Исследования второй трети XX века. (с.45)

О.А.Кривцова-Гракова. Характеристикой последующего этапа в археологическом обследовании Южного Заураля стало широкое применение стратиграфического метода и сопоставление материлов различных памятников, что привело к разработке первых научных периодизаций эпохи брозны региона. В это время были исследованы памятники, которые длительное время являлись опорными для решения андроновской проблемы в целом. В 1933 году О.А.Кривцова-Гракова приступает раскопкам Алексеевского поселения и могильника на реке Тобол неподалеку от города Кустаная. Поселение содержало керамику с уступчатым плечом и валиковую посуду. В могильнике была преимущественно посуда с уступчатым плечом, хотя в одной могильной яме был обнаружен сосуд с валиком. Кривцова-Гракова рассматривала все полученные материалы как одновременный комплекс. Она отнесла его к андроновской культуре, к её западному варианту. В этом мы видим продолжение тех идей, которые были заложены С.А.Теплоуховым и М.П.Грязновым. Сопоставление материалов комплекса с археологическими материалами Восточной Европы позволило хронологически связать материалы с уступчатым плечом (в современной терминологии алакульские) со срубной культурой, а валиковые материалы – с хвалынскими Поволжья (срубно-хвалынские или ивановские в поднейшей литературе) и предскифскими Украины. Таким образом, Кривцова-Гракова была очень близка к тому пониманию периодизации археологических памятников степной зоы, которое существует в настоящее время. Однако её подход к этому материалу как единовременному (а это рассматривалось ею как непреложный факт) вынудил выстроить следующую схему. На развитом этапе андроновской культуре свойственна посуда с уступчатым плечом. Далее, начиная еще с этого этапа, в материалах культуры нарастает количество валиковой посуды, доминирующей на позднем этапе. При этом посуда с уступчатым плечом сохраняется. Соответственновесь комплекс был отнесен к позднему этапу и датирован X-VIII вв.до н.э. Присутствие в могильнике почти исключительнопосуды с уступчатым плечом объяснялось использованием в ритуальной практике более традиционных форм керамики. Поскольку она полагала, что выявленная тенденция является всеобщей для всей андроновской культуры, предполагалось, что на востоке, в Минусинской котловине, подобное развитие андроновской культуры было прервано вторжением пришлых карасукских племен, что согласовывалось с мнением С.В.Киселева. При этом формирование андроновской культуры было связано все же с западным ареалом её распространения. С позиции сегодняшнего дня не следует забывать, что тогда исследователи не имели опыта раскопок многослойных памятников и слабо представляли себе эволюцию форм материальной культуры.

Был сделан и еще один вывод. В материалах Кожумбердынского могильника, раскопанного в 1930 году Б.Н.Граковым, Кривцова-Гракова обнаружилапосуду, которая по форме и орнаментации занимала промежуточное положение между западной (алакульской) и восточной (федоровской) керамикой. Выводы, приведенные выше, заставили её заключить, что это более ранняя керамика, чем керамика с уступчатым плечом и что она имеет параллели в могильниках в районе Челябинска, где сопровождает погребения, совершенные по обряду кремации. Таким образом, были намечены подходы к выделению еще одного, раннего этапа андроновской культуры, куда предполагалось включить памятники, сопоставимые с восточным вариантом. Именно на этом этапе, исходя из данной логики, и виделось продвжение андроновских племен на восток. Таким образом, намеченная периодизация может быть рассмотрена в качестве последовательных трех этапов, которые в современной терминологии могут быть назваы федоровскими, алакульскими и алакульско-саргаринскими.

Следует, впрочем, отметить, что Кривцова-Гракова пишет об этом раннем этапе весьма осторожн, поскольку материалов для его обоснования у неё явно недостаточно. В 1948 году О.А.Кривцова-Гракова раскапывает Садчиковское поселение и в опубликованной на основе этих исследований работе мысль о развитом (алакульском) этпе в развитии андроновской культуры уже не звучит. Керамика с уступчатым плечом рассматривается как полностью синхронная валиковой посуде, поскольку, как и на Алексеевском поселении, эти два типа керамики залегали совместно.

К.В.Сальников. Параллельно, в 30-е гг., в Южном Зауралье работает К.В.Сальников. Он проводит очень активные раскопки в районе Челябинска и на территории современной Курганской области. В довоенный перод им были раскопаны памятники, которые стали эталонными для андроновской культуры: могильники у села Федоровка и на озере Алакуль. Эти материалы, а также учет коллекций предшествующих раскопок убедил К.В.Сальникова в том, что на территории Зауралья присутствовали два различных культурных типа, которые соответствовали западному и восточному варианту андроновской культуры, и потому они не могут рассматриваться в качестве территориальных вариантов. Впоследствии он напишет, что традиционное членение андроновскх материалов на западные и восточные устарело и необходимио вводить иную терминологию, именуя западные комплексы алакульскими, а восточные – федоровскими. Подобная дефиниция сохранилась неизменной до наших дней. Все это подталкивало Сальникова к идее о хронологических различиях эих комплексов. В 1939 году Сальников раскапывает селище Кипель, где им было получено стратиграфическое соотношение этих культуных типов. Раскопом Сальникова были охвачены как жилища, так и межжилищные площадки. На площади раннего назменого жилища была выявлена посуда с плавной профилировкой, идентифицированная им как федоровская. В более поздних котлованах обнаружена алакульская керамика. На межжилищных пространствах оба этих типа керамики залегали вместе, но доля федоровской керамики в нижних слоях была выше. Вместе с тем, Сальников отмечает присутствие «посуды с резной орнаментацией», отличной от федоровской и более сопоставимой с алакульской, даже на уровне древней поверхности. Данное обстоятельство не помешало, учитывая целом прекрасную стратиграфию поселения, сделать вывод о перекрывании федоровского слоя алакульским. Я действительно считаю выводы К.В.Сальникова езупречными, хотя они и были впоследствии отвергнуты. Наше обращение к материалам селища показали, что в них присутствует петровская посуда, которую Сальников и называл посудой с резной орнаментацией. Выделение Г.Б.Здановичем петровского керамического типа произошло много лет позже и поэтому ни Сальников, ни впоследствии некоторые его критики были попросту не в состоянии идентифицировать этот материал. Вместе с тем. Данная стратиграфическая ситуация, на мой взгляд, вовсе не отражает соотношения федоровских и алакульских материалов в целом. Это лишь локальное явление на конкретном памятнике.

После войны К.В.Сальников раскапывает Замараевское селие, где наряду с алакульскими и федоровскими материалами были получены материалы, сопоставимые с валиковой коллекцией Алексеевского поселения, и определена их более поздняя хронологическая позициия. Их более поздняя дата обосновывалась также сопоставимостью с посудой раннего железного века. Вместе с тем, Сальников отметил присутствие части валиковой керамики вместе с федоровской и алакульской. Это будет впоследствии неоднократно использоваться его оппонентами. В настоящее время трудно сказать, чем вызваны эти наблюдения Сальникова. Скорее всего, он часто фиксировал в качестве замараевской не только поздние типы посуды, но и федоровскую поселенческую, в том числе валиковую керкамику, так как присутствие валика являлось в то время. А для многих исследователей является и сегодя, надежным признаком, позволяющим относить комплекс к финальной бронзе. Сам он объяснял этот факт тем, что на ранней фазе замараевского этапа замараевская посуда сосуществует с более ранними формами. Идет, таким образом, постепенное вытеснение старых форм новыми. Поэтому Сальников рассматривал Алексеевское поселение в качестве наиболее позднего, поскольку замараевскиеформы в нем преобладали.

В 1948 году на Первом Уральском археологическом совещании в Перми Сальников предложил периодизацию андроновской культуры. Примечательно, что это случилось в тот же год, когда была опубликована книга О.А.Кривцовой-Граковой. К.В.Сальников разделил андроновскую культуру на три последовательно сменявшие друг друга этапа: федоровский, алакульский и замараевский. Федоровский этап отличался погребениями по обряду кремации под курганной насыпью и посудой с плавной профилировкой; алакульский – ингумациями и посудой с уступчатым плечом; замараевский – посудой с валиками и воротничками. Кожумбердынская посуда рассматривается в качестве переходной от федоровской к алакульской. Федоровский этап был датирован Сальниковым второй половиной II тыс. до н.э., алакульский – XI-IX вв. до н.э., замараевский – VIII-VII вв. до н.э. Эти даты были основаны на датировках материалов Минусинского края, сопоставимых с федоровскими. Алакульский этап датировался, соответственно, с начала карасукского времени.

Таким образом, в результате этих двух первых периодизаций была определена более ранняя позиция федоровских древностей по сравнению с алакульскими. Комплексы с валиковой керамикой обоими исследователями признавались в качестве наиболее поздних. Различия были лишь в интерпретации алакульских материалов, которые Сальниковым были отнесены ко второму этапу, а Кривцовой-Граковой – к позднему.

Надо сказать, что уже в тот период синхронизация алакульских материалов с валиковыми представлялась многим исследователям мало приемлимой. Поэтому вскоре перидизационная схема, предложенная Сальниковым, начала доминировать и довольно быстро завоевывать новых сторонников. В последующие годы археологические работы осуществляются во многих ареалах, заняых памятниками андроновской культуры, и вбольшинстве из них исследователи обнаруживают как федоровскую, так и алакульскую керамику. Сейчас мы знаем, что материалы федоровской и алакульской культур встречаются совместно в ряде районов. Вместе с тем, существуют районы, где присутствует только тот или иной тип посуды или где какой-либо тип представлен очень слабо. Однако в тот период, когда огромная зона распространения андроновских памятников практически не была изучена и в распоряжении исследователей были лишь сравнительно небольшие коллекции с незначительных территорий, было вполне логично предположить, что по мере проведения дальнейших работ оба типа памятников будут открыты повсеместно. Достаточно вспомнить, что такие, хоршо, фиксируемые археологически, памятники, как синташтинские, были выявлены лишь в последние годы. К 60-м годам исключением являлась лишь Южная Сибирь, где многолетние работы так и не выявили алакульских материалов и никто не предполагал возможности их обнаружения. Было очень трудно предположить возможность сосуществования этих комплексов на одной территории, поэтому схема Сальникова представлялась наиболее приемлимой и объясняющей данную ситуацию. В результате, эта схема начала применяться и к другим территориям, тем более, что помимо Кипелиь какие-либо стратиграфические данные, указывающие на соотношение федоровских и алакульских древностей. Вместе с тем А.М.Оразбаев не был склонен отождествлять местные материалы финальной бронзы Северного Казахстана с замараевскими. М.П.Грязновыми было предложено распространить ареал карасукской культуры на Центральный Казахстан. К.А.Акишев полагал, что речь должна идти об особой культуре – дандыбаевской. Впоследствии для андроновской культуры Центрального Казахстана было принято иное обозначение этапов: нурский (федоровский), атасукский (алакульский) и бегазы-дандыбаевский. Таким образом, были сделаны первые шаги к пониманию того, что андроновская культура не может быть рассмотрена как нечто единообразное на всем своем протяжении, и были намечены первые локальные особенности культурного развития.

Пояивлись и более серьезные отклонения от схемы Сальникова. С.С.Черников при описании материалов эпохи бронзы Восточного Казахстана использовал собственную периодизацию, хотя формально и не подвергал критике выводы К.В.Сальникова. Комплексы этого региона он разбил на усть-буконьский, канайский, мало-красноярский и трушниковской этапы. При этом он наметил связи с местными энеолитическиим памятниками. Следует отметить, что Черников просто вынужден был действовать подобным образом, поскольку отталикаваясь от южноуральской периодизации он не мог интерпретировать восточноказахстанские материалы. Канайские материалы были сопоставимы с федоровскими, но соответствия алакульским материалам в Восточном Казахстане отсутствовали. Вместе с тем, трушнковские материалы, благодаря валиковой посуде, были сопоставимы с валиковыми копмлексами западных регионов, включая те, которые были названы Сальниковым замараевскими. Посуда же мало-красноярского этапа сочетала федоровские и валиковые черты, что позволяло наметить переход федоровских комплексов в валиковые, минуя алакульскую ступень. В последующие годы была выявлена федоровская валиковая поселенческая керамика в других регионах. При этом отсутствие этой посуды, по-видимому, вовсе не обязательно характеризует поздний характер памятника. Присутствие валика на посуде характерно для поселенческих комплексов культуры. С этой точки зрения, мы можем говорить о переходе федоровских комплексов канайского этапа Восточного Казахстана в валиковые трушниковские, минуя мало-красноярский этап.

Сальников обращает пристальное внимание на этот момент в своей последней работе, поскольку это полностью противоречило предложеннойим схеме. Он не видит основания для различия более ранней валиковой керамики и более поздней, находя в этом противоречие. Равным образом, он отвечает на критику О.А.Кривцовой-Граковой, которая указывает, что на поселении Ново-Бурино федоровская и валиковая керамика синхронны, а расположенный рядом могильник является федоровским. Сальников пишет, что Ново-Бурино не является одновременным памятником, а на Кипели замараевская керамика отсутствует, что не позволяет поместить эти комплексы в один хронологический период. Он приводит случаи, когда замараевская керамика отсутствует на алакульских памятниках. Следовательно (в его логике), она не могла появиться уже на федоровской стадии.

Некоторые другие исследователи высказали сомнения в применимости схемы Сальникова даже для Зауралья. В.Н.Чернецов и М.Ф.Косарев рассматривали алакульские и федоровские комплексы как разнокультурные. При этом оба исследователя полагали, что федоровские памятники являются автохтонными для северной части этого ареала и связаны с предшествующими местными культурами. Чернецов видел в них истоки формирования финно-угров. В последующие годы эта позиция неоднократно озвучивалась исследователями. Однако следует сказать, что базировалась она на недоказанной идее об автохтонности федоровского населения северной части Южного Зауралья и его генетической связи с предшествующим энеолитическим пластом. Кроме того, в качестве аргументов часто приводилось сопоставление некоторых федоровских орнаментов с очень поздними этнографическими данными о финно-угорских узорах. Безусловно, подобные подходы с позиции сегодняшнего дня совершенно неприемлимы. К сожалению, исследователи порой воспроизводят их, не вдумываясь в основания, которые лежат за этими выводами. В 60-е гг., когда исследователи только намечали подходы к решению андроновской проблемы, это было вполне опустимо. В настоящее время эти выводы дополнительного подтверждения не получили и безнадежно устарели.

Тем самым была положена традиция рассмотрения алакульской и федоровской культур в качестве разноэтнических, что подрывало идею андроновского единства. Косарев же, не сомневаясь в выводах Сальникова, сделанных на основании стратиграфии селища Кипель, полагал, что алакульское население является для региона пришлым. Это как будто подтверждалось и более слабой представленностью или отсутствием федоровских памятников на юге.

Однако в целом периодизация Сальникова была принята подавляющим большинством исследователей и бралась ими в качестве основы для осмысления собственного материала. Так, В.С.Сорокин, анализируя алакульскую орнаментацию, в качестве архаичных признаков рассматривал федоровские орнаментальные черты.

Таким образом, схема Сальникова стала на какое-то время доминирующей в андроноведении. Вскоре, впрочем, появились очень серьезные возражения, однако они довольно долго рассматривались в качестве равноправных альтернативных вариантов. Даже в конце 70-х гг. далеко не все археологи были убеждены, что эта схема не верна.

Тем временем Сальников продолжает свои работы на Южном Урале. Им исследуется разведкамми и раскопками большинство новых памятников в Зауралье и Приуралье. На основании обнаружения на поселении Береговское I алакульской керамики вместе с раннесрубной Сальников удревнил начало алакульского этапа до XVI-XV вв. до н.э. Сейчас такие факты известны в Южном Приуралье повсеместно. Вскоре эти выводы были подтверждены работами Э.А.Федоровой-Давыдовой, которая, впрочем, видела в этом доказательство несостоятельности схемы Сальникова. Ею были обнаружены доказательства одновременного существования алакульского, раннесруного и кожумбердынского типов, а также металла сейсминского тип. Для Сальникова это означало необходимость удревнения федоровского этапа, который получил дату XVIII-XVI вв. до н.э. Пи этом он базировался также на ранней дате, предложенной Киселевым для федоровских комплексо восточной зоны и на обнаружении архаичного бронзового наконечника страелы в Смолинском могильнике, сопоставляя его с балановскими копьями. Последний аргумент в настоящее время не может быть принят, поскольку он основывался на чисто эмоцианальной оценке. Соответственно, алакульский тип был датирован XV-XIII вв. до н.э., а замараевские древности были отнесены им к XII-VIII вв. При этом даже сам Сальников видел и обращал внимание на многочисленные факты присутствия в закрытых погребальных комплексах керамичсеких и погребальных признаков алакульской и федоровской культур. Вместе с тем, Сальников подвергал критике тех исследователей, которые, разделяя его точку зрения, пренебрегали очевидными фактам, которые ей противоречили. В частности, он выступает против В.С.Сорокина и Е.Е.Кузьминой, которые были склонны рассматривать федоровские черты на кожумбердынской посуде в качестве признака боле ранней хронологической позиции этих материалов относительно собственно алакуля. Он указывает, что эта посуда встречается в одних комплексах с алакульской и поэтому не дает оснований для выделения особого этапа, а лишь отражает специфику развития отдельных регионов.

Интересные взгляды, оказавшие впоследствии определенное влияние на его взгляды, были получены Сальниковым в окрестностях Магнитогорска, где в Мало-Кизильском могильнике им было исследовано шесть погребений, отнесенных к полтавкинскому типу. Был сделан вывод о приходе этой популяции из Поволжья. Сальников исследовал здесь также ряд срубных памятников, имевших срубно-алакульские черты. Он полагал, что формирование срубной культуры в этом регионе происходило параллельно с формированием её в Поволэье на базе проникших сюда полтавкинских племен. Этот вывод Сальникова был подтвержден и нашими последующими исследованиями, однако, как и исследователями в Поволжье, нами был сделан вывод о том, что раннесрубные комплексы формируются на основе синташтинской культуры. На миграцию полтавкинских племен из Поволжья, на взгляд Сальникова, указывало и присутствие пережиточных полтавкинских черт в срубной керамике Башкирии. Вслед за большинством исследователей, в первую очередь О.А.Кривцовой-Граковой, Сальников выделял в срубной культуре два этапа – покровский (или собственно срубный) и хвалынский (валиковый) и датировал их соответственно XVI-XIII вв. до н.э. и XII-VIII вв. до н.э.

В этом районе им было исследовано также Мало-Кизильское селище, отнесенное к абашевской культуре. Исследования этой культуры проводились Сальниковым и в Южном Приуралье. Он дал основные характеристики уральского абашева, которое по параллелям с Сейсминским могильником и обнаружено в поселении Баланбаш псалия, близкого микенским, датировал третьей четвертью II тыс. до н.э. Первоначально Сальников следом за большинством исследователей полагал, что формирование абашевской культуры происходило на основе фатьяновской культуры, и привел новые доказательства в пользу этой гипотезы. Поэтому уральские памятники рассматривались им как более поздние относительно поволжских. Это подкреплялось, на его взгляд, уменьшением фатьяновских черт в абашевской керамике с запада на восток. Впоследствии он несколько модифицировал эту точку зрения, считая, что культура формировалась одновременно в широком регионе за счет импульсов среднеднепровско-фатьяновских племен, но с широким участием местных популяций. На последнее наиболее очевидно указывали материалы Мало-Кизильского селища, керамика которого содержала черты культур ранней бронзы Урала. В современной терминологии Мало-Кизыльское поселение можно рассматривать по материалу как нечто промежуточное между синташтинскими памятниками и уралським абашево, а те черты, которые Сальников обозначил как раннебронзовые, более корректно называть энеолитическими. При этом он считал, что более позднее оформление абашевцев Урала относительно абашевцев Поволжья и Подонья было невозможно, поскольку именно с Урала прочие абашевские популяции снабжались металлом. Однако Сальниковрассматривал уральские и зауральские памятики в рамках абашевской культуры, фиксируя в ней лишь наличие ряда локальных вариантов.

А.П.Смирнов отнес Мало-Кизыльское селище, как и прочие памятники уральского абашева к особой баланбашской культуре. Эта точка зрения позднее была поддержана Е.Н.Черныхом, который выделял в этой кульутер два компонента – абашевский и представленными элементами «местной лесной культуры, характеризующейся керамикой с волнистым и гребенчатым орнаментом кысыкульского типа». Позднее А.Д.Пряхин говорит о принадлежности селища к уральской абашевской культуре.

Таким образом, во многом взгляды Сальникова на срубную и абашевскую проблематику совпадали со взглядами исследователей, работавших в Восточной Европе. Однако полученные Сальниковым стратиграфические данные на поселении Береговское I, где слой со срубной керамикой перекрывал абашевский слой, требовали как-то объяснить ситуацию с датировками этих культур. Напоминим, что в то время никто не датировал абашевские материалы ранее срубных. Поэтому Сальников объяснил это локальными особенностями, считая, что в самом начале формирования срубной культуры (в середине II тыс. до н.э.) в этом регионе появляются абашевцы, которые какое-то время сосуществуют со срубниками. Это сосуществование было недолгим и абашевцы затем покинули Южный Урал. С этого момента начинается тесное взаимодействие срубников с андроновцами.

Значительные открытия были им сделаны на памятниках лесной зоны, северной лесостепи и в Южном Приуралье. В ходе ряда полевых сезонов им были выявлены памятники черкаскульской культуры, названной так по селищу Черкаскуль II. Исследование селищ Межовское и Березовское позволили говорить о различии материалов внутри черкаскульской культуры и предложить членение её на три этапа: черкаскульский, межовский и березовский. Сальников дал характеристики керамическим комплексам этих этапов и отметил, что собственно черкаскульская посуда, с пышной орнаментацией и плавной профилировкой, близка федоровской, что позволило ему синхронизировать федоровский и черкаскульский этапы. Межовская и березовская посуда, с валиками и воротничками, может ыть синхронизирована с замараевским этапом более южных районов. Помимо этого Сальниковым был выделен коптяковский тип керамик, отдельные признаки которого могут быть сопоставлены с более ранними аятскими комплексами энеолитического времени. Однако Сальников не считал возможным связывать происхождение черкаскуля с коптяками. Тем не менее, им была намечена линия преемственности культур лесной бронзы от энеолита до раннего железного века и выстроен генетический ряд последовательно сменяющих друг друга культур и этапов: аятская культура, черкаскульский этап, межовский этап, березовский этап. Предполагалось, что последний может быть связан с иткульскими материалами раннего железного века. Аятские материалы не дают безусловной возможности их связи с черкаскулем, тем не менее, Сальников эту связь постулировал, ничем её не обосновывая.

Сходство черкаскульской керамики с федоровской стимулировало вывод об их общих корнях, которые виделись в лесном энеолите Зауралья. Собственно этим и была задана тенденция, которая очень долго доминировала впоследствии в андроноведении, о формировании федоровской и черкаскульской культур на бае местного энеолита и насоледовании ими типичых для Урала традиций гребенчатого геометризма. Впоследствии некоторые исследователи начали рассматривать коптяковский тип в качестве связующего между энеолитом и черкаскулем или федоровкой. Однако другими исследователями это положение было отвергнуто, а связывать эти комплексы напрямую более чем проблематично. Тем самым были подорваны основы для того моделирования федоровского и черкаскульского этногенеза, которые были заложены Сальниковым. Тем не менее, традиция эта осталась очень устойчивой, и археологи часто пишут об уральских энеолитических корнях этих культур, о наследовании традиций гребенчатого геометризма, даже не пытаясь выстроить конкретные типологические рядаы. Освященная временем традиция оказывается более весомой, чем любая археологическая аргументация.

В результате, черкаскульский этап как синхронный федоровскому был датирован с XVIII в. до н.э. Межовский и березовский этапы получили даты в рамках последней четверти II тыс. до н.э. и начала I тыс. до н.э. соответственно.

Исследования в бассейне реки Урал выявили срубные памятники, или памятники, имевшие смешанные срубно-алакульские черты. Серия подобных находок была сделана и Э.А.Федоровой-Давыдовой в Оренбуржье. Кроме того, была очевидна близость срубных и алакульских материалов. В своей последней раоте Сальников даже пишет о том, что алакульские комплексы ближе срубным, чем федоровским. Это стимулировало к поискам объяснения этой близости. Первоначально Сальников допускал участие полтавкинского населения в процессе формирования алакульского этапа на территории Оренбуржья. Затем писал о влиянии срубной культуры на трансформацию федоровских комплексов в аалкульские, но только на территории Магнитогорского и Орско-Домбаровского районов. В целом же он попытался найти новые факты, подтверждающие эволюцию федоровских комплексов в алакульские, описывая переходные формы в керамике и обряде Челябинского региона. Следует также отметить, что в тех районах, где присутствие раннесрубного материала маркирую ранний характер алакульских памятников, федоровские памятники отсутствуеют. Даже сегодняшняя степень изученности региона эту ситуацию не изменила. Собственно, в 60-70-е гг. многие исследователи также учитывали этот факт.

После всех дискуссий в окончательном виде схема Сальникова выглядела следующим образом. Федоровская и черкаскульская культуры формируются на базе южноуральских, энеолитических культур в лесостепной и лесной зоне Южного Зауралья. При этом Сальников оказался не в состоянии назвать комплексы, с которыми эти культуры могут быть генетически связаны. Он упоминает об использовании культа огня в Юрзанскх пещерах, датируемых энеолитом, и в неолитическом Томском могильнике. По линии Магнитогорск-Троицк намечается граница между федоровскими и полтавкинскими памятниками, хотя несколько выявленных под Магнитогорском погребений так и остались единственными памятниками, указывающими на полтавкинское присутствие в Зауралье. Эта ситуация осталась неизменной и на сегодняшний день. В черкаскульской керамике он видел как андроновские, так и местные элементы. Вместе с тем, Сальников указал на пристутствие в ней отдельных абашевских элементов, что было подтверждено дальнейшими исследованиями. Сальников отметил тенденцию смещения черкаскуля на западные склоны Уала и обосновал зауральское происхождение этих комплексов. Далее черкаскульская культура претерпевает довольно плавную эволюцию к межовским и березовским древностям, а федоровский этап андроновской культуры трансформируется первоначально в алакульский и далее в замараевский. Однако под влиянием работ Э.А.Федоровой-Давыдовой. Сальников допускал срубные влияния при формировании алакульской культуры в некоторых степных районах Урала. Это лишало предложенную им схему былой жесткости. Кроме того, сопоставимость черкаскульскх материалов с федоровскими, а межовских с замараевскими создавала на севере региона не вполне объяснимую лакуну, синхронную алакульским материалам. Поэтому Сальников в своей работе очень неотчетливо пише об этом, синхронзируя черкаскуль с федоровским и отчасти алакульским типами, а межовский этап с поздним алакулем и замараево.

Тем не менее, несмотря на то, что впоследствии схема Сальникова была отвергнута, значение его работ для археологии Южного Зауралья переоценить трудно. Им были выделены описаны культурные типы (алакульский, федоровский, замараевский, коптяковский, черкаскульский, межовский, березовский, которые впоследствии легли в основу характеристики андроновских материалов не только в Южном Зауралье, но и во всем ареале андроновской культуры. Были выявлены также срубные памятники в бассейне реки Урал, под Магнитогорском.

Во всех своих работах, включая одну специализированную статью, Сальников уделял пристальное внимание истории металлургического производства на Урале, справедливо рассматривая Урал в качестве основной рудной базы эпохи бронзы. Им были описаны основные типы металла уральских культур, приводятся данные о рудниках, которые, на его взгляд, эксплуатировались в эпоху бронзы. Сальников полагал, что большинство типов металла, известных в это время на Урале, имеет происхождение. Исключение делалось им лишь для топоров, которым обнаруживалось восточноевропейские и кавказские связи. Аналогичным образом трактовал Сальников и первое обнаруженное на Урале свинцовое изделие – браслет из Мало-Кизыльского селища. Он считал это доказательством наличия местной выплавки свинца. Этот вывод Сальникова в последнее время получил серьезное подтвержение в виде обнаружения свинцовых изделий на памятниках синташтинской культуры, в том числе выявлении шлака, полученного при плавке свинца. Им приводятся описания шлака, руды, найденной на поселениях, результатов химического анализа металла, реконструкция технологии производства, анализируются клады бронзовых изделий. Сальников считал, что на Урале функционировал особый очаг металлургии.

Поиск по сайту: