Сопротивление и защита

Концепция сопротивления является основой для психоаналитической техники и поэтому затрагивает каждый технический вопрос. Сопротивление сле­дует рассмотреть с различных точек зрения для того, чтобы оно было должным образом понято. Данное тео­ретическое обсуждение касается только нескольких фундаментальных аспектов, которые чрезвычайно важ­ны для понимания клинических и технических проблем. Более специфичные теоретические вопро­сы будут рассмотрены в связи с частными во­просами. В поисках всеобъемлющего метапсихичес­кого обзора читателю следует обратиться к класси­ческой литературе (Фрейд, 1912а, 1914с, 192ба, 1937а; А. Фрейд, 1936; Феничел, 1945а, главы VIII, IX; Гилл, 1963, с. 5, 6).

Сопротивление препятствует как аналитической про­цедуре и аналитику, так и приемлемому Эго пациента. Сопротивление защищает невроз, старый, хорошо зна­комый и инфантильный от выставления на свет и изме­нения. Это, вероятно, адаптивно. Термин «сопротивление» относится ко всем защитным операциям психического аппарата, ко всем их проявлениям.

Термин «защита» относится к процессам, которые пре­дохраняют против опасности и боли и противостоят ин­стинктивным действиям, доставляющим удоволь­ствие и разрядку. В психоаналитической ситуации защи­ты проявляются как сопротивления. Фрейд использует эти термины как синонимы в большинстве своих работ. Функция защиты — первоначальная, она основывается на функциях Эго, хотя каждый вид психических феноменов [90] может быть использован в качестве защиты. Это касается того вопроса, который был поднят Анной Фрейд; когда она утверждала, что многие странные формы об­разов, возникающих в сновидении, спровоцированы приказанием Эго, которое не выполнено полностью. Ана­логично различные способы защиты — это не всегда работа Эго, ибо здесь могут также быть использованы некоторые особенности инстинкта (А. Фрейд, 1936, с. 192). Эта мысль, как кажется, относится к замечани­ям о ранних стадиях защиты и специальной проблеме за­щит у психоаналитического пациента в противопостав­лении к психоневротическому (Фриман, 1959, с. 208— 211).

Я полагаю, что можно с уверенностью утверждать, что вне зависимости от того, какого рода психический феномен используется для целей защиты, он должен действовать через Эго. Для технического правила логич­но то, что анализ сопротивления следует начинать с Эго. Сопротивление — операционная концепция; не но­вость то, что она создана анализом; аналитическая си­туация становится ареной, на которой силы сопротив­ления проявляют себя.

Нужно помнить, что во время курса анализа силы сопротивления используют все механизмы, формы, способы, методы и констелляции защиты, которые Эго использует во внешней жизни пациента. Они могут со­стоять из элементарных психодинамизмов, которые бес­сознательное Эго использует для предохранения своих синтетических функций, таких как механизмы репрессии, проекции, интроекции, изоляции и т. д. Или сопротивле­ния могут состоять из недавних, более сложных при­обретений, таких как рационализация или интеллектуа­лизация, которые также используются для целей защиты (Сперлинг, 1958, с. 36—37).

Сопротивления пациента работают, в основном, в его бессознательном Эго, хотя некоторые аспекты сопротив­ления могут быть доступны для наблюдающего, созна­тельного Эго пациента. Мы должны различать: что па­циент сопротивляется, как он делает это, что он отвра­щает, почему он делает это (Феничел, 1941, с. 18; Гилл, 1963, с. 96). Механизм сопротивления по определению всегда бессознателен, но пациент может осознавать то или иное вторичное проявление процесса защиты. Сопротивления [91] в процессе анализа проявляются как не­кая форма противодействия процедурам и процес­сам, которая анализируется. В начале анализа пациент будет, скорее, ощущать это как некоторое противодей­ствие запросам аналитика или его вмешательству, чем как интрапсихическое явление. По мере развития рабо­чего альянса пациент будет идентифицироваться с ра­бочими отношениями аналитика, и сопротивление им будет осознано как чужая Эго защитная операция «пере­живающего» Эго пациента. Это может произойти в ходе анализа в соответствии с флуктуациями рабочего аль­янса. Следует подчеркнуть, однако, что во время всего курса анализа, при каждом его шаге, будет происходить борьба с сопротивлениями. Она может ощущаться ин­трапсихически, в отношениях с аналитиком; она может быть сознательной, предсознательной, бессознательной; она может быть незначительной или кровопролитной, но сопротивление вездесуще.

Концепция защиты включает два момента: опасность и проектирующую деятельность. Концепция сопротивле­ния состоит из трех составляющих: опасности, сил, по­буждающих к защите (иррациональное) Эго, и сил, толкающих вперед, на риск, преадаптивное Эго.

Другая параллель между защитой и сопротивлением состоит в существовании у сопротивления такой же ие­рархии, как и у защиты. Концепция защиты относится к различным бессознательным функциям Эго, и мы можем отличить глубокие бессознательные автомати­ческие защитные механизмы от тех, которые тесно свя­заны с сознательным Эго. Чем более низкое место в иерархии занимает определенная защита, тем теснее она связана с репрессированным материалом и тем ме­нее вероятно, что она станет осознанной. Чем выше по иерархической шкале поднимается защита, тем в более тесной связи со вторичным процессом находится ее действие и тем более она реагирует на нейтрализован­ные разрядки (см. Геро, 1951, с. 578; Гилл, 1963, с. 115). Эти рассуждения могут быть перенесены и в наше по­нимание сопротивления. Сопротивления также включа­ют широкий набор процессов, которые можно диффе­ренцировать по тому, используют ли они первичные процессы при своем функционировании, а также по от­ношению к тому, что они пытаются регулировать — инстинктивную [92] или нейтрализованную разрядку. Я пола­гаю, что смогу проиллюстрировать это положение опи­санием поведения пациента, который утверждал, что он боялся «позволить мне войти в него», потому что он был поглощен, разрушен, потерян тогда. Как отлича­ется это сопротивление от того, которое открыл паци­ент, сказав мне, что он всегда тихо гудел какую-ни­будь мелодию для того, чтобы уменьшить влияние того, что я могу сказать.

Защита и сопротивление — родственные термины; защита и то, от чего защищаются, образуют единое це­лое. Защитное поведение обеспечивает разрядку для того, от чего защищаются. Во всяком поведении есть импульсивный и защитный аспекты (Феничел, 1941, с. 57). Жестокие самопопреки страдающего навязчи­востями явно изменяют лежащие в глубине садисти­ческие побуждения, которые пациент стремится отвра­тить. Все защиты являются «относительными» защитами (там же, с. 62). Некоторый аспект поведения может быть защитой по отношению к какому-то примитивному побуждению, и в то же время данное поведение может быть реакцией на побуждение по отношению к защите более высокого порядка (Гилл, 1963, с. 122).

Я могу проиллюстрировать это в пределах целого сопротивление — побуждение так, как это проявляется в курсе анализа. Мужчина средних лет, психиатр, рас­сказал мне, что он получает большое удовольствие от секса со своей женой, «даже от ее влажной, зловонной вагины». Затем он добавил, что «весьма странно», после полового акта он обычно пробуждается от глубокого сна, обнаружив, что он обмывает свои гениталии в ван­ной комнате. В свете предыдущей дискуссии я попыта­юсь объяснить эти действия сопротивления как следу­ющие: рассказ пациента мне о том, что он получает большое удовольствие от секса, по своему содержанию явно инстинктивен; но, с другой стороны, это попытка понравиться мне, показать, насколько он здоров, снять любые сомнения, которые у меня могли бы быть отно­сительно его потенции. Можно легко увидеть проявле­ние импульса (побуждения), а затем — сопротивление ему. Все это, однако, есть защита по отношению к сле­дующей фразе: «даже от ее влажной, зловонной вагины». Защитный аспект выдается словом «даже». Но это описание [93] слишком очевидно содержит эксгибиционистский элемент, потворствующий побуждению. Это также со­противление против раскрытия значения следующей ча­сти поведения: умывания в ванной комнате. Эта деятель­ность проявляется как сопротивление, чуждое Эго с точки зрения предыдущего утверждения о том, как он получает удовольствие от ее вагины, и того факта, что он находит это умывание странным. Но это также за­щитное действие против ощущения грязи, которое будит его и побуждает преодолеть его умыванием.

Я полагаю, что этот краткий анализ послужит при­мером и прояснит концепцию относительности сопро­тивления и защиты. Концепции «сопротивления сопро­тивлению» или «защиты от защиты» аналогичны (см.: Фрейд, 1937а, с. 239; Феничел, 1941, с. 61).

Иерархичность и многослойность сопротивлений и импульсов не следует расценивать как залог правиль­ного напластования этих компонентов в сознании людей, проходящих анализ. Это было показано Вильгельмом Рейхом (1928, 1929), который был сторонником анализирования объединения сопротивление-импульс в обратном хронологическом порядке. Феничел (1941, с. 47—48) и Гартманн (1951, с. 147) подчеркивали, что существует много факторов, которые могут разрушить исторические напластования и вызывают «ощущение ви­ны» и другие более хаотичные вещи.

Я бы хотел подвести итог этой части теоретической дискуссии о сопротивлении и защите, процитировав Мертона Гилла (1963, с. 123): «Мы не можем провести жесткой границы между различными уровнями защиты. Если защиты существуют в иерархии, то нижний уровень должен быть неосознанным и автоматическим, он, вероятно, является патогенным. Защиты, занимающие более высокие уровни иерархии, должны быть осознанными и умышленными, они, вероятно, адаптивны. И, конечно же, специфическое защитное поведение может включать оба эти типа. Мысль о том, что защиты мо­гут исчезнуть после анализа, может быть высказана только теми, кто придерживается очень ограниченного взгляда на защиту, поскольку в концепции иерархичности защиты являются функционированием личности, а побуждения и их дериваты — основой».

Давайте теперь вернемся к вопросу отношения мотивов [94] и механизмов защиты к мотивам и механизмам сопротивления (А. Фрейд, 1936, с. 45 70; Феничел, 1945а). Изучая мотив, мы рассматриваем вопрос о том, что является причиной включения защиты. Непосредст­венная причина защиты — всегда избегание какого-то болезненного аффекта, такого, как тревога, вина или стыд; Более отдаленная причина — это лежащий ниже инстинктивный импульс, который и возбуждает тревогу, вину или стыд. Самая отдаленная причина — травма­тическая ситуация, положение, в котором Эго сокруше­но и беспомощно, потому что затоплено тревогой, кото­рую оно не может контролировать, овладеть ею или огра­ничить — состояние паники. Этого состояния пациент стремится избежать, включая защиту при любом при­знаке опасности (Шур, 1953).

Позвольте мне проиллюстрировать это одним клини­ческим примером. Простой добродушный пациент на аналитическом сеансе начал уклончиво рассказывать, что видел меня на концерте накануне вечером. Было ясно, что он смущен и встревожен. После того, как это было осознано пациентом, мы исследовали причины, лежащие в основе этого, и обнаружили, что он почувст­вовал ревность и обиду потому, что я, казалось, наслаж­дался обществом молодого человека. На последующих сеансах мы раскрыли тот факт, что эта ситуация кон­куренции мобилизовала в нем тенденцию к жестокой вспышке гнева. В детстве он страдал от вспышек свое­го запуганного характера, когда ему казалось, что его младший брат более любим, чем он сам. Частью его поздней невротической деформации стала чрезмерная ригидная добродушность. Я полагаю, что этот пример демонстрирует непосредственную, более отдаленную и самую отдаленную причины сопротивления. Смуще­ние — непосредственный мотив. Ревность и обида — более отдаленная причина сопротивления. Самой отда­ленной причиной, основой для сопротивления послужил страх неистового гнева.

Опасные ситуации, которые могут вызвать травмати­ческое состояние, проходят через ряд развитии и изме­нений с различными фазами созревания (Фрейд, 1926а, с. 134—143). Они могут быть примерно охарактеризо­ваны как страх оказаться брошенным, страх уничтоже­ния тела, чувства нелюбви, страх кастрации и страх [95] потери уважения к себе. В курсе анализа каждая мысль, чувство, фантазия, которые возбуждают болезненную эмоцию, проявившись в свободной ассоциации, сновиде­нии или вмешательстве аналитика, вызовут какую-то форму сопротивления. Исследуя, что лежит за болез­ненным аффектом, обнаружим какой-то инстинктивный импульс и, в конечном счете, какую-то связь с относи­тельно травматическим событием в истории пациента.

Проблема тщательной проработки весьма уместна при обсуждении теории сопротивления, поскольку Фрейд в дискуссию по данному вопросу ввел термины «навяз­чивое повторение» и «либидозная сцепленность ассоци­аций» и «психическая инерция» (1914с, с. 150; 1937а, с. 241—242). Эти феномены связаны тем, что Фрейд определил «быть может, не совсем корректно» как «со­противление от Ид», или проявление инстинкта смерти (1937а, с. 242). Не намереваясь вообще отказаться от этих мыслей, я должен сказать, что концепция сопро­тивления, идущего от Ид, кажется или неточностью или противоречием, Согласно нашему рабочему сопротив­лению все сопротивления действуют через Эго, вне за­висимости от того, где и какая форма опасности обра­зуется. Стремление сохранить старые способы удовлет­ворения, которые подразумеваются в понятиях либидоз­ной сцепленности ассоциаций и психической инерции, может иметь какую-то особую инстинктивную основу, но мой клинический опыт показывает, что в таких случаях внизу лежит страх нового, пусть даже зрелого, способа удовлетворения, который делает старые с трудом вос­принимаемыми.

По моему мнению, роль инстинкта смерти в отноше­нии к сопротивлению слишком сложна и слишком не­значительна для того, чтобы специально обсуждать ее в книге по технике. Я отношусь к концепции инстинкта смерти как к выделенной из концепции агрессивных инстинктивных побуждений. Интерпретация клиничес­кого материала пациенту в терминах инстинкта смерти имеет тенденцию слишком легко становиться поверхно­стной и механической.

С технической точки зрения лучший терапевтический подход к навязчивому повторению состоит в том, что его считают попыткой к запоздалому овладению старой травматической ситуацией. Или же это повторение может [96] выражаться в надежде на более счастливое окон­чание прошлой фрустрации. К мазохизму, суициду и потребности в страдании, возможно, лучше подойти в клинике как к проявлениям агрессии, направленной на себя. По моему опыту, интерпретация сопротивления как выражения инстинкта смерти приводит только к интел­лектуализации, пассивности и покорности. Мне пред­ставляется клинически обоснованным, что в финале анализа мы находим те же самые мотивы как сопротив­ления, так и защиты, а именно — избегание боли.

Поиск по сайту: