В скифскую эпоху 4 страница

Анализ изделий из камня, найденных в погребениях на поселениях Степной Скифии, позволяет выделить основные приемы обработки камня. Но орудия из камня, где использовалась бы в первую очередь его прочность, в скифское время встречаются крайне редко. Это чаще всего тесла – небольшие плоские клиновидные изделия из плотного песчаника или кварца со следами сработанности. Наиболее широко в скифское время камень использовался для изготовления зернотерок, терочников, рудотерок и т.п. Способы обработки камня не менялись с неолитических времен. Применялась грубая и точечная обивка, шлифовка, полировка, пиление, сверление, резьба по камню и окраска изделий из мягких пород камня. Чаще всего обработка камня сочеталась с другими видами хозяйственной деятельности, т.е. уровень обработки камня на протяжении многих столетий оставался постоянным и не выходил за рамки домашнего производства.

Дополнительные продукты питания получали степные скифы за счет различных промыслов – охоты, рыболовства, собирательства и бортничества.

Потреблениепродуктов производства и их первичное распределение осуществляется в бытовой сфере, материальным воплощением которой являются поселения, жилища, пища, одежда, утварь.

Господствующим типом жилища степных скифов был, по-видимому, легкий шатер на телеге. С переходом части степняков к полукочевому способу жизни шатер разбивают над врытой в грунт основой. В результате появляется новый тип жилища – полуземлянка. Именно такими были двухкамерные полуземлянки поселения Лысая Гора.

На других поселениях (Каменское городище, поселения Чернеча, Первомаевка), кроме полуземлянок, зафиксированы также землянки. Многие из этих жилищ имели очаги открытого типа, некоторые – скамейки-лежанки, которые шли по периметру помещения. Известно также, что вкопанные в землю помещения считаются наиболее теплыми (точнее – теплоустойчивыми) и, если они невелики по площади, практически не требуют больших затрат на отопление.

По ма­те­ри­алам Ка­мен­с­кого го­ро­ди­ща вос­ста­нав­ли­ва­ют­ся на­зем­ные со­ору­же­ния с плет­не­вы­ми сте­на­ми, представленные прямоугольными многокамерными постройками трех типов.Большинство остатков дверных проемов располагается в южных (юго-западных, западных) стенах раскопанных жилищ, т.е. при строительстве жилища скифы учитывали “розу ветров”, характерную для региона в холодную пору года.

Раскопки поселений Приднепровья свидетельствуют об отсутствии планомерной застройки. Такую планировку кочевнических поселений, например, у казахов, называют гнездовой.

Потребности степных скифов в мясных и молочных продуктах полностью удовлетворялись за счет разведения домашних животных. Кочевники предпочитают вареное мясо, для чего скифы использовали бронзовые котлы и лепные горшки больших размеров. Жареное мясо кочевниками почти не употребляется, а если и употребляется, то без жира или с использованием курдючного жира, а не растительного. Поэтому утверждение о том, что в Степную Скифию поступало оливковое масло в больших количествах далеко от истины. Скорее всего, экспорт масла в Северное Причерноморье ограничивался античными центрами. Молоко употреблялось в виде кисломолочных продуктов – свежее молоко, как правило, кочевники не пьют. Среди напитков следует упомянуть напиток типа кумыса и, вероятно, молочную водку. Отсюда такое быстрое восприятие степными скифами виноградного вина и нежелание разбавлять его водой, которое так удивляло греков. Здесь следует отметить и некоторую разницу в наборе вин, поступавших в Приднепровье и в глубинные районы Степной Скифии – на поселениях района Каменского и Капуловского городища потреблялось довольно дешевое вино в гераклейской и фасосской таре. Вина более дорогие (например, в амфорах из Менды) поступали в «кочевую степь».

Кратко следует сказать об употребления степными скифами хлеба. С технологической точки зрения, хлебом называют изделия из кислого теста, замешанного на пшеничной муке. Кроме того, для выпечки хлеба требуется очаг закрытого типа. Считается, что хлебные изделия, в собственном смысле этого слова, впервые появились у греков. Такой хлеб степные скифы в VI - IV вв. до н.э. печь не могли. Они не обладали необходимыми ни исходными продуктами (пшеничной или ржаной мукой), ни орудиями производства – жерновами (на зернотерке муку получить трудно). Скифам была доступна только «мука» очень грубого помола (вырабатываемая на известных по материалам степных скифов зернотерках и в ступах) и очаги открытого типа, пригодные для выпечки лишь лепешек. В целом система питания степных скифов была сбалансированной, что стало естественным условием быстрого развития общества и роста трудовых ресурсов.

Состав утвари степных скифов отражает некоторые особенности организации их быта. Именно на рубеже V – IV вв. до н.э. формируется керамический комплекс степных скифов – набор лепной посуды, который можно считать этническим индикатором степной скифской культуры. Неотъемлемой частью утвари кочевника всегда была деревянная посуда. Деревянные блюда для мяса встречаются достаточно часто в погребениях. Иногда фиксируются деревянные чаши и даже бочки. В среде богатых представителей скифского общества достаточно широко были распространены сосуды из бронзы и железа.

Потребности степняков в столовой посуде и таре в V – IV вв. до н.э. удовлетворялись за счет греческой гончарной керамики. Преобладали амфоры, чернолаковая, сероглиняная, красноглиняная посуда. Кроме посуды употреблялись ножи, щипцы для мяса и другие приспособления, связанные с бытом степных скифов. Отметим также, что в IV в. до н.э. на быт степных скифов заметно влияла античная культура.

В целом, уровень развития основных отраслей и видов производства Степной Скифии соответствовал уровню развития типичного кочевого общества. Но, в отличие от предыдущих кочевников, населявших Северное Причерноморье, скифы достаточно свободно владели технологиями производства многих типов орудий труда и оружия из железа. Высокий технологический уровень развития производства и определенное влияние античной цивилизации вместе с благоприятной на первом этапе существования общества палеоэкологической обстановкой, позволили этому кочевому народу довольно долго оставаться экономической доминантой в степной зоне Северного Причерноморья.

Заключительной фазой экономического процесса является распределениепроизведенного в обществе продукта. Распределение, как правило, осуществляется в основном через торговлю - как внутреннюю, так и внешнюю. Дары, дань, результаты грабежей в экономической науке считается «внеэкономическими» источниками валового продукта. Поступление таких продуктов, во-первых, несистематическое и, во-вторых, вещи, полученные через дань или грабеж, как, впрочем, и дары, очень часто поступают в оборот как обычный товар с низкой себестоимостью.

Внутренняя торговля в Степной Скифии имела традиционный для кочевников обменный характер. Состав экспорта и импорта можно проследить по археологическому материалу и письменным источникам. В составе античного экспорта в Северное Причерноморье отмечается посуда, вкусовые продукты, оружие, украшения.

В торговле между греками и степными скифами сохранялось естественное соблюдение принципа нетто-баланса. Нами высказано предположение, что одним из наиболее возможных видов товара, вывозимого из Скифии, могли быть рабы, встречные поставки которых могли быть компенсацией потоку золотых изделий, хлынувших в степь в IV в. до н.э. Показательно, что развитие греко-скифской работорговли во времени совпадает с развитием в античных центрах как рабовладения, так и денежных отношений.

Скифская торговля существовала в степной зоне в двух формах. В виде обменно-товарных отношений, распространенных по всей Степной Скифии и товарно-денежной, которая существовала в контактных с греками зонах – в Нижнем Побужье, Нижнем Поднепровье, Крыму. Находки монет в виде отдельных находок на поселениях Нижнего Поднепровья и кладов (клад, найденный на Каменском городище в скифском горшке, клад в Донцовой балке), позволили высказать предположение, что, по крайней мере, во второй половине IV в. до н.э., Приднепровскую контактную зону можно расширить за счет Каменского городища и его округи. Но в других районах Степной Скифии, то есть на основных ее просторах, обменные отношения оставались господствующими.

Формирование рассматриваемой экономической системы начинается в Северном Причерноморье с приходом сюда скифов. Ключевым моментом в этом процессе было формирование производственного центра в Нижнем Поднепровье, которое отличалось от других частей степной зоны сосредоточением основных природных ресурсов, степенью концентрации и развития производительных сил. Это прекрасно подтверждается археологическим материалом.

Переход к частичной оседлости сопровождался изменениями в организации экономики – происходит территориальное распределение труда, и глобальная эколого-экономическая система распадается на локальные образования - эколого-экономические районы. В степной зоне Северного Причерноморья в IV в. до н.э. выделяется семь эколого-экономических районов – Каменский, Капуловский (Базавлуцкий), Крымский, Приольвийский, Приднестровский Левобережный, Приднестровский Правобережный, Елизаветовский.

Таким образом, на материалах Степной Скифии прослежен полный цикл экономического развития нового кочевого социально-политического образования на территории Се­вер­ного При­чер­но­мо­рья – от его возникновения и расцвета до периода упадка и полного исчезновения.

Экономика Степной Скифии вто­рой по­ло­ви­ны IV в. до н.э. находилась в предкризисном состоянии, причем причины последующей гибели Скифии носили комплексный характер. Кризис в экономике Степной Скифии обусловлен сочетанием неблагоприятных палеоэкологических явлений и низкой адаптационной способностью к ухудшающимся условиям обитания в рамках кочевого и полукочевого ХКТ населения Приднепровья.

Тема 9. Города на колесах*

Одной из самых примечательных особенностей скифского образа жизни было, с точки зрения древних греков, остсутствие у кочевников городов, таких привычных для представителей античной цивилизации. Это обстоятельство, по их мнению, делало скифов практически неуязвимыми для врагов. «Отец Истории» пояснял в этой связи [Геродот, IV, 46], что захватить их невозможно: «ведь они не основывают ни городов, ни укреплений, но все они, будучи конными стрелками, возят свои дома с собой, получая пропитание не от плуга, а от разведения домашнего скота; жилища у них на повозках. Как же им не быть непобедимыми и недоступными для нападения?» Это же подтверждает Геродот [IV, 127], словами ответа Иданфирса Дарию І: «У нас нет ни городов, ни возделанной земли, и боязнь, что они будут захвачены и разорены, не заставят нас скорее вступать с вами в сражение» Впрочем, к числу народов, ритм кочевой жизни которых определялся неторопливым движением многочисленных табунов, отар и стад, за которыми быки влекли неповоротливые «колесные жилища» номадов, относились также сменившие скифов в восточноевропейских степях сарматы, аланы, гунны, печенеги, половцы и другие племена вплоть до монголов, татар и калмыков.

Повозки всегда были своеобразной, «мобильной», как мы бы выразились сегодня, формой жилища. В повозках протекала суровая и не всегда понятная для носителей городской культуры жизнь, полная загадок и экзотики. Не случайно, на протяжении нескольких тысяч лет существовала традиция ее идеализации как антипода образу жизни изнеженных горожан с их погоней за удовольствиями и роскошью, а сами кибитки и их обитатели зачастую приобретали некий поэтический ореол.

Начало этой традиции, насколько мы можем судить, было заложено еще великим Гомером, который упоминает в «Илиаде» [ХIII, 1 - 7] дивных доителей кобылиц – «гиппемологов» и «абиев», бедных и самых справедливых людей. Страбон [VII, 3, 4] по этому поводу разъясняет, что «абиями» можно назвать живущих в кибитках. «Ведь в виду того, что несправедливости возникают главным образом при торговых сделках и приобретении денег, правильно назвать «справедливейшими» людей, ведущих простую жизнь при столь ограниченных потребностях…». Уже почти наш современник, по сравнению с временами Гомера, А.С.Пушкин в своей поэме «Цыгане» вторил древним:

«Шатры разобраны; телеги

Готовы двинуться в поход…

Все скудно, дико, все нестройно,

Так чуждо мертвых наших нег,

Так чуждо этой жизни праздной

Как песнь рабов однообразной.»

Большинство древних писателей не задавалось вопросом, где искать истоки кочевого способа жизни. Лишь несколько римских авторов обсуждали, где она зародилась и приобрела свое наиболее яркое выражение [Аммиан Марцеллин, 31, 2, 10].

Как свидетельствуют современные археологические данные, «жизнь на повозках», хотя и была впервые со всей определенностью зафиксирована в письменных источниках у скифов, к началу I тыс. до н.э. имела уже многовековую историю, поскольку повозки, в том числе и крытые (кибитки), на территории северопричерноморских земель были уже хорошо известны в эпоху бронзы.

Находки таких ранних повозок в погребениях с богатым инвентарем, нередко сооруженных под большими курганными насыпями (Сторожевая Могила), подчеркивает их связь с представителями высших социальных слоев общества. В данном случае повозки, по-видимому, играли двоякую роль. Во-первых, они мыслились как своеобразное «транспортное средство» для доставки умерших в царство мертвых, и, во-вторых, с их помощью внутренний «интерьер» могилы приобретал вид привычного для степняков жилища. Подобная традиция существовала очень длительное время, поскольку и позднее, в эпоху раннего железа, в курганах зафиксированы находки деталей погребального кортежа (колеса, навершия, разнообразные бляхи и др.), а самым могилам – например, вырубленным в материке погребальным камерам скифских катакомб – придавалась характерная для кибиток сводчатая форма.

Многочисленные модели, даже если они имеют миниатюрные размеры (Рис. 1), дают нам наглядное представление о технических особенностях повозок бронзового и раннего железного веков. Среди них выделяются повозки-жилища с массивными сплошными деревянными колесами – от двух и более, разнообразным покрытием и ярмами для волов. Такие этнографически достоверные детали свидетельствуют, что модели достаточно точно передают реалии повседневной кочевой жизни, несмотря на то, что были они, скорее всего, детскими игрушками. Во всяком случае, большинство их обнаружено в погребениях детей.

Археологические материалы показывают, что наряду с тяжелыми жилыми повозками, в которые впрягались быки, в эпоху средней бронзы существовали и легкие боевые колесницы. Они имели по два колеса со спицами и упряжку из лошадей. Подобные колесницы получают распространение с середины II тыс. до н.э. Они хорошо представлены в известном могильнике Синташта, исследованном в Челябинской области, где выявлено пять таких колесниц (Генинг В.Ф. и др., 1992). Диаметр их колес, снабженных десятью радиальными спицами, составлял около 90 – 100 см, а расстояние между колесами достигало, примерно, 1,2 м. Многие ученые считают, что могильник Синташта и другие подобные ему памятники Южного Урала, можно связывать с культурой древних индоиранцев (ариев). Несколько позднее носители этой культуры заняли соседние области, в частности междуречье Волги и Дона (абашевская культура конца II тыс. до н.э.), где обнаружена наибольшая концентрация склепов воинов-колесничих (Пряхин А.Д., Беседин В.И., 1998).

В отличие от колесниц, приспособленные под жилье крытые повозки использовались в течение более длительного времени. Одна из самых ранних находок такого рода зафиксирована в погребении ямной культуры (III тыс. до н.э.) в Лукьяновском кургане неподалеку от г.Кривой Рог. Длина повозки, которая имела аркообразный верх, составляла 2,2 м (Рис. 2). Подобные же крытые повозки обнаружены в погребальных памятниках Закавказья 2-ой пол. II тыс. до н.э., в частности в Лаченских курганах, исследованных на побережье Севанского озера в Армении. Здесь было найдено более 20 различных повозок, в том числе один экземпляр со сложным верхом высотой до 2 м. Сохранилось также дышло с ярмом, свидетельствующие о высоких «технических характеристиках» этого колесного дома (Рис. 3). Анализы материалов, которые применялись при строительстве лаченских повозок, показали, что в этих целях использовалась древесина дуба, тиса, вяза.

Выше речь шла об относительно небольших (Х.Хаейен назвал их «короткими») и тесных крытых повозках ранней эпохи. Между тем, в скифское время получили распространение и более просторные и вместительные повозки-жилища. Псевдо-Гиппократ [О воздухе, водах и местностях, 25], который, возможно, опирался на собственные наблюдения, писал, что скифы живут в кибитках, «из которых наименьшие бывают четырехколесные, а другие – шестиколесные; они кругом закрыты войлоками и устроены подобно домам, одни с двумя, другие с тремя отделениями; они непроницаемы ни для воды (дождей), ни для света, ни для ветров. В эти повозки запрягают по две и по три пары безрогих волов…». Их конструкция, в частности система соединения различных частей повозки, в свое время изучаласьХ.Хайеном (H.Hayen,1983).

Согласно Лукиану [Токсарис или дружба, 45] именно поозки и скот были мерилом ценностей у кочевников. Рядовые номады, происходившие «из толпы простых скифов», восьминогими», так как владели лишь парой волов и одной повозкой [Лукиан. Скиф или гость, 1], в которой жила, вероятно, одна небольшая (индивидуальная) семья из 4-5 человек. Знатные кочевники владели десятками и сотнями кибиток. Так, один из таких степных аристократов по имени Адимарх был владельцем 80-и кибиток [Токсарис или дружба, 46]. Исходя из этнографических параллелей, можно предположить, что в данном случае речь не идет о его личном имуществе, а о численности подчиненного ему кочевого подразделения – ведь и много позднее количественный состав орды или ее составляющих определялся «в кибитках», подобно тому, как у земледельцев число населения учитывалось «в дымах», а у крымских татар – «в казанах». Следовательно, Адимарх был предводителем сравнительно небольшого кочевого подразделения с общей численностью номадов, примерно, от 320 до 400 человек, которое, в случае необходимости, могло выставить около 80 боеспособных воинов.

Для скифского времени характерными являются находки в гробницах многочисленных деталей погребальных повозок. До сих пор не ясно, почему в могилы помещались повозки, разобранные на части. Возможно, это было связано с верой в то, что в потустороннем мире они будут вновь собраны воедино. К сожалению, попытки реконструкции таких повозок в натуральную величину с применением натуральных материалов (как это было сделано на основе остатков повозок из среднеевропейских памятников гальштаттской культуры), практически не предпринимались. Это мешает уточнить их конструктивные и технические особенности.

Редким исключением является реконструкция повозки скифского времени, детали которой были обнаружены на территории Горного Алтая в 5-ом Пазырыкском кургане. Ее длина составляла 3,05 м, высота – 2,65 м, ширина межколесной базы – 1,95 м. Она была найдена в разобранном виде, поэтому ее достоверное восстановление представляло для специалистов весьма сложную задачу. Повозка имела четыре колеса диаметром 1,5 м, закрепленных на неподвижных осях. К ним крепилась двойная рама с сидением для возницы и помостом из брусьев, перекрытых тонкими досками и войлоком. В погребальную колесницу впрягались четыре лошади. Поскольку неподвижная передняя ось поворачивалась с трудом, что затрудняло поворот самой повозки, колея была извилистой. Повозка легко демонтировалась, так как практически все составляющие ее части соединялись между собой лишь посредством ремней. Поэтому она в разобранном виде могла легко транспортироваться вьючными лошадьми или быками.

В Европейской Скифии получили распространение, главным образом, повозки, снабженные четырьмя колесами со спицами, но известны и двухколесные их экземпляры. Примером последних является повозка из погребения жрицы в Бердянском кургане (Чередниченко Н.Н., Фиалко Е.Е.). Погребальная повозка была, вероятно, изготовлена еще при жизни жрицы в предвидении ее близкой смерти – возраст знатной скифянки превышал 50 лет, она страдала тяжелой формой артроза, из-за чего не могла передвигаться самостоятельно. В отличие от большинства колес, которые изготавливались только из дерева, колеса повозки из Бердянского кургана имели железные оковки и шины (Рис. 4, 1).

Особого упоминания заслуживают немногочисленные случаи, когда возле повозок были обнаружены останки «возничих». Они зафиксированы только в «царских курганах» скифов. Наиболее известным примером такого рода является боковая гробница Толстой Могилы, куда вели два дромоса. Оба входа в подземелье закрывали остатки повозок. Рядом с одной из них был погребен молодой человек 23-25 лет.

Согласно рассказу Геродота [IV, 71], после смерти скифский царь, если точнее – его бальзамированное тело, совершал свое последнее путешествие по землям подвластных ему племен. Понятно, что для этого путешествия использовалась повозка, однако как она выглядела, мы не знаем. Можно предположить, что это была пышно декорированная погребальная колесница с балдахином, укрепленным на увенчанных навершиями шестах.

Что касается скифских повозок-жилищ, то, несмотря на достаточно подробные их описания в нарративных источниках, попытки их научного изучения в процессе предметной и достоверной реконструкции практически не предпринимались. Возможно, это объясняется тем, что последние никогда не были обнаружены непосредственно в могилах. Как правило, части разобранных повозок использовались как заклад устья погребальных камер. Интересно, что последние, вырубленные в материке, зачастую имели форму, напоминающую интерьер кибитки. Мы знаем также несколько достоверных случаев, когда стены и свод камеры были оштукатурены. Например, это зафиксировано в могильнике у с.Львово Херсонской обл. (раскопки Г.Л.Евдокимова) и могильнике Носаки (раскопки В.И.Бидзили), открытого поблизости г.Днепрорудный Запорожской обл.

Наши представления об этом типе повозок можно значительно расширить за счет большой группы их моделей, которые, несмотря на свои миниатюрные размеры, отличаются достоверностью в передаче конструктивных деталей (Рис. 5 – 6). Они датируются достаточно широким отрезком времени в пределах I тыс. до н.э. – начала I тыс. н.э. Разнообразие в оформлении этих моделей придает им не только заметную индивидуальность, но и свидетельствует о правдивости этого источника информации. Несомненно, эти модели были игрушками. Многие из них происходят из античных центров Северного Причерноморья, где ими забавлялись дети греческих колонистов, для которых жизнь окружающих племен была частью их привычного мира.

Они удивительно точны в передаче технических деталей и их функционального назначения. На повозках имеются подножки, которые облегчали доступ в жилое помещение. Оно изготавливалось из войлока или кожи, закрепленных на каркасе, и было съемным, что позволяло при необходимости легко переставлять его на другую повозку и, возможно, при длительных остановках устанавливать его непосредственно на земле. В его стенках делались прорези для лучшей циркуляции воздуха, которые, как и входные проемы и окна, при плохой погоде могли закрываться скатываемыми в жару пологами из того же войлока или кожи. Дышло, по-видимому, могло крепиться как к передней, так и к задней части повозки и легко переставлялось. Это, вероятно, упрощало маневрирование повозок в тесноте кочевого бивака, в порядках которого каждая из повозок должна была занять определенное место.

Возможность быстрой организации такого лагеря из сгруппированных определенным образом повозок, несомненно, имело и защитную функцию. Из средневековых источников мы знаем, что такой лагерь из многочисленных юрт и шатров, окруженных «крепостной стеной» из тесно составленных повозок, производил на стороннего наблюдателя впечатление большого города. Эти «города на колесах» могли легко сняться с места и вновь двинуться в путь. Не являлись препятствием этому и суровые зимы. Когда замерзал Боспор Киммерийский (современный Керченский пролив), скифы, живущие в Крыму, легко пересекали его по льду вместе со своими крытыми повозками и совершали набеги на живших на противоположном берегу синдов [Геродот, IV, 28].

Повозка оставалась символом богатства и социального положения восточноевропейских степных скотоводов на протяжении всей их истории. Как высшее проявление свойственного им образа жизни повозка служила прибежищем для скотовода и самой малой частицей, из которой строились кочевые «города» и укрепления. Несомненно, что такие «крепости на колесах» («Wagenburg») прочно входили в арсенал военно-тактических приемов скифов. Они занимали столько пространства, сколько можно было прикрыть имеющимися у данной группы кочевников повозками. По-видимому, они достигали своих максимальных размеров в периоды значительной военной угрозы и в суровые зимние месяцы, когда родственные племена стремились объединиться, чтобы более уверенно противостоять врагу или стихии.

Различные варианты таких «крепостей на колесах» были широко распространены и в более близком прошлом. Знаменитым примером такого боевого построения является лагерь Аттилы на Каталаунских полях, который был сплошь обнесен защитной «стеной» из повозок. К тому же само по себе огромное скопление внутри лагеря повозок, юрт и шатров усиливало его защитные свойства в плане обороны.

Описание подобного же лагеря алано-сарматов оставил нам Аммиан Марцеллин [XXXI, 2, 17]. «Придя на изобильное травой место – пишет историк, они располагают в виде круга свои кибитки и питаются по-звериному; истребив весь корм для скота, они снова везут свои, так сказать, города, расположенные на повозках».

Одним из вариантов дальнейшего развития повозок с плетенным в виде короба каркасом, покрытым войлоком или кожей, стали повозки, на которых были установлены юрты или шатры. Они хорошо известны по материалам средневекового времени, в частности, такие «транспортные средства» были широко распространены у половцев (Рис. 7, 1). Известны они и по археологическим материалам, в частности по находке в кургане у с.Большемихайловка, расположенного южнее Днепропетровска. Остатки этой повозки датируются ХII - ХIII вв. (Рис. 7, 2). Иллюстрации к средневековым хроникам изображают половецкие возы с установленными на них юртами. Возы имеют высокие колеса (согласно археологическим наблюдениям – свыше 1,5 м в диаметре). В таких защищенных от внезапного нападения врага катившихся по равнинам «поселках» и «городах» половцы продвигались к месту будущих сражений, о чем свидетельствуют древнерусские письменные источники. Военная компания начиналась с провокационных действий кочевников, которые служили своеобразным «casus belli» - они требовали так называемого «кормления» (одна из форм внешнеэкономической эксплуатации) в виде скота, пастбищ для стад и водопоев. В случае успеха предприятия, численность повозок с нуждающимися в «прокорме» могла увеличиваться, а эскалация такого прикрытого грабежа нарастала.

Несколько иную технику в применении повозок как боевого средства можно проследить на примере военных столкновений между казаками и татарами уже в ХVII в. Г. де Боплан, французский военный инженер и капитан артиллерии на службе у польского короля, имел возможность наблюдать такую тактику непосредственно. При движении по контролируемым татарами участкам степи, казаки строили «крепость на колесах», которая состояла из авангарда и арьегарда, каждый из которых состоял, в свою очередь, из нескольких рядов повозок. Внутри этих полукружий двигались казаки с мушкетами, копьями и т.д. В разные стороны от крепости высылались разъезды, которые должны были предотвратить внезапное нападение врага. Во время атаки противника, как отмечает де Боплан, казаки отстреливались из-за сомкнутых возов, не давая возможность татарам подойти к этому укреплению ближе, чем на выстрел. Как свидетельствует этот же автор, однажды, когда он в сопровождении 50 или 60 казаков двигался по степям, на них напало около 500 татар, но они так и не смогли овладеть казачьим укреплением на колесах.

Своеобразным реликтом такой жизни на повозках были чумацкие обозы («валки»), которые пересекали бескрайние северопричерноморские степи еще в ХIХ в. Они представляли собой хорошо организованную структуру и отличались высокой дисциплиной чумаков. Валки состояли из 30-40 возов, в которые были запряжены волы (Рис. 8). После захода солнца, на ночном привале, возы выстраивались в виде правильного каре длиной 8-10 и шириной 5-6 м.

Память о чумаках и их валках сохранилась не только в многочисленных описаниях современников и в экспозициях музеев, но и до сих пор живет в украинском фольклоре.

Тема 10. Металлургия и металлообработка в Скифии

Как известно, уровень развития того или иного общества во многом определяется уровнем его технологической оснащенности. Одной из иллюстраций этого тезиса является история северопричерноморского населения позднейшего предскифского и скифского времени. Именно в I тыс. до н.э. окончательно завершается начавшийся еще в эпоху меди-бронзы процесс формирования на рассматриваемой территории двух хозяйственно-бытовых укладов – степного, основанного на кочевом скотоводстве, и лесостепного, который базировался, главным образом, на пашенном земледелии. Это событие, во многом определившее судьбы народов Северного Причерноморья не только скифского, но и многих последующих периодов, в значительной степени было обусловлено именно заметным прогрессом в технологическом развитии древнего общества, прежде всего, достижениями в области металлургии и металлообработки в целом и широким распространением железа в частности.

Поиск по сайту: