Глава 1. - Не-е-ет! Нет! Пустите меня, уроды

- Не-е-ет! Нет! Пустите меня, уроды! Ебучие уроды, отпустите меня-я-я! – верещал бледный парень с побитым лицом, в разорванной рубашке, на которой видны были кровавые подтеки от ударов. Коротко стриженные темные волосы, злой и колючий взгляд каре-зеленых глаз, в полумраке казавшихся почти черными, довольно большой нос с горбинкой – сломан не раз, темные вечно нахмуренные брови, проколотые несколько раз уши не делали Эвана Тайлера, в ярости бьющего кулаком по окошку водительского отсека, ногой в это время долбя в стенку машины, в которой его везли, добропорядочным гражданином. – Эй вы, мудоебы? Вы меня вообще слышите? Я-то, блять, ни в чем не виноват, что мой папаша мудак?! Выпустите меня! Это нарушение частных прав! – орал он, но на него не обращали внимания.

Эван вздохнул и снова уселся на сидение, развалившись, как дома, откуда его буквально пару часов назад вытащили, скрутили и теперь везут в тюрьму.

«Блять! С-с-сука! Ненавижу этого ушлепка! Убил кого-то и свалил, а меня в тюрьму! Меня, блять! За Его гребанное преступление!» - бесился он, не зная, рыдать ему от горя или продолжать мысленно расчленять отца, который благополучно ускользнул из рук Правительства, а так как Эван был его единственным сыном, его быстро вычислили, хоть он и старался лечь на дно, зная папашу.

Эван Тайлер, двадцатилетний парень, не был образцовым законопослушным гражданином, каким бы его хотело видеть Правительство, он был сорванцом, немало просидел в колониях, но в тюрьму, это страшное место, где кончается старая жизнь и начинается новая, он точно не хотел. Мелкие шалости, вроде краж из магазина, избиение одноклассников он отрабатывал на исправительных, а потом снова ложился на дно. Его отец, не занимавшийся ребенком ну совсем никак, разве что научил обращаться с ножом, в тюрьму тоже не хотел, потому делал свои дела очень тихо, пока вот не пришил кого-то и забыл, блять, сына предупредить!

- Эй вы там! Кретины-ы-ы! – провыл парень, закидывая ногу на ногу и морщась от боли. – Ебана-а-а-аты! – он специально нарывался, хотя знал, что ему и так немало досталось за неповиновение. Машина остановилась, но Эван не знал, где они – окон в его отсеке не было.

- Рот закрой, мальчишка, - прорычал один из мужчин, распахивая дверь и проходя в отсек. Он пинком вытащил парня, а второй смачно добавил дубинкой по почкам. – Вставай!

Эван закашлялся, согнувшись от боли, но снова гордо встал, ухмыльнулся и огляделся. Он был перед дверью в тюрьму – огромное серо-черное здание со множеством камер и бойниц. Он повертел головой, осматриваясь, но во внутреннем дворике никого не было – видимо, обед.

Мужчина-надзиратель грубо толкнул его в спину, заставляя идти вперед. Наручники тут же оказались на Эване, щелкнув. Его провели по темным старым коридорам, наконец выводя в новый «квартал» - его будущий дом. Здесь стены были поновее, окрашены в тусклый зеленый цвет, а лампочки под потолком хотя бы не мигали. Его вывели в хорошо освещенный большой зал, где сидели сотни заключенных и поглощали пищу. Стук открывающейся двери заставил их обернуться, а парня впихнули внутрь, сняли наручники, и, рявкнув «сначала пожрешь, а потом обустроишься», сильно толкнули, заставляя упасть и проехаться пару метров по скользкому полу, остановившись перед одним из столиков.

Остановился парень, надо признать, весьма удачно. Но… не для него удачно. Для всех остальных заключенных – разговоры в зале почти сразу же стихли. Все предвкушали неслабое такое веселье. Потому что Эван остановился в САМОМ неудачном месте во всей тюрьме. Рядом с одним из «боссов», «ребенком тюрьмы».

Приподняв голову, парень встретился со светлыми, какими-то выцветшими глазами светло-светло-синего оттенка. Не голубыми, не «ледяными» - весьма странными, словно прозрачными. Усталыми, немного запавшими, узковатыми, с темными кругами под ними. При первом же взгляде дальше можно было понять, что сам обладатель странных глаз им под стать – худощавый, бледный просто до безумия, с остро очерченным лицом, резко выступающими скулами и широким лбом, закрытым длинной грязно-русой челкой. Сразу видно – вырос в тюрьме и почти никогда не покидал ее. Нестриженые торчащие волосы, колышущиеся, когда молодой человек покачивал головой, словно в такт своим мыслям, мерно постукивающие по столу пальцы и пустой взгляд, даже когда он убивал – все это не делало его страшным. До того момента, конечно, как тебе в глаза не воткнется тот же карандаш, который позже перекочует и в глотку.

Это был Йен. Просто Йен, без всяких фамилий – он родился в тюрьме, как и его мать, и было уже не до своего генеалогического древа. Но за глаза его называли – и парень знал это – Пустым. И его это устраивало вполне.

Он медленно запрокинул голову, вздохнул, вновь опустил глаза на лежащего у его ног новенького и внезапно с силой заехал ему тяжелым ботинком по лицу, тихо бросив в сторону:

- Убери это, - слова были обращены к сидящему рядом с ним парню – хрупкому, маленькому, вертлявому, с лицом умненькой обезьянки – темные волосы и черные глаза, а также немного вытянутый овал лица делали сходство просто ошеломляющим. Но этот, в отличие от Пустого, сидящего рядом с ним, был красив и уж точно не вызывал отвращения.

- С-с-сука ебучая! – взвился Эван, с трудом садясь и кашляя. Из носа обильно текла кровь, он медленно опухал, на скуле остались ссадины от подошвы ботинка – красавец, одним словом. Он с силой пнул стул под Йеном, отчего тот невольно вздрогнул, отъехал пару сантиметров, но не упал.

- Профессор, я кому сказал? – русый снова запрокинул голову, даже не обращая внимания на злющего парня внизу, и кинул быстрый взгляд на третьего паренька, сидящего за столом – тоже невысокого, черноволосого пацана лет пятнадцати, явно забитого, но в то же время… точно опасного. – Я поспорил с Мелким, что не попаду в карцер в течение двух месяцев. А за убийство новичка точно проиграю. Ненавижу проигрывать, - пустым голосом сказал он, и от этих слов «обезьянка», он же – Профессор, поскольку действительно был весьма умным парнем, наклонился к Эвану, протягивая ему руку и улыбаясь.

- Ты прости его. Наша Красотка – психанутый просто, - он весьма весело улыбнулся и покосился на Пустого, но тот никак не отреагировал – был с Профессором в прекрасных отношениях, и тот мог издеваться над ним, как хотел. Равно как и Мелкий. Остальным было опасно вообще с Йеном говорить.

- Ага, блять, ахуенно, псих ебучий, - пробормотал Эван, поднимаясь с помощью Профессора. Этот парень ему ничего плохого не сделал, незачем было отталкивать его помощь. Друзья или хотя бы знакомые ему тут понадобятся.

На лице Профессора на секунду мелькнуло удивление, затем – страх, и он резко повернул голову к Пустому, но тот, кажется, никак не отреагировал, только опустил голову так, что усталые глаза почти скрылись за длинной челкой. Это парню понравилось еще меньше, и он поспешно усадил Эвана за стол рядом с черноволосым парнем, на единственное свободное место прямо напротив русого. Склонился, быстро вытер Эвану кровь рукавом и одновременно тревожно сказал:

- Не надо так о нем. Хотя бы вслух. Никогда, слышишь, - он снова улыбнулся, теперь уже с некоторой угрозой.

- Он мне только что по лицу заехал. Просто… так, - прорычал Эван, удивленно прервавшись на секунду, когда ему вытерли кровь.

- Ну и что? – свистящим шепотом поинтересовался парень, быстро прикоснулся к носу парня, затем к его скулам, проверяя, все ли в порядке, и улыбнулся ему. Затем повернулся к брюнету, сидящему с таким видом, будто его тошнит. – Мелочь, объясняй.

- Мы поспорили, поэтому ты до сих пор живой, - тихо и нервно пробормотал он, оглядываясь по сторонам и сжимая кулаки. Зубы у него застучали, когда он поднял глаза на сидящего рядом Эвана, потом обвел взглядом уже вновь говорящих заключенных, и, наконец, остановился на Пустом. Взгляд тут же преобразился – стал расслабленный и уверенный. – Тебе просто повезло.

- Ебать, как круто! – отозвался с сарказмом Тайлер, рассматривая своих внезапных собеседников. Он-то и правда ожидал, что его сразу грохнут, как только он сюда зайдет, ведь здесь нет совершенно никаких порядков и законов кроме законов «босса», на свободе об этом наслышаны. Истории из тюрьмы часто рассказывали в народе, но так, чтобы не услышали лишние уши.

- Ну да, круто, - хихикнул Профессор. Потом протянул руку Эвану, склоняя голову, от чего темные волосы упали на глаза. – Меня Андреем зовут. Но вообще, я Профессор, и просто Проф. Это, - он кивнул на сидящего рядом, - наш безымянный красавец, откликается на Мелкого. А ты чуть не попал на расправу к Йену, - тут Профессор улыбнулся как-то по-другому, чуть злее. – К Пустому. Тебе очень не повезло. Он тут царь и бог.

- Эван. Эван Тайлер. Просто случайно попал, по ебанному закону. А вы? - ухмыльнулся парень, протягивая ладонь в ответ - Почему безымянный? – он с интересом уставился на Мелкого, полностью игнорируя так называемого Пустого, как, впрочем, и тот его.

- А, типа за родителей? – понимающе ухмыльнулся Проф. – У нас тут половина таких. Я вот лично сижу за то, что доумничался – на спор хакнул главный сайт с нашей сраной «Библией» и написал на главной странице, что все мудоебы. Ну что, вот мудоебы и пришли. Мелочь наша сюда за мать попала, лет так в… Мелочь, тебе сколько было? – парень быстро неразборчиво пробормотал что-то в ответ, и Проф хмыкнул. – Меньше года. Безымянный – потому что мать его трахнули в первый же день и неплохо так, до сумасшествия. Там человек семь было, наверное – к нам девушки редко попадают… Так что имени его она как-то не успела назвать, - он хохотнул, безымянный тоже слабо улыбнулся, явно нисколько не волнуясь о том, что случилось с его матерью. Профессор тут же принялся нести какую-то чушь, даже не заикаясь о Йене, сидящем рядом и опирающимся острыми локтями о стол. Еду он полностью игнорировал.

- Можно? – нагло спросил Эван, обращаясь к Пустому и указывая на поднос с едой. Уж если помирать, так с фарсом, а Эван был уверен, что со своим задиристым характером долго не протянет. А сейчас он был жутко голоден, потому что в тюрьму-то его, конечно, не сразу привезли, сперва помариновали в камере при суде. Ну так, для проформы, чтоб меньше орал, только вот орать он меньше не стал.

Тайлеру было до жути интересно, как попал сюда Йен, раз уж это такая тайна и Проф об этом не говорит. Как ни посмотри, а брюнет был проницательным и с цепким умом, только задиристый и наглый.

- Нет, - спокойно и тихо отозвался русый, поднимая пустые прозрачные глаза на Эвана, но тут же опуская их обратно вниз, словно рассматривал лежащую перед ним еду. Профессор и Мелкий молчали, глядя на своего предводителя и явно не желая вмешиваться в их с Эваном разговор. – Хотя… Ты оттуда? – больше Пустой головы не поднимал, но вопрос явно был предназначен для новенького.

- Отсюда. Город рядом с тюрьмой видел? Ну, конечно же видел. Там и родился. Только мамаша моя как-то странно слилась еще в детстве, а отец сейчас, видимо, забыл, что надо сообщать сыну, когда надо прятаться, если он грохнул кого-то, - Эван сжал руки в кулаки, снова чувствуя дикую злость и ненависть к отцу.

Йен теперь все же поднял голову, заглядывая в глаза Эвана теперь уже открыто, словно искал там что-то. Но явно не нашел – чуть загоревшийся взгляд парня погас, и он подпер голову рукой, бесстрастно произнося тихим голосом:
- «Там», «оттуда» - свобода. Она везде «там». Расскажи мне. Хоть что-то, - на секунду глаза вновь сверкнули, пусто и болезненно.

- Свобода… Я не знаю о свободе ничего, - выплюнул Эван. – Там нет свободы, ты ошибаешься. Там есть лишь прогнивший насквозь мир, скоты-правители и их подчиненные. Там не живут, а выживают. Там нет ни радости, ни счастья. «Там» только одно хорошо – ты ложишься, когда захочешь и делаешь, что хочешь, - улыбнулся грустно Эван, - если ты мертв.

- Там свобода, - повторил бесстрастно парень. По его губам скользнуло что-то злое, бездушное, змеиное. - Ты поймешь, когда проживешь тут немного. Расскажи мне еще, Сказочник. Все что угодно.
Профессор и Мелкий переглянулись между собой, и "обезьянка" беззвучно пробормотал: "Ну пиздец".

- Что? Как ты меня назвал? – удивленно переспросил Эван, глядя на парня в упор.

- Сказочник, - спокойно повторил тот, вновь принимаясь мерно постукивать пальцами по столу. - Ты Сказочник.

- Сказочники не попадают в тюрьму, - парировал Тайлер, неожиданно пододвигая поднос к себе.

- Только они и попадают, - легко парировал Пустой, неожиданно сам чуть отодвигая от себя поднос, толкая его самыми кончиками пальцев - и тут стали заметны ожоги на них, словно парень долго держал пальцы над свечой или прижигал сигаретой. Ожог на указательном пальце еще не подсох, и влажно посверкивал.

Тайлер не ответил, с жадностью принявшись за еду, но тоже замечая ожоги на пальцах. Стало еще интереснее: что это за личность, к разговору которого незаметно прислушиваются окружающие столики. «Босс? Скорее всего, - подумал Эван, исподтишка разглядывая парня, - странный какой-то босс».

Пустой склонил голову, приоткрывая рот и глядя на Эвана прозрачными глазами, но Профессор рядом с ним внезапно легко толкнул парня в плечо и чуть нахмурился.
- Ты уже третий день не ешь, Принцесска? Опять начал с ума сходить? Не, это плохо. За ужином - хоть кровь девственниц пей, но что-нибудь сожри.

- Считаешь себя выше еды? – хмыкнул Эван, который сам обожал поесть. – Тогда могу сказать, что ты скоро рассыпешься, - добавил он, намекая на излишнюю худощавость парня. Но вот отказываться от той еды, что ему дали – ни за что, даже его доброта на это не способна.

- Я и так умираю, - просто отозвался он, полностью игнорируя аж рот открывшего Профессора - тот никак не ожидал, что Йен будет просто трепаться с новеньким - и переводя взгляд с лица Эвана на его руки. Прикрыл глаза. - Или умер. Плевать. Не хочу есть. Меня тошнит от еды.

- Тайлер! – прогремел голос. Эван быстро обернулся в поисках источника и наткнулся на огромного мужчину в форме военного и с винтовкой на руках. Он медленно шел вдоль столов, изредка пиная какие-нибудь стулья, но никто не возмущался. Надзиратель, как-никак.

- Тута я, - отозвался, ухмыляясь, парень, поднимая руку.

- Жопу поднял и на выход! – рявкнул мужчина, тряхнув винтовкой для устрашения.

- Оке-е-ей, - пропел брюнет, медленно поднимаясь и вальяжно подходя к дверям, сунув руки в карманы джинсов. Вообще, в тюрьме была форма, только вот Тайлеру ее еще не выдали, а потому он щеголял в узких-узких джинсах, что прекрасно подчеркивали его задницу, и полуразорванной рубашке в собственной крови, которая еле прикрывала отличное тело, правда изукрашенное сейчас кучей синяков с кровоподтеками. Он не спеша вышел из столовой, подталкиваемый дулом винтовки, но сохраняя невозмутимость на лице и даже наглую ухмылку.

- Его трахнут завтра же, - севшим голосом пробормотал Мелкий, тут же задрожав, как кленовый лист и опустил голову, почти что утыкаясь в свой поднос. Профессор мрачновато кивнул, укладывая руку русому на острое плечо.
- Надо сказать этому Сказочнику, что тут далеко не сказочка. И вообще, Йен, ты тут что, наебнулся совсем? Ты сегодня офигенно разговорчив!

Пустой никак не отреагировал, с полуоткрытым ртом уставясь в одну точку - на дверь, за которой скрылся Эван. По лицу парня понять, что он думает, было невозможно, и Проф вполне логично решил, что это молчание, как и всегда, означает одно.
- Не убивай своего Сказочника сразу, окей? Он поймет все.

А Эван тем временем, не подозревая о разговорах о себе, шествовал по коридору, подталкиваемый с двух сторон.

- Ну не пихайтесь, блять! – воскликнул он после очередного толчка. – Я сам идти могу, прихуевшие сволочи, – выплюнул он, тут же получив удар по почкам, потом под коленки, и рухнул на пол, согнувшись от удара в живот.

- Ты еще научишься себя вести, - пнув Эвана еще раз, прорычал надзиратель, от души заезжая тяжелым ботинком парню по лицу. Нос хрустнул, а брюнет болезненно выдохнул, скорчившись на полу. – Поднимай его, еще пол забрызгает, - рыкнул мужчина на помощника, который тут же поставил парня в вертикальное положение, подталкивая дальше. Эван качнулся, кровь из носа пропитала некогда светлую рубашку, добавив еще пятен и грязи. Он одной рукой осторожно сжал нос, охнул, и резко вправил его, стиснув зубы. Прижимая край рубашки к носу, парень пошел дальше, чуть покачиваясь от боли.

Вскоре его привели в кладовую, где выдали форму и остальные принадлежности, а главное – его вещи, те, что он успел запихать в сумку, пока ему дали три секунды дома. Он постоял перед главным надзирателем, пока тот что-то втемяшивал в его башку, получил еще пару пинков и был отправлен в свою камеру.

- О, неожиданно, - гнусаво сказал Эван, проходя в камеру, где на нижней полке сидел Йен.

Пустой молчал, выцветшими глазами скользя по запачканному в крови лицу Эвана и даже не шевелился - просто сидел, безвольно привалившись к стене рядом с кроватью плечом и глядя словно в пустоту. Грудь его вздымалась от мерного глубокого дыхания, и на ней, в тусклом свете ламп, посверкивал простой серебряный крестик.

Эвану была представлена прекрасная возможность оглядеться и понять, где будет жить всю оставшуюся жизнь. Камера была средних размеров, расчитанная на двоих человек. Двухъярусная кровать, стол с валяющимися на нем ручками и пачка листов бумаги, полностью изрисованная черной пастой - видно, дело рук Йена, - окно с решеткой, заляпанной чем-то бурым, напоминающим кровь, две стоящие свечки под ней и пачка сигарет, открытая и наполовину пустая.

Эван пригляделся чуть повнимательнее и с легкостью заметил за спиной Пустого, прямо на стене, целую кучу надписей, часть из которых была нацарапана чем-то, а часть - написана ручкой. Или не ручкой, но чем-то черным, напоминающим пепел.

- М-м, - протянул парень, закончив осмотр. Он подошел к своей полке, логично предположив, что будет спать на верхней, кинул туда выданную форму. Бросил на стул спортивную сумку, доверху наполненную первыми попавшимися вещами, и расстегнул ее. Потом стянул с себя рубашку, решив, что выкинет ее позднее, и вернувшись к кровати, взял серую майку из тех, что были выданы, и натянул ее. Майки на нем смотрелись прекрасно, даже показывая парочку татуировок – одну на плече в виде головы волка, и одну на запястье – китайскую монетку из тех, что покупают на счастье.

Подойдя к стулу, он выудил из недр сумки плеер – тонкий прозрачный экранчик – и две кнопки беспроводных наушников. Все это он сложил на стол. Наклонившись, вытащил из кеда маленький телефон и швырнул его в стену.

- Сказочник, - тихо прошелестел Йен, но так, что Эван услышал не сразу, а только после нескольких повторов. Это Йена слегка разозлило - хотя, понять это было реально сложно, поскольку парень позы не поменял, только сощурил глаза. - Зачем?

- А нахуя он? – спросил брюнет в ответ, со злостью наступая на мобильник и добивая его. – Я, блять, тут навсегда. Нахуя мне телефон? Чтоб позвонить отцу? – с сарказмом говорил он, буквально размазывая аппарат по полу.

- Пожалеешь, - равнодушно произнес парень, закрывая усталые глаза и чуть склоняя голову, будто резко заснул. Это было не так, хотя плечи и мерно вздымались, выдавая ровное дыхание.

Пустой абсолютно не казался страшным сейчас, безжизненный и словно выцветший, он был хрупок, слаб на первый взгляд, беззащитен. Новичкам часто казалось, что никакой он не "босс", и что опасаться его не надо. Йен доказывал обратное.
- Я двадцать пять лет тут. Я знаю.

- Найду другой. Телефон – это не проблема «там», - ответил, тут же замолкая, Эван. Этот парень его и заинтриговывал, и отталкивал. А еще, оказывается, он тут родился. Брюнет вернулся к сумке, перестав кромсать телефон, выуживая из нее одну за другой несколько книг. Книги были безумной редкостью в это время, но Эван все же любил их, любил их запах и шелест страниц, ведь они достались ему с таким трудом. Сейчас книги уже не печатали, на это был запрет, но подпольные организации продолжали разносить по миру бумажные томы и фолианты. Эти вот две – любимые Эвана – классика – «451 градус по Фаренгейту» Брэдбери и «Над пропастью во ржи» Сэлинджера: старые, потрепанные, написанные несколько сотен лет назад, были его чуть ли не сокровищем. Ну почти. Достались от неизвестной матери.

Пустой, заслышав шелест страниц, поднял голову, словно испугавшись, что парень полез копаться в его рисунках, но заметил в его руках два потрепанных тома. Глаза у парня расширились, и он в одно мгновение оказался рядом с Эваном, вроде бы слабо сжимая его запястья, но они тут же онемели. Книги рухнули бы на пол, не успей русый их подхватить. В его взгляде, словно ожившем, скользило удивление вперемешку с жадностью.

- Книги, - хрипловатым, севшим голосом выдохнул парень. Он слышал о них только от Профессора, но никогда не видел. - Сказочник... книги... Прочитай, - тут же прошелестел он. Это не было просьбой, но и приказом тоже не было - Пустой говорил так, словно просто представить не мог, что ему откажут.

- Х-хорошо, - удивленно ответил Эван, - никогда не видел что ли? – он с еще большим интересом уставился на этого странного человека, попутно отмечая, что они, оказывается почти одинакового роста, только Пустой разве что на сантиметр-полтора выше.

Блеклые глаза неожиданно близко заглянули в ясные пока глаза парня. Зрачки метались, словно выискивая что-то, отчаянно выискивая, но так и не находя, а затем Йен по-прежнему безэмоционально произнес:
- А мог? Я тут, а не там.

- Читать умеешь? – без подколов, просто спросил Эван, шмыгая разбитым опухшим носом. Кровь, благо, идти перестала. Но, несмотря на свой вопрос и не дожидаясь ответа, он открыл первую страницу, спихнул сумку на пол, не заботясь о сохранности вещей, и, усевшись на стул лицом к спинке, поставил книгу на эту самую спинку и начал читать:
«451 градус по Фаренгейту - температура, при которой воспламеняется и горит бумага.

Жечь было наслаждением. Какое-то особое наслаждение видеть, как огонь пожирает вещи, как они чернеют и меняются. Медный наконечник брандспойта зажат в кулаках, громадный питон изрыгает на мир ядовитую струю керосина, кровь стучит в висках, а руки кажутся руками диковинного дирижера, исполняющего симфонию огня и разрушения, превращая в пепел изорванные,
обуглившиеся страницы истории. Символический шлем, украшенный цифрой 451, низко надвинут на лоб, глаза сверкают оранжевым пламенем при мысли о том, что должно сейчас произойти: он нажимает воспламенитель - и огонь жадно бросается на дом, окрашивая вечернее небо в багрово-желто-черные тона. Он шагает в рое огненно-красных светляков, и больше всего ему хочется сделать сейчас то, чем он так часто забавлялся в детстве,- сунуть в огонь прутик с леденцом, пока книги, как голуби, шелестя крыльями-страницами, умирают на крыльце и на лужайке перед домом, они взлетают в огненном вихре, и черный от копоти ветер уносит их прочь».*

Он читал медленно, неспешно, чуть гнусаво, но вместе с тем очень приятно слуху – у него же, все-таки, был довольно приятный голос, а книга была любимой. Он даже на секунду позабыл, что находится в тюрьме, но когда дочитал абзац, все же остановился и посмотрел на Йена.

Йен вновь сидел на своей койке, чуть шевеля пальцами. В его полузакрытых тусклых глазах шевелились эмоции - он слушал, внимательно слушал, словно пытаясь запомнить каждое слово. Нижняя губа была закушена, и зубы уже приобрели кроваво-красный оттенок, но Пустому, кажется, было плевать.

Он умел читать, этому его научил Профессор лет десять назад, но читать-то особо нечего было. К тому же, парень больше любил слушать. Буквально выпытывал у каждого новичка что-то о такой желанной ему свободе, но обычно ничего не получал. От Сказочника - получил. Много. Книги.

Эван незаметно усмехнулся, глядя на парня, и продолжил чтение:
«Жесткая улыбка застыла на лице Монтэга, улыбка-гримаса, которая появляется на губах у человека, когда его вдруг опалит огнем и он стремительно отпрянет назад от его жаркого прикосновения.

Он знал, что, вернувшись в пожарное депо, он, менестрель огня, взглянув в зеркало, дружески подмигнет своему обожженному, измазанному сажей лицу. И позже в темноте, уже засыпая, он все еще будет чувствовать на губах застывшую судорожную улыбку. Она никогда не покидала его лица, никогда, сколько он себя помнит…»*

Эван не помнил, сколько времени прошло, прежде чем он прекратил читать, но во рту было сухо, а язык еле двигался. Свет в маленьком окошке померк, уже наступил вечер, и в камерах зажглись лампы.

- Я думаю, хватит, - вздохнув, парень загнул уголок страницы и закрыл книгу. Он положил ее на стол, потянулся, выгибая спину и кривясь лицом от боли от синяков. – Ты там не уснул? – шутливо спросил он, переводя взгляд на Йена.

Пустой чуть дернул головой, показывая, что не спит. На его лице читалось что-то неясное, какие-то чувства, жутко странные для такого как он - из-за них, этих чувств, из-за полуоткрытого рта и дрожащих пальцев он действительно напоминал сейчас усталого испуганного своей судьбой парня, и Эван рядом с ним казался чуть ли не героем.

Но через несколько секунд наваждение прошло - Пустой привычно сгорбился, сжал губы, покрасневшие от крови, и скользнул по лицу Сказочника пустым взглядом. Ничего не сказал - не привык говорить слова благодарности.

- Жрать хочу, - сказал Тайлер, широко зевая. Он поднялся, глянул на часы на плеере и вышел из камеры. Нет, он не ожидал от Йена ничего, но… Странный он парень.

Как раз вовремя вышел – прозвенел оглушающий звонок, оповещающий об ужине.

Уже на самом выходе из камеры Эван почувствовал, как его легко подхватили под локоть - он даже оглянуться не успел, сразу почувствовал на себе скользящий взгляд Пустого и понял, что не стоит.

Йен шел неожиданно легко и быстро, слегка толкая Эвана вперед с неожиданной для такого хрупкого парня силой, хотя вроде и не напрягаясь особо - дыхание его так и не изменилось, осталось тем же глубоким и мерным.

Вскоре брюнет был затолкнут в столовую под недовольные взгляды многих заключенных, а развернувшийся Пустой буквально впечатался в застывшего Профессора. Тот изумленно приоткрывал рот, но Йен только моргнул и быстро ткнул ободранным указательным пальцем в сторону Эвана, словно проясняя все:
- Сказочник.

_____________________________________________________________
* - отрывки из романа Р. Брэдбери "451 градус по Фаренгейту". Советую, отличная книга.

Поиск по сайту: