Глава 13. Сначала меня охватывает паника

Сначала меня охватывает паника. Торопливо рвусь к двери. Когда не могу ее найти, оседаю на пол и прижимаю руки к груди. Я не должен был доверять этим людям. Возможно, Марко планировал это все время. Возможно, он никогда не собирался нам помогать. От мысли, что Эмма сидит в такой же камере, что ее держат где-то в этом огромном здании, а я беспомощен и не могу ей помочь, у меня холодеет в груди. Я яростно бью по двери.

- Если ты будешь беситься, пользы от этого не будет. Ты же знаешь, ты знаешь… - раздался голос из угла.

Я забыл, что у меня есть сокамерник. Я не могу разглядеть его лицо, но мне все равно.

- Ты новенький, - говорит он и стучит в темноте пальцами по камню. Смешной ритм, неправильный такт. Словно пальцы стучат против своей воли и ударяют слишком рано. - Из какой ты группы?

- Что? - у меня нет настроения для разговоров, особенно с сумасшедшим, которого называют «клоуном». Я слышал, как скривился Марко, когда язвительно называл его прозвище.

- Группа, - повторяет мужчина. - Из какой группы? А? Б?

- Слушайте, вы, - рычу я, потому что на самом деле не знаю, о чем он говорит, - я не принадлежу ни к какой группе. И я не из Теама.

Шаркая, он выходит из своего угла, согнувшись из-за низких потолков. Его освещает слабый свет, который попадает в камеру из маленького окна на двери. Мужчина слабый, тощий и старый - старее всех людей, которых я видел. Складки и морщины покрывают его лицо с седой запачканной бородой. Глаза выглядят так, как будто он неделю не спал, а одежда поношенная и рваная. Темные штаны висят лохмотьями на бедрах.

- Аутсайдер? - на его лице играет сумасшедшая ухмылка. - Тебе нравится там? За городом? - Снова его пальцы играют с камнем и усердно стучат по нему, пока он говорит.

- Там было лучше, чем здесь, - отвечаю я.

На это замечание мужчина реагирует страшным хихиканьем. Затем он задирает голову как дикая собака и воет.

- Я могу тебя понять, - говорит он. - У тебя есть чувство юмора.

Я не верю, ему и даже не пытаюсь быть веселым. Он улыбается во весь рот, а затем вновь начинает стучать по камню.

Позади нас, где-то в проходе, приближаются шаги, а потом я слышу, как охранники разговаривают. Я пытаюсь понять, что они говорят, но стук Бозо становится громче. Похоже, он намеренно старается заглушить разговор. Качается взад-вперед у стены, бормочет что-то про себя и поет.

- В одном ряду пять красных ягод, выращенных с любовью, чтобы потом съесть. В одном ряду пять красных ягод, выращенных с любовью, чтобы потом съесть.

Снова и снова он повторяет это сиплым голосом. Звучит почти как колыбельная. Слова отзываются эхом в нашей маленькой камере, и я уже не могу больше понять, что произносит он, а что отражается от стен.

- Ты можешь закрыть рот? - шиплю я. Он застывает, смотрит на меня и дергает себя за волосы. - Я хочу услышать, что они говорят. В конце коридора.

Ему, кажется, все равно. Стук и пение продолжаются, те же слова и ничего больше. Его руки так быстро двигаются по камням, что мой взгляд не успевает уследить за ними. Мне бросается в глаза, что на его черной изношенной верхней одежде красуется блеклый треугольник. Этот сумасшедший когда-то был таким же, что и люди в форме? Как Марко и Пит?

- В одном ряду пять красных ягод, выращенных с любовью, чтобы потом съесть. В одном ряду пять красных ягод, выращенных с любовью...

- …чтобы потом съесть, - перебиваю я его. - Я понял. А теперь заткнись.

Он прекращает стучать и сидит прямо, так что его голова почти достает до низкого потолка. А затем скользит по полу как паук, пока не оказывается прямо передо мной. Его лицо теперь так близко, что я могу почувствовать его несвежее дыхание.

- Ты знаешь песню? - спрашивает он, и его нос дотрагивается до моего.

Я отталкиваю его.

- Благодаря вам я отлично знаю первые две строчки.

Он оседает: «А остальное?»

Я качаю головой. Он снова начинает стучать и петь, но не возвращается назад в свой угол. Я отстраняюсь от него, прикладываю ухо к двери и прислушиваюсь к охранникам, но не слышу ничего, кроме шагов. Они становятся громче, пока не останавливаются перед нашей камерой. Кто-то пытается открыть дверь. Бозо обнимает колени руками и качается взад-вперед.

- В одном ряду пять красных ягод, выращенных с любовью, чтобы потом съесть.

Затем лязгает засов, и яркий свет падает в камеру.

Бозо поет громче: «В одном ряду пять красных ягод, выращенных с любовью, чтобы потом съесть».

- Ты, малыш, - зовет меня голос из коридора. - Тебя требуют наверх.

Охранник заходит в камеру и хватает меня под локоть. Бозо начинает кричать: «В одном ряду пять красных ягод, пять красных ягод, пять красных ягод, ягодягодягодягод!

-Эй! - кричит охранник и идет в сторону старика. Его сапог упирается в выцветший треугольник на груди Бозо и толкает его в угол.

Охранник захлопывает дверь и тянет меня за руку. На мгновение становится тихо, а затем снова начинается усердный стук и следующее за ним пение. Мы заворачиваем за угол, и я больше не слышу Бозо. Но я знаю, что он все еще поет - о ягодах и о любви, которые никогда не освободят его из этой сырой камеры.

Рабочий кабинет Франка правильной прямоугольной формы и тщательно убран. Невозможно понять, какие вещи используются, а какие здесь просто для украшения. Охранник приказывает мне сесть на стул, который стоит перед увесистым письменным столом из красного дерева, и ждать. Я откидываюсь на спинку и рассматриваю потолок.

Непонятно, как потолок может быть сделан так ровно. Идеально выточенные квадратные панели покрывают комнату над моей головой. В центре висит тяжелый предмет с отростками, в каждом торчит свеча. Эти свечи не мерцают и не плавятся, поэтому комната равномерно освещена.

Вещи тщательно расставлены: шкаф около огромного окна, цветок перед темно-фиолетовыми шторами. Даже бумага, которая лежит на письменном столе, аккуратно подложена под каменное пресс-папье. На стенах висят картины, вставленные в сверкающие на свету рамы. На одной из картин изображена семья: родители и двое мальчиков стоят спиной к блестящему черному стулу. Она не похожа на другие картины, которые тщательно нарисованы кистью, и виден холст. Скорее она подобна изображению Харви в Теаме. Возможно, это все же рисунок, но он кажется слишком реальным. Мать положила руку на плечо юного сына, пока все остальные рассматривают что-то интересное за рамой. Там, где они стоят, солнечно и ветрено, волосы матери развеваются. Я спрашиваю себя, не Франк ли отец на рисунке.

Позади меня распахивается дверь. Вошедший мужчина определенно не отец с этого реалистичного рисунка. У него морщинистая кожа, как будто он много времени провел на солнце. Щеки слегка обвисшие, носогубные складки глубокие, губы потрескавшиеся. Над ушами немного седых и редких волос. Он невысокий и худой. Ничего в нем не говорит о том, что он может что-то мне объяснить.

- Грей, правильно? - говорит он и, улыбаясь, протягивает руку. Его губы окружает множество тонких морщинок. Голос мягкий, как хлопок, и гладкий, как масло. Я сразу чувствую себя уверенно. Возможно, я узнаю, наконец, правду. Этот человек со старым лицом и аккуратно сложенными бумагами, может быть, знает ответы. Все равно я медлю, прежде чем пожать ему руку.

- Ах, да. Почему ты должен мне доверять? Мы же забрали тебя из внешнего кольца, не дали никаких объяснений и бросили в камеру, - он прикладывает палец к губам и садится. - Моих объяснений будет недостаточно после того, как мы встретили тебя, Грей. Тебя и твою подругу.

- Эмма.

- Да, Эмма. Вы двое - единственные, кого мы смогли спасти за все это время, поэтому протокол для таких случаев еще не отработан. Марко опрометчиво отреагировал на очень интересную информацию, которую ты ему дал. Но ты должен знать одно: если бы я смог все начать заново, в твоем пребывании в Теаме не было бы камеры. Совсем не было бы.

Из прозрачного кувшина он наливает две кружки воды и протягивает мне одну. Так как я с самого восхода ничего не пил и не знаю, как тяжело с водой в Теаме даже для такого как Франк, я беру кружку и жадно пью. Франк пригубил свою воду элегантно, как подобает. Его глаза улыбаются. Я отставляю кружку.

- Так, значит, вы Франк, - говорю я.

- Дмитрий Октавий Франк, - снова протягивает он руку, и на этот раз я пожимаю ее. У него длинные и тонкие пальцы, крепкое рукопожатие.

- Грей Везерсби.

- А, понимаю, - снова этот жест, когда он прикладывает палец к губам.

- Что понимаете?

Он ставит локти на стол и складывает руки друг к другу, так что соединяются сначала мизинцы, а затем безымянные и остальные пальцы. Пока он думает, его пальцы волнообразно двигаются. Он смотрит мимо меня, кажется, его мысли далеко отсюда. Мое терпение быстро истощается.

- Послушайте, забудьте камеру, Марко и все остальное. Я принимаю извинения. Я не могу просто сидеть здесь, пока вы играете пальцами. Мне нужно найти Эмму. А затем мне нужно назад в Клейсут, рассказать людям, что есть еще много всего, и помочь им выбраться. Вы могли бы ждать на этих «машинах», пока они перелезают, и тогда мы могли бы...

- Мы пробовали это, Грей, - тихо говорит он. Его взгляд все еще направлен на что-то позади меня. Где-то между мной и другим концом комнаты находится что-то интересное. - Мы пробовали... Как я могу тебе объяснить?

Мне хочется кинуть мою кружку в стену и посмотреть, как она разобьется: «Просто скажите. Меня это все уже достало. Скажите мне, наконец».

- Это непросто объяснить, - он молчит и смотрит на стол. - Господи, надеюсь, со временем станет проще. Но пока это так же тяжело, как в первый раз.

Сейчас он смотрит на меня, а не мимо. Выражение его лица кажется печальным, как у моей матери в день, когда она в последний раз закрыла глаза. Глаза Франка изменились, как и ее глаза тогда.

- Ты видел плакаты по дороге сюда. Плакаты о розыске.

Ясно, что он ждет, когда я кивну.

- Харви Малдун - ученый, и, говоря правду, лучший в этой стране со времен второй гражданской войны. Много лет назад Харви начал то, что можно назвать экспериментом. Он хотел изучить сущность человечества, строение общества и не знаю что еще. Мы немногое знаем. Мне ясно, что долгое время у него были добрые намерения, но с самого начала его работа была неэтична. Когда мы узнали, что он делает, мы пробовали его схватить. Он сбежал. Но его эксперимент, процессы, которые он запустил, действовали дальше. Часть из них еще действует, хотя уже долгое время ноги его не было в Теаме.

В моем горле застрял ком, такой огромный, что я не мог глотать.

- Что вы имеете в виду?

- Я говорю, что Клейсут...

Я думаю, что понимаю, что он имеет в виду. Но это не может быть правдой.

- Все не так, как ты думаешь.

Нет.

- Все, что ты знаешь: твой мир, люди вокруг тебя...

Это просто не может быть правдой.

-... это эксперимент Харви. Клейсут был и есть эксперимент.

Нет. Нет.

- Нет, - последнее вырывается из меня. - Это все… Кто-то сделал? Кто-то построил Стену? И посадил нас внутрь? - мои руки дрожат.

Франк опускает глаза. Он берет лист бумаги со стола и пишет на нем шесть букв. Laicos.

- Клейсут только эксперимент, Грей. В немногих документах, которые мы смогли найти, Харви отмечал его как проект «Лайкос». Больше мы ничего не знаем. Мне очень жаль.

Я так крепко сжал руки в кулаки, что костяшки побелели.

- Я убью его, - говорю я, не замечая, как эта мысль появилась в моей голове.

Если моя реакция и удивила Франка, он не показал этого.

- Не могу отрицать, что сделал бы то же самое, сынок. Теам очень сильно пострадал из-за Харви. Когда мы попытались его схватить, он убил наших людей, объяснив это самообороной. После его побега его люди похитили наши запасы, и еще нескольким перерезали горло. Наше положение здесь достаточно скверное, и Харви может сделать его еще хуже. Возможно, тебе поможет, если ты немного больше узнаешь о нашей истории и о роли Харви.

Он делает еще один глоток воды и продолжает.

- До землетрясения, наводнения и второй гражданской войны наша страна была единой, огромной и обширной. Сейчас мы разделены на Восток и Запад. Здесь, на Востоке, особенно в Теаме, я пытаюсь восстановить порядок, и очень многое удалось. Большую часть своей жизни я потратил на то, чтобы придать Теаму сегодняшний облик. Эта страна потеряла много людей во время войны, дешевое сырье, за которое и шла борьба, пресную воду. Сейчас воды достаточно, если мы будем ее экономить. Я даю моему народу воду. Орден Франка обеспечивает им безопасность, - он кладет руку на красный треугольник на своей форменной одежде.

- Мы держим предателей с Запада в безвыходном положении, Грей. Годы назад они нарушили границу и напали на нас. Хотя самые страшные бои уже позади, они все еще атакуют нас. Харви помогает им, как будто мало того, что он уже натворил. В обмен на их защиту он продает им военные тайны, оружие и информацию. Он думает, если он внушит мне достаточно страха, я не посмотрю на его злодеяния. Он использует страх как оружие, но я не поддамся ему. Он ответит за все преступления, которые он совершил против нашего народа, в том числе и за Клейсут.

Франк массирует пальцами переносицу, и я понимаю, что рот у меня пересох. Слишком много всего случилось так быстро, что я не могу принять все сразу. Я пробую представить разъединенную страну, о которой говорит Франк. Теам по сравнению с Клейсутом кажется мне очень большим, и мысль о том, что существует что-то еще большее - страна, которая больше по размерам, чем Клейсут и Теам вместе взятые - не может уложиться у меня в голове. Война, о которой он говорит, кажется мне странной. О войне у меня представление как о беззаботной детской игре, о которой я вспоминаю: Блейн и я против Септума и Кроу. Мы стреляли друг в друга воображаемыми стрелами, пока кто-нибудь на нас не шикнет. История Франка совсем не игра.

Итак, Клейсут - эксперимент. Первые дети, о которых рассуждали мы с Эммой, никогда не были выброшены в разрушенном городе. Они никогда не теряли матерей во время урагана. Это Харви взял людей, как игральные кости на доске, и поместил их куда захотел. Мне стало ясно: все, что я делал, знал и говорил - неправда.

- А Стена? Обожженные тела? Похищение? - выпаливаю я. - Это все Харви? Это все часть проекта «Лейкос»? - это слово кажется.

Франк кивает.

- И вы не можете это предотвратить? Не можете просто забраться через Стену и освободить Клейсут?

- Мы пробовали, но потеряли слишком много людей из-за того, что охраняет Стену снаружи.

Мне хочется спросить, что это такое, но Франк продолжает, прежде чем я успеваю начать.

- У нас нет возможности бороться с тем, что Харви посадил с внешней стороны вашей Стены. Мы старались спасти тех, кто пробует перебраться через Стену. Мы наблюдали за вами со смотровых вышек, но до сегодняшнего дня не успевали добраться первыми. Ты и Эмма - вы первые, - он откидывается на спинку стула и дружелюбно улыбается. - Но, возможно, еще есть надежда, Грей. Со стороны Марко было глупо посадить тебя в камеру, но он сделал это, потому что ты сказал нечто очень и очень интересное. То, что он посчитал таким важным, что не смог решить сам.

Я опасаюсь повторить то, что я сказал Марко из-за того, к чему это привело в первый раз. Но голос Франка кажется успокаивающим. Его спокойный, озабоченный тон напоминает мне о моей матери. И все его объяснения кажутся намного логичнее всего, что Эмма и я обсуждали в Клейсуте.

- Я близнец, - объясняю я. - Мне восемнадцать, и меня не забрали.

Франк нагибается и показывает на меня.

- Точно.

- Что это значит?

- Это ты должен мне сказать, - добавляет он. - Мне это кажется довольно странным. Не настолько странным, чтобы я захотел отправить тебя в тюрьму, но это что-то означает. Если мы сможем понять, как или почему ты избежал Похищения, мы сможем спасти остальных.

Я мог бы рассказать ему о том, что я прочитал в тетради Картер, но я останавливаю себя на мысли, почему Марко и Франк знают о Похищении.

Но если ты не знаешь, что это означает, ничего страшного, - говорит Франк в ответ на мое молчание. - Мы можем это выяснить вместе. Я чрезвычайно занят, но могу тебя заверить, что Клейсут по важности на первом месте. Ты важен, Грей - для решения этой загадки. Я чувствую это. Ты можешь остаться в Теаме, даже здесь, в Центре. И Эмма тоже. Это самое малое, что я могу для вас сделать, если вы поможете объяснить это. Что ты думаешь?

Что я должен на это ответить? Эмма и я не можем никуда больше пойти. Я представляю Картер, которая за Стеной тоскует о дочери и мечтает быть с ней. В наших руках возможность добиться этого. Возможно, я и в самом деле ключик для того, чтобы закончить проект Харви. Так думать эгоистично и глупо, но я ничего не могу с собой сделать.

- Мы остаемся - отвечаю я. - И спасибо.

Франк улыбается, на его лице вновь появляются морщины. - Юноша, которого не похитили, живет в Центре. Это заставляет меня уважать себя - такая тайна и такая надежда.

Когда он вспоминает про Похищение, я вновь думаю, что он знает больше, чем рассказал мне.

- Насчет Похищения... Если Эмма и я - единственные выжившие из тех, кто перебрался через Стену, откуда вы знаете так много о Похищении?

- Я объяснял тебе, что большая часть проекта «Лейкос» продолжается и управляется дистанционно. Да, мы знаем, что молодые люди в восемнадцатый день рождения исчезают из Клейсута, потому что они посреди ночи появляются на нашем тренировочном поле и сообщают об этом. Пафф, и они здесь, как будто выросли из ниоткуда.

У меня, наверное, очень ошарашенный вид, так как Франк тихо смеется.

- Я тоже не понимаю, как это происходит, - говорит он. - Для нас это такая же тайна, как и для тебя. Возможно, твое пребывание здесь прольет свет и на это.

Я удивленно киваю. В моей голове мелькает мысль.

- Здесь? Пропавшие юноши появляются здесь?

- Везерсби, ты сказал? Правильно? - Франк перелистывает бумаги, которые достал из письменного стола. Он находит, что ищет, и подмигивает мне. - Блейн. В это время он должен быть в кафетерии и завтракать.

Я почти забываю дышать. Франк жестом предлагает мне встать и кладет руку на плечо. Его ладонь теплая и успокаивает. Он меньше чем я, поэтому ему приходится поднять голову.

- Пойдем, найдем твоего брата, - говорит он.

Поиск по сайту: