Конфликт в Южной Осетии, 1989—1992 гг

В отличие от Абхазии, автономный статус которой лишь ненадолго был поставлен под вопрос Грузией в 1989 г., в то время как сами абхазы считались автохтонным народом, — осетины считались сравнительно недавними пришельцами на грузинской земле, и их требования были в глазах грузин еще менее обоснованны, чем требования абхазов. Даже сам термин «Южная Осетия» был вычеркнут из грузинских публикаций и заменен на «Самачабло» (земля Мачабели, по имени грузинского феодального рода, который якобы правил этими краями), Шида Картли (Внутренняя Картли) или, впоследствии, Цхинвальский регион[68]. Географическое положение Южной Осетии (горный район, окруженный с трех сторон грузинскими поселениями) делало осетин более уязвимыми, чем абхазов, в случае военных действий.

Конфликты в Южной Осетии стали политическим вопросом в результате попытки Верховного Совета Южной Осетии повысить статус АО. 10 ноября 1989 г. он принял решение о преобразовании АО в Южно-Осетинскую АССР в составе Грузии. Через день грузинский парламент отменил решение южно-осетинского парламента. Первая стадия конфликта продолжалась с ноября 1989 г. по январь 1990 г. и началась с марша более 20 тыс. грузин на Цхинвали, организованного Гамсахурдиа и первым секретарем ЦК Компартии Грузии Гиви Гумбаридзе 23 ноября 1989 г. для «защиты грузинского населения». Участников марша не допустили в город БТРы МВД СССР. Некоторые из грузинских боевиков остались в окрестных грузинских деревнях, вступая в стычки с осетинским населением. Пролилась первая кровь. Переговоры между Гамсахурдиа и его осетинским визави генералом Кимом Цаголовым окончились безрезультатно. Сообщалось, что Гамсахурдиа сказал Цаголову: «Я приведу двухсоттысячную армию. Ни одного осетина не будет на земле Самачабло. Я требую, чтобы спустили советские флаги!»[69] Конфликт стабилизировался в 1990 г. во многом благодаря разногласиям в стане грузинского национального движения. Ряд партий, впоследствии объединившихся в Национальный конгресс (возглавляемая Георгием Чантурией Национально-демократическая партия Грузии — НДПГ и др.), подвергли критике роль, сыгранную в этнических кризисах партиями-союзницами Гамсахурдиа. Осетинский источник цитирует высказывание Чантурии: «Большая ошибка была ехать в Цхинвали, и дважды большая — вернуться обратно»[70].

26 апреля 1990 г. Верховный Совет СССР принял закон, предусматривающий заметное повышение прав советских автономий. Тем самым Центр поощрял автономии бороться за суверенитет против большинства в некоторых многонациональных союзных республиках, стремившихся к независимости (Молдова, Грузия). Но вместо того чтобы оказать автономиям эффективную защиту, он лишь стравливал их с националистическими течениями в этих республиках, открывая тем самым путь к политическому и военному вмешательству в их дела со стороны Кремля[71].

Введенный в августе 1990 г. запрет на участие региональных партий в выборах в грузинский парламент, упоминавшийся выше в связи с Абхазией, был также направлен на недопущение участия югоосетинского движения «Адамон Ныхас» («Народное вече») в грузинских выборах. Южно-Осетинский областной Совет в противовес этому шагу объявил область Южно-Осетинской Советской Демократической Республикой (ЮОСДР) и обратился к Москве с просьбой о признании ее независимым субъектом советской федерации[72]. Южная Осетия бойкотировала октябрьские выборы в грузинский парламент.

После того как блок Гамсахурдиа «Круглый стол» одержал победу на выборах в Грузии в октябре 1990 г., он объявил, что автономии в Грузии будут сохранены. Тем не менее 9 декабря 1990 г. были проведены выборы в Верховный Совет ЮОСДР. 11 декабря Верховный Совет Грузии нарушил ранее данное обещание и принял закон об отмене югоосетинской автономии. На следующий день Кремль ввел чрезвычайное положение в населенных осетинами районах Южной Осетии. Чантурия описал решение Гамсахурдиа отменить автономию Южной Осетии как политически неоправданное и преждевременное до тех пор, пока Грузия не стала полностью независимой, так как Кремль мог использовать его для разжигания национальной розни

В том же декабре 1990 г. Грузия начала блокаду Южной Осетии, которая продлилась до конца июля 1992 г. В ночь на 6 января грузинская милиция и полувоенные части с овчарками вошли в Цхинвали и учинили жестокую расправу над беззащитным населением, якобы в поисках оружия. 7 января Горбачев издал указ, отменяющий как решение Верховного Совета Южной Осетии о провозглашении отколовшейся республики, так и решение грузинского Верховного Совета об отмене автономии Юго-Осетии. Он приказал обеим сторонам вывести все военные формирования — кроме подразделений МВД СССР — из Южной Осетии в течение трех дней[74]. Грузинский Верховный Совет не подчинился этому приказу, и ничего не произошло. 16 января Рафик Нишанов, председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР, нанес визит в Грузию. Результатом, по-видимому, был компромисс, заключенный между высшими советскими и грузинскими властями: Грузия как бы признала, что ее милиция подчиняется МВД СССР в обмен на возможность поступить с Южной Осетией по своему усмотрению. Это, в глазах осетин, явилось сигналом к еще большему террору. Присутствие грузинских милиционеров в Цхинвали продолжалось до начала февраля 1991 г., когда по соглашению с южно-осетинскими властями они были выведены из блокированного города.

29 января председатель президиума Верховного Совета Южной Осетии Торез Кулумбегов был арестован в присутствии российских офицеров во время переговоров с грузинскими властями. Южно-осетинская общественность была разгневана тем, что центральное правительство не предприняло никаких шагов, чтобы добиться его освобождения. В тбилисской тюрьме Кулумбегов содержался вместе с руководителем «Мхедриони» Джабой Иоселиани, который был арестован Гамсахурдиа в феврале 1991 г.[75].

ЮОСДР приняла участие в общесоюзном референдуме 17 марта 1991 г. по вопросу о сохранении Союза, референдуме, бойкотированном Грузией, и проигнорировала общегрузинский референдум о независимости, проведенный 31 марта того же года. На общесоюзном референдуме 99% южных осетин высказалось за сохранение Союза в надежде на то, что такие результаты побудят Центр оказать им помощь. В результате грузинские зверства только усилились. Осетин стали выселять из родных деревень, которые, по их словам, подвергались разграблению и сжигались вместе с жителями. Аналогично, грузинская общественность была возмущена случаями осетинских зверств, таких, как сожжение заживо четырех грузинских крестьян 18 марта 1991 г. Около 10 тыс. мирных жителей-грузин укрылись от войны во внутренних районах Грузии. Кремль не проявлял никакого желания вмешаться в конфликт, поскольку его внимание отвлекали другие «горячие точки» распадающегося бывшего Советского Союза, а также политическое соперничество в самой Москве. На грузинской стороне воевали главным образом связанные с Гамсахурдиа члены общества Мераба Костава под водительством Важа Адамия. Большинство членов этого общества составляли грузины, жившие в Южной Осетии. Им противостояли осетинские силы самообороны.

После падения Гамсахурдиа Военный совет Грузии в начале 1992 г. освободил Тореза Кулумбегова из тюрьмы. Этот шаг послужил приглашением югоосетинских лидеров к диалогу. Последние, однако, не пошли по пути компромисса. На состоявшемся 19 января 1992 г. в Южной Осетии референдуме, который был подвергнут бойкоту со стороны местных грузин, более 90% участвовавших в голосовании высказались за присоединение к России. Референдум был инициирован группой южно-осетинскиx депутатов — сторонников линии бывшего партийного руководителя области Анатолия Чехоева, согласно которой единственным выходом из положения была вооруженная борьба. Североосетинские власти не согласились с таким шагом как нереалистичным[76]. У российских экспертов он вызвал смешанную, по большей части негативную реакцию. Галина Старовойтова, тогдашний советник президента Ельцина по национальному вопросу и поборник прав меньшинств, признавая, что это осложняет ситуацию для России, все же скорее рассматривала результаты южносетинского референдума («народное волеизъявление») как прецедент для решения таких проблем для всего мирового сообщества[77]. Политологи Эмиль Паин и Аркадий Попов, напротив, считали референдум заслуживающим морального осуждения (попытка воспользоваться смутой в Грузии), юридически сомнительным (проводившимся в условиях военного положения и с процедурными нарушениями) и политически неэффективным (если бы Россия поддержала его, она бы подверглась критике со стороны бывших советских республик, подозревавших Россию в том, что она желает посягнуть на их территориальную целостность; если нет, то референдум встретил бы упреки российских сторонников «твердой руки», защищающих «права русскоязычного населения» в странах ближнего зарубежья[78].

Южная Осетия отказалась вступить в переговоры с новым режимом в Грузии до тех пор, пока не прекратится блокада и грузинские войска не будут выведены из региона. В первые месяцы 1992 г. в боевых действиях наблюдалось определенное затишье, которое объяснялось тем, что у «Мхедриони» и Национальной гвардии руки были связаны в Мегрелии и части Абхазии, где шли бои со звиадистами. Тем не менее, в середине апреля грузинская артиллерия начала ежедневные ракетные обстрелы Цхинвали[79]. Первое соглашение о прекращении огня было достигнуто в Цхинвали 13 мая 1992 г., но спустя всего несколько дней оно было нарушено. 20 мая 1992 г. неизвестные вооруженные люди (осетины не сомневались, что они были грузинами) расстреляли автобус с осетинскими беженцами из Цхинвали в районе грузинского села Кехви. Все политические контакты были разорваны, и Северная Осетия перекрыла газопровод, снабжавший Грузию российским газом[80]. Новое соглашение о прекращении огня, достигнутое в начале июня, было опять нарушено спустя всего несколько дней.

Перемене сложившейся ситуации способствовали два важных фактора. Одним из них был североосетинский фактор. Другим — растущая роль Конфедерации горских народов Кавказа. По мере того, как рос наплыв беженцев из Южной Осетии и внутренних районов Грузии, Северная Осетия была вынуждена вмешаться, настойчиво требуя от российского руководства предпринять шаги по разрешению конфликта. Лидер Северной Осетии Ахсарбек Галазов не разделял точку зрения «радик­лов» Южной Осетии (главы правительства Олега Тезиева и первого зампреда председателя Верховного Совета Алана Чочиева) и в целом предпринимал усилия, чтобы разрядить конфликт.

Конфедерация горских народов Кавказа (КГНК), основанная на третьем Конгрессе горских народов Кавказа, состоявшемся 1—2 ноября 1991 г. (председатель Муса Шанибов), и ставшая преемницей Ассамблеи горских народов Кавказа (АГНК), действовала как неофициальный парламент народов Северного Кавказа и обладала вооруженными отрядами, выставляемыми республиками-членами КГНК. 13 июня 1992 г. Шанибов привел абхазский батальон КГНК во Владикавказ, намереваясь в дальнейшем переправить его в Южную Осетию для ведения там боевых действий на осетинской стороне. Галазов отказался пропустить батальон в Цхинвали[81]. Дальнейшее развитие конфликта (как позднее в Абхазии) грозило вовлечением в него всех народов Северного Кавказа и дестабилизацией положения во всем регионе.

К середине июня 1992 г. Россия оказалась на волосок от войны с Грузией из-за Южной Осетии. Некоторые российские лидеры, в их числе Председатель Президиума ВС РФ Р. Хасбулатов, вице-президент А. Руцкой и и. о. премьера Е. Гайдар выступили с резкими заявлениями насчет поведения грузин в Южной Осетии. Хасбулатов предупредил, что если Грузия не прекратит кровопролитие, российский парламент рассмотрит вопрос об удовлетворении просьбы Южной Осетии о включении ее в состав России, а Руцкой позвонил Шеварднадзе и пригрозил нанести бомбовый удар по Тбилиси[82]. Менее воинственно настроенные элементы российской элиты указывали, что, помимо принципа самоопределения (на который ссылалась Южная Осетия), следует принимать во внимание принцип минимизации человеческих страданий; они отмечали, что эти страдания могли только возрасти, если в ответ на «бесчеловечную» осаду Цхинвали Россия начнет полномасштабную войну против Грузии

22 июня 1992 г. Ельцин и Шеварднадзе встретились в Дагомысе и вместе с представителями Северной и Южной Осетии подписали Сочинское соглашение о прекращении огня и вводе в регион совместных российско-грузинско-осетинских миротворческих сил. Эти силы вступили в регион 14 июля, и с тех пор соглашение соблюдалось. Требование Южной Осетии об установлении договорных отношений между Южной Осетией и Грузией в расчeт принято не было, хотя населенные осетинами районы остались недоступны для Грузии. Вопрос о статусе Южной Осетии так и не решен до сих пор.

Общие последствия войны были ужасающими. По словам Ольги Васильевой, 93 деревни (в основном осетинские) сожжены дотла, большую часть из тысячи осетин, убитых на войне, составили мирные жители и лишь 100 из них являлись членами южно-осетинских отрядов самообороны[84]. Число южно-осетинских беженцев в Северную Осетию колеблется в различных источниках. В то время, как ряд авторов, например Васильева, приводит цифру до 100 тыс. человек (видимо, включая выселенных из внутренних районов Грузии — всего в Грузии в 1979 г. проживало 160 тыс. осетин), российский генерал А. Котенков в марте 1993 г., являясь тогда главой временной администрации в зоне осетино-ингушского конфликта, оценивал их число в 30 тыс. плюс еще 7 тыс. осетин, ставших беженцами из Пригородного района во время осетино-ингушского конфликта осенью 1992 г.[85]. Путешественник по области говорит о 40 тыс. осетин, ныне остающихся в Южной Осетии и еще до 7 000 из внутренних районов Грузии. Часть этого населения периодически мигрирует из Цхинвали во Владикавказ и обратно

С июля 1992 г. мало что изменилось в Южной Осетии — крае, как бы забытом внешним миром: нет никаких связей с Грузией, а значит, оттуда не поступает никаких предметов снабжения; почти не предпринимается попыток (за отсутствием финансовых ресурсов) отстроить разрушенное войной; фабрики простаивают, и население занято на личных участках ради собственного пропитания. В сентябре 1993 г. Людвиг Чибиров, коллега лидера Северной Осетии Галазова, стал председателем Верховного Совета Южной Осетии, позднее переименованного в Государственный Ныхас (Совет Старейшин); выборы в этот орган, состоявшиеся в марте 1994 г., дали Компартии Южной Осетии 19 мест из 36[87]. В октябре 1994 г. Шеварднадзе признал, что конфликт в Южной Осетии явился грубейшей ошибкой прежнего грузинского руководства; активизировались предпринимаемые грузинской и югоосетинской стороной дипломатические усилия по решению проблемы беженцев[88].

Поиск по сайту: