Случайные ошибки

Ошибки в технике, которые ответственны за появле­ние трудно поддающихся воздействию реакций перено­са, — это, как правило, неявные, длительные, повторяю­щиеся и неосознанные пороки в технике. Грубые ошиб­ки в технике могут усложнить развитие переноса, но, поскольку они легко осознаются как пациентом, так и аналитиком, ущерб, который они наносят, является вре­менным и вполне поправимым. В других случаях ошиб­ки могут привести к решению о смене аналитика или типа лечения.

К последнему типу ошибок относится та, которую я [412] совершил в самом начале своей карьеры, потерпев не­удачу в распознавании враждебных чувств переноса пациентки, которая изливала свое раздражение некомпетентным терапевтом, тогда как была переполнена сексуальным желанием ко мне. Я интерпретировал эту ситуацию как имеющую следующее значение: ее раздражала ее некомпетентная мать, тогда как она желала своего привлекательного отца. Пациентка, казалось, приняла эту интерпретацию, по меньшей мере, интеллектуально, но почти на всех сеансах следующей недели в ее ассоциациях были намеки на неспособного или пу­тающего помощника, учителя, доктора и т. д. параллельно с сексуальными чувствами ко мне. В то время я еще не отдавал себе отчета в том, что если материал какого-то сеанса повторяется на последующих сеансах, то это говорит о том, что интерпретация была неудачной или
неточной. В конце концов, пациентка стала непродуктивной, сновидений не было, присутствовала лишь не­ большая вербализация. Когда я пытался привлечь ее к работе над сопротивлением, она делала это неохотно, а когда я стал настаивать, она вдруг взорвалась, в бе­шенстве, насмешливо закричала на меня: «Вы пилите меня за то, что я плохо работаю, почему вы сами не выйдете из своей башни слоновой кости и не сделаете хоть самую маленькую часть работы сами, или вы думаете, что это может запачкать ваши лилейно-белые ручки?»

Тогда я понял, что совершенно не осознавал враж­дебности пациентки ко мне, которая присутствовала на­ряду с ее чувствами любви. В этот момент я также по­нял, что сама пациентка осознавала это, что и усилило ее гнев и принесло элемент насмешки. После неболь­шой паузы я сказал ей: «Я полагаю, что вы рассержены из-за этого неповоротливого доктора, неуклюжего, все путающего помощника, который (появляется) появлял­ся последнее время на каждом сеансе. До сих пор я не мог узнать его лица, но теперь вижу, что это я сам». Пациентка фыркнула и рассмеялась в ответ на мое вме­шательство. Сначала она протестовала, утверждая, что ее злоба и презрение не предназначались для меня, но затем она признала, что была очень обеспокоена из-за того, что чувствовала, что я избегаю ее. У нее было та­кое впечатление, что либо я боюсь ее, либо она отталкивающе [413] действует на меня и что я считаю ниже свое­го достоинства углубляться в ее проблемы.

По поводу последнего момента я сказал пациентке, что, даже если я не осознал, что она гневается на меня, я надеюсь, что она захотела бы исследовать свой гнев по отношению ко мне. Я подтолкнул ее к свободному ассоциированию, попросив рассказать, что происходит в ней, когда она думает о человеке с «лилейно-белыми» руками. Мои замечания и мое отношение, по-видимому, были эффективны, и пациентка смогла свободно ассо­циировать. На этом сеансе и на последующих появился ранее скрытый материал об ее отце, аристократе, вы­сокомерном отце, которым она восхищалась, которому завидовала и которого презирала. Мой довольно сильный недосмотр и непонимание этого материала вызвали небольшую задержку, но, кроме этого, я не заметил никаких других последствий моей ошибки.

Сейчас я бы хотел вставить несколько замечаний об основных принципах, связанных с попытками исправле­ния технических ошибок. Прежде всего пациенту сле­дует дать возможность отреагировать на ошибку. Еще большей ошибкой будет подавить реакцию пациента слишком быстро, принеся извинения или же промолчав, оставаться безответным так долго, что это травмирует пациента или заставляет почувствовать, что ему угро­жают. Ошибка должна быть открыто признана, но это признание следует использовать для получения материа­ла от пациента, а не для облегчения или нейтрализации реакции последнего. Я не приносил формальных изви­нений по поводу своей ошибки, описанной выше, пото­му что это не было нарушением этикета или норм по­ведения. Я совершил определенную техническую ошиб­ку, но не преступление; мне было очень жаль, что я причинил боль, но это связано с лечением, с этим следу­ет считаться.

Я не пытаюсь объяснить причины своей ошибки; это проблема моя, а не пациента. Я не вижу причин, по которым следует обременять пациента исповедями; па­циент не должен быть моим терапевтом. Я стараюсь показать пациенту словами, тоном и отношением, что я хочу работать над его реакциями на мою ошибку точно так же, как я бы работал над чем-нибудь еще, проис­ходящим в жизни пациента. Я точно также тщательна [414] исследую это, как и другие вопросы, но не довожу до крайности. Я полагаю, что краткое описание моих заме­чаний и поведения во время работы с пациенткой иллю­стрируют те общие принципы, которые я наработал.

Поиск по сайту: