близко, что Йошики почувствовал, как его медленно обволакивает запах тяжелых темных волос, каких-то духов, сигарет, и чего-то еще. Взгляд уперся в сомкнутые губы, настолько красивые, будто их вырезал скульптор. И в эту минуту Йошики перестал обращать внимание на вспышки камеры, чуть дернувшись только в какой-то момент, сводя бедра.

Сакурай смотрел на него совершенно спокойно и насмешливо. Хаяши был похож на натянутую до предела струну, казалось, тронь его – и зазвенит. Или взорвется. Или еще бог знает, что. А трепетал и дергался он, словно пойманная в ладони птичка, такая маленькая и незначительная, сожми пальцы – и нет ее. Атсуши провел ладонями по плечам Йошики, чувствуя под пальцами шероховатую ткань, и крепко сжал, дернув к себе. Так, что в испуганных раскосых глазах, искусно подведенных широкой черной стрелкой, мелькнуло что-то похожее на панику.

- Хватит… - прошептал Хаяши. Светлые линзы скрывали глаза, но с такого расстояния Сакурай все равно видел, как опасно расширены его зрачки. Как выступают капельки пота на идеально белом лбу.

- Ему все нравится, - так же едва слышно ответил он, взглядом указав на фотографа, который и в самом деле был полностью поглощен съемкой и глядел только в глазок камеры.

- Убери колено.

- Тогда я упаду на тебя.

- Будет жаль прервать сейчас всё это, но если…

- Замолчи.

Йошики осекся. Сакурай снова заткнул его, как тогда, прижав к холодной каменной стенке. И все же, тогда было иначе.

Атсуши приподнялся, поменял положение, и тут же опустил голову, притронувшись губами к открытой шее Йошики. Под кожей билась венка, так сильно, что это было заметно, и Сакурай немедленно провел по ней губами, отчего Хаяши под ним дернулся уже панически. Но не столкнул, не взвился, только задышал слишком быстро и слишком тяжело, а проклятая венка под влажно пахнущей кожей начала пульсировать сильнее.

Выпрямившись и машинально опустив затянутые в кожаные перчатки руки ниже, Атсуши взял его за бедра, сжав сквозь ткань одежды, подтянув к себе еще ближе, в ту же секунду вжавшись коленом в пах. Йошики с силой дернул его за галстук и буквально оттолкнул от себя, глядя испуганно и умоляюще. Так, как, наверное, могла смотреть гейша, вынужденная подрабатывать проституткой, свыкшаяся с этим мысленно, но яростно отвергающая такое падение душой. Сердце колотилось, отдаваясь гулкими ударами в ушах, будто вращающиеся лопасти вертолета, и ладони стали влажными.

Йошики проклинал все на свете, вдруг с ужасом поняв, что у него стоит.

- Приподнимись! – почти прорычал он, отворачиваясь и панически дергаясь под Сакураем, кое-как столкнув его с себя и сев ровно. Атсуши с грацией огромного черного кота медленно сел рядом на собственную ногу. Его глаз Йошики видеть не мог, а вот проклятые губы улыбались. Улыбались так, что тут же захотелось их разбить.

- Нога затекла, – пояснил он удивленно взглянувшему на него фотографу, нервно поправляя и без того идеально лежащие волосы. - И жарко тут… Мне дышать нечем.

- Может, воды? – участливо спросил Сакурай, и от этого тихого голоса, прозвучавшего сейчас как выстрел, Йошики незаметно скребанул ногтями по обивке дивана.

«А может, врезать тебе?» - в бешенстве подумал он, отрицательно помотав головой и отвернувшись.

- Сейчас пройдет.

Если бы он не нервничал так сильно, заклиненный целиком на собственной панике, то заметил бы, что улыбка Сакурая едва заметно подрагивает.

Атсуши же в какой-то момент решил, что он допился. Ничем иным объяснить всё, что происходило какие-то считанные минуты, пока он нависал над Йошики, он не мог. Ни себя, ни его в каких-то не совсем традиционных желаниях Сакурай прежде не замечал.

Сняв тяжелую фуражку, он потер лоб тыльной стороной кисти, стараясь не привлекать к себе внимания, наблюдая за Хаяши. Тот сидел верхом на стуле, положив руки на изогнутую спинку. Это странное одеяние на нем, которое нельзя было назвать ни пиджаком, ни платьем, слегка распахнулось спереди, удерживаясь на талии тонким пояском, и Атсуши только задумался, один ли он сейчас пялится на обтянутые кружевными колготками бедра Йошики и низ его живота. О том, что ниже у него, как и у любого мужика, член и все остальное, Сакурай не думал – это сейчас просто не имело значения. Что такое смотреть на мужчину, который, пускай, и не выглядит стопроцентной девкой, но пахнет и смотрит так, что свихнуться не долго? Не иначе как временное помешательство, а может, просто нужна девочка на ночь. Обычная, а не гениальный музыкант, который только что дрожал под ним, раздвинув ноги, будто развратная девственница.

Хотелось курить. Сакурай сознательно давил в себе это желание, хотя мог бы выйти пока, ведь отдельные кадры с ним одним уже отсняли, а Йошики еще неизвестно, сколько собирался позировать в одиночестве. Но он не мог сдвинуться с места, уже понимая, что смотрит слишком откровенно и уйти нет никакой возможности. Взгляд все притягивался к едва заметному плоскому животу, тоже скрытому капроном колготок, и в голове мелькнула пошлая мысль – уж не боди ли Йошики надел под одежду.

- В чем ты? – спросил он, едва Хаяши встал со стула, а фотограф, воспользовавшись моментом, менял пленку и перезарядил камеру.

Йошики посмотрел на него так, будто Сакурай сломал ногу и что-то у него просит.

- А ты не видишь, в чем я? – подумав, ответил он, наконец. В помещении не разрешалось курить, но Йошики не выдержал и достал свои сигареты и зажигалку.

- Вижу. Это что, боди?

Зажигалка щелкнула, лицо Хаяши на миг осветила вспышка.

- Не понимаю, о чем ты. И тебе не все ли равно?

- Нет. Потому что на тебе точно боди.

- И что, даже если так?

- Ты знаешь, кто его носит?

- Судя по тому, как ты это сказал, ты-то точно знаешь… Ну давай, Аччан, просвети меня.

Сакурай сообразил, что Йошики, должно быть, и в самом деле понятия не имеет. А еще он понял, что мысль, только что пришедшая в его голову, может выйти ему боком.

- Давай разовьем концепт, - вдруг сказал он, заведя одну руку назад и медленно распустив аккуратно собранные в хвост волосы, помотав головой. Прямые черные пряди рассыпались по плечам.

- Так лучше, - не удержался Йошики, тут же глубоко затягиваясь. - И что ты хочешь? Мы сейчас должны переодеться. Ты в черное, я в черно-белое.

Атсуши помедлил, внимательно оглядев фотостудию и остановив взгляд на диване.

- Я хочу, чтобы ты разделся.

- Извини?

- Раздевайся.

- Ты больше ничего не хочешь?!..

- Что у тебя за привычка, Хаяши-сан, сразу орать, – Сакурай взял из пальцев Йошики сигарету, нагло затянувшись, и тут же отдал обратно. - Ты и у себя на репетициях так орешь?

- Вот это уже точно не твое дело. И кстати, перед тем, как ты начал нести чушь, ты говорил что-то о боди.

- Я скажу, если ты меня выслушаешь.

Атсуши показалось, что рабочий гул не то стих, не то просто приглушился, будто они с Йошики сейчас в вакууме и вокруг них двоих жесткая мембрана, не пропускающая никого извне. Он прислонился к стене, наблюдая, как тот докурил и загасил окурок в пластиковом стаканчике, стоявшем тут же на одном из складных столиков.

- Сними верхнюю одежду. Я сяду на валик дивана, на котором ты будешь лежать. Все поймут, что у нас уже всё было, - тихо сказал Атсуши, так, что услышал его только один Йошики.

- Что значит «всё было»?

- То самое и значит. Думаешь, кто-то захочет смотреть на снимки унылого петтинга?

- Унылого… чего?

- Я не поверю, будто ты не знаешь, что это такое.

- Я знаю! – Йошики уже злился. - Я не понимаю, что за бред ты тут несешь!

- Сядь.

Легко сжав плечи, Сакурай заставил его сесть, сам опустившись на соседний стул, подавшись так близко, чтобы никто больше не слышал. И от этого Йошики почувствовал, что вся кровь бросилась в лицо.

- Как считаешь, мог бы фашист отпустить просто так проститутку, не трахнув ее?

- Аччан…

- Конечно же, нет. Поскольку я – фашист, то я сверху, а ты – проститутка, моя жертва. Ты боишься, но давно привыкла к неизбежному.

- Привык.

- Привыкла.

- Черт с тобой. Дальше.

- Дальше секс.

- Ты хоть о чем-нибудь кроме секса думаешь?

- Почти нет. Но снимать секс нам никто не позволит. Поэтому ты просто разденешься и ляжешь на эту чертову кушетку.

Он сказал это так уверенно, и Йошики не сразу сообразил, что был готов на этот секс под объективом. Едва заметно улыбнувшись, посмотрел куда-то в сторону. Нестерпимо, огнем горели щеки, хотя он знал, что даже если это и так – Атсуши всё равно этого не заметит под плотным слоем косметики.

Повисла неловкая тишина, фотограф уже несколько минут смотрел на тихо разговаривающих о чем-то главных действующих лиц съемки, но не слышал предмет разговора, и Йошики искренне был этому рад. Он решительно поднялся со стула.

- Ничего не выйдет.

Сакурай, глядя на него снизу вверх, другого ответа и не ждал.

- Значит, слабо?

- Что?

- Слабо тебе? Боишься? Конечно, боишься. Ты даже в одежде себя контролировать рядом со мной едва можешь.

Атсуши резко приподнялся, ухватив Йошики за локоть и вынуждая наклониться к себе. Его дыхание дрожало всего в сантиметре от губ Хаяши, и это было похоже на головокружительное падение вверх.

- Раз уж у нас так все честно тут сегодня – ты не одинок в своем желании. Но я думал, ты смелее.

Йошики высвободил локоть и резко развернулся, ни на кого не глядя. Теперь уже горели не только щеки, пылало, казалось, все тело, подрагивали кончики пальцев. Мысли путались, он не вполне понимал, чего хочет Сакурай, зачем вообще это все, они ведь взрослые люди, а не подростки в период гормонального бума. И все это до обидного напоминало кое-какие ситуации с Тайджи, когда тот вел себя похожим образом. Только почему-то с Таем Йошики не чувствовал ничего, кроме раздражения и злости, когда басист принимался разговаривать с ним вот так, а сейчас, от одних только слов Сакурая, от звука его голоса тянуло закрыть глаза и раствориться. И согласиться, черт побери, решительно на всё, что он хочет.

Пристально глядя Атсуши в глаза, Йошики резко дернул поясок на талии и скинул с плеч свое одеяние, небрежно бросив его на спинку стула. Тишина оглушила его почти так же, как прежде шум.

- Поменяем кое-что, - сказал он фотографу, опускаясь на диван. Устраиваясь удобнее, он слегка развел ноги, стараясь не реагировать ни на что, в особенности на Сакурая, который медленно обошел кушетку и присел на валик позади него, пропав из поля зрения. Это было крайне странное ощущение – лежать почти обнаженным, не считая кружевных колготок и коротких кожаных шорт. Девушка-костюмер протянула ему высокие перчатки до локтя, и Йошики в сотый раз обругал себя, что сам об этом не подумал. Поспешно натянув их и еще немного поерзав, он, наконец, улегся, откинув голову назад, и скорее машинально опустил одну руку между своих ног, будто желая хотя бы немного прикрыться.

Очередная вспышка ослепила, он закрыл глаза, чтобы через секунду приоткрыть снова, глядя вверх, и невольно облизнул губы, как кошка во время жары. Йошики чувствовал, что Сакурай смотрит на него. Чувствовал, как тот раздевает его взглядом.

Конец фотосессии запомнился смутно. Сделав всего несколько провокационных снимков, фотограф решил остановиться, заверив, что отснятого материала достаточно. А Йошики невольно выдохнул, стараясь не задумываться о том, насколько зашкаливает напряжение. От эмоционального напряжения ныла каждая натянутая мышца в теле, и мечтал он только о завершении работы, чтобы можно было, наконец, остаться в одиночестве.

- Это было… интересно, - сделав небольшую паузу, сказал Сакурай, когда Йошики торопливо направился в сторону закрытых дверей гримерки.

Хаяши очень хотелось огрызнуться, чтобы у Атсуши раз и навсегда пропало желание развлекаться на его счет.

- Это было странно, - не смог удержаться он в ответ.

- Что тебя удивило? Я? Или ты сам?

Йошики подумалось, что оба утверждения попали в цель.

- Только то, что я вообще согласился на все это, - с деланным равнодушием передернул он плечами. Наигранность этого жеста Сакураю была очевидна и мгновенно оценена. Все-таки Йошики так плохо умел притворяться.

Захлопнув дверь небольшой гримерной, он шумно выдохнул и прислонился к ней спиной. Никто его в этот момент не видел, и Йошики отчаянно злился: повел себя, как девка какая-то…

Собственное отражение в зеркале ему решительно не понравилось. Он выглядел так, будто перед этим действительно трахался, черт возьми, а не участвовал в фотосессии, пускай она и была не совсем обычной. Наклонившись к зеркалу ближе, Йошики первым делом снял линзы, которые уже причиняли легкую боль, и снова внимательно на себя посмотрел. Глаза горели как у припадочного, огромный зрачок, будто у наркомана, прическа, и прежде напоминавшая творческое воронье гнездо, растрепалась. Отведя от себя недовольный взгляд, он нервно дернул за ворот ткань своего одеяния, больше всего напоминавшего свободную рубашку, когда за его спиной тихо приоткрылась дверь.

Рывком обернувшись, он только тут вспомнил, что не запер ее. Хотя был ли вообще на этой двери замок? Йошики готов был мысленно цепляться за что угодно, невольно отступая на шаг назад, когда увидел замершего на пороге Атсуши.

- Чего тебе? – резко спросил он. И стыдно за это не было.

Ничего невероятного не происходило, и поведению Сакурая наверняка было какое-то простое объяснение. Может, тоже переодеваться пришел. Но Йошики все равно было не по себе, и он непроизвольно облизнул сухие губы, когда Атсуши сделал шаг к нему, и медленно, спокойно прикрыл за собой дверь.

- Я тебя не приглашал войти, - холодно, едва ли не по слогам отчеканил Хаяши.

Контроль над ситуацией он терял стремительно. И пускай ничего из ряда вон выходящего пока не происходило, он кожей чувствовал это до того четко, словно был за рулем летящего под откос автомобиля, в котором отказали тормоза. Как он выглядит сейчас - в полуспущенной с плеч рубашке, пытаясь поправить одежду – Йошики даже не задумался. Но когда Сакурай решительно шагнул к нему, одним движением преодолевая разделявшее их расстояние, по коже прошел пугливый холодок.

- Это все-таки были колготки, а не боди, - сказал он. Йошики сглотнул и мысленно чертыхнулся, он действительно успел забыть все то, что говорил ему Атсуши на тему одежды. Исподлобья глядя на него, Хаяши кивнул, слабо передернув плечами.

- Какая разница?

- Я обещал тебе сказать. Кто его носит.

Голос у Сакурая был какой-то странный. Незнакомый, волнующий тембр, проникающий прямо в душу, как игла в вену.

- В боди из капроновой сетки одеваются порно-актрисы. Весьма возбуждает, знаешь ли. Особенно если сразу разорвать спереди.

- Ты, я вижу, большой знаток.

Кровь снова бросилась в лицо. Сакурай шагнул еще ближе, и Йошики, поддавшись порыву, отступил назад еще дальше, врезавшись бедром в край столика, на котором в беспорядке валялась косметика.

На пол посыпались какие-то флаконы, он не успел опомниться и сделать лишний вдох, а губы Сакурая уже коснулись его собственных губ. Подсознательно он чего-то такого, наверное, даже ожидал, но все равно едва не задохнулся от неожиданности. По губам пробежал влажный кончик языка, горячий и твердый, ненавязчиво раскрывая рот, Йошики хотелось взвыть от собственного бессилия, но он поддался, едва Атсуши положил ладони на его шею, сжимая, но не причиняя боли – скорее, просто не позволяя отвернуться или вырваться. Не было и мысли оттолкнуть. Он вообще не понимал, остались ли в голове хоть какие-то мысли или слова, которыми можно было бы описать его состояние в этот миг, когда Сакурай властно, почти грубо целовал его. Так, будто у них был секс когда-то бесконечно давно или только что. Так, будто Йошики уже был его собственностью.

Атсуши напирал, скользнув одной рукой ниже и резко взяв под талию, отчего Хаяши дернулся, но вырваться ему никто не дал. Их языки сплелись, будто всю жизнь только так и существовали, и возмутительный поцелуй, почти неприличный в своей откровенности, стал еще откровеннее. Губы Сакурая резко пахли сигаретами, горько-сладкие, горячие и упругие, своенравные при первом же знакомстве. Вероятно, он успел выйти покурить, прежде чем прийти в гримерку. Йошики легко представлялись резкие судорожные затяжки, Атсуши явно делал именно так, прежде чем бросил недокуренную сигарету. Его насмешливое показное спокойствие. Откуда-то Йошики просто знал это сейчас, знал, что Сакурай нервничал не меньше, и казалось, он даже слышит, в каком сумасшедшем ритме тяжело колотится его сердце.

Поцелуй закончился так же внезапно, как и начался. Мгновение назад Йошики еще чувствовал вкус губ Сакурая, а теперь тот, отпустив его и замерев, тяжело упершись ладонью в стол позади, смотрел прямо в его глаза. Хаяши сглотнул, понимая, что не может выдержать этого взгляда, казавшегося пугающим и безумным. На секунду затравленно отведя глаза, заставил себя посмотреть на губы Сакурая, на которых играла слабая улыбка. Йошики в жизни не взялся бы гадать, о чем думал Атсуши, и вздрогнул, когда тот, все еще не отпуская, в каком-то почти ласковом жесте провел указательным пальцем по его виску, стирая выступившие капельки пота. Только теперь Йошики понял, что даже не пытался сопротивляться и вообще никак не отреагировал, если не считать того, что ответил на поцелуй, неподвижно простояв все эти несколько бесконечно долгих секунд или минут.

Глубоко вдохнув, он хотел спросить, какого черта Сакурай себе позволяет, или, может, стоило сперва хорошенько врезать ему по красивой физиономии. Но Атсуши будто почувствовал перемену в его настроении и поспешно отступил на шаг назад.

Йошики молчал, стараясь унять дрожь. Надо было собраться. Собраться и потребовать объяснений, а заодно напомнить Сакураю, что он не с девкой имеет дело, чтобы вытворять такое. Но Атсуши снова опередил возможный протест, взгляд его казался рассеянным и затуманенным. Развернувшись, он уверенно, все так же спокойно и молча потянул за дверную ручку и вышел вон из гримерной, оставляя Хаяши наедине с собой.

Поиск по сайту: