Утрата функций Эго

Иногда в анализе возникает ситуация, когда отсут­ствие сопротивлений обусловлено утратой функций Эго. Тогда нашей задачей будет позволять и даже поддержи­вать развитие определенной степени сопротивления. Это может произойти при работе с психотическими или пограничными случаями, но также и с невротическими пациентами на этапе переживания ими инфантильных неврозов. Необходимые вмешательства в этих ситуациях, [174] может быть, не совсем аналитичны, но такие ситуации не вызовут инсайта; они требуют применения чрезвы­чайных мер. Поскольку такое случается во время ана­лиза, стоит уделить немного внимания обсуждению свя­занных с ними технических проблем.

Эмоциональные взрывы сопровождают все ана­лизы, проникающие в глубь инфантильных невро­зов. Во время пика эмоционального излияния есть в большей или меньшей мере потеря функций Эго, зависящая от интенсивности и количества разряжаю­щегося аффекта. Если это имеет место в начале сеанса, наша задача может быть достаточно простой. Терпение и поддерживающее молчание будут достаточ­ны для того, чтобы дать пациенту возможность раз­рядить запретные эмоции. При наступлении паники, гне­ва или уменьшении депрессии можно определить воз­вращение разумного Эго и можно попытаться продол­жить работать аналитически. Но, если эмоциональный взрыв не утихает или если это случается в конце сеанса, становится необходимым вмешательство. Хотя в идеа­ле мы бы хотели, чтобы у пациента была полная раз­рядка чувств, целесообразно помешать этому в данном случае. Было бы опасно позволять пациенту уходить на вершине эмоционального взрыва, без функциониру­ющего, разумного Эго. Нашей задачей в таком случае является «усыпить» пациента и не вызывать не подда­ющихся анализу осложнений.

По моему опыту, следующие шаги, как кажется, яв­ляются эффективными и несут минимальные осложне­ния. Предположим, что пациент терзается болью из-за интенсивной реакции на неудачу, неистово рыдает, а сеанс кончается. Я бы подождал до самого последнего момента, прежде чем прерывать его. Тогда бы я ска­зал: «Простите, что я прерываю вас, когда вы так не­счастны, но наше время кончилось». Если пациент от­реагирует на это замечание, а они обычно делают это, я бы, затем сказал: «Давайте займем еще несколько минут, пока вы немного успокоитесь». Потом я бы дал пациенту возможность сказать что-нибудь, если он это­го хочет, но в любом случае я даю ему шанс увидеть, что я не встревожен, не печален и не нетерпелив. Мое поведение показывает, что я сочувствую его состоянию, но и стою лицом перед реальностью. Я помогаю осуществить [175] некоторый контроль привнесением реальности в конце сеанса, но я показываю, что мне жаль преры­вать его излияние эмоций. В конце концов, важно, что аналитик показывает, что он не боится вспышки паци­ента и выражает готовность быть моделью для иденти­фикации пациента с ним. В конце такого сеанса я обыч­но говорю что-нибудь вроде: «Это эмоционально излия­ние болезненно для вас, но оно важно для нашей рабо­ты. Мы должны понять его, проанализировать его и справиться с ним».

Возникают и другие ситуации во время анализа, в которых пациент теряет либо испытывает страх, что он потерял некоторые или многие функции Эго. Например, пациент может начать болтать, как ребенок, или гово­рить непонятным словесным винегретом. Здесь также следует проявить терпение, не бояться этого, быть твер­дым. В конце концов, аналитик должен прерывать па­циента: «Теперь давайте посмотрим на то, что полу­чилось — вы говорите, как маленький ребенок». Вме­шавшись таким образом, аналитик может служить на­поминанием и моделью пациенту для его временно утра­ченного разумного. Своим твердым тоном он показывает, что он не боится, и тем самым успокаивает пациента.

Пациент может перейти в состояние сильной паники, ужаса или беспомощности, лежа на кушетке. Одна из моих пациенток жаловалась, что слова выскальзывают из нее, и она боится намочить кушетку. Я позволил ей переживать так сильно, как мне казалось, она может вынести, а затем сказал: «Хорошо, теперь давайте вер­немся к анализу и попытаемся взглянуть на все это с самого начала. Давайте попытаемся понять, что же про­изошло».

В некоторых ситуациях пациенты приходят в ужас, что они потеряют всякий контроль, и боятся, что они станут сильно агрессивными или сексуальными. Когда я чувствую, что этот страх — искренен, и когда есть причина, обосновывающая страхи, я говорю или веду се­бя в манере, которая показывает: «Не расстраивайтесь, я не позволю вам причинить боль себе или мне».

Как я сказал ранее, эти вмешательства не аналитич­ны, но я полагаю, что эти ситуации также неаналити­ческие. Я использую неаналитические процедуры, но я стараюсь избегать анти-аналитических, то есть таких [176] актов, которые будут мешать дальнейшему анализу. По­сле того, как острый кризис пройдет, аналитик может продолжать анализ. Однако, по моему опыту, вмеша­тельства, предпринятые с терапевтическими целями и позднее тщательно проанализированные, не вызывают непоправимого вреда для аналитической ситуации. С другой стороны, строгая пассивность и молчание аналитика могут представлять собой большую опасность тем, что они позволяют пациенту регрессировать к трав­матическому уровню. Молчание и пассивность аналитика будут в таком случае восприняты как отсутствие заботы, беспокойства о пациенте. Это может быть значительно более пагубно. Когда такие случаи имеют место, анали­тику следует проделать некоторый самоанализ своего поведения контрпереноса.

В заключение этой части по техникам анализирова­ния сопротивления я испытываю потребность еще раз повторить, что наиболее важными сопротивлениями яв­ляются сопротивления переноса. Я не подчеркивал этого в клинических примерах, приведенных выше, поскольку я в первую очередь хотел обсудить концепцию сопро­тивления в целом.

2.21.

Арлоу (1961), Гловер (1955), Лоевенштейн (1961), Лумм (1961), Ван дер Найде (1961), Зелигз (1961).

2.41.

Фриман (1959), Фрейд (1916—17), Глава XIX 19236, Глава V; 19266; 1933, Героу (1951), Хартманн (1951), Хоффер (1954), Кохут (1957), Лэмпл-де Грут (1957), Лоевенштейн (1954), Сперлинг (1958), Винникот (1955).

2.214.

Альтманн (1957), Вирд (1957), Екстейн и Фридман (1957), Канзер (1957), Шпигель, (1954), Зелигз (1957).

2.6.

Гиллепси (1958), Гительсон (1958), Гловер (1958), Катан (1958), Нахт (19586), Вильдер (1958).

2.5.

Гловер (1955), Меннингер (1958), Шарп (1930). [177]

Поиск по сайту: