Глава VIII. Часть 2. Начало конца

Уже несколько дней в лагере царила полная неразбериха. Королевская гвардия пыталась помыкать охотниками, последние же упирались и весьма невежливо отсылали в путешествие к Темному особо назойливых командиров. Король недоумевал, но официально Гильдия охотников напрямую не подчинялась высшей власти, поэтому Его Величеству ничего не удавалось сделать.

Твари вылазили даже оттуда, откуда их не ждали. Потери в первые дни привели короля в священный ужас — одна Тварь могла выкосить целый отряд, прежде чем ее удавалось хотя бы подстрелить или ранить. По прибытии связок охотников дело пошло легче — они начали обучать солдат самым азам ведения боя с Тварями, которые знали даже их ученики. Самим охотникам приходилось очень туго: на момент прибытия частей регулярной армии они уже отчаялись сдержать натиск врагов. Пять городов уже лежали в руинах, потому что сладить с той волной чудовищ, которая ринулась на запах человеческих жизней, просто не представлялось возможным. Связки выводили всех жителей, перекрывали все пути, входы и выходы, а когда Твари появлялись в городе — поджигали со всех сторон, используя особенную горючую жидкость, созданную их алхимиками. Все те существа, которым удавалось вырваться из огненного ада, устроенного коварными людьми, немедленно уничтожались бдительными охотниками. Только так удавалась избежать огромных потерь среди мирного населения.

Сами же охотники гибли один за другим. Десебел не успевал принимать перстни погибших и заносить в списки потерь: не возвращались целыми связками, вместе с учениками и порученными группами людей, которых должны были эвакуировать.

Слухи ползли с ужасающей быстротой — утверждения, что у границы с фейри неспокойно, не подтвердились, но волна ужаса и паники захлестнула все приграничные деревеньки и городки, и оттуда хлынули беженцы. Принимающие города не успевали обеспечивать все прибывающих людей всем необходимым, и на улицах царили разбой и мародерство. Впрочем, по указу Его Величества уличенных в подобном стали казнить без суда и следствия, просто вздергивая на наспех сколоченных виселицах, и уровень преступности вновь резко упал.

После роспуска Святого Ордена люди ходили совершенно потерянными, не зная, что им делать дальше, раз ближайшие сподвижники Богов оказались столь же подвержены страстям, как и обыватели.

Зато после того, как одна из связок вернулась порядком потрепанная, вспыхнули пересуды, что сам Темный проснулся, и теперь этому Миру непременно придет конец — Властелин Бездны-де выпустил своих цепных псов-бесов с пылающей шерстью, пламенем, вырывающимся из огромных пастей. На поверку оказалось, что на Огненной Земле вновь проснулся один из самых крупных вулканом, и потревоженные саламандры стали появляться в портовых городах. Ничего хорошего это не сулило — твари размером с крупного теленка, похожие на ящериц, но с зачатками крыльев и пастями, полными игольчатых клыков, оставляли за собой дымящиеся развалины: взрослые особи могли выдыхать огненные струи до двадцати футов в длину.

Альфонзул, первая, да и последняя линия обороны, сейчас напоминал оскалившегося, готового к броску волка. Щерились клыками стали оборонительные укрепления, яркими зрачками пылали день и ночь горящие сигнальные костры, позволяющие сразу определить направление, по которому следовало двигаться беженцам, еще не успевшим скрыться за спасительными стенами.

Со всего Айохэйнса в пограничный город стекались кузнецы; перепуганные открывающимися безрадостными перспективами люди по мере своих сил и возможностей старались подсобить армии и охотникам, чем могли.

Альву, уже четыре дня безвылазно работающему на кузнице у своего родича, казалось, что это жуткое, полное неизвестности состояние постоянной напряженности никогда не закончится. Порой он думал, что лучше уж Твари бы начали наступление, показали бы себя — видя перед собой врага, легче собраться с духом и что-то ему противопоставить. Но чуждые существа чуяли ужас, сочащийся словно из каждой щели, серыми тенями скользили вокруг неприступных стен, сверкали в тяжелом мраке изумрудными огнями глаз, но ближе не подходили, будто бы решили заставить свои жертвы в порыве отчаянья выйти им навстречу.

Дверь кузни глухо бухнула, впуская внутрь холодный осенний воздух и запах прихваченной заморозками земли. В легкой дымке вырвавшегося из кузни тепла появились два человека, зашедших в помещение. Один из них был широкоплечим, с тронутой сединой волосами и приятным лицом; на поясе вошедшего висел добротный меч. Второй был значительно моложе, темноволосый, но светлоглазый, одетый просто. В руках у него послушно лежала толстая книга в потрепанном переплете.

— Мастер Альв, полагаю? — голос у мужчины оказался низким, с заметной хрипотцой. В нем проскользнули стальные нотки, и кузнец понял, что этот человек привык командовать, равно как и привык к тому, что его приказы немедленно выполняются.

Кузнец настороженно кивнул, отложил молот в сторону и скрестил руки на груди, внимательно оглядывая вошедших.

— Было не так уж просто вас найти, — с некоторой досадой сообщил незнакомец и развязал тесемки на небольшой дорожной сумке. — Я от одного нашего общего знакомого. Птица, посланная вам, не нашла своего адресата, и он предпочел передать все, что нужно, через меня.

Альв лихорадочно перебрал в уме всех, кто мог бы так поступить. По всем параметрам подходил только один, и кузнец, зная натуру адресата, был уже готов хвататься за оружие или просто ложиться в гроб и закрываться крышкой.

Мужчина тем временем достал из сумки сложенный вчетверо листок пергамента, сильно помятый и испачканный, судя по всему, в земле, и протянул его кузнецу.

Альв торопливо развернул послание и недоверчиво вчитался в строки, начертанные знакомым летящим почерком. Потом недоуменно поднял глаза на незнакомцев.

— И что мне с этим делать? При всем моем желании, на те наконечники для стрел, что он описывает, уйдет уйма материалов, причем дорогостоящих, — возмутился он, потрясая многострадальной бумажкой. — Где я вам столько серебра найду? Я не меньше вашего хочу уничтожить угрозу в виде этих не иначе как посланных Темным тварей, но я не кудесник! Вы…

— Десебел, — спохватился мужчина. — Мастер Десебел, я от Гильдии Охотников.

— Мастер Десебел, — ехидно, едва ли не передразнивая, повторил кузнец, — вы сможете найти мне желудочные камни баргеста для этого сплава? А клыки виверны? Может, чешую саламандры?

Десебел скосился на своего спутника, досадливо поджавшего губы и протянувшего ему небольшой мешок из плотной кожи.

— Ну, Хес, — не выдержал Альв, заглянув внутрь. — Вы не думали о том, чтоб его просто в тыл Тварям запустить? Могу поклясться, что он их за неделю всех выкосит, да еще и ныть начнет, что ему мало.

Десебел едва сдержал широкую ухмылку — Альв, судя по всему, прекрасно знал охотника.

— Это все? — осведомился кузнец.

— Да, — кивнул Магистр. — Все, что вам потребуется для работы, будет доставлено сегодня вечером. Чем быстрее на вооружение поступят эти стрелы, тем лучше для нас — по крайней мере, мы сможем выставить на стены даже тех, кто хоть как-то способен стрелять. Судя по всему, этому наконечнику достаточно проникнуть в тело Твари, чтобы уничтожить ее, пусть даже ранение будет не смертельным. Ах, да, — вспомнил Десебел, — Хес просил дать вам в помощь одного из Святого Ордена.

Альв неверяще распахнул глаза, в немом изумлении уставившись на скривившегося, словно от зубной боли, магистра. Парень, прячущийся за широкой спиной главы охотников, упрямо глядел в пол.

— Да, я тоже был удивлен, — досадливо сообщил Десебел и безнадежно махнул рукой. — Орден распустили, большинство из его членов арестовали — они сейчас в королевских темницах, — но некоторых по просьбе Хеса мне удалось забрать. Он утверждает, что их… возможности сыграют нам на руку.

Кузнец едва сдержал понимающий смешок. Охотник умудрился напакостить ненавистным врагам даже здесь: что может быть унизительнее, чем выполнять прихоти богомерзкой Гильдии Охотников и заговаривать оружие? Судя по сверкнувшему взгляду темноволосого парня, отстаивание истинности веры в пыточных застенках было для него предпочтительнее, нежели помощь охотникам. К тому же, такое положение вещей опускало силу Святого Слова до обычного колдовства, с которым священники упорно боролись.

Альв пожал плечами — выбора у него не было. Сейчас следовало использовать все, что может помочь против наступающих Тварей.

Мужчина глянул на прижимающего к груди книгу молодого парня и хмыкнул:

— Не стесняйся, проходи. Нам с тобой теперь долго вместе работать.

Священник вспыхнул, гневно посмотрел на кузнеца, но смолчал.

Десебел улыбнулся и вышел из кузни. Подул холодный ветер, бросивший ему в лицо горсть мелкой снежной крупы. Магистр сжал зубы и, запахнув плащ, поспешил в направлении Гильдии. В груди глухо ворочалась тревога и какое-то непонятное чувство, которое бывалый охотник через некоторое время с удивлением опознал как страх.

Еще не вернулись три связки, которые прислали птиц с извещением о том, что сопровождают селян в город. Погода играет против них — в снежной мгле начинающейся ранней метели было не видно ни зги, — и ночные существа могут подкрасться тихо и незаметно. Не дать шанса выжить.

Десебел молча взглянул в затянутое мрачными тучами небо и поежился. Пустые улицы, шепот смерти, дышащей в спину, темные провалы плотно закрытых окон, пляшущие в неверных отсветах факелов тени: быстрые, ехидные, насмешливые.

Богам нет дела до бед этого Мира.

Снег сплошной стеной опускался на мостовые, и сердца живых холодели в предчувствии.

Город угрюмо ждал.

***

Первый в этом месяце снег, принесенный сменившимся ветром из северных провинций, застал их врасплох. Неро со своей связкой сопровождал жителей двух деревень в Альфонзул, и у охотников, несмотря на практически бесконечное терпение, начинали сдавать нервы.

Грудень и так не баловал их хорошей погодой, но когда небо с самого утра заволокло тучами, а ветер хлестал безжалостно, срывал низко надвинутые капюшоны, басовитым гудением в голых ветвях пугал лошадей и бросал в лица горсти дорожной пыли, в груди предательски заныло. К вечеру из потемневших облаков, скребущих брюхом по кронам деревьев, посыпала сначала мелкая снеговая крупа, а потом медленно начали опускаться крупные хлопья. Ветер озадаченно притих, изредка поскуливая под ногами.

Дороги развезло в считанные часы. И без того неудобные тропки превратились в месиво грязи и воды, противно хлюпали под копытами у лошадей, которые погружались в жижу по самые бабки, недовольно вскидывали головы, беспокойно прядали ушами.

— Проклятье, — выругался Делик, кряжистый, медведеподобный охотник, когда его лошадь, соловая мощная кобыла, споткнулась и едва не сбросила всадника в грязь. — Мешок с навозом!

Кобыла возмущенно всхрапнула и ударила копытом по луже, разбрызгивая грязь в стороны. Делик раздраженно дернул повод, заставляя лошадь вскинуть голову и присесть на задние ноги.

При желании могучий мужчина мог сломать ей шею одним рывком — столько силы таилось в теле этого человека. Среди товарищей прижилось его прозвище — Медведь, заслуженное во время одной из вылазок в зимний лес. Связка тогда выслеживала гуля, и Делику не повезло наткнуться на шатуна. Тишину соблюдать требовалось неукоснительно, а запах крови мог бы привлечь и других Тварей, поэтому охотник на глазах у товарищей по связке удавил медведя голыми руками. Когда же на глаза людям неосведомленным попадалось грозное оружие этого охотника — два топора-бабочки с заточенными полукружьями лезвий по обе стороны, — поджилки тряслись не только от вида могучих рук и бычьей шеи, на которой красовалась красно-черная татуировка.

— Хватит животину мучить, — флегматично заметил Кэй Меткий, поправил колчан на спине и натянул капюшон еще ниже, стараясь прикрыться от падающих хлопьев снега. Животина согласно помотала мокрой головой и дернулась вперед, заставляя Делика просунуться за поводом.

Одноглазый охотник, на манер разбойничьих атаманов, прикрывающих пустую глазницу полоской черной бархатной ткани, был на редкость спокойным и рассудительным, говорил мало, предпочитая больше действовать. Только в отличие от товарищей по связке, первым делом хватался не за клинки, а за лук, из которого мог распять четырьмя стрелами бабочку в считанные мгновения с четырехсот шагов.

Неро покосился на товарищей и только тяжело вздохнул. Это была самая невыносимая часть их работы — доставить жителей в целости и сохранности под защиту стен. Да только вот сказать об этом было куда проще, чем сделать. Они тащили с собой весь тот скраб, который можно унести и нельзя — телеги, груженые под самый верх, тоскливо скрипели и угрожающе клонились в стороны на каждой мало-мальски заметной яме. Будь связка в одиночестве, они бы добрались до Альфонзула за суточный переход, а сейчас же в дороге они были уже два дня, передвигаясь с непозволительно медленной скоростью.

Громкий вопль, сопровождаемый причитаниями и предсмертным скрежетом лопнувшего от перегрузки дерева, заставил связку нервно осадить лошадей и схватиться за оружие. Через несколько мгновений удалось выяснить причину столько громких отчаянных криков — одна из телег опасно накренилась, и часть столь тщательно оберегаемого имущества оказалась в жидкой грязи под ногами лошадей. Вокруг многострадального средства передвижения бегал, размахивая руками, хозяин и причитал. Его жена и двое ребятишек, продрогших, с синими губами, стояли поодаль и страдальчески морщились.

— Чтоб вас всех, — ругнулся Неро и спешился.

Краем глаза заметил, как Зотик, его ученик, дернулся было вниз, стараясь держаться как можно ближе к учителю, но Делик придержал его за локоть и с несвойственной людям его размеров ловкостью соскользнул со своей кобылы.

Лошадь, опустив голову, безнадежно шарила мягкими губами по рукам хозяина, тянулась в сторону, насколько позволяла правая оглобля. Обломок левой выпал из ременной петли и валялся в грязи на земле. Как выяснилось, на небольшом спуске заднее колесо соскочило с оси и, хлюпая, ускакало куда-то в кусты. Один из мальчишек, повинуясь едва заметно сдвинутым бровям темноволосого охотника, продрался сквозь живую изгородь и выудил беглеца, порядком измазавшись и промокнув до нитки.

— Надо было отряды солдат просто приставлять к ним, — сплюнул на землю Виат, сверкнув светлыми глазами. — На наш век забот хватит и без того, чтобы нянчиться с этими неумехами.

Женский любимчик, избалованный и совершенно несдержанный, но прекрасный мечник и талантливый стратег. А уж когда в его руки попадала гитара — так все охотники в Гильдии собирались в обеденном зале и как завороженные слушали мягкий низкий голос, переливающийся и струящийся подобно неторопливой реке.

Сейчас он нетерпеливо провел рукой по гриве пшеничных волос, смахивая прозрачные капли, которыми снежинки осели на прядях, и раздраженно стукнул кулаком по луке седла. Караковый жеребец, привыкший к подобным выходкам хозяина, меланхолично переступил с места на место и вновь встал, словно статуя.

— Уймись, — беззлобно посоветовал Лусус и вытянул ноги, откидываясь назад, спиной на лошадиный круп. — Все равно сегодня не успеем в город. А это значит, что еще одну ночь придется провести под открытым небом. И пора бы уже останавливаться — смеркается. Эй, Неро, слышал? Или ты хочешь, чтоб лошади все ноги себе переломали в этой мешанине по темноте?

Командир связки только дернул плечом, разглядывая расщепленную ось телеги. Лусус всегда давал дельные замечания, только не тогда, когда надо. Его за глаза называли то Болтуном, то Акробатом. То, что этот охотник мог выделывать с собственным телом, не укладывалось ни в какие рамки. Впрочем, Твари тоже частенько терялись, сталкиваясь со столь гибким и невероятно быстрым охотником, в стремительности и точности движений ничуть не уступающим самим существам. Два коротких клинка, которыми охотник владел с исключительным мастерством, уже успели прославить своего хозяина не только в рядах товарищей по Гильдии.

— Лусус прав, — со вздохом признал Неро и отряхнул руки. — Телегу до утра почините, иначе все, что в ней, либо потащите на себе, либо бросите здесь, — последнее относилось уже к угрюмому селянину.

Мужик мрачно кивнул головой и отправился распрягать лошадь. Жена его бросилась к возу и быстро вытащила два тонких одеяла, укутывая в них продрогших детей.

Два десятка селян, тихо переговариваясь, сноровисто начали готовиться вновь остаться на ночь посреди негостеприимного бора: погода даже и не думала сжалиться над уставшими путниками.

Отсыревшие дрова горели плохо, давая больше дыма, чем огня. Зотик, потирая слезящиеся глаза, поднялся и пересел в другое место, уходя от дымной струи. Медведь хмыкнул и чуть подвинулся, освобождая пареньку место рядом с собой.

— Что, малец, тяжеловато? — Виат сидел, сгорбившись и пряча озябшие руки под плащ.

Мальчишка только вздохнул и отважно помотал головой, опасаясь насмешек со стороны неугомонного светловолосого охотника. Но мечник, видимо, настолько устал, что только сочувственно пожал плечами и прикрыл глаза, мгновенно проваливаясь в дрему — охотники умели спать даже на ходу. Тогда, когда есть время и возможность.

Зотик поднялся и медленно, обхватив себя за плечи, отошел к стоящему вне освещенного костром круга Неро. Темноволосый охотник даже не шевельнулся, так и продолжал стоять, скрестив руки на груди и вглядываясь в вязкий мрак.

Ночи становились все темнее, а Тьма — все сильнее. Просачивалась в души холодящим ужасом, опутывала цепями страха разум, стискивала сердце безжалостными когтями. Снег погребальным саваном опускался на мерзлую землю, узорами ложился на мокрые плащи; легкие снежинки мягко вспархивали от дыхания, облачками пара вырывающегося изо рта, и оседали на ладони крохотными капельками влаги.

— Ты чуешь? — тихо спросил мальчишка у наставника, не надеясь на ответ. — Она совсем близко, опаляет спину дыханием. Но оно не горячее, как у живых. Мертвое. Холодное.

Неро несколько томительных мгновений молчал, словно не слышал слов своего ученика.

— Ветер доносит смрад, — хрипло проговорил он, застывшим взглядом пытаясь пронзить неподатливую темень. — Твари близко, и они идут по нашим следам.

— Мы сможем защитить их? — кивнул вихрастой головой паренек в сторону костров, возле которых жались в тщетной надежде согреться их подзащитные, и дрожь пробежала по худому телу.

— Я не знаю, — голос наставника был поразительно тих.

Нет смысла лгать и обнадеживать, когда Смерть уже избрала для себя цели. Жалкая пятерка охотников против неизвестно какого количества Тварей — быстрых, сильных, умных. И пылающих ненавистью ко всему живому. Особенно к тем, кто может хоть что-то им противопоставить.

Мальчишка быстро отошел к костру, где деловито и без лишней спешки готовились к бою охотники. Никто из них не знал, сможет ли пережить эту ночь, но каждый был готов зубами вырывать право на жизнь у тех, кто пришел в этот мир без приглашения.

— Зотик, — схватил за плечо мальчишку Кэй и пристально вгляделся в спокойное лицо юнца. Маска, за которой скрывался ужас перед будущим, которого может не быть. — Что бы ни случилось — не отходи от костра. Они…

— …боятся огня, — кивнул мальчишка, и зрачки неестественно расширились. — Я помню, Кэй.

— Вот и славно, — лучник одобрительно хлопнул паренька по спине и взял в руки лук.

Слабый порыв ветра, испуганного, затихающего, донес до них хриплое клокотание, вырывающееся из глоток Тварей, тихий шорох осторожных шагов, и за границами света то тут, то там замелькали бледно-зеленые огоньки ненавидящих глаз.

Зотик сглотнул и немного неловко вытащил из ножен меч-бастард, скованный под его руку. Светлая сталь с вкраплениями серебра ободряюще подмигнула хозяину бликом от костра.

Звонко щелкнула тетива, и тишина взорвалась многоголосым воем — Кэй никогда не промахивался. Испуганно завопили люди, подобно стаду бессмысленно сбиваясь возле костров, в ужасе глядя на враждебную темноту, протянувшую цепкие щупальца к тлеющим уголькам жизни.

«Не отходи от костра», — билось в голове мальчишки, когда Делик сорвался с места, сверкнули топоры, обрушиваясь на выскочивших словно из ниоткуда Тварей, разрубали крепкие черепа, крошили кости, отшвыривали тяжелые тела в стороны.

«Не отходи от костра», — звоном тетивы отдавалось в висках, и стрелы с широкими наконечниками-срезнями без промаха выбивали существ из плотной стены живой Смерти, что окружила огрызающихся, желающих жить людей.

«Не отходи от костра», — свистел в ушах яростный шелест двух коротких клинков, и Лусус стремительно расчерчивал темноту точными и быстрыми ударами, взвивался в прыжках, изворачивался, проскальзывал между оскаленными пастями, и сталь вгрызалась в бронированные шкуры.

«Не отходи от костра», — врывался в сердце отчаянный вой Тварей, переходящий в хрип, когда ловкими ударами сверкающая сталь хлестала в руках светловолосого, скалящегося Виата, обрывала чуждые жизни и торжествующе шипела, купаясь в черной дымящейся крови.

«Не отходи от костра», — пел клинок в руках наставника жуткую погребальную песнь, ткал в воздухе узоры, бликовал в яростных отблесках языков пламени, гудящей стеной вырастающей между Тварями и людьми.

«Не отходи от костра», — стенал в ушах предсмертный хрип Медведя, оседающего на окровавленную землю с разорванной глоткой; выл отчаянием звон сломавшихся клинков в руках мгновенно погибшего Лусуса, когда незамеченная им Тварь прыгнула ему на спину; рыдал колокольчиками стон порванной тетивы Кэя, бессмысленно глядящего на темное небо мертвыми глазами; плакала помутневшая сталь длинного меча, с жалобным звоном упавшего на мерзлые комья земли, выскользнув из разжавшихся рук, и пшеничные волосы, слипшиеся от крови, разметались по снеговому савану.

Смерть подкралась тихо, едва слышно, почти ласково коснулась шеи и отпрянула назад, хрипя и содрогаясь в конвульсиях, когда не пробовавший крови меч-бастард впервые отнял не-жизнь, но вновь упорно сверкнула желтизной в глазах следующей Твари.

Боль вспыхнула и почти сразу погасла, еще несколько мгновений позволяя ощущать себя живым и слышать крики погибающих людей, оставшихся даже без той жалкой защиты, что у них была.

А потом все погасло, сметенное безжалостным мраком, нетерпеливо надвинувшимся со всех сторон.

Небо сыпало снеговой крошкой, плакало хлопьями мокрого снега, тихо ложащегося на прожженную кровью подмерзшую землю, старательно укутывало последнее пристанище невесомой белой дымкой, хоронило отнятые жизни.

Оно будет долго хранить эту тайну.

***

— Questo teino ancora di sdivo.*

Тягучая, плавная речь коснулась неслышащих ушей и словно пробудила что-то в груди. Глухо бухнуло сердце — раз, другой… Где-то на самой границе сознания ворочалась обжигающая боль, но она долетала до него словно сквозь плотную пелену. Тело было совершенно чужим — неподвижным, холодным и непослушным. Он даже не сразу почувствовал осторожные прикосновения, которые сначала согрели теплом озябшую кожу, а потом стали обжигать горячими искрами.

Глаза ему удалось открыть с трудом: веки были тяжелыми, словно налитыми свинцом. Когда же ему наконец это удалось, на мгновение душу захлестнул ужас — ослеп! Но потом темнота понемногу стала рассеиваться, светлеть, и он смог разглядеть очертания двух фигур, склонившихся над ним.

Один из смутных силуэтов резко поднялся, вскидывая голову, и исчез из поля зрения.

— Smeitter di armeggiare si con carrogero*, — низкий бархатный голос исказился презрением.

Зрение потихоньку возвращалось, и силуэты начали обретать четкость. Словно выходя из тумана, проявлялись черты лица того, кто стоял рядом: темные, почти черные глаза, обрамленные длинными, густыми ресницами; мерцающая фарфоровая кожа, гладкая, бархатная; изгиб чувственных губ, сейчас закушенных, словно в беспокойстве; струящиеся золотые волосы, локонами ниспадающие на хрупкие плечи.

Вскинуться, забыв про боль, впитать красоту, открывшуюся столь внезапно…

— Успокойся, человек, — звенящий серебром голос словно обнял за плечи, заставляя подчиниться. — Ты слишком слаб. Потерпи еще немного.

Теперь он почувствовал холод, пробирающий до костей. Ледяной, безжалостный. Но даже это обрадовало его — если он ощущал его, значит, был еще действительно жив. От ладоней необычной девушки волнами расходилось тепло, задерживалось в тех местах, где разъяренным василиском ворочалась боль, успокаивало, избавляло от муки.

Через некоторое время он смог приподняться на локте и тихо застонал от того, что предстало его глазам: окровавленный снег, мягкий, словно пух, укрывающий незрячие глаза, изломанные тела, разметанные в стороны поленья костров, поблескивающий льдистым металл клинков.

Из горла вместо слов вырвался лишь нечленораздельный горловой рык; он поднялся, несмотря на боль, покачиваясь, добрел до хрупкого тела и рухнул на колени, с неугасающей надеждой коснувшись запрокинутого вверх лица с плотно сомкнутыми веками. Кончики пальцев обожгло холодом, и он бессильно прижался лбом к застывшей груди.

Теплые руки мягко обняли за плечи, заставляя отстраниться.

— Слабые всегда гибнут первыми, человек, — тихо прошептал серебряный звон колокольчиков.

— Я мог спасти, — выплюнул он пересохшими губами.

Она лишь покачала головой, и золото волос взметнулось вверх невесомым облаком.

— Твое право на жизнь еще не исчерпано, человек, — низкий голос хлестнул по обнаженным нервам, заставляя вздрогнуть и вскинуть глаза.

Тот, второй, был высоким, широкоплечим, с изумительными шоколадными глазами, обрамленными снежно-белыми ресницами; кипенные волосы были затянуты в косу, перекинутую на спину.

Нечеловечески красивые и столь же опасные.

Фейри.

— Неро, — прошептал он, когда понимание происходящего, наконец, захлестнуло его. — Мое имя — Неро.

___________________________________________________________________
*Questo teino ancora di sdivo — Этот еще жив (пер. с языка фейри).
**Smeitter di armeggiare si con carrogero — Хватит возиться с этой падалью (пер. с языка фейри).

Поиск по сайту: