|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Глава 8. Следующим утром я просыпаюсь с похмелья и очень слабымСледующим утром я просыпаюсь с похмелья и очень слабым. В висках стучит, и во рту пересохло. Постанывая, вылезаю из кровати. Я съедаю немного хлеба, который еле удерживается внутри. Наконец я оставляю попытки что-нибудь съесть и брызгаю водой в лицо. Я сижу за столом, голова на деревянной столешнице, глаза закрыты. Сделает ли она вид, что ничего не случилось? Вспомнит ли она вообще о той секунде, когда явные чувства проскочили между нами? Я это помню, но, возможно, вся эта магия только в моей голове. Скорее всего, алкоголь ввел меня в заблуждение. Или я чувствую что-то, потому что всегда смотрю на все через чувства. Без чувств я не знаю, что должно меня остановить. Так или иначе, могло ли вчера случиться что-то большее, если бы не хлопнула эта дверь? Возможно, даже хорошо, что ничего не случилось. Детали и без того затуманились, и границы между реальностью и фантазией утонули в темных уголках моего расстроенного с похмелья мозга. Я охотно вспоминаю время, проведенное с Эммой. И мне нравится, что мои воспоминания настоящие и правдивые. У пива есть одна особенность - превращать все в слепящую иллюзию. После очередной успешной попытки съесть хлеб я надеваю чистую одежду и иду на улицу. Я подходу к больнице, где нет никого, кроме Эммы. Она находится в задней части комнаты и проверяет высокие стеллажи, которые вмещали сотни пергаментов. - Доброе утро, - ободряюще кричит она, сияя. Видимо пиво не подействовало на нее как на меня, разрушая действительность. - Доброе утро. Я опускаюсь на стул и потираю виски. Она протягивает мне отвратительно пахнущий пучок трав, который выглядит так, как будто состоит только из сорняков. - Это поможет от головной боли. Моя прошла. Значит, она все-таки чувствовала себя плохо утром. На вкус трава еще хуже, чем выглядит, но я заставляю себя ее проглотить, и через пару минут головная боль, в самом деле, проходит. По-видимому, я выгляжу гораздо лучше, потому что Эмма плюхается на стул, который стоит напротив меня, и бросает мне один свиток. - Это ее бумаги, - объясняет она. Мне кажется свиток очень маленьким, и я подавленно смотрю на Эмму. - Больше ничего нет, - добавляет она. Я разворачиваю пергамент, ставлю глиняный стакан на край, чтобы он не свернулся. Эмма и я склоняемся над ним и начинаем читать. Все записи - это длинный список: даты с сопутствующими заметками, которые вносили Картер и разные ее помощники за прошедшие годы. На самом верху стоит имя моей матери, Сары Бурке: «11 год, 3 января: родилась здоровой. Мать Сильвия Кейн. 14 год, 10 февраля: проведен осмотр из-за сильного кашля. 14 год, 13 февраля: снова из-за кашля проведен осмотр, пациент идет на поправку. 29 год, 23 июня: родила здорового мальчика (Брейн Везерсби) 30 год, 23 июня: родила больного мальчика (Грей Везерсби), требуется дополнительный уход. 44 год, 8 ноября: проведен осмотр, высокая температура и кашель. 44 год, 1 декабря: поставлен диагноз воспаления легких. 44 год, 21 декабря: состояние ухудшается, уход на дому. 55 год, 27 декабря: пациент умер». На этом записи заканчиваются. Ни одна запись не углубляется, нет никаких заметок по краям. Я убираю вес с документа, и он сворачивается обратно. - О, отличная идея. Можно, я сверю эти данные с моими? И с данными Блейна? - Пожалуйста. Это не может быть все. Эмма вздыхает, но снова подходит к полке и вытаскивает два пергамента. В пергаменте Блейна стоит только две заметки: о его рождении, как в документах нашей матери, и о его Похищении. В моем же после даты рождения, ровно на год позже, чем у Блейна, еще дюжина заметок. Первые тринадцать документируют посещения на дому, когда я был больной, слабый маленький ребенок. Я читаю следующие заметки, которые описывают мои прошлые посещения больницы из-за ранений на охоте и несчастных случаев, и думаю, насколько Блейн был здоровее меня. Тут Эмма прерывает мои размышления. - Что это? - Ты что-то сказал о том, чтобы сравнить заметки, и я подумала, что должна проверить пару заметок моей матери. - Она ведет личные заметки? - Ее тетрадь для личных посещений, - она поднимает обтянутую кожей книгу, на которой стоит 29 год. - Она берет их с собой, вносит всю важную информацию, а затем вносит в пергамент. Так ничего не забывается и не теряется, если в день у нее много визитов до того, как она вернется в больницу. Эмма медлит и сжимает губы, как будто хочет что-то сказать, но молчит. Она переворачивает страницу и передает, наконец, мне книгу в протянутые руки. - Прочитай это. Я осторожно беру тетрадь, и когда мой взгляд падает на слова, я внезапно понимаю, почему Эмма так потрясена. Не сразу могу понять слова, которые стоят передо мной: «29 год, 23 июня: на свет появились близнецы (Блейн и Грей Везерсби), оба здоровы». Я застываю. Трясу головой. Этого не может быть. Какое-то сумасшествие. Я читаю заметку еще раз и встаю на колени, держа книгу в руках. Не могу понять, злюсь я или удивлен. Скорее чувствую себя опустошенным. Потрясенным. - Если это правда, ты просто не мог бы находиться здесь, - говорит Эмма. - Если вы с Блейном были близнецами, тогда тебе уже восемнадцать, а значит, несколько недель назад ты должен был быть похищен. Вместе с ним. - Я знаю, - это часть, которая не имеет смысла, элемент, который я не могу исследовать. - Почему она должна быть ошибочной? Записала бы твоя мама что-то, что в действительности не происходило? - Нет, - соглашается она. - Но почему она что-то записывает в свою тетрадь, но по возвращении в больницу вносит в документы Сары что-то совершенно другое? - Не имею понятия. - Ты думаешь, это то, что твоя мама хотела рассказать в письме к Блейну? Что вы близнецы? Я думаю о последних словах письма, которое уже знаю наизусть после того как читал его снова и снова. «И потому говорю тебе следующее, сынок: ты и твой брат не то, во что я учила вас верить. Грей - это...» В панике Эмма трясет головой. - Нет, мы не можем. Тогда она узнает, что мы копались в ее личных записях. - Эмма, это имеет огромное значение. Возможно, мне уже восемнадцать, и каждый заслуживает знать, что меня не забрали, - я чувствую, как мое сердце стучит все быстрее. - Но это же ключевой возраст, Грей, - говорит Эмма опечаленно. - Если бы тебе вправду было восемнадцать, тебя бы похитили. Запись ошибочна. - Что вы хотите у меня спросить? - Картер стоит в дверях больницы и держит в руках свою большую сумку. - Ничего, - бросает Эмма быстро. - Грей и я только что пришли, чтобы уйти с солнца. Затем она хватает меня за руку и тянет к выходу. Когда Картер поворачивается к ней спиной, Эмма оставляет тетрадь на столе. Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.004 сек.) |