ВЕЛИКОЙ СКИФИИ: САРМАТЫ И ПОЗДНИЕ СКИФЫ

Тема 14. Сарматы Северного Причерноморья

Общая ситуация в регионе на рубеже III – II вв. до н.э. Основным этнополитическим катаклизмом данной эпохи на юге Восточной Европы был удивительно быстротечный упадок и гибель могущественной Скифии. Археологические источники сейчас «сняли обвинение» в этом с сарматов – изучение хронологии скифских и раннесарматских памятников на территории Северного Причерноморья показало, что их разделяет почти столетний интервал. Хотя очевидно также, что отдельные, но опустошительные рейды сарматских отрядов на территорию Скифии, отнюдь не способствовали военно-политической стабильности последней. Об одном из таких рейдов живописно рассказывает древнегреческий писатель Лукиан в известной новелле «Токсарис или дружба» [39-41, 54-55].

В конце III в. до н.э. огромные пространства причерноморской Степи были почти свободны от кочевого населения. Остатки скифов осели в долине Днепра, в Крыму и Добрудже, создав объединения, известные из труда Страбона как Малая Скифия (точнее было бы говорить о «Малых Скифиях» – приднепровской, крымской, добруджанской). Изменилась хозяйственная основа общества – на смену кочевому и полукочевому скотоводству пришла равноукладная скотоводческо-земледельческая экономика. В этно-культурном плане население позднескифских городищ отличается заметной эллинизацией.

Общий кризис античного мира после распада державы Александра Македонского отразился и на причерноморских полисах. После ощутимого экономического подъема в конце IV – первой половине III вв. до н.э. Ольвийское государство вступает в полосу кризиса. В конце III – начале II вв. до н.э. подвергаются внешним ударам и также вступают в полосу кризиса Никоний и Тира. С середины III в. до н.э. эта же судьба постигла Херсонес и Боспорское царство. Крайний северо-восточный форпост античного мира – Танаис – в конце III – начале II вв. до н.э. обносится новыми стенами и башнями, реагируя на какую-то опасность (скорее всего, сарматскую). Таким образом, даже краткий обзор истории античных центров Северного Причерноморья демонстрирует те кризисные явления, которые были характерны для них на рубеже III – II вв. до н.э. Однако связаны они не с сарматским нашествием, а являются отражением общего кризиса античного мира в конце эпохи эллинизма.

Итак, ко времени появления сарматов в Северном Причерноморье здешние степи были свободны от предшествующего кочевого населения, сосредоточившегося в низовьях Днепра и в Крыму. На севере региона, в лесостепном Поднепровье, обитали племена зарубинецкой культуры, на юге переживали кризис античные центры.

В соответствии с существующими в науке разработками в истории сарматов выделяют три периода.

Раннесарматский период (II – I вв. до н.э.).Первым эпиграфическим источником, достоверно фиксирующим сарматов на этой территории, следует считать известный херсонесский декрет в честь Диофанта. В нем идет речь о скифо-херсонесской войне 112-110 гг. до н.э. В качестве союзников скифского царя Палака в декрете называются ревксиналы. Это - перепутанное резчиком или автором декрета впервые упомянутое название сарматского племени роксоланов. В труде Страбона [ VII, 3, 17 ] территория их кочевий определяется в пределах степной полосы между Доном и Днепром.

Попутно отметим, что «География» Страбона, которая явилась результатом многолетнего труда и была написана, очевидно, в период с 31 г. до н.э. по 24 г. н.э, вместе с декретом в честь Диофанта может считаться первым по времени достоверным письменным источником, локализующим сарматов в Северном Причерноморье.

Идентифицируя определенные археологические памятники сарматов с роксоланами, следует обратить внимание на те из них, которые территориально и хронологически совпадают с сообщениями источников. На землях «между Танаисом и Борисфеном» ими являются сарматские погребальные памятники II – I вв. до н.э., где умершие положены головой на север.

Возвращаясь к данным Страбона, относящимся к раннесарматскому времени, следует отметить, что он называет и другие группировки сарматов в Северном Причерноморье: «Вся страна, расположенная вдоль упомянутого побережья между Борисфеном и Истром, состоит, во-первых, из пустыни гетов, во-вторых, из области тирогетов, за которой идет область языгских сарматов так называемых царских и ургов…» [ Страбон, VII, 3, 17 ]. С языгами II в. до н.э. – середины I в. н.э. отождествляют погребения, где умершие положены головой в направлении юга.

Итак, уверенно говорить об обитании сарматов на территории Северного Причерноморья можно со II в. до н.э. Новые пришельцы довольно быстро овладели Северным Приазовьем и левобережьем Нижнего Днепра. Хотя определенные местные особенности и отличали культуру причерноморских сарматов от их восточных родственников, однако, судя по характеру памятников, это население было скорее наиболее западной частью единого сарматского этнического массива, нежели какой-то отдельной северопричерноморской общностью.

Ранняя история сарматов отражена в письменных источниках весьма скупо. Около 113 г. до н.э. в Херсонес, который уже вел войну против царя поздних скифов Крыма Палака, прибыл полководец Митридата Евпатора Диофант с войсками. Сразу же переправившись на ту сторону Севастопольской бухты (уже, очевидно, занятую неприятелем), Диофант разгромил Палака и затем обеспечил себе тыл, подчинив окрестных тавров. Позднее полководец продолжил операции против крымских скифов: взял их города Хабеи и Неаполь и, подчинив (вероятно, заручившись каким-то договором или клятвой) побежденного противника Митридату, отбыл в Понт.

Однако через год, в 112 г. до н.э. скифы нарушили договор. Поздней осенью Диофант с войском снова прибыл в Херсонес, отбил у скифов захваченную ими Керкинитиду и осадил Калос Лимен. Именно в это время Палак и привлек на свою сторону кочевавших к северу от Перекопа роксоланов, чьи 50 тыс. всадников во главе с Тасием прибыли на помощь скифскому царю. Столь мощная поддержка, увы, не спасла Палака от поражения. Союзники были разгромлены, да так, что из войска почти никто не спасся. О дальнейшей судьбе роксоланов в Крыму источники умалчивают.

Анализируя события сарматской истории I в. до н.э., необходимо помнить, что, возможно, сарматы приняли участие в Митридатовых войнах на стороне понтийской державы. Это засвидетельствовали Аппиан и диктатор Сулла в своей речи против Митридата в 85 г.

Роксоланы занимали центральную и южную части Левобережной Степи. Языги жили севернее и западнее их кочевий. В I в. до н.э. сарматы были ближайшими соседями позднескифских городищ Нижнего Днепра. Вероятно, традиция добрососедства, основанная Тасием и Палаком, продолжала существовать – выразительных следов нападений сарматов на городища пока не выявлено.

После распада гетской державы Буребисты (около 44 г. до н.э.) сарматы могли, не боясь за свой тыл, совершать рейды в зарубинецкие земли в Среднем Поднепровье. Собственно сарматские памятники здесь отсутствуют. Но некоторые зарубинецкие находки в сарматских могилах юга не исключают того, что в них были погребены «зарубинецкие» женщины – пленницы. Однако базовой территорией кочевий оставались причерноморские степи. Лишь в конце последнего столетия до н.э. (в этом случае – явно после распада гетского объединения) сарматы получили возможность безопасно передвигаться по Правобережью. Таким образом, в I в. до н.э. сарматы, полностью освоившие степи междуречья Дона и Днепра, эпизодически появлялись на Правобережье, тревожили жителей зарубинецких городищ, достигали в своих набегах дунайских границ империи. Но уже в первом десятилетии I в. н.э. они полностью заняли степи между Днепром и Дунаем.

В 27 г. до н.э. была создана новая римская провинция Мезия. К этому времени римлянам удалось сломить сопротивление северных соседей – гетов и бастарнов – и установить границу по нижнему течению Дуная. Близость лимеса (границы) не могла не привлекать сарматских вождей. Как постоянную угрозу мезийскому лимесу, отмечает языгов сосланный в начале I в. н.э. в далекий провинциальный римский город Томы прославленный поэт Овидий. Его «сарматы» и «языги» появляются и угрожают «поселянам» всегда из-за Дуная. Это подчеркивает и Страбон в начале н.э.: «Ибо и ныне эти народы (сарматы. – автор.) ...живут рядом с фракийцами, главным образом по ту сторону Истра (выделено мной. – автор), но отчасти и по сю сторону» [VII,3,2]. Однако с середины I в. н.э. языги отмечены Тацитом и Плинием Старшим уже на Венгерской равнине, близ границ Паннонии. С этого же времени в античных источниках исчезают упоминания языгов в Северном Причерноморье.

В раннесарматский период был заложен фундамент Европейской Сарматии. Ее формирование происходило в несколько этапов и представляло собой не какую-то одноразовую акцию, а неминуемо длительный и многогранный процесс. Анализ археологических памятников ранних сарматов региона показал несостоятельность попыток отнести время проникновения сарматов на эту территорию к IV–III вв. до н.э. В междуречье Дона и Днепра нет ни одного сарматского комплекса, который мог бы уверенно датироваться временем ранее II в. до н.э. На карте Марка Випсания Агриппы (63 - 12 гг. до н.э.) западная граница Сарматии проходит по Днепру.

Среднесарматский период (I – середина II вв. н.э.) В первой половине I в. н.э. в Северном Причерноморье происходят бурные исторические события, непосредственно касавшиеся обитавших здесь сарматских племен. Образование провинции Мезия вплотную приблизило римскую границу к сарматским территориям, а быстрое формирование в Северо-Западном Причерноморье многолюдного сарматского объединения «обеспечило» Рим сильным и беспокойным соседом. Археологические памятники этого времени почти не отличаются от предыдущих. В погребальном обряде продолжают доминировать впускные погребения в прямоугольных ямах с ориентацией умерших головой на север, несколько меньший процент составляют погребения, где умершие ориентированы в южном направлении. Распространение памятников к западу от Днепра (Калантаево, Островец, Старые Дубоссары, Безены) очерчивает направление расселения языгов и роксоланов. Калантаевский могильник фиксирует сарматов уже практически на зарубинецкой территории (хотя в непосредственной близости от ее городищ сарматские погребения появляются позднее).

Судя по данным античных авторов и археологическим материалам, уже в первой половине I в. н.э. языги и роксоланы расширяют территорию своих кочевий до Нижнего Дуная. Светоний, описывая правление Тиберия, сожалеет по поводу того, что из-за политики принцепса, «отстранившего от себя заботы о государстве..., Мезия опустошалась даками и сарматами». Тацит подчеркивает, что напали на Нижнюю Мезию «роксоланы, народ сарматского племени». Учитывая, что роксоланы вторгались в римские владения достаточно часто, можно предположить, что они жили сравнительно недалеко от дунайской границы. Современник этих событий Плиний Старший также локализует роксоланов где-то вблизи Истра. В 60-х гг. I в. н.э. легат Нижней Мезии Тиберий Плавтий Сильван «возвратил царям бастарнов и роксоланов их сыновей».

Впрочем, с середины I в. н.э. «сарматская» этнокарта степей Северо-Западного Причерноморья начинает изменяться. В «Хорографии» Помпония Мелы (закончена до 44 г. н.э.) у «изгиба Меотиды» рядом с рекой Букес (большинство исследователей считают эту «реку» Сивашом) помещаются загадочные амаксобии – «живущие в повозках». Несколько позже (до 79 г. н.э.) Плиний Старший локализует «амаксобиев или аорсов» еще дальше к западу. Он же впервые для Северного Причерноморья помещает здесь аланов. Считается, что с племенами аланского союза связаны сарматские памятники Украины середины I - начала II в. н.э. с яркими восточными чертами (Усть-Каменский, Молочанский и Подгороднянский могильники).

Таким образом, к середине I в. н.э. на исследуемой территории обитали сарматские племена (или племенные союзы) языгов и роксоланов. Несколько позже ситуация изменилась: языги откочевали в Тисо-Дунайское междуречье, а в Северном Причерноморье появились аорсы и аланы.

На протяжении второй половины I в. н.э. хронисты продолжают фиксировать нападения сарматов на дунайскую границу империи. Корнелий Тацит [История, I, 79 ] пишет, что зимой 67/68 гг. «роксоланы, народ сарматского племени» вторглись в Нижнюю Мезию и «вырубили две когорты». Следующей зимой - 69/70 гг. сарматы «в числе 9 тысяч всадников» повторили набег. Однако III Галльский легион, случайно оказавшийся тут по пути в Италию, встретил их и отбросил к дунайским плавням, «в болота». В этом сообщении Тацит описывает сарматских катафрактариев: «Катафракта – это составленное из железных или роговых пластин прикрытие их вождей и всех благородных» (выделено мной. - автор), подчеркивая тем самым, что тяжелая конница формировалась из представителей аристократии. Реальность описанных Тацитом событий подтверждает дублирование его сообщения Иосифом Флавием. О каких-то событиях 60-х гг. в Нижней Мезии идет речь в надписи на могиле легата этой провинции Тиберия Плавтия Сильвана: «Он подавил возникшее движение сарматов... Ранее неведомых и враждебных римскому народу царей он привел на берег реки, который ему подчинялся, для того, чтобы они поклонились римским военным значкам».

В последнее время получила распространение версия о том, что причиной, возможно, подтолкнувшей аорсов к приходу в степи Северного Причерноморья, было приглашение их римлянами для участия в совместной борьбе против Митридата в 49 г.

Но перекочевка аорсов была не единственной подвижкой в регионе в середине I в. н.э. В это же время – точнее сказать трудно из-за несовершенства датировок – сюда перемещается крупная восточная орда, оставившая могильники с диагональными погребениями. В составе (а, может быть, и во главе) этой орды были цари Фарзой и Инисмей. Среди этих кочевников была часть аланов, объединившаяся с аорской знатью.

Новые кочевники быстро создали довольно прочное политическое объединение. Какая-то часть их избрала местом своих кочевий правобережье Среднего Поднепровья. О родстве тамошних сарматов с «восточными людьми» Фарзоя и Инисмея свидетельствуют могилы знати в Цветне, Петриках, Старой Осоте или найденная в Баштечках краснолаковая тарелка с родовым знаком (тамгой) Инисмея. Открытый в последние годы небольшой, но единообразный в культурном отношении некрополь сарматской знати второй половины I в. н.э. в Среднем Поднестровье близ сс.Севериновка, Гордеевка, Писаревка, Грушка, Пороги, Мокра – все погребения в радиусе не более 20 км – может быть своеобразным «Герросом» новых властителей. И хотя не исключено, что ими были ранние аланы, все же население этого объединения было известно соседям как аорсы. Об этом, кроме данных Плиния Старшего, свидетельствует и обломок декрета конца I в. н.э. о посольстве ольвиополитов в Аорсию, как греки называли Правобережье Днепра (Виноградов, 1994).

Судя по чеканке в Ольвии золотых и серебряных монет с именами и тамгами царей Фарзоя (64 – 79/80 гг.) и Инисмея (79 – начало 80-х гг.), в это время она заключила с ними союз при номинальном приоритете сарматов.

В «Борисфенитской речи» Дион Хризостом [ II, 48 ], посетивший Ольвию незадолго до 95 г. н.э., писал: «...Каллистрат (ольвиополит. – автор) ... многих савроматов убил или взял в плен» и далее: «... вчера в полдень скифы (т.е. сарматы. - автор) совершили набег...», т.е., во время визита Диона город находился в конфронтации с сарматами. Вероятно, после смерти Инисмея взаимоотношения Ольвии и Аорсии изменились к худшему – по Диону, сарматам (точнее, жене их царя) принадлежал даже форт Алектор к югу от Ольвии. Он отмечает, что город постоянно находится в окружении варваров, называя их по традиции то скифами, то савроматами, то сарматами.

Неизвестно, были ли под контролем Фарзоя и Инисмея все сарматские племена Поднестровья и Подунавья. Но следует сказать, что с появлением к северо-востоку от Дуная орды этих царей жизнь римлян значительно усложнилась.

Наконец, еще одним последствием этого глобального передвижения в сарматском мире стала откочевка языгов в Тисо-Дунайское междуречье. Уже в 50 г. н.э. их конница воевала на стороне царя квадов Ванния против гермундуров и лугиев.

Биографы первых Флавиев и Антонинов постоянно отмечают факты военных столкновений с сарматами на дунайской границе. Светоний сообщает о войнах с сарматами в 89 и 92 гг. Правда, судя по всему, главным противником Рима на дунайской границе становится окрепшая Дакия. Походы против даков, которым предшествовало нападение последних на Нижнюю Мезию в 85 г., состоялись в 86 и 88-89 гг. (именно во время последнего даков поддержали сарматы).

Окончательное замирение нижнедунайской границы связано с политикой Траяна. Дакийские войны 101-102 и 105-106 гг. сломили сопротивление дакийского вождя Децебала, и Дакия стала римской провинцией. На стороне Децебала выступали роксоланы, поддерживали его какое-то время и языги. Весной 102 г. конница роксоланов приняла участие в походе Децебала в Нижнюю Мезию. После окончания 1-й Дакийской войны, однако, возникли какие-то недоразумения с языгами, и Децебал вынужден был выступить против них в Олтении. Кстати, это и последующее события хорошо иллюстрируют непостоянство политических симпатий сарматов, как и любых кочевников. Децебал проиграл войну, Дакия стала провинцией, и роксоланы «забыли», что эту землю населяют их недавние союзники. Теперь перед ними был привычный противник – империя. В начале II в. н.э. они добиваются от Рима регулярной дани под видом подарков, а когда имперская администрация, сочтя ее чрезмерной, попыталась уменьшить выплаты, роксоланы взялись за мечи (107-117 гг.). Их «настойчивость» дала плоды, и Адриан в 117 г. был вынужден заключить с роксоланским царем Распараганом договор, по которому дань оставалась прежней. Однако сейчас же (117-118 гг.) роксоланы с востока, а языги с запада атакуют границы Дакии, в этих стычках даже гибнет наместник провинции. Чтобы избавиться от необходимости вести войну на два фронта, римляне в 118 г. заключили перемирие с роксоланами, после чего, наконец, нанесли поражение языгам. Юлий Капитолин пишет о войнах с аланами Антонина Пия около 157 г. на Дунае.

Другие регионы Северного Причерноморья, населенные сарматами, в конце I – первой половине II вв. н.э. остались вне поля зрения античных авторов. Поэтому реконструировать исторические события довольно трудно. Погребения этого времени имеются в степном и предгорном Крыму, отражая вхождение этих территорий в ареал сарматских кочевий. В Неаполе Скифском по материалам некрополя ощущается сарматизация населения. Теперь сарматские погребения появляются в степной части Крыма, в непосредственном соседстве с Неаполем, и среди них – царская могила в Ногайчинском кургане, датирующаяся именно этим временем.

Благодаря сарматам важные изменения произошли в Среднем Поднепровье. Постоянное проживание здесь значительной – судя по представительному количеству погребений – сарматской орды, вероятно, сделало окончательно невыносимой жизнь позднезарубинецкого населения. Следы сарматских набегов прослежены на некоторых городищах в виде пожарищ и находок сарматских наконечников стрел в валах с напольной стороны. Прекращаются похороны на многих могильниках. Население позднезарубинецкой культуры расселяется подальше от опасных соседей – на юго-запад, где возникает горизонт памятников Рахны – Почеп, в пойму Днепра и на северо-восток, в Подесенье, где позже формируется киевская культура. Интересно, что после такой дестабилизации этнополитической обстановки сарматы покинули опустевшее Среднее Поднепровье – их памятники после середины II в. н.э. там неизвестны.

Позднесарматский период. Последний подразделяется на две фазы: начальную (вторая половина II – середина III вв. н.э.) и финальную (вторая половина III–IV вв. н.э.).

Новая волна пришельцев – аланов из Поволжья и Подонья, появляется в Северном Причерноморье не ранее середины II в. н.э. Расширение римских границ при первых Антонинах вплотную затронуло интересы варварских вождей Европы: царей маркоманнов, квадов и других германских племен. В недавно образованной провинции Дакии еще живы были ветераны Траяновых войн, жаждавшие отомстить за свое поражение и гибель Децебала. Приход воинственных аланов как бы подтолкнул развитие событий.

В 167 г. н.э. разразилась первая Маркоманнская война. Обитавшие к северу от Паннонии германские племена маркоманнов, вандалов, квадов и др. составили коалицию с венгерскими сарматами-языгами и двинулись на Рим. С востока на провинцию Дакия в это время напали роксоланы и аланы в союзе с даками и их родственниками костобоками. Натиск северных варваров был так силен, что их войска уже через два года вторглись в Северную Италию. Император Марк Аврелий, чтобы избежать войны на два фронта, был вынужден в 175 г. заключить сепаратный мир с лидерами северной коалиции – маркоманнами и языгами. Однако в 177 г. союзники вновь открыли военные действия, а к восточной коалиции присоединились еще и карпы. Вторая Маркоманнская война получила даже название Сарматской, что указывает на роль участвовавших в ней сарматских племен. И вновь тонкий политик и философ Марк Аврелий применил принцип “divide et imperа” (разделяй и властвуй). Он заключил очередной сепаратный мир с сарматами - языгами и роксоланами, позволив им сноситься друг с другом через провинцию Дакия. Этот эпизод интересен для нас тем, что указывает не только на силу и опасность для Рима сарматских племен Венгрии и Нижнего Подунавья, но и на их взаимное желание поддерживать связи. Нейтрализовав таким образом наиболее опасных врагов, Марк Аврелий сосредоточил все силы для борьбы с маркоманнами и аланами. Однако завершить войну пришлось уже его сыну императору Коммоду в 180 г.

В конце II в. н.э. на территории Северного Причерноморья происходит важнейшее событие, надолго определившее специфику его развития – переселение сюда племен готского союза. Помимо письменных источников, его фиксируют появившиеся здесь памятники вельбаркской культуры – культуры готов и гепидов. Судя по топографии памятников, сначала готы не продвинулись далеко вглубь сарматских земель, а оставались их близкими соседями с севера и северо-запада. Тем не менее, это соседство в какой-то мере дестабилизировало политическую обстановку в Степи. Археологическим выражением этой дестабилизации стала топография позднесарматских памятников. Они группируются в восточной и юго-западной частях Украины и достаточно редки в центральной. Думается, что причиной этому стало образование готского союза, контролировавшего указанный регион. Примечательно, что сложившаяся на начальной фазе периода ситуация сохраняется далее, получая окончательное оформление во второй половине III в. н.э. с образованием державы Эрманариха, удивительно хорошо совпадающей территориально с ареалом распространения черняховской культуры во второй половине III – первой половине IV вв. н.э. Она как бы расколола сарматский мир надвое. На востоке, в приазовско-донецких степях, немногочисленные погребения финальной фазы территориально тяготеют к Нижнему Дону, гранича с ареалом черняховской культуры. Находящиеся в непосредственной близости от него позднейшие памятники (Дмухайловка, 13/1, Кантемировка, шахта Моспинская) содержат характерные для черняховской культуры вещи (гребень, фибула, керамика). Такая топография памятников говорит, на наш взгляд, о том, что сарматы этой территории (аланы-танаиты) не входили в готское объединение. Иная ситуация сложилась в Нижнем Подунавье, где расположена западная группа сарматских памятников финальной фазы. Здесь сарматские могильники находятся непосредственно на черняховской территории в соседстве с памятниками этой культуры. И в этих могилах есть черняховские вещи (умбон щита в Курчи, фибула и гребень в Кубее). Катакомбы на черняховских могильниках (Беленькое и др.) свидетельствуют о начавшейся этно-культурной интеграции сарматов и носителей черняховской культуры. Это памятники «европейских аланов» Аммиана Марцеллина – федератов готских королей.

Финал сарматской эпохи в Северном Причерноморье связан с вторжением в начале 370-х гг. гуннов. Согласно Аммиану Марцеллину, они, покорив аланов-танаитов, разгромили государство Эрманариха. Сарматские памятники этого времени достаточно редки (Казаклия, 14/1, Кубей, 8/1, Лихачевка, Дмухайловка, 13/1, шахта Моспинская). Все они суммарно датируются последней третью IV в. н.э., но насколько соотносятся по времени с гуннским нашествием – трудно сказать. Наконец, судя по пряжкам, явно современниками гуннов были люди, похороненные в Балковском кургане, Костычах и Кантемировке.

Социальная структура сарматского общества. Ко времени появления в северо-причерноморских степях сарматы достигли уровня раннеклассового общества. Ограниченные возможности экстенсивного скотоводства способствовали тому, что классообразовательные процессы в кочевом обществе происходили довольно медленно и не достигали своего логического завершения.

О существовании в сарматском обществе господствующего (а, следовательно, и подвластного) слоя населения свидетельствуют исторические источники, в которых часто упоминаются «царь», «предводитель», «знатные», «скипетроносцы» и другие представители господствующей верхушки. Наилучшей иллюстрацией этому являются археологические памятники, в которых представлены, с одной стороны, богатейшие «царские» погребения типа Порогов, Ногайчинского кургана, Соколовой Могилы, а с другой – масса погребений рядовых общинников, инвентарь которых ограничивается одним-двумя горшками, скромными украшениями или несколькими стрелами.

К сожалению, письменные источники не говорят ничего определенного о социальных слоях сарматского общества и о его устройстве. Но известно, что у кочевников военная структура основывалась на родоплеменной, а предводители общественных групп были одновременно военными руководителями.

Письменные источники проливают некоторый свет на характер верховной власти у сарматов Причерноморья. Из легенды об Амаге известно, что она получила власть от своего мужа. Там же говорится, что после убийства скифского царя Амага «отдала власть сыну убитого». Сомнительно, чтобы царица пошла на это, если бы в государственной практике ее времени не существовало такого обычая. Таким образом, невзирая на недостаток источников, мы вправе считать, что у сарматов существовал институт наследования власти. Свидетельством этого может быть эпитафия Плавтия Сильвана, в которой говорится о сыновьях сарматских царей, взятых в заложники. Наконец, установленные недавно родственные отношения сарматских царей Фарзоя и Инисмея также свидетельствуют о наличии в сарматской среде института наследования власти.

Без сомнения, сарматское общество имело какую-то определенную политическую структуру, определяющую форму его государственности. Вероятнее всего, это было наиболее типичное для кочевников, достигших уровня раннеклассового общества, временное военно-политическое объединение с такими атрибутами государственности как общая территория, верховная власть, определенная социальная стратификация общества, возможно, зачатки профессионального войска (царская дружина). Археологическими свидетельствами существования у сарматов Украины каких-то группировок может быть топография памятников I в. н.э. между Днепром и Днестром. Они, объединенные общими чертами погребального обряда, достаточно четко отличаются от более восточных и западных. На этой же территории среди многочисленных бедных погребений расположены аристократические могилы типа Порогов, Грушки (где найдено изделие с тамгой Фарзоя), Соколовой Могилы. Не исключено, что эта группа памятников фиксирует территорию «царства» Фарзоя и Инисмея.

Рабство. Отдельно следует остановиться на вопросе о распространении рабства в сарматском обществе. Невзирая на то, что сарматы жили в рабовладельческую эпоху, рабство не получило развития в их среде. Это обусловлено способом хозяйства кочевников, в котором возможности для использования труда были весьма ограничены. Животноводство не требует большого количества рабочих рук и, вместе с тем, для него необходимы специальные навыки и профессиональная подготовка. Другими словами, труд скотовода довольно специфичен и квалифицирован. Кроме того, скотоводство требует относительно большей личной свободы, что небезопасно для владельца рабов. Рабский труд в животноводстве может использоваться в довольно ограниченной сфере – изготовление и переработка его продуктов. Этнографические параллели свидетельствуют, что рабство у кочевников имело домашний характер и большого количества рабских рабочих рук просто не требовалось. Многочисленный полон, который захватывали кочевники в набегах, давал большое количество рабов для продажи, но они не использовались в собственном хозяйстве.

Внешняя эксплуатация. Экономические особенности кочевого скотоводства способствовали тому, что основным путем получения прибавочного продукта у кочевников стала внешне-эксплуататорская деятельность. Среди многочисленных ее способов едва ли не главное место занимали даннические отношения, которые устанавливали кочевники с покоренными народами. Не были исключением и сарматы, как это следует из письменных источников. Согласно Тациту, сарматам Венгрии платили дань германцы – котины и осы. Об уплате римлянами в Мезии дани роксоланам есть свидетельство Элия Спартиана. Что касается территории Украины, то свидетельством даннических отношений между сарматами и их соседями являются данные декрета в честь Протогена, указывающего на существование двух форм дани. Не исключено, что дань платили сарматам зарубинецкие и позднескифские племена Поднепровья, жившие некоторое время в окружении сарматов.

Скотоводство. Основным занятием сарматских племен, проживавших на территории Украины, было экстенсивное кочевое скотоводство. Согласно Страбону [VII, 3, 17 ] «они идут за своими стадами, выбирая всегда местность с хорошими пастбищами – зимой в болотах возле Меотиды, а летом – и на равнинах». Судя по остеологическим остаткам, сарматы разводили в основном лошадей и овец. Только эти домашние животные могут переносить постоянные перекочевки, не теряя веса и жизненных сил. Кроме того, лошади способны тебеневать, то есть, добывать корм из-под снега, разрывая его копытами. Такому составу стада соответствует довольно подвижный тип кочевания, когда все население передвигается вместе со стадами, останавливаясь только для зимовки.

До сих пор не выяснено, оседала ли на землю какая-то часть сарматов. Существование этой теории обусловлено наличием нескольких грунтовых могильников в Нижнем Подунавье, Молдове, Румынии. Нужно сказать, что процесс седентаризации отражают не грунтовые могильники (они известны у кочевников, например, у гуннов), а поселения. Последние как раз и неизвестны у сарматов Украины. С другой стороны, у сарматов Венгрии, об оседании которых неоднократно писали античные авторы, известны многочисленные поселения. Кроме того, этнографические примеры свидетельствуют, что кочевники очень неохотно переходили к оседлому способу жизни. Это происходило при одном условии – крайней нищете, нехватке скота. Однако, как только семья или род становились более состоятельными, они сразу же возвращались к кочеванию. Инвентарь грунтовых могил имеет яркую кочевническую окраску (в частности, находки оружия и конской упряжи), что не характерно для оседлых обществ. Итак, вопрос о седентаризации сарматов на территории Украины остается пока открытым.

Ремесло. В сарматской среде определенное место занимали традиционные для скотоводческого общества ремесла: оружейное, кожевенное и другие. Находки прясел в женских могилах свидетельствуют о существовании ткацкого производства, по крайней мере, домашнего. Без сомнения, сарматские женщины валяли войлок, обрабатывали шкуры и другие продукты животноводства, хотя археологических остатков этих производств не сохранилось. Среди ремесел следует назвать изготовление лепной посуды и культовых предметов (курильниц, жертвенников), деревянной и кожаной посуды. В целом же ремесло в сарматском обществе имело вспомогательный характер, и уровень его развития определялся традиционными потребностями кочевого быта.

Торговля и обмен. Важное место в экономике сарматов имели торговые связи с окружающим миром. Наиболее активными и ближайшими контрагентами для них были античные города. Там сарматы получали необходимые им продукты земледелия: оливковое масло, вино, хлеб и другие продукты земледелия, ремесленные изделия определенных видов (ювелирные, кузнечные, предметы туалета и т.д.). Традиционными же статьями сарматского экспорта в античные города были скот и продукты скотоводства, а также рабы из многочисленного полона. В сарматских могилах найдено много образцов античной продукции: ювелирные украшения, краснолаковая, сероглиняная и красноглиняная керамика, амфоры, металлическая посуда. Основные центры, из которых к сарматам поступал импорт – это Боспор и Ольвия (столовая посуда), Мегара, Пергам и другие города Малой Азии (красноглиняная посуда, амфоры), римские провинции Ближнего Востока (ювелирные изделия, стекло) и Европы (металлическая посуда, фибулы). Вероятно, из Пантикапея и Ольвии к сарматам поступали зеркала, фибулы, пиксиды, ожерелья и другие мелкие предметы личного обихода. Однако античный мир был не единственным в географии торговых связей сарматов. Благодаря мобильности сарматского общества и постоянным контактам причерноморских сарматов с восточными сородичами, в сарматской среде на территории нынешней Украины появлялись товары из далекой Азии. Это были ювелирные изделия, китайские зеркала и шелк, драгоценные камни из Индии и Цейлона. Способствовало этому и то, что Северное Причерноморье находилось на западной оконечности Великого шелкового пути и местные сарматы сполна использовали такую ситуацию. Наконец, нельзя не вспомнить и торговые отношения с собственно сарматским миром Подонья и Поволжья, откуда к причерноморским сарматам попадала характерная серолощеная керамика.

Импортные вещи очерчивают направление торговых связей сарматов Северного Причерноморья: Рим, европейские (металлическая и стеклянная посуда, определенные типы фибул, изделия с эмалью) и азиатские (стеклянные изделия в технике «миллефиори», серебряная посуда, ювелирные полихромные изделия, египетский фаянс) провинции, Китай (шелк, зеркала, определенные типы оружия). Из сообщения Страбона известно, что заметную роль в торговле с Востоком играли аорсы, которые «вели караванную торговлю индийскими и вавилонскими товарами, получая их у армян и мидян и перевозя верблюдами» [XI, 5, 8 ]. Однако, вопреки распространенному мнению о непосредственном участии аорсов в торговых операциях, они, вероятнее всего, только конвоировали караваны через свои степи и брали оплату за это частью товаров. Как свидетельствуют этнографические данные, такое конвоирование иногда навязывалось кочевниками купцам под угрозой обычного грабежа, являясь своеобразным древним рэкетом и одним из путей внешнеэксплуататорской деятельности.

Быт и хозяйство. Как уже говорилось, сарматы были кочевыми скотоводами. Страбон и Овидий упоминают сарматские повозки и шатры. На фресках пантикапейских склепов первых веков н.э. есть изображения сарматских юрт, а в погребениях на территории Украины найдены несколько колес от сарматских повозок с 12 – 14 спицами.

Кочевой быт обусловливал состав пищи и домашней утвари. Хотя в распоряжении археологов почти нет материальных остатков сарматского «меню» (кроме костей овцы в погребениях), не будет ошибкой считать, что в их рационе заметную роль играла мясная пища. Согласно этнографическим параллелям, существенную часть мясного стола должна была составлять конина, но в погребальном обряде она почему-то не использовалась. Популярными у кочевников были молочные продукты (сыр, кумыс, молоко), и сарматы, вероятно, не составляли исключения. Торговые отношения и дань обеспечивали сарматов продуктами земледелия: зерном, мукой, овощами, оливковым маслом, вином.

Столовая и кухонная посуда сарматов достаточно разнообразна. В качестве последней использовались лепные горшки различных типов. Столовой посудой служили античные красноглиняные и меотские сероглиняные кувшины, миски, кубки. Состоятельные кочевники позволяли себе дорогую серебряную, бронзовую и стеклянную посуду провинциально-римского производства.

Военное дело. Сарматское общество, как и любое другое объединение кочевников, было глубоко военизировано. Сарматы к моменту своего прихода в причерноморские степи представляли собой так называемый «народ-войско», где все мужчины были воинами. Главным (если не единственным) родом войск сарматов была легкая конница. Сарматские воины были вооружены мечами и кинжалами, луками, копьями. Разным хронологическим этапам развития сарматской культуры соответствовали различные типы оружия.

В раннесарматское время основным типом клинкового оружия были железные мечи длиной 50 – 60 см с серповидным навершием. Наконечники стрел – железные, втульчатые, трехлопастные. Изредка встречаются бронзовые кельтские шлемы типа Монтефортино. В среднесарматское время ведущим типом оружия становятся короткие мечи и кинжалы с кольцевым навершием. Использовались и длинные (до 1 м) мечи с рукоятью-штырем. Втульчатые наконечники стрел сменяются черешковыми. Позднесарматские воины были вооружены длинными мечами с рукоятью-штырем, иногда увенчанной навершиями из золота и полудрагоценных минералов.

Важной частью военного дела сарматов было боевое использование коня. Сарматское конское снаряжение разнообразно – простые железные удила с дуговидными и стержневидными псалиями, бронзовые налобники «с крючком», серебряные позолоченные фалары (полусферические бляхи, украшавшие сбрую).

Одним из основных видов боевых действий были различные по длительности и расстоянию набеги. Они имели целью не столько физическое уничтожение противника, сколько взятие добычи и демонстрацию военной силы с целью дальнейшего установления даннических отношений. Считалось, что отличительной чертой войска сарматов было наличие у них отрядов катафрактариев – тяжеловооруженных панцирных всадников, как основной ударной силы. Однако находки доспехов почти исключительно в Прикубанье не подтверждают этой точки зрения. Наличие панцирей только в богатых могилах согласуется с данными Корнелия Тацита, писавшего, что панцири у сарматов носят «вожди и все благородные», т.е. представители знати.

Религия и культы. Как и для других сфер жизни сарматов, источниками реконструкции их религиозных представлений являются археологические материалы и сообщения древних авторов. Из труда Аммиана Марцеллина (IV в. н.э.) известно, что сарматы поклонялись мечу, олицетворявшему бога войны: «У аланов обнаженный меч вонзают в землю и поклоняются ему как Марсу» [XXXI, 2, 23 ]. Пр имечательно, что и у скифов меч был воплощением бога войны Арея. Что касается других общеиранских культовых представлений, то на археологических материалах установлено существование у сарматов культов огня и коня. С первым из них связаны многочисленные следы кострищ в курганах (насыпь Ногайчинского кургана была даже облита нефтью и подожжена) и могилах, а также курильницы, часто входившие в состав инвентаря женских погребений. Вероятно, именно женщины как хранительницы домашнего очага отправляли огненный ритуал. Роль женщин как служительниц культа отражают многочисленные амулеты в могилах. Они же свидетельствуют о наличии у сарматов анимистических верований.

Погребальный обряд. Эта сфера культового сознания отражает веру в загробную жизнь, существовавшую у сарматов. Часть погребений ориентирована в северном направлении, часть – в южном. Возможно, эта разница отражает представления различных сарматских племен о месте расположения «страны мертвых». Сопровождение покойных пищей, вином и вещами также является частью погребального обряда. Мужчинам в могилы помещали оружие, конское снаряжение, мужские орудия труда (оселки, ножи), посуду для вина. Женщин сопровождали на тот свет украшения, туалетная и столовая посуда, женские вещи – зеркала, прясла, иголки и прочее.

Материальным проявлением религиозных представлений сарматов являются их погребальные памятники – курганные и немногочисленные грунтовые погребения по обряду ингумации. В период со II в до н.э. до середины II в. н.э. в Северном Причерноморье преобладают впускные захоронения с ориентацией в северном секторе, оставленные роксоланами. Такие же погребения II в. до н.э. – середины I в. н.э., но с южной ориентацией, группирующиеся в Северо-Западном Причерноморье, принадлежат языгам. На этом фоне выделяется культурно-хронологический горизонт памятников иного облика – основные погребения с ориентацией в южном секторе под невысокими насыпями, составляющие большие (Усть-Каменский, Молочанский, Подгороднянский) и малые (Вербки, Терны, Марьина Роща и др.) могильники. Эти памятники датируются второй половиной I – первой половиной II вв. н.э. и сосредоточены на Левобережье Днепра. Они очень близки синхронным погребениям Подонья – Поволжья и оставлены перекочевавшими оттуда племенами аланского союза. Позднесарматские могильники второй половины II – первой половины III вв. н.э. – это могильники из распаханных к нашему времени курганов над основными погребениями (Холмское, Васильевка, Петрешты и др.). Они, как и более поздние могильники второй половины III – середины IV вв. н.э. (Курчи, Кубей, Владычень и др.), сосредоточены в Днестро-Дунайском регионе и на противоположном конце Украины – в Донбассе и Приазовье. Позднесарматские памятники оставлены аланами.

По конструкции погребальные сооружения сарматов нескольких типов: простые прямоугольные ямы (самый распространенный тип погребений II в. до н.э. – середины III в. н.э) и синхронные им ямы с заплечиками, квадратные ямы с положением покойного по диагонали могилы (так наз. «диагональные» погребения второй половины I – середины II вв. н.э.), ямы с подбоем, появляющиеся в середине I в. н.э. и наиболее распространенные в позднесарматское время, и катакомбы (вторая половина III – середина IV вв. н.э.).

Одежда и украшения. Немногочисленные остатки – преимущественно из богатых могил, дают возможность реконструировать одежду сарматов. Мужчины носили короткую куртку, подпоясанную ремнем и застегивавшуюся фибулами, штаны и короткие мягкие сапоги, иногда перехваченные в подъеме ремешками с пряжками. Головным убором служил башлык. Костюм дополнялся плащом, застегивавшимся фибулой на левом плече. Женщины одевали длинное платье с рукавами до запястья или немного выше, по восточной моде поверх платья носился распашной халат, застегивавшийся фибулой на груди. С того же Востока в гардероб сарматской женщины попали шаровары, часто украшенные на щиколотках бисером. Одежда представителей знати отделывалась нашивными золотыми бляшками, пронизями и вышивкой (Соколова Могила, Ногайчинский курган, Сватова Лучка, Пороги).

Разнообразны сарматские украшения. Знатные воины носили золотые и серебряные гривны, золотые браслеты (Пороги, Весняное), пояса с драгоценной гарнитурой. Женщины украшали прически диадемами (Ногайчинский курган), носили золотые полихромные серьги (Соколова могила, Ногайчинский курган) и ожерелья (Михайловка, Сватова Лучка), бусы из полудрагоценных камней, фаянса, стекла, янтаря. Известны роскошные золотые полихромные (Соколова могила, Ногайчинский курган) и скромные бронзовые браслеты из погребений рядовых общинников. Со II в. до н.э. распространяются фибулы различных типов, в том числе золотые полихромные броши. В состав личного убора входили бронзовые зеркала разных и хронологически различных типов: простые круглые, с валиком по краю, прямоугольные, подвески с орнаментом на обороте.

Искусство. Как и у большинства кочевников, сарматское искусство носило прикладной характер. На разных этапах развития сарматской культуры, в соответствии с различным происхождением племен и изменчивостью внешних влияний, истоки и художественные особенности сарматского искусства были разными.

Все произведения сарматского искусства (в основном это личные украшения и декор различных предметов) исполнены в определенных стилях, характеризующих сарматское прикладное искусство на разных этапах его развития.

Во II–I вв. до н.э. ощущается влияние позднеэллинистического, греко-бактрийского или ближневосточного искусства. Встречаются изображения античных божеств (фалары из Северского кургана и Янчокрака), животных (фалары из Старобельска и Твардицы), очень популярны растительные и геометрические мотивы. Техника исполнения – чеканка или гравировка по серебру и позолота. Золотые украшения (фибулы-броши, серьги) выполнены в позднеэллинистических традициях.

С I в. н.э. в сарматском искусстве доминирует так называемый «бирюзово-золотой» звериный стиль, происходящий из среднеазиатских и западносибирских земель и отмеченный ощутимым влиянием китайской иконографии. Основным его мотивом являются специфически стилизованные изображения реальных и фантастических зверей, чаще всего в момент единоборства. Техника исполнения – литое золото либо золотая плакировка железной или бронзовой основы; изделие щедро инкрустировано вставками бирюзы или близких по цвету материалов (фаянс, стекло), иногда в сочетании с кораллами. Прекрасные образцы этого стиля найдены в Порогах (гривна, поясные пряжки), Запорожском (поясные бляхи) и Ногайчинском (гривна) курганах.

С появлением на территории Украины позднесарматских племен (середина II в. н.э.) изменяются и направления в прикладном искусстве. Новые пришельцы принесли с собой любовь к геометрической орнаментации серебряных пряжек, наконечников ремней, фибул. Во второй половине III в. н.э. появляется такое яркое направление в прикладном искусстве сарматов как «сердоликовый» стиль. Украшения (поясная и уздечная гарнитура, серьги и браслеты) этого стиля состоят из бронзовой основы, плакированной серебряными пластинками, украшенными зернью, сканью, гравировкой и позолотой. В центре изделия помещалась вставка большого плоского сердолика (могильники Чауш, Градешка, Дружное). Позднее (в середине IV в. н.э.) этот стиль сменяется стилем клуазоне или перегородчатой инкрустации – инкрустация всего поля золотого изделия красными вставками (гранат, альмандин, эмаль, стекло) в гнездах-перегородках, создающих геометрический узор (могильники Кубей, Фрикацей).

Яркая и самобытная сарматская культура, одна из составляющих великого феномена древности – евразийской кочевой культуры – была и остается частью древней истории Украины.

Тема 15. «Малая Скифия» на Нижнем Днепре

(II в. до н.э.-II в. н.э.)

Основным источником для изучения истории Малой Скифии являются труды античных авторов, в первую очередь – «География» Страбона. Он описывает несколько известных ему стран и отмечает, что область за Крымским перешейком до Борисфена называется Малой Скифией. Вторую Малую Скифию он локализует на болотистых землях Истра. Основываясь на данных археологии, сейчас принято выделять Малую Скифию на Нижнем Днепре, Малую Скифию в Добрудже и Малую Скифию в Крыму. Исследователи нижнеднепровских городищ отождествляли некоторые памятники на берегах Днепра с городами, названными Птолемеем: Н.Н.Погребова считала Сароном Гавриловское городище, Б.Н.Граков называл Азагарием Каменское городище, Знаменское – Амадокой. По мнению М.И.Вязьмитиной, Сароном было Золотобалковское поселение.

А.И.Тереножкин и В.А.Ильинская считали, что го­ро­ди­ща Ни­жне­го Под­не­про­вья соответству­ют «по­здне­му эта­пу су­ще­ст­во­ва­ния Ски­фии, ког­да оседлость скиф­ско­го на­се­ле­ния ста­но­ви­т­ся до­ста­то­чно по­всем­естной». М.И.Артамонов ука­зы­вал на при­над­леж­ность этих па­мят­ни­ков мес­тно­му скиф­ско­му на­се­ле­нию. Б.Н.Граков про­сле­жи­вал не­пре­рыв­ную ли­нию ку­ль­тур­но­го раз­ви­тия меж­ду на­се­ле­ни­ем Ка­мен­с­ко­го го­ро­ди­ща и ма­лых го­ро­дищ Ни­жне­го Днеп­ра, рас­смат­ри­вая Зна­мен­с­кое го­ро­ди­ще в ка­че­ст­ве ак­ро­по­ля Ка­мен­с­ко­го. Эти мнения вы­тес­ни­ли бо­лее ран­нюю по вре­ме­ни трак­то­вку ни­жнед­неп­ро­вских го­ро­дищ в ка­че­ст­ве ольвий­ских фак­то­рий, которую назовем гипотезой Чиркова-Гошкевича. По­зднее Г.Л.Скадовский, а вслед за ним и М.И.Ростовцев счи­та­ли на­се­ле­ние этих го­ро­дищ на­по­ло­ви­ну гре­че­с­ким. И.В.Фабрициус до­пус­ка­ла на­ли­чие здесь рим­ских во­ен­ных по­се­ле­ний.

Анализ новых материалов, полученных при раскопках Анновского, Любимовского и Великолепетихского городищ, позволил нам присоединиться к гипотезе Чиркова-Гошкевича. В последние годы появляются антропологические и археологические материалы, подтверждающие эту гипотезу.

Материалы «постскифских» городищ Нижнего Поднепровья свидетельствуют об увеличении в сельском хозяйстве роли земледелия. Если в среднескифский период земледелие являлось лишь компонентом, дополняющим развитое скотоводство, то в постскифский период земледелие выступает в качестве самостоятельной отрасли, поставляющей обитателям нижнеднепровских городищ основную массу продуктов питания.

Постскифские городища были расположены на склонах возвышенностей, где почвы были пригодны для развития земледелия в его традиционных формах, о чем свидетельствует археологический материал «постскифских» городищ.

На первом месте среди выращиваемых культур – по-прежнему просо и пленчатый ячмень, но в «постскифский» период несколько увеличивается (судя по отпечаткам зерен на керамике) производство пшеницы, появляются новые культуры - овес, уверенно фиксируется культурная рожь. В целом, за теплолюбивыми, нетребовательными к природным условиям культурами остается, по-видимому, первое место.

Весьма показательны изменения в составе сельскохозяйственных орудий, хотя, как и в среднескифский период, серпов найдено мало (фрагмент серпа найден лишь на Любимовском городище). Заметным образом меняются способы измельчения зерна. Если в среднескифский период зерно подвергалось грубому помолу, точнее, – дроблению, исключительно на зернотерках, то в «постскифских» памятниках появляются и становятся нередкими жернова. Эти жернова принадлежат к эллинистическому типу, имеют форму четырехугольных камней с расширенным кверху коническим отверстием в центре. Фрагменты таких жерновов найдены на Золотобалковском поселении, а также на Знаменском, Анновском и Великолепетихском городищах. Принципиальное отличие этих орудий труда от примитивных зернотерок, обеспечивающих только дробление зерна, в том, что прямоугольные жернова являются первыми ручными мельницами для получения муки. Таким образом, II в. до н.э. – по находкам первых снарядов для получения муки – датируется внедрение хлеба в рацион обитателей «постскифских» городищ Нижнего Поднепровья. По-видимому, произошло это под прямым влиянием греческой культуры. Но каши из грубо помолотых на зернотерках зерен сохранились в питании обитателей «постскифских» городищ.

Заметно отличается от среднескифского периода сама организация земледельческой отрасли. Проводившиеся в 50-е годы раскопки городищ были сосредоточены, в основном, на территориях акрополей, в то время как результаты аэрофотосъемки показывают наличие больших по территории предместий. Раскопками в предместьях Гавриловского и Анновского городищ установлено, что предместья состояли из небольших усадеб, центром каждой из которых было жилое сооружение – глинобитное или глинобитное на каменной основе, окруженное хозяйственными постройками и большим количеством хозяйственных ям. Такие усадьбы располагались на расстоянии 100-150 м друг от друга параллельно береговой линии и напольной линии оборонительных сооружений акрополя. Подобную планировку имеют сельскохозяйственные поселения Ольвийской хоры, начиная с архаического периода и кончая III в. до н.э. В виде усадеб планировались сельскохозяйственные поселения и Боспора.

Таким образом, земледелие обитателей нижнеднепровских «постскифских» городищ имеет много черт, общих с земледелием греческих колонистов, в первую очередь – обитателей ольвийской хоры.

Скотоводство, как и ранее, обеспечивало жителей нижнеднепровских городищ не только питанием, одеждой, но и сырьем для некоторых видов домашнего производства (косторезное, прядение и ткачество), а также тягловой силой.

Об изменениях в составе стада можно судить по костям животных. В отличие от памятников оседлости среднескифского периода, в кухонных остатках городищ Нижнего Поднепровья, по данным О.П.Журавлева, количество костей крупного рогатого скота уменьшается, количество костей овец-коз сохраняется неизменным, а вот численность поголовья свиней заметно возрастает. Уменьшается количество лошадей. Все это свидетельствует об уменьшении подвижности стад. Организация быта жителей городищ, планировка их акрополей может быть доказательством того, что скотоводство в стойловой форме с приусадебным выгоном скота (дневные перекочевки) было сосредоточено в предместье.

Новым элементом в животноводстве «постскифских» городищ могло быть птицеводство. Во всяком случае, яичная скорлупа встречается в материалах некоторых погребений Николаевского и Красномаяцкого могильников.

По всем признакам скотоводство обитателей нижнеднепровских городищ ближе к скотоводству античных колоний.

Значение охоты для населения Нижнего Поднепровья по сравнению с предыдущим периодом значительно возросло. Если в среднескифский период в кухонных отбросах кости диких животных составляли 3-6 %, то в «постскифских» памятниках кости диких животных составляют от 16 до 38 % костей животных. По-видимому, продукты скотоводства не обеспечивали потребности населения в мясной пище в полной мере и обитателям «постскифских» городищ приходилось еще и охотиться. Основные промысловые животные населения «постскифских» городищ - олень благородный и дикий кабан, доставлявшие не только вкусное мясо, но и первоклассное кожаное, костяное и роговое сырье. Основным поставщиком мехов был речной бобер и барсук, кости которых часто встречаются в материалах «постскифских» памятников.

Широкое распространение по сравнению с предыдущим периодом получает рыболовство. Если рыбья чешуя и кости рыб зафиксированы в IV в. до н.э. лишь на Лысогорском городище, то в памятниках «постскифского» времени большое количество костей рыб и рыбьей чешуи присутствует повсеместно. Встречались кости сома, судака, сазана, осетровых рыб. Рыбу употребляли в пищу в свежем виде, сушили, коптили. Считается, что днепровская пресноводная рыба шла и на вывоз. Рыбу ловили сетями (находки грузил) и на удочку (находки рыболовных крючков). Большая роль рыболовства и употребление рыбы в пищу также сближает население «постскифских» городищ с греками-колонистами.

Основные продукты непищевой сферы (утварь, тару, железные изделия, орудия труда) обитатели нижнеднепровских городищ получали из какого-то не очень отдаленного от них центра, вероятнее всего, из Ольвии. В «постскифских» погребениях крайне редко встречаются амфоры, полностью исчезают котлы, не зафиксированы кожаные сосуды, сосуды с золотыми обивками, деревянные, бронзовые и каменные сосуды, крайне мало лепной посуды, ложек, серебряных сосудов. Эти виды утвари полностью вытесняются краснолаковой, красноглиняной, сероглиняной и светлоглиняной гончарной керамикой античного производства, а также стеклянными сосудами. В материалах городищ также уменьшается количество амфорной керамики, а количество столовой гончарной и лепной без учета амфор приблизительно одинаково. По-видимому, Ольвия выступала посредником в доставке в Нижнее Поднепровье этой импортной продукции.

Анализ утвари памятников оседлости и погребальных памятников позволяет нам сделать вывод о тесной связи материальной культуры «постскифских» памятников Нижнего Поднепровья и Ольвии. Лепная посуда местного производства не обеспечивала потребностей жителей этих городищ в утвари. Поэтому основная масса столовой керамики поступала в Поднепровье из ольвийских мастерских, а, если не из них, то через Ольвию из Южного Причерноморья и других причерноморских регионов.

Обобщение полученных данных об основных отраслях экономики «постскифских» городищ приводит к выводу о двухэтапном характере их развития. На первом этапе существования этих памятников для их обитателей характерна традиционная земледельческо-скотоводческая деятельность. Второй этап наблюдается со II в. до н.э., когда происходит полная переориентация характера экономической деятельности, связанная с новой, по нашему мнению, ольвийской этнокультурной и экономической доминантой.[4]

Наиболее ранними типами жилищ на территории «постскифских» памятников являются: глинобитные сооружения с каркасной основой (тип 1), описанные Н.Н.Погребовой по материалам Знаменского и Гавриловского городищ; глинобитные сооружения на каменной основе (2 тип), известные по материалам Золотобалковского поселения и предместья Анновского городища.

Кардинальные изменения в жилищном строительстве Нижнего Поднепровья происходят в начале II в. до н.э. Он характеризуется возникновением и стремительным развитием каменного домостроительства. Материалом для каменных сооружений служил необработанный или слегка подтесанный местный известняк. Кладки трехслойные, высота стен могла достигать 2,5-4 м. Постройки состояли из нескольких прямоугольных в плане помещений. Описанные выше признаки характерны для «варварской» архитектуры Нижнего Поднепровья. Влияние античной культуры на возникновение такой строительной практики, несомненно.

В планировке всех «постскифских» городищ соблюдается принцип деления поселения на две части: укрепленную (типа акрополя с каменными оборонительными сооружениями) и не укрепленную или укрепленную только земляным валом (типа предместья). Весь ансамбль акрополя – оборонительные стены и жилая застройка в большинстве городищ – возводится приблизительно в одно и то же время – в конце II–I вв. до н.э. По-видимому, преобладала прямолинейная планировка – на Анновском городище она ориентирована на береговую линию. Глухие стены усадеб параллельны напольной оборонительной стене. Для всех городищ характерна высокая плотность застройки.

В планировке акрополей нижнеднепровских городищ многое напоминает принципы застройки Ольвии. Так, Дион Хри­со­стом, го­во­ря об об­щем об­ли­ке за­строй­ки Оль­вии, от­ме­тил плотное рас­по­ло­же­ние го­ро­да на не­большом про­стран­ст­ве, тесно за­стро­ен­ном небольшими домами без про­ме­жу­т­ков. Плотность застройки Оль­вии отмечается и по археологическому материалу.

Оборонительные сооружения городищ Нижнего Поднепровья представлены земляными валами высотой до двух метров (например, предместье Анновского городища), земляными валами с сырцовой кладкой по гребню (Знаменское городище); земляными валами с каменной стеной по гребню и башнями у входных ворот (Анновское городище).

Каменные оборонительные сооружения являются господствующим в Нижнем Поднепровье типом фортификационных построек. В нем много элементов (постелистая кладка, приемы сооружения башен), позволяющих говорить о близости каменных оборонительных сооружений городищ Днепра с позднеэллинистическими оборонительными сооружениями Ольвии. Несомненно, что система оборонительных сооружений Нижнего Поднепровья создавалась с учетом традиций античности и с участием мастеров-греков.

Создается впечатление, что по Днепру, в основном на его правом берегу, строится особо укрепленная линия обороны. Если считать Ольвию заинтересованной в ее сооружении, то основная военная опасность угрожала Ольвии и ее периферии из степей Днепровского Левобережья. Бурное каменное домостроительство, укрепление акрополей каменными оборонительными сооружениями, возведенными по всем правилам фортификации, позволяет высказать предположение, что строительству линии укреплений по Днепру придается особое значение.

В кон­це II в. н.э. происходит за­ту­ха­ни­е жизни на бо­ль­шин­ст­ве ни­жнед­неп­ро­вских го­ро­ди­щ. Исключением яв­ля­ют­ся круп­ные го­ро­ди­ща - расположенные на правом берегу городище Крас­ный Ма­як и на левом берегу Днепра - Лю­би­мо­вское и Вер­хне­ле­пе­ти­хин­с­кое, со­хра­ня­ющие бо­ль­шин­ст­во при­зна­ков постантичной ку­ль­тур­ной при­над­леж­но­сти и в бо­лее по­зднее вре­мя. IV в. н.э. датируются наиболее поздние материалы «постскифских» нижнеднепровских городищ.

Тема 16. Поздние скифы в Крыму

В течение III в. до н.э. в Северном Причерноморье происходят глобальные политические, экономические и этнические перемены. Территория обитания скифов сокращается до пределов Нижнего Приднепровья, предгорного и Северо-Западного Крыма. Из скотоводов-кочевников они превращаются в оседлых земледельцев. Коренные изменения в образе жизни скифов привели к формированию нового комплекса материальной культуры, существенной трансформации социальных отношений и религиозных представлений. В этой связи очень удачными представляются принятые в современной научной литературе термины «поздние скифы», «позднескифская культура» как отражающие, с одной стороны, этническую и культурную преемственность от ранних скифов, а с другой – значительные изменения, которые произошли в результате перехода скифов к оседлости и включения в их состав многочисленных иноэтничных элементов.

Причины, которые привели к сокращению ареала обитания скифов и переходу их к оседлости не выяснены до сих пор. Долгое время считалось, что они военным путем были вытеснены из Северного Причерноморья сарматами. Однако исследования последних лет демонстрируют отсутствие в этом регионе памятников III в. до н.э., как скифских, так и сарматских. Следовательно, сарматы заняли во II–I вв. до н.э. пустынные области, не испытывая противодействия местного населения. Объяснить это историческое явление, как уже отмечалось выше, однозначно и уверенно пока не представляется до конца возможным, хотя комплексный характер этих деструктивных изменений уже достаточно очевиден.

В Крыму скифы селились в долинах рек, которые брали начало на склонах Главной гряды Крымских гор, впадая затем в Черное море или в Сиваш. Поселения поздних скифов открыты вдоль течения Качи, Альмы, Западного Булганака, Салгира, Бештерека, Зуи, Биюк- и Кучук-Карасу. При этом они расположены в пределах Внешней и Внутренней гряд Крымских гор. В степи, на Главной гряде и на Южном берегу позднескифских поселений нет. Нетрудно заметить, что район обитания поздних скифов характеризуется двумя важными обстоятельствами – наличием плодородных земель и источников воды. Скифы селились там, где существовали благоприятные для занятия земледелием условия. Поэтому неудобная для возделывания сельскохозяйственных культур Главная гряда служила естественной южной границей распространения позднескифских поселений. На востоке возможности для расселения были ограничены Ак-Монайским перешейком, по которому, вероятно, проходила граница Боспорского царства. Западное побережье Крыма ко времени возникновения позднескифских поселений было колонизировано Херсонесом. С севера Крым естественным образом ограничен Перекопским перешейком, но четкого рубежа между скифами и другими племенами в степи не существовало.

Самое первое поселение в предгорном Крыму скифы, по всей вероятности, основали на окраине современного Симферополя еще в IV в. до н.э. Позднее на этом месте возник город, столица позднескифского государства. Своих максимальных размеров – 20 га защищенной площади – он достиг в конце III в. до н.э. В III в. до н.э. возникают еще два крупных поселения – Кермен-Кыр (расположено севернее Симферополя, у с.Мирное) и Булганакское (в 15 км к западу от Симферополя, у с.Пожарское). В «Географии» Страбона и в надписях упомянуты четыре позднескифские крепости – Неаполь, Хабеи, Палакий и Напит. Многие ученые старались соотнести эти названия с известными археологическими памятниками. С полной убедительностью сделать это никому не удалось. Обычно полагают, что в письменных источниках названы четыре крупнейшие позднескифские крепости. Три из них перечислены выше, а четвертое – это Усть-Альминское городище, расположенное у впадения реки Альмы в море, у с.Песчаное. По мнению большинства ученых, городище, которое находится на Петровских скалах в Симферополе, называлось в древности Неаполем.

Многолетние раскопки позволяют представить, как выглядел Неаполь во II в. до н.э. Место расположения города максимально облегчало задачу его обороны. С востока он был ограничен обрывами Петровских скал, с севера и с за

Поиск по сайту: