Об «Арабской весне», «арабской осени» и «арабской зиме»

Когда весной 2011 года волна протестных выступлений захлестнула улицы арабских столиц, политологи, вначале западные, а вслед за ними и все прочие, немедленно назвали этот радующий душу каждого прогрессивного человека процесс «Арабской весной». И возрадовались.

Название появилось по аналогии с памятной историкам «Весной народов» середины XIX-го века. По сути теми же самыми революциями, только европейскими. Какая разница? Там революции. Тут революции. Журналисты оптимистический термин радостно подхватили. Звучало хорошо.

На самом деле сходство было только в том, что помянутые события и в позапрошлом, и в нынешнем веке шли сериями, одно за другим. Название, однако, прижилось. Бывает. Специалисты кочевряжиться не стали. Прогрессивную европейскую и американскую публику пленил поэтический оптимизм термина. А пессимистов и нудных придир из числа продвинутых в предмете обсуждения «яйцеголовых» вообще мало кто слушал.

Понятно же, что всё, что происходит, хорошо? Падение тиранов. Весёлая твиттерная молодёжь, женщины, либералы, диссиденты, угнетённые меньшинства и репрессируемые на протяжении десятилетий опирающимися на штыки диктаторами верующие массы против авторитарных лидеров. Американские и европейские послы, чувствующие себя мессиями нового мира.

Правда, новый мир снёс до основанья верных старинных союзников, но это уже другое дело. Лес рубят… Опять-таки, сносимые союзниками были не всегда. По крайней мере некоторые из них. По Бен Али внятных претензий не было. Но Каддафи примирился с империалистическим миром не так давно и тёплых чувств ни у кого не вызывал.

Йеменский Салех откровенно раздражал. Да и Мубарак, хотя на него персонально никто на Западе не посягал, засиделся на своём посту. Не соответствовал теориям экспертов Госдепартамента по Ближнему Востоку. И сильно беспокоил американскую администрацию упорным нежеланием идти в ногу со временем.

Что означало, в соответствии с доминировавшими с 80-х годов в Вашингтоне идеями, диалог с политическим исламом. Сотрудничество с политическим исламом. И союз с этим самым политическим исламом, что бы он на практике ни означал. Теоретики-самоубийцы, мать их так…

Благо лоббирование диалога, сотрудничества и союза было поставлено на широкую ногу. Поскольку нефтяные ресурсы Саудовской Аравии и газовые позже, но с истинным энтузиазмом включившегося в игру Катара позволяли обосновать всё, что им только было угодно.

Как по совсем другому поводу писали братья Стругацкие: «…Что Б-г есть и Б-га нет. Что люди ходят на руках и люди ходят на боках». И было всё это более чем хорошо, и прибыльно, и эффективно. По крайней мере в Афганистане, в рамках совместной борьбы против СССР. «Империя зла» оттуда в конце 80-х ушла и вскоре развалилась. Начало было славным.

Нельзя сказать, что радость от сотрудничества демократического либерального Запада с консервативной и фанатичной исламской ортодоксией была всеобщей. Не была. Но кто был главным скептиком, возвысившим свой голос против альянса исламистов и НАТО в Югославии? И его дальнейшего укрепления уже на Ближнем Востоке?

Был это Ариэль Шарон. Израильский генерал, гроза арабских армий и известный ястреб. К которому левая израильская пресса со времён Ливанской войны 1982 года приклеила ярлык «палача Сабры и Шатилы». Что закрывало для него возможность быть услышанным в «приличном обществе».

90-е годы ознаменовались в этом самом обществе некоторыми смутными сомнениями. Геноцид, как выяснилось, косовские албанцы, боснийцы и исламские интернационалисты совершали не менее успешно, чем сербы. Попутно оскверняя церкви и устанавливая на контролируемых ими территориях законы шариата в самом мрачном варианте реализации этой идеи.

Близкое знакомство европейцев с албанцами, прибывшими в страны ЕС в качестве эмигрантов, оставляло тяжёлый осадок. Как и волна беженцев и мигрантов из Африки и с Ближнего Востока, затопивших европейские города. Плюс взрывы американских посольств в Кении и Судане. И это было лишь начало.

Война в Чечне в логику сотрудничества Запада с исламистами укладывалась, и многим кажется, что укладывается до сих пор. Теракты в Великобритании, Германии, Испании и Франции, не говоря уже о США, — не очень. Как выяснилось, для проведения успешных атак на Нью-Йорк и Вашингтон ядерная война с СССР была совершенно ни к чему. Как и само существование СССР.

Что, с одной стороны, привело к «крестовому походу против международного терроризма». С другой же доказало, что всем тем, кто принимал это историческое решение, в соответствии со старинной русской пословицей можно было кол на голове тесать.

Поскольку, не добив в Афганистане талибов и «Аль-Каиду», они с успехом свергли режим Саддама Хусейна в Ираке. Который США не угрожал. И в том состоянии, в котором пребывал после неудачной попытки аннексии Кувейта, угрожать всерьёз не мог вообще никому за пределами региона. Хотя соседи его по-прежнему боялись.

Иран от этой «гениальной» операции расцвёл и заколосился. Саудовская Аравия счастливо выдохнула. И главное, «Аль-Каида» получила в постсаддамовском Ираке фантастический плацдарм, который ранее был ей недоступен. Поскольку единственные, кто способен противостоять исламским террористам в арабском мире, — местные авторитарные диктаторы.

Победить терроризм неавторитарными методами, без варварства, насилия и нарушения прав человека можно. Но, к сожалению, только морально и посмертно. Всё прочее — от лукавого. Так что уход со своего поста Мубарака, свержение Бен Али, отстранение от власти Салеха и уничтожение Каддафи в рамках «Арабской весны» было и остаётся лучшим подарком террористам исламского мира после падения режима Саддама.

В итоге Тунис и Ливия, Египет и Ирак стали, в добавление к Афганистану и Пакистану — после ухода в отставку президента Первеза Мушаррафа, опять-таки в соответствии с идеями «вашингтонского обкома», — сплошным поясом террористической активности. Западный берег реки Иордан, Газа и Южный Ливан, а с начала гражданской войны в Сирии и вся территория этой страны дополняют вышеописанную картину.

Хотя Израиль на своей периферии, а также режим Башара Асада в удерживаемых правительственными войсками районах Сирии не без значительных издержек остановили исламистов. Как и военные Египта, свергнувшие правительство «Братьев-мусульман». За что их никто на Западе не поблагодарил.

Что означает, по крайней мере в Сирии и Египте, пробуксовку наступления ислама в его террористическом и политическом формате на светский, поликонфессиональный и многонациональный арабский мир. Там, где от этого мира что-то ещё осталось. Хотя не так-то много и осталось.

Судя по раскладу, сложившемуся накануне свержения Мурси в Египте и перелома в гражданской войне в Сирии, симпатии населения этих стран разделены примерно поровну между Ас-Сиси или Асадом с одной стороны и исламистами с другой. И это значит, что ситуация там патовая.

Притом что Сирия в немалой степени отличается от Египта. В первую очередь значительным количеством террористов-иностранцев, борющихся против режима. Что немало осложнило положение правительства. Хотя и укрепило его социальную базу в светском населении и меньшинствах.

Как бы то ни было, «весенние» прогнозы экспертов насчёт бурного поступательного развития арабской демократии не сбылись. И не могли сбыться по той простой причине, что там, где кролики рассчитывают на сосуществование с удавом, удав останется. А вот кроликов, к их немалому прискорбию, гарантированно съедят. При всей их искренней надежде на «большую капусту». Фазиля Искандера западным политологам читать надо было.

Но ведь негде! По большей части русская литература для экспертов из западного мира заканчивается на Толстом и Достоевском. Для особо продвинутых — на Чехове. Или в лучшем случае на Солженицыне. А они ничего такого не писали. Вот и результат. Иллюзии насчёт всесилия демократии, голливудское шапкозакидательство, инфантильная надежда на то, что всё само устроится ко всеобщему благу…

Слушать всех этих людей, когда они несли чушь насчёт того, к какому процветанию приведёт мир «Арабская весна», было невозможно. И те, кто на них надеялся в арабском мире, в итоге получили жестокий урок. Вся власть, как это было, есть и будет в ходе свержения мусульманских правителей, осталась в руках так называемых умеренных исламистов. Которых со спины подпирали исламисты более чем неумеренные.

Как мы уже писали, «умеренность» тунисской «Ан-Нахды» и египетских «Братьев-мусульман», не говоря о «Братьях» сирийских, — не более чем фигура речи. Добравшись до власти и войдя во вкус, они начали действовать в соответствии с революционной логикой.

И напоролись на тот странный для них факт, что, свергнув лидеров, правивших десятки лет, не только не смогли исправить того, что послужило причиной их падения, но лишь усугубили ситуацию. В связи с чем вскоре встретились с глухой, а затем и открытой оппозицией. И, недооценив её, сыграли на руку контрреволюции — по крайней мере, в АРЕ.

Автор, в отличие от его западных коллег, не склонен идеализировать революционеров. В соответствии с причудами исторического развития он и его семья три поколения подряд, на протяжении большей части ХХ-го века, жили в стране победившей революции. Как и все те, кто дожил до 90-х годов этого века, когда их наследники отказались от риторики насчёт счастья человечества в пользу банковских счетов на Западе.

Так что видел он этих «слуг народа». Во всех видах видел. И полагает, что арабские революционеры как минимум не лучше революционеров отечественных. С учётом же религиозного фактора в его региональном, ближневосточном, варианте, скорее, они хуже. И намного.

Что до «Весны народов», реальность революционного процесса сильно отличается от того, что пишут о нём историки, литераторы и «пикейные жилеты» в блогах, Твиттере или Фейсбуке полтора столетия спустя. В том числе потому, что, как правило, по-настоящему большие революции идут не просто сериями, о чём мы говорили, но сериями неровными. Пульсирующими.

Они прерываются на контрреволюции, периоды стабильности и войны — гражданские или региональные. Причём периоды стабильности — «застоя» — в общем графике занимают не так уж много времени. Не очень ясно, почему то, что происходило в Европе в XIX-м и ХХ-м веках, должно идти по другому сценарию на Ближнем Востоке в XXI-м столетии.

Переведём на простой русский язык с высокого академического «штиля». Что началось свержением режима — монархии или военной диктатуры — всё равно неизбежно кончается не плясками на площади. Будь то Пляс-де-ла-Бастиль или Тахрир. Но борьбой за власть. Кровавой и жестокой.

Резнёй и гильотиной. Восстанием в Вандее и наполеоновскими империями — двумя. Реставрацией Бурбонов, было б кому им только помогать. И окончательным свержением Бурбонов. Наконец, Парижской Коммуной. А также Франко-прусской войной. Лихорадка эта три поколения трясёт страну и полмира. И отзвуки до сих пор идут.

Точно так же большевистский переворот, который при советской власти был Великой Октябрьской социалистической революцией, а для многих является ею и по сей день, лишь начался в 1917-м году. И то в качестве революции Февральской. Без которой никакого Великого Октября не было бы и в помине. Но закончился даже не с расстрелом российского парламента в 1993-м, а лишь с завершением Второй Чеченской войны. Да и то пока.

То есть всё идёт семьдесят пять — восемьдесят лет как минимум. Со вспышками и периодами затишья. Они же, повторим, — «застой». Большими или малыми войнами. Победами или поражениями в войнах. Заговорами верхов. Интригами. Свержением и смещением очередного властителя. Предательствами.

Неизбежно. Без альтернатив. Называется — исторический процесс. Кому не нравится, автор не виноват. Не кинематограф. Монтаж не сделаешь, длинноты никуда не уберёшь. Сиди, терпи. По мере сил влияй, как можешь. Или не влияй. В зависимости от того, во что ты веришь. Евреи, к слову, исторически полагают, что всё предопределено, но человек на это предопределённое влиять способен. И действуя, намерения Б-га может поменять.

Так что приходится всё проживать самостоятельно. И по наследству сдавать детям и внукам. Французы это пережили. Русские пережили. Предстоит на протяжении примерно того же, обозначенного выше, срока пережить и арабам. Которые ничем не лучше русских и французов. И подчиняются законам революционной диалектики не меньше, чем все прочие.

Хотя с поправкой на религиозный фактор, который в перечисленных выше случаях не играл практически никакой роли… Скорее можно полагать, что «Арабская весна» ещё станет «арабским летом» — и весьма жарким. После чего там настанет не процветание и демократия западного типа, но «арабская зима». То есть деградация и увядание по всем фронтам и направлениям.

В чём эксперты-политологи не виноваты. Революционеры не виноваты. Их противники не виноваты. И вообще никто не виноват. Судьба такая. Кысмет. Что Б-г дал. Так как если «Коран — это решение», как утверждали прорвавшиеся к власти в странах «Арабской весны» «Братья-мусульмане», как, впрочем, и не прорвавшиеся к власти салафиты, то спрос с кого? Ну правильно. С него и спрос. Точней, с Него. Если уж быть дотошным, соблюдая правила написания Б-жьей титулатуры…

Если Г-дь — всеведущий, всесильный и всемогущий, то всё то, что происходит в этом несчастном регионе, включая изгнание из властных институтов тех, кто попал туда на волне использования Его имени, в Его власти. А в чьей ещё? В самом простом варианте это значит, что они не стоили Его доверия. Ошибка вышла с кадрами. Бывает. Либо…

В конце концов, быть может, Коран — это не решение? Или он не всегда решение? Как и Тора, Талмуд, Новый Завет, Яса, Рамаяна, кодекс Пополь Вух и книга Чилам-Балам? При всей их разнице и одновременно схожести для истинно верующего. В зависимости от того, во что он верит.

Ну просто есть на свете ситуации, особенно в мире современном, когда буксует любая теология. Вне всякой связи с тем, что думают по этому поводу те, кого судьба и стечение обстоятельств привели на вершину власти. Бывает же такое? Поскольку сами они в себя верят. И в своё предназначение верят. И приверженцы их в них верят. И все они дружно верят в Б-га. Осталось только Б-га спросить — он-то в них всех верит? Или, может, нет?

Поиск по сайту: