Глава 11. Ян Торнтон стоял в центре большого шотландского коттеджа, где он родился и провел все свое детство

Ян Торнтон стоял в центре большого шотландского коттеджа, где он родился и провел все свое детство. Теперь он использовал его как охотничий домик, но для сердца его он значил гораздо больше: это было место, где он мог обрести спокойствие и чувство реальности, куда мог убежать от сумасшедшего ритма городской жизни.

Глубоко засунув руки в карманы, он оглядывался вокруг себя, глядя на этот дом уже с точки зрения взрослого человека.

– Каждый раз, когда я сюда возвращаюсь, он кажется мне меньше, чем в прошлый раз, – сказал Ян румяному, средних лет мужчине, который ввалился в дверь с тяжелым мешком провизии на спине.

– Все вещи кажутся больше, когда ты маленький, – ответил Джейк, бесцеремонно скидывая мешок на пыльный комод. – Теперь, кажется, все. Осталось только принести мое барахло. – Он вытащил из-за пояса пистолет и положил его на стол. – Пойду отпущу лошадей.

Ян рассеянно кивнул, все еще думая о доме. Болезненная тоска по прошлому сжала ему сердце, когда он вспомнил о детских годах, проведенных здесь. Ему показалось, что он слышит низкий голос отца и ответный смех матери. Справа от него находился очаг, на котором мать готовила еду до тех пор, пока они не купили плиту. У очага стояли два стула из мореного дуба с высокими спинками, в которых его родители проводили долгие уютные вечера, сидя у огня и разговаривая вполголоса, чтобы не потревожить спавших наверху детей – Яна и его младшую сестренку. Напротив очага стоял диван, обитый крепкой шотландкой в желто – коричневую клетку.

Все здесь оставалось таким, как в детстве. Повернувшись, он посмотрел на пыльный стол и с улыбкой стал стирать пыль, отыскивая знакомые царапины. Через несколько секунд проявились четыре неровные буквы: I.G.B.T. – его инициалы, которые он вырезал на столе, когда ему было три года. Мать чуть было не устроила ему хорошую взбучку за то, что он испортил стол, но вдруг поняла, что он выучил эти буквы самостоятельно, без чьей-либо помощи.

На следующий день с ним начали заниматься, и, когда довольно обширные познания его матери были исчерпаны, его обучением занялся отец. Он обучил сына физике, геометрии и всему, чему учили его самого в Итоне и Кембриджском университете. Когда Яну исполнилось четырнадцать лет, в доме появился Джейк Уайли, который стал у них чем-то вроде «прислуги на все», от него-то Ян и получил свои первые уроки по мореходству и судостроению и услышал о загадочных странах на другом конце света. Позже он и сам отправился в плавание вместе с Джейком, чтобы увидеть все своими глазами и применить полученные знания на практике.

Через три года они вернулись. Ян с радостным волнением готовился к встрече с семьей, а через несколько дней узнал, что все они погибли во время пожара в гостинице, куда приехали, чтобы встретить его сразу по возвращении. Даже сейчас Ян остро чувствовал горечь утраты родителей. Ему сильно не хватало отца – гордого человека, который отказался от наследства и титула, чтобы жениться на сестре бедного шотландского викария. Этим поступком он лишил себя герцогства… и ни разу не пожалел, что послал его к черту. Во всяком случае, так он говорил. Сейчас, столько лет спустя, находиться здесь было уже не так мучительно, и Ян откинул голову и закрыл глаза, отдавшись сладкой боли воспоминаний. Он видел, как отец смеется и жмет ему руку, отправляя его в первое большое путешествие с Джейком, «Будь осторожен, – говорил он, – и помни: где бы ты ни был, мы всегда будем рядом с тобой».

И Ян отправился в плавание – безденежный сын разжалованного английского лорда. Все, что у него было с собой, – это маленький мешочек с золотом, который отец подарил ему на шестнадцатилетние. Теперь, четырнадцать лет спустя, у него был собственный флот, который ходил под его флагом и перевозил его грузы, собственные рудники, в которых добывали олово и серебро, огромные склады и магазины, забитые дорогими товарами. Но первым его приобретением стала земля. Большой кусок бесплодной на вид земли, который он выиграл в карты у колониста, поклявшегося, что там есть золото. И оно действительно там оказалось. Это золото позволило ему купить другие рудники, множество кораблей и роскошных домов по всей Индии и Италии.

Ян предпринял серию рискованных капиталовложений, которые с лихвой окупились. Когда-то в обществе его называли игроком, теперь считали чем-то вроде мифического золотого короля. Стоило Яну купить какие-нибудь акции, как они тут же взлетали в цене. Стоило ему ступить ногой в бальную залу, как дворецкий громко выкрикивал его имя. Те же люди, которые когда-то считали его парией, теперь добивались его расположения и считали за особое одолжение получить у него деловой совет. Отцы мечтали выдать за него своих дочерей. Богатство дало ему роскошь и признание общества, хотя и не принесло особой радости. Больше всего на свете Ян любил риск – ему нравилось просчитывать, какое дело может выгореть, потом делать ставку и ждать результата. Однако вместе с успехом к нему пришла известность, его постоянно посещали какие-то люди, и невозможность побыть одному утомляла его.

А теперь его дед еще больше усилил эту ненужную известность. Видимо, смерть отца Яна вызвала у старого герцога запоздалые сожаления о разрыве с сыном, и все последние двенадцать лет он периодически писал Яну письма. Сначала он предлагал внуку приехать к нему в Стэнхоуп с визитом. Ян проигнорировал эти письма, и тогда дед стал задабривать его обещаниями сделать своим законным наследником. Эти письма также остались без ответа, и, поскольку вот уже два года писем от герцога не было, Ян подумал, что его оставили в покое. И вдруг четыре месяца назад ему снова доставили письмо с герцогским гербом Стэнхоупа, и на этот раз оно его просто взбесило.

Старик в повелительном тоне сообщал, что дает Яну четыре месяца на раздумье, в течение которых он должен появиться в Стэнхоупе и обсудить с ним условия передачи ему шести владений – владений, которые должны были составить наследство отца Яна и которых он был лишен. В случае если Ян не явится к нему в эти четыре месяца, герцог обойдется без него и публично назовет его своим наследником.

И тогда Ян отправил первое в своей жизни письмо деду. В письме содержался короткий и окончательный ответ, который служил верным подтверждением того, что Ян умеет помнить обиды так же хорошо, как и его дед, которому понадобилось двадцать лет, чтобы простить своего сына. Письмо Яна было следующим:

«Только попробуйте – увидите, каким дураком вы себя выставите. Я также публично откажусь от всякого родства с вами и сгною ваши владения и титул».

К настоящему моменту четыре месяца истекли, и герцог больше не предпринимал никаких попыток связаться с внуком, однако в Лондоне по-прежнему ходили слухи, что Стэнхоуп вот-вот назовет своего наследника. Говорили также, что наследником этим будет его родной внук – Ян Торнтон. К Яну сплошным потоком пошли приглашения на рауты и балы от людей, прежде считавших его присутствие в своем доме нежелательным, такое явное лицемерие одновременно и забавляло, и отталкивало его.

– Этот вороной, которого мы взяли с собой, самое вздорное животное, которое я когда-либо встречал, – проворчал Джейк, появляясь на пороге и потирая укушенную руку.

Ян оторвал взгляд от своих инициалов на столе и повернулся к Джейку, не пытаясь скрыть изумления.

– Он что – укусил тебя?

– Да, черт возьми, укусил! – в ярости ответил Джейк. – Он примеривался сделать это с того самого момента, как мы отпустили экипаж в Хэйборне и нагрузили на него поклажу.

– Я предупреждал тебя, что он кусает все, что находится в пределах его досягаемости. Когда седлаешь, старайся держать руки подальше от его морды.

– Он хотел укусить не руку, а мой зад! Разинул пасть и стал наклонять голову, только я краем глаза наблюдал за ним и успел вовремя отскочить. Он промахнулся и укусил меня за руку. – Джейк еще больше надулся, заметив, что его рассказ забавляет Яна. – Не понимаю, зачем ты его кормишь столько лет. Он не достоин стоять в одной конюшне с другими лошадьми – те просто умницы, все до одной, а этот – ужас какой-то.

– Попробуй так нагрузить какую-нибудь из этих лошадок, и ты увидишь, почему я его кормлю. Он может перевозить на себе почти столько же, сколько вьючный мул, ни одна из этих красавиц на такое не способна.

Ян еще раз оглядел комнату и нахмурился, заметив, сколько пыли и грязи накопилось за прошедшие месяцы.

– Он очень медлительный вьючный мул, – сказал Джейк. – Злобное, упрямое животное, и к тому же медлительное, – упрямо повторил Джейк, который всегда оставлял последнее слово за собой. Он оглядел комнату и тоже нахмурился при виде лежавшего повсюду толстого слоя пыли. – Помнится, ты говорил, что отдал распоряжение нанять каких-нибудь женщин в деревне, чтобы они нам готовили и убрались к нашему приезду. А здесь полный беспорядок.

– Не понимаю, в чем дело. Я лично надиктовал Петерсу письмо к сторожу с просьбой доставить сюда запас продовольствия и нанять двух женщин для уборки и готовки. Еду он вроде бы доставил, и в сарае я видел кур. А вот что касается прислуги… должно быть, никто из женщин не захотел оставаться здесь.

– Надеюсь, он нашел хорошеньких, – сказал Джейк. – Ты сказал ему, чтобы он поискал хорошеньких?

Ян помедлил, изучая паутину, затянувшую потолок, потом с удивлением посмотрел на Джейка.

– Ты хочешь, чтобы я сказал семидесятилетнему и почти слепому сторожу, чтобы он, прежде чем нанимать девушек на работу, убедился, что они хорошенькие?

– Все равно можно было сказать, хуже ему от этого не стало бы, – пробурчал Джейк себе под нос.

– Деревня всего в двенадцати милях отсюда. Если тебе так уж приспичит, можешь сам спуститься туда и выбрать любую, какая тебе понравится. Конечно, обратный путь может оказаться для тебя смертельным, – пошутил Ян, так как извилистая тропинка на утес шла почти вертикально.

– Я и не думаю о женщинах, – вдруг отказался от своих намерений Джейк, и его сухое загорелое лицо расплылось в широкой улыбке. – Я приехал сюда расслабиться, половить рыбу – этого достаточно для любого мужчины. Все будет, как в старые добрые времена, Ян, – тишина и покой, и ничего больше. Никаких тебе вечно подслушивающих слуг, ландо и колясок, мамаш с дочками, которые, последнее время просто повалили к тебе в дом. И вот что, мальчик, хоть я и не собирался упрекать тебя за то, как ты жил весь последний год, но то, что мне не нравится больше половины твоих слуг, я должен сказать. Это из-за них я так редко тебя навещаю. Твой дворецкий в Монтмэйне так высоко задирает нос, что даже странно, как он умудряется получать из воздуха кислород, а этот ваш французский шеф-повар постоянно выкидывает меня из своей кухни. Он так говорит – моя кухня, и… – Старый моряк вдруг резко замолчал, и лицо его из сердитого стало испуганным. – Слушай, Ян, – обеспокоено спросил он, – а ты случайно не научился готовить за то время, что мы не виделись?

– Нет, а ты?

– Черт возьми, нет! – ответил Джейк, в ужасе оттого, что ему придется есть собственную стряпню.

– Люсинда, – уже третий раз за этот час сказала Элизабет, – я не могу тебе передать, до чего я жалею об этом.

Пять дней назад Люсинда прибыла в гостиницу у шотландской границы, где ее ждала Элизабет, чтобы вместе с ней отправиться в дом Яна Торнтона. Этим утром у их наемной кареты сломалась ось, и теперь они ехали на телеге с сеном, куда их любезно пустил местный фермер. Их баулы и сундуки с вещами то и дело опасно накренялись, угрожая съехать с телеги, когда она подскакивала на очередном ухабе или попадала колесом в рытвину, заваливаясь на один бок. Элизабет с Люсиндой пришли к выводу, что эти ямы и ухабы в Шотландии, очевидно, называются дорогой. Перспектива подъехать к дому Яна Торнтона на телеге с сеном привела Элизабет в такой ужас, что она предпочла сосредоточиться на своей вине, только бы не думать о предстоящей встрече с человеком, разрушившим ее жизнь.

– Я уже сказала тебе, Элизабет, что это не твоя вина, и тебе нет нужды извиняться за то, что в этой вересковой глуши нет дорог и нормальных транспортных средств.

– Да, но если бы не я, тебе не пришлось бы сейчас трястись на этой телеге.

Люсинда раздраженно вздохнула, уперлась ладонью в борт телеги, так как их вдруг особенно сильно тряхнуло, и села прямо.

–Я тоже не снимаю с себя вины, – сказала она, – ведь это я назвала имя мистера Торнтона твоему дяде. Ты просто нервничаешь из-за того, что должна встретиться с ним, и нет абсолютно никаких причин… – телега жутко подскочила, и они вцепились в борта телеги, чтобы не свалиться, – нет никаких причин продолжать извиняться. Тебе лучше подготовиться к встрече и разным «приятным» неожиданностям.

– Да, ты права, конечно.

– Конечно, – решительно согласилась Люсинда, – я вообще всегда права, как ты знаешь. Почти всегда, – поправилась она, очевидно, вспомнив, как оконфузилась, выдав Джулиусу Кэмерону имя Яна Торнтона как претендента на руку Элизабет. Встретившись с Элизабет в гостинице, она объяснила ей, как это вышло. Джулиус Кэмерон стал выспрашивать у нее, пользовалась ли Элизабет успехом у мужчин и что именно повредило ее репутации. В полной уверенности, что он уже слышал мерзкие сплетни о связи Элизабет с Яном Торнтоном, Люсинда попыталась представить это дело в более благоприятном свете, назвав его одним из претендентов на руку Элизабет.

– Я бы скорее предпочла встретиться с дьяволом, чем с этим человеком, – сказала Элизабет, непроизвольно вздрагивая.

– Надо думать, – заметила Люсинда, одной рукой держась за свой зонтик, а другой за телегу.

Чем меньше времени оставалось до встречи, тем больше сердилась и робела Элизабет. В первые четыре дня путешествия ее напряжение значительно ослабело благодаря великолепным шотландским видам. Она любовалась покатыми холмами и глубокими долинами, поросшими боярышником и колокольчиками. Но сейчас, когда час встречи с Яном неумолимо приближался, даже горные склоны, расцвеченные весенними цветами, и ярко-голубые озера у их подножий не могли унять ее растущего волнения.

– И кроме того, я совсем не уверена, что он хочет меня видеть.

– Скоро мы это узнаем.

На горе, возвышающейся над извилистой тропкой с гордым названием «дорога», стоял пастух, удивленно глядя на старую телегу, с трудом прокладывающую себе путь.

– Глянь-ка туда, Уилл, – сказал он своему спутнику, – видишь, вон там?

Второй мужчина, который был его братом, тоже посмотрел вниз. На лице его отразилось изумление, а губы расплылись в беззубой улыбке при виде комичной сценки на дороге, на телеге Сэна Мак-Лэша сидели две леди – на них были шляпки, перчатки и все такое. Обе выглядели скованными, неловкими, какими-то негнущимися – прямые, как палки, спины и такие же прямые ноги, вытянутые вперед.

– Ну и потеха, – засмеялся Уилл. Он сорвал с головы шапку и стал размахивать ею, насмешливо приветствуя забавных леди. – Я слыхал в деревне, что вроде бы Ян Торнтон собирался приехать домой. Держу пари, что он уже прибыл, и эти красотки направляются к нему, чтобы согреть его постель и удовлетворить другие нужды.

Пребывая в счастливом неведении относительно того, какие мысли на их счет зародились в головах этих двух случайных зрителей на холме, мисс Трокмортон – Джонс яростно и без малейшего успеха пыталась отчистить свою черную юбку от пыли.

– Никогда в жизни со мной так не обращались, – возмущенно прошипела Люсинда, когда телега сделала еще один резкий толчок и она завалилась на бок, ударив плечом Элизабет. – Можешь не сомневаться, уж я выскажу мистеру Яну Торнтону все, что о нем думаю. Как можно пригласить двух порядочных женщин в это Богом забытое место и даже не предупредить, что дорожная карета слишком широка для этих дорог!

Элизабет открыла рот, чтобы сказать ей что-нибудь утешительное, но тут телега снова жутко накренилась, и она была вынуждена вцепиться в деревянный борт.

– Из того немногого, что я о нем знаю, Люси, – сказала она наконец, когда телега пошла ровнее, – ему будет абсолютно безразлично, какие трудности нам пришлось претерпеть. Он груб и невнимателен – и это еще его хорошие стороны…

– Н-н-но-оо! Н-нноо! Стоять! – вдруг закричал фермер, натягивая вожжи, и телега с ужасающим скрипом остановилась. – Ну, вон там на холме и живет Торнтон, – сказал он, указывая наверх.

Люсинда подняла голову и с чувством тихого бешенства посмотрела на большой, невзрачный коттедж, проглядывающий сквозь деревья. Она надменно повернулась к бестолковому фермеру.

– Вы ошибаетесь, дорогой мой, – веско сказала Люсинда. – Ни один уважающий себя джентльмен не станет жить в таком захолустье. Будьте так любезны развернуть это ветхое устройство в обратную сторону и отвезти нас в деревню, где нам, может быть, дадут более точные координаты. Здесь произошло очевидное недоразкмение.

В ответ на это и лошадь, и ее хозяин дружно повернули головы и посмотрели на нее с одинаковым выражением раздражения и неприязни. Лошадь тактично промолчала, но фермер, который на протяжении двенадцати миль выслушивал жалобы Люсинды и проклятия в адрес его прекрасной телеги, уже порядком устал от этой особы.

– Послушайте, миледи, – начал он, но Люсинда не дала ему продолжить.

– Не нужно называть меня миледи. Вы можете обращаться ко мне просто – мисс Трокмортон-Джонс.

– Ладно. Ну, в общем, кто бы вы там ни были, говорю вам, что это – коттедж Торнтона.

– Вы же не собираетесь оставить нас здесь! – сказала она, видя, как в этом усталом человеке вдруг снова проснулась энергия – должно быть, от радости, что он скоро избавится от надоевших пассажирок. Люсинда спрыгнула на землю, увидев, что он начал сбрасывать их вещи на обочину того, что называлось дорогой.

– А если его нет дома? – воскликнула она, наблюдая, как сжалившаяся над стариком Элизабет помогает стаскивать с телеги сундук.

– Ну, тогда мы опять спустимся на дорогу и подождем, пока здесь проедет следующий фермер. Возможно, он окажется так добр, что согласится отвезти нас обратно, – сказала Элизабет, сильно сомневаясь в такой возможности.

– Я бы не стал на это рассчитывать, – сказал фермер, когда Элизабет достала и положила в его ладонь монетку. – Большое вам спасибо, миледи, премного благодарен, – сказал он, дотрагиваясь до своей шапочки и удостоив юную леди даже некоторой улыбки, – уж больно красивым было ее лицо в ореоле светящихся золотых волос.

– Почему вы не стали бы рассчитывать на это? – потребовала ответа Люсинда.

– Да потому, – сказал фермер, забираясь на телегу, – что здесь вряд ли кто – нибудь проедет в течение ближайших двух недель, а может, и больше. Не сегодня завтра начнутся дожди. А когда идет дождь, на телеге здесь не проехать. Да вы не бойтесь так, – добавил он, сжалившись над побледневшей молодой мисс, – я вижу, из трубы идет дым, так что кто-нибудь там да есть.

Щелкнув потертым кнутом, он тронулся с места, и с минуту Элизабет и Люсинда стояли, не двигаясь, пока свежее облако пыли не осело на дорогу. Наконец Элизабет заставила себя внутренне встряхнуться и взяла инициативу в свои руки.

– Люси, если ты возьмешься за один конец этого сундука, я могу взяться за другой, и тогда мы сумеем донести его до дома.

– Ты не сделаешь этого! – возмущенно воскликнула Люсинда. – Мы все оставим здесь, и пусть Торнтон посылает за вещами своих слуг.

– Можно сделать и так, но подъем здесь очень крутой и скользкий, а сундук совсем легкий, поэтому нет смысла заставлять кого-то лишний раз спускаться за ним. Пожалуйста, Люси, я слишком устала, чтобы спорить.

Люсинда бросила быстрый взгляд на бледное лицо Элизабет, отражавшее все ее дурные предчувствия, и проглотила готовое слететь с языка возражение.

– Ты совершенно права, – бодро сказала она. Элизабет оказалась совсем не права. Подъем был действительно достаточно крут, а вот сундук, казавшийся поначалу таким легким, с каждым шагом будто прибавлял в весе по целому фунту. За несколько ярдов до дома женщины остановились передохнуть, после чего Элизабет решительно ухватилась за свой конец сундука.

– Ты иди к дверям, Люси, – сказала она задыхающимся голосом, опасаясь, что пожилая женщина надорвется, если еще хоть немного протащит этот сундук. – Здесь я его просто поволоку.

Мисс Трокмортон-Джонс посмотрела на свою покрытую пылью несчастную воспитанницу, и в груди ее вспыхнула ненависть ко всем, кто довел ее до такой жизни. С видом боевого генерала она сердито подтянула перчатки и, подойдя к двери, подняла свой зонт. Воспользовавшись его ручкой, как дубинкой, она сильно заколотила в дверь. За ее спиной Элизабет волокла сундук. – А ты не думаешь, что дома никого нет? – тяжело дыша, спросила она, протащив сундук последние несколько футов. – Ну, если они здесь, то, должно быть, оглохли! – сказала Люсинда. Она снова взяла зонт и стала наносить ритмичные удары по двери, наполняя грохотом весь дом. – Открывайте, вам говорят! – закричала она, замахнувшись в очередной раз, как вдруг дверь распахнулась, и перед ними возник мужчина, который тут же получил удар зонтиком по голове.

– Господи, помилуй! – крикнул Джейк, хватаясь за голову и ошалело глядя на невзрачную женщину в криво нахлобученной чертой шляпке на жестких седых волосах. Вид у нее был, как у безумной, а взгляд такой, будто она хотела испепелить его. – Лучше бы попросили у Господа уши, – съязвила эта ужасная женщина, втаскивая в дом за рукав девушку. – Нас здесь ждут, – сообщила она Джейку. Пораженный Джейк бросил еще один взгляд на грязных, запыленных особ и ошибочно заключил, что это те самые женщины из деревни, которые будут здесь убираться и готовить им с Яном еду. Его отношение к женщинам резко изменилось, и он широко улыбнулся. Мгновенно забыв и простив шишку на своей голове, Джейк отступил в комнату.

– Прошу вас, прошу вас, – гостеприимно сказал он, обводя широким жестом пыльную неубранную комнату. – С чего вы начнете?

– С горячей ванны, – сказала Люсинда, – а потом можно подать чай и чего – нибудь поесть.

Краем глаза Элизабет заметила высокого мужчину, вышедшего из соседней комнаты, и у нее задрожали колени.

– Да я не знаю, хочу ли я сейчас купаться, – сказал Джейк.

– Да не для вас ванна, болван, а для леди Кэмерон. Элизабет могла бы поклясться, что Ян Торнтон застыл на месте от удивления. Он сделал движение в ее сторону, словно пытаясь заглянуть ей под шляпку, но Элизабет трусливо опустила голову.

– Вы хотите ванну? – повторил Джейк, тупо глядя на Люсинду.

– Я тоже, но леди Кэмерон должна выкупаться первой. Хватит стоять столбом, – прекратила она расспросы, снова угрожающе нацелившись зонтиком ему в грудь. – Пошлите слуг на дорогу, чтобы они немедленно принесли наши вещи. – Конец зонтика выразительно указал на дверь, затем снова уткнулся в грудь Джейка. – Но прежде чем вы сделаете это, сообщите о нашем приезде своему хозяину.

– Его хозяин уже в курсе, – раздался голос от противоположной двери.

Элизабет сжалась от этого язвительного тона, и все ее фантазии относительно того, что он в раскаянии падет к ее ногам, как только она войдет, испарились, стоило ей взглянуть в его лицо: неприступное и твердое, как гранитная скала. Он не поспешил к ним навстречу, а остался стоять на месте, облокотившись плечом о дверной косяк, скрестив на груди руки и наблюдая за ними прищуренным взглядом. До этого момента Элизабет казалось, что она отчетливо помнит, как он выглядит, но теперь она поняла, что ошибалась. Замшевая куртка плотно обхватывала широкие мускулистые плечи, гораздо более широкие, чем она помнила, а его густые волосы были почти черными.

Лицо по-прежнему поражало своей надменной красотой и затаенно(| чувственностью. Все та же четкая линия рта и те же пронзительные глаза, но сейчас эти золотистые глаза смотрели на нее с цинизмом, которого раньше в них не было, а может быть, тогда она была слишком молода и наивна, чтобы заметить его. Все в нем теперь говорило о жестокости и силе, и Элизабет окончательно оробела, не найдя ни малейшего подтверждения тому, что этот угрюмый мужчина с чужим лицом действительно целовал ее когда-то с такой обольстительной нежностью.

– Ну что, вы уже насмотрелись на меня, графиня? – услышала она вдруг его голос и еще не успела оправиться от этого грубого приветствия, как следующие слова Яна окончательно лишили ее дара речи. – Вы необыкновенная женщина, леди Кэмерон, у вас, должно быть, нюх, как у гончей, коли вы сумели выследить меня даже здесь. А теперь, после того, как вам это удалось, вот вам дверь.

Воспользуйтесь ею.

Минутный шок, испытанный Элизабет, уступил место внезапной вспышке гнева.

– Простите? – холодно осведомилась она.

– Вы слышали меня.

– Я была приглашена сюда.

– Ну разумеется, – усмехнулся Ян, вдруг озаренный догадкой, что письмо ее дяди не было чьей-то проделкой и что Джулиус Кэмерон, видимо, принял отсутствие ответа за согласие, а это уже само по себе было нелепо и отвратительно. За последние несколько месяцев, с того времени, как стало известно о его богатстве и возможном родстве с герцогом Стэнхоупом, Ян уже привык, что его преследуют люди, которые раньше отказывались с ним знаться. Он считал их надоедливыми и утомительными, но к Элизабет он почувствовал настоящее отвращение.

Ян Торнтон смотрел на нее в оскорбительном молчании, не в состоянии поверить, что прелестная порывистая девушка, которую он помнил, превратилась в эту холодную, надменную и самоуверенную женщину. Даже в пыльной одежде и с испачканным землей лицом Элизабет Кэмерон была все так же потрясающе красива, но она настолько изменилась – во всяком случае, внешне, – что он едва узнавал ее. Не изменилось только одно – она была все такой же интриганкой и лгуньей.

Ян отделился от двери и прошел вперед.

– Хватит загадывать мне шарады, мисс Кэмерон. Никто вас сюда не приглашал, и вы чертовски хорошо это знаете.

Почти ничего не видя от гнева и унижения, Элизабет схватила свой ридикюль и нашла в нем письмо, которое получил ее дядя от Яна. Подойдя к нему твердым, решительным шагом, она швырнула письмо ему в грудь. Он машинально поймал его, однако читать не стал.

– Объясните мне это, – потребовала она и отступила в ожидании ответа.

– Готов поспорить, еще одна записка, – саркастически протянул он с подчеркнутой медлительностью, вспоминая, каким дураком она его выставила тогда в оранжерее.

Элизабет остановилась у стола, в твердом намерении стоять так до тех пор, пока не получит объяснений, – но не потому, что его объяснение, каким бы оно ни было, могло заставить ее остаться. Когда стало ясно, что он не собирается читать письмо, она в ярости повернулась к Джейку, который испытывал горькое разочарование, видя, что Ян отсылает женщин, которых наверняка можно было бы уговорить готовить им пищу.

– Заставьте его прочитать его вслух! – приказала она подпрыгнувшему от неожиданности Джейку.

– Слушай, Ян, – сказал Джейк, думая о своем пустом животе и о том, какая безрадостная жизнь его ожидает в случае, если эти женщины уйдут, – ну почему бы тебе не прочитать письмо, раз уж леди так просит?

Видя, что Ян проигнорировал и это обращение, Элизабет потеряла над собой контроль. Не думая, что делает, она нагнулась над столом и схватила лежащий на нем пистолет, взвела курок и навела пистолет на широкую грудь Яна Торнтона.

– Читайте письмо!

Джейк, все еще думая о том, чего бы поесть, поднял руки вверх, будто пистолет был наведен на него.

– Ян, это могло быть какое-то недоразумение, знаешь, и, по-моему, нехорошо вести себя так грубо с этими женщинами. Ну почему бы тебе не прочитать его, а потом мы все сядем и хорошенько, – он многозначительно наклонил голову в сторону мешка с провизией, – поужинаем.

– Я не собираюсь читать его, – отрезал Ян. – В прошлый раз, когда я прочитал записку от леди Кэмерон и встретился с ней в оранжерее, за все свои хлопоты я получил пулю в руку.

– У вас хватает наглости заявлять, что это я пригласила вас в оранжерею? – в бешенстве выкрикнула Элизабет. С усталым вздохом Ян произнес:

– Вы, похоже, собрались разыграть здесь челтенхэмскую трагедию, так давайте наконец разберемся и покончим с этой историей, прежде чем вы уедете.

– Так вы отрицаете, что посылали мне записку? – спросила она.

– Конечно, отрицаю!

– В таком случае что же вы делали в оранжерее? – выпалила она.

– Я пришел, потому что получил от вас ту безграмотную записку, – скучающим оскорбительным тоном ответил он. – Можно вам посоветовать впредь уделять меньше внимания сценическому искусству, а потратить его хотя бы на улучшение почерка? – его взгляд упал на пистолет. – Положите пистолет, пока не поранились.

Дрожащей рукой Элизабет подняла пистолет еще выше.

– Вы оскорбляете и унижаете меня всякий раз, как мы с вами встречаемся. Если бы здесь был мой брат, он бы вызвал вас на дуэль! Но поскольку его здесь нет, – продолжила она, совсем потеряв голову, – я сама потребую от вас извинений. Если бы я была мужчиной, то имела бы полное право вызвать вас. И пусть я женщина, все равно никто не смеет отказать мне в этом праве. – Вы смешны. – Возможно, – тихо сказала Элизабет, – но, несмотря на это, я неплохо стреляю и буду для вас куда более серьезным противником, чем мой брат. Итак, вы выйдете на улицу или… или мне прикончить вас здесь? – пригрозила она, не думая в эту минуту, сколь пуста и бессмысленна ее угроза. Эрон научил ее обращаться с оружием в целях самообороны, и хотя Элизабет без промаха била по мишеням, в живое существо она еще никогда не стреляла.

– Я не сделаю такой глупости. Элизабет подняла пистолет еще выше.

– В таком случае я требую немедленных извинений.

– И за что же я должен извиняться? – с тихой яростью в голосе спросил Ян.

– Во-первых, за то, что с помощью записки заманили меня в оранжерею.

– Я не писал никакой записки. Я получил ее от вас.

– У вас, по-видимому, большие трудности с сортировкой писем, которые вы получаете и отправляете. Во-вторых, вы должны извиниться за то, что пытались соблазнить меня в Англии и погубили мою репутацию…

– Ян! – закричал Джейк, как громом пораженный. – Одно дело – сказать леди, что у нее плохой почерк, но испортить ее репутацию – это совсем другое. Так можно погубить всю ее жизнь!

Ян бросил на него ироничный взгляд.

– Спасибо, Джейк, за пламенное нравоучение. Может быть, теперь поможешь ей спустить курок?

Неожиданно Элизабет стало смешно. Она вдруг осознала всю нелепость этой сцены: она стоит, направив пистолет на человека в его собственном доме, а Люсинда придерживает зонтиком другого человека, который всячески пытается разрядить обстановку, на самом деле только еще больше накаляя ее. Потом она осознала всю тщетность своих усилий, и вся ее веселость мгновенно пропала. В который уже раз этот невозможный человек делает из нее полную дуру, и от этой мысли глаза девушки засверкали, ярость вновь вспыхнула в ее душе. Элизабет повернула голову и с холодной злостью посмотрела на Торнтона.

Несмотря на то, что Ян держался с видимым безразличием, он ни на секунду не переставал наблюдать за ней и, инстинктивно почувствовав внезапно вспыхнувшую в ней ярость, приготовился к отпору. Кивнув на пистолет, он заговорил, и на этот раз в его спокойном ровном голосе не было насмешки.

– Я думаю, вам следует кое о чем подумать, прежде чем пустить в ход это оружие.

Элизабет, конечно, не собиралась стрелять, однако внимательно выслушала его советы, высказанные все тем же доброжелательным тоном.

– Ну, во-первых, вам нужно действовать очень быстро и очень спокойно, если вы намерены пристрелить меня. Вы также должны успеть перезарядить пистолет, прежде чем Джейк отнимет его у вас. Во-вторых, я думаю, будет справедливо предупредить вас о том, что здесь будет море крови. Я вовсе не жалуюсь, как вы понимаете, но вы уже никогда не сможете надеть это очаровательное платье. Ну и потом вас, конечно, повесят, – продолжил он, как бы размышляя вслух, – однако я думаю, это будет уже не так страшно по сравнению с тем скандалом, который вам придется пережить до этого.

Слишком недовольная и своим, и его поведением, чтобы отреагировать на последнее замечание, Элизабет вздернула подбородок и заставила себя с достоинством произнести:

– С меня довольно, мистер Торнтон. Я полагала, ничто уже не сможет сравниться с вашим свинским поведением в прошлый раз, однако вы доказали обратное. К несчастью, я не так дурно воспитана, как вы, и мне не чужды угрызения совести. Поэтому, боюсь, что не смогу застрелить безоружного человека. Люсинда, мы уходим, – сказала она, потом оглянулась на своего примолкшего врага, который уже сделал шаг вперед, предупреждающе покачала головой и с исключительной любезностью добавила: – Нет, пожалуйста, не трудитесь провожать нас, сэр, в этом нет необходимости. И кроме того, мне бы хотелось запомнить вас таким – растерянным и бессильным.

Как ни странно, но в этот трудный момент своей жизни Элизабет испытывала почти радость, потому что наконец защищала свое достоинство, а не принимала малодушно свою долю.

Люсинда уже вышла на крыльцо. Элизабет подумала, что бы такое сказать Яну, чтобы он, отыскав пистолет, который она собиралась выбросить, не вздумал направить его на нее. В конце концов она решила просто напомнить ему его же собственный совет и, отступая спиной к двери, сказала:

– Я знаю, вам очень неприятно, что мы покидаем вас таким образом, – ее голос и рука при этих словах предательски дрогнули, – но прежде чем вы решитесь преследовать нас, умоляю вас последовать своему же совету и подумать, стоит ли быть повешенным только за удовольствие убить меня.

Развернувшись, Элизабет хотела выбежать из дома, как вдруг что-то сбило ее с ног, ударило по руке, и пистолет отлетел в сторону. В ту же секунду рука ее оказалась заломленной назад.

– Нет, – услышала она у себя над ухом его ужасный голос, – я думаю, это стоит того.

В тот момент, когда Элизабет уже решила, что рука ее сейчас оторвется, она получила хороший тычок в спину и вылетела на двор. Дверь за ней со стуком захлопнулась.

– Ну и ну! Никогда в жизни со мной не случалось ничего подобного! – сказала Люсинда, глядя на закрытую дверь. Грудь ее высоко вздымалась от возмущения.

– И со мной тоже, – сказала Элизабет, отряхивая грязь с подола. – Мы сможем поговорить об этом сумасшедшем, когда спустимся по тропинке и нас не будет видно из дома, – сказала она, решив удалиться как можно более достойно. – Поэтому не будешь ли ты так добра взяться за тот конец сундука?

С недобрым блеском в глазах Люсинда повиновалась, и они пошли вниз по тропинке, целиком сосредоточившись на том, чтобы держать спины как можно прямее.

В это время Джейк, глубоко засунув руки в карманы, наблюдал из окна дома за удаляющимися женщинами со смешанным выражением изумления и злости на лице.

– Черт знает что, – выдохнул он наконец, кинув взгляд на Яна, который хмуро разглядывал записку. – Эти женщины добрались до тебя и в Шотландии! Но, я думаю, это прекратится, как только ты объявишь о своей помолвке. – Он рассеянно поскреб свою буйную рыжеволосую голову и снова повернулся к окну и посмотрел на тропинку. Женщины уже скрылись из виду, и Джейк отошел от окна. Не в силах сдержать невольного восхищения, он прибавил: – Должен тебе сказать, эта блондинка – мужественная девушка, надо отдать ей должное. Она так хладнокровно стояла тут и поучала тебя твоими же словами, да еще назвала свиньей. Я не знаю мужчины, который осмелился бы на это!

– Она на все осмелится, – сказал Ян, вспоминая ту юную искусительницу, какой она была два года назад. В то время, как другие девушки ее возраста только краснели и жеманились, Элизабет Кэмерон сама пригласила его на танец при первой же встрече. В тот же вечер она выступила против целой толпы мужчин в карточной комнате, а на следующий день рискнула своей репутацией, встретившись с ним в лесном домике, – и все это называлось у нее «небольшим загородным приключением». С тех пор она, должно быть, не раз ввязывалась в подобные истории, иначе с чего бы ее дяде рассылать письма совершенно незнакомым людям с предложением жениться на ней. Это было единственное объяснение, которое находил Ян действиям Джулиуса Камерона, поразившим его своей беспрецедентностью и полным отсутствием такта и вкуса. Другое объяснение, которое пришло ему в голову, заключалось в том, что ее родные отчаянно нуждались в деньгах и с этой целью искали для Элизабет богатого мужа. В этом отношении Ян им вполне подходил. Когда он встретил Элизабет на том загородном приеме, она была в роскошном дорогом платье, и, кроме того, на приеме вообще присутствовала исключительно светская элита. И обрывки слухов, которые ему довелось услышать уже после того фатального уикэнда, свидетельствовали о том, что она вращается в самых высших кругах общества.

– Интересно, куда они пойдут, – сказал Джейк, слегка нахмурясь. – В лесу водятся волки, и вообще полно всякого зверья.

– Ни один приличный волк не станет связываться с ее дуэньей, которая машет зонтиком, как помелом, – ответил Ян, но ему стало немного не по себе при мысли, что женщинам придется ночевать под открытым небом.

– А-а! – засмеялся Джейк. – Так вот кто она такая? А я подумал, что они обе собираются обхаживать тебя. Лично я побоялся бы закрыть глаза, если бы рядом со мной в постели лежала эта ведьма.

Ян не слушал его. Он машинально развернул письмо, догадываясь, что Элизабет не может быть настолько глупа, чтобы написать ее собственным корявым детским почерком. Первой его мыслью, когда он увидел ровные красивые строчки, было, что она кого-то попросила написать это письмо… но потом слова показались ему смутно знакомыми, потому что он сам произносил их когда-то:

«Ваше предложение достойно рассмотрения. Первого числа следующего месяца я уезжаю в Шотландию, и отложить путешествие не имею возможности. Однако считаю, что встреча между нами должна состояться в любом случае. Буду ждать вас в своем шотландском коттедже. Карта с указаниями, как добраться до коттеджа, прилагается. Сердечно ваш. Ян».

– Ну, попадись мне этот идиот! – прорычал Ян.

– Это ты о ком?

– О Петерсе!

– О Петерсе? – удивился Джейк. – Это твой секретарь? Тот, которого ты уволил за то, что он перепутал все письма?

– Надо было удавить его! Эта записка была предназначена для Дикинсона Вэрли. А он послал ее Камерону.

В полной растерянности Ян запустил пальцы в волосы. Как бы сильно ему ни хотелось навсегда избавиться от Элизабет и даже от самой мысли, что она существует на свете, он не мог допустить, чтобы женщины провели ночь в коляске или в чем там они сюда добрались, тем более что оказались они здесь исключительно по его вине. Он с виноватой улыбкой кивнул Джейку.

– Пойди приведи их.

– Я? Почему я?

– Потому что, – с горечью сказал Ян, переходя в кабинет и убирая пистолет в стол, – сейчас начнется дождь, это во-первых. А во-вторых, если ты не приведешь их, тебе придется самому готовить ужин.

– Если я должен идти за этой женщиной, мне надо сначала чего-нибудь выпить. Они с сундуком, так что далеко не уйдут.

– Пешком? – удивился Ян.

– Ну а как, ты думаешь, они добрались сюда?

– О-о, я был слишком зол, чтобы подумать об этом.

В конце тропинки Элизабет опустила свой конец сундука на землю и без сил упала на него рядом с Люсиндой. В груди у нее клокотал нервный смех, вызванный усталостью, страхом, поражением и последними остатками того триумфа, который она испытала, поставив на место этого человека, погубившего ее жизнь. Единственное, чем она могла объяснить сегодняшнее поведение Яна Торнтона, это тем, что он совершенно ненормальный.

Покачав головой, Элизабет заставила себя не думать о нем. В настоящий момент у нее было столько других проблем, что она не знала, с какой из них начать. Девушка искоса глянула на свою оцепеневшую дуэнью, и губы ее тронула улыбка, вызванная воспоминанием о поведении Люсинды в коттедже. С одной стороны,

Люсинда напрочь отвергала всякие проявления чувств, а с другой – продемонстрировала самый бешеный темперамент, какой Элизабет когда-либо приходилось наблюдать. Видимо, собственные вспышки гнева Люсинда не считала проявлением чувств. Без тени колебания или сожаления Люсинда могла словесно разорвать неугодного ей человека на мелкие кусочки, потом бросить их на землю и растоптать каблуками своих крепких туфель.

Однако попробуй сейчас Элизабет выказать хоть малейший страх перед их тяжелым положением, как Люсинда тотчас вытянется в струнку и выскажет ей свое неодобрение в самых нелицеприятных выражениях.

Элизабет с беспокойством поглядела на небо, по которому неслись черные тучи, предвещавшие бурю, но когда она заговорила, ее голос звучал до нелепости безмятежно.

– Кажется, собирается дождь, Люсинда, – заметила она, когда холодные капли дождя застучали по листьям деревьев над их головами.

– Похоже, что так, – тем же тоном ответила Люсинда. Она ловко раскрыла зонт и подняла его над ними обеими.

– Как хорошо, что у тебя есть с собой зонт.

– Я никогда с ним не расстаюсь.

– Не думаю, что мы сильно промокнем от небольшого дождя.

– Да, вряд ли.

Элизабет оглядела окружавшие их острые шотландские скалы. Тоном, каким обычно задают риторические вопросы, она поинтересовалась:

– Как ты думаешь, здесь водятся волки? – Полагаю, что сейчас они представляют для нас большую угрозу, чем этот дождь, – ответила Люсинда.

Солнце склонялось к горизонту, и весенний воздух без его горячей поддержки начал быстро остывать, Элизабет не сомневалась, что до наступления темноты они уже совершенно замерзнут.

– Немного прохладно.

– Что есть, то есть.

– В сундуке должна быть теплая одежда.

– Ну, если так, то холод нам не страшен. Своевольное чувство юмора Элизабет выбрало именно этот малоподходящий момент, чтобы проявить себя.

– Да, мы быстро согреемся и к тому времени, как нас окружат волки, будем как раз тепленькими.

– Очень может быть.

От накопившейся усталости, волнения и голода в сочетании с непробиваемым спокойствием Люсинды, после того, как она штурмом взяла коттедж, Элизабет начала смотреть на создавшуюся ситуацию с опасным легкомыслием.

– Но если волки поймут, насколько мы сами голодны, они постараются убраться от нас подальше.

– Меня ободряет такая возможность.

– Мы разожжем костер, – сказала Элизабет, и губы ее начали подрагивать. – Это заставит их держаться в отдалении.

Люсинда ничего не ответила, занятая собственным" мыслями, и Элизабет в неожиданном приливе счастья вдруг призналась:

– А знаешь, Люсинда? Я не жалею ни о чем случившемся сегодня.

Люсинда сдвинула седые брови и подозрительно покосилась на Элизабет.

– Я понимаю, что это может показаться невероятным, но ты только вообрази себе, как чудесно было держать его под дулом пистолета, пусть даже несколько минут? Ты находишь это… странным? – спросила Элизабет, заметив, что Люсинда смотрит прямо перед собой, застыв в сердитом задумчивом молчании.

– Что я нахожу странным, – ответила Люсинда ледяным тоном, выражающим суровое осуждение и удивление, – так это то, что ты сумела вызвать у этого мужчины такую сильную неприязнь.

– Да он просто ненормальный.

– Мне он показался рассерженным и огорченным.

– Чем?

– Это интересный вопрос.

Элизабет вздохнула. Когда Люсинда бралась разгадать какую-нибудь загадку, она не успокаивалась, пока не добивалась своего. Она не могла относиться с сочувствием к чьим-либо поступкам, если не понимала их. Элизабет решила отвлечься от мыслей о Яне Торнтоне и подумать над тем, что их ждет в ближайшие несколько часов. Ее дядя категорически отказался оплачивать карету и кучера, пока они будут здесь жить. В соответствии с его указаниями они отправили Эрона обратно в Англию, как только достигли шотландской границы и наняли коляску в Уэйкли-Инн. Через две недели Эрой должен был приехать за ними. Конечно, они могут вернуться в Уэйкли-Инн и дожидаться Эрона там, но у Элизабет было слишком мало денег, чтобы заплатить за гостиницу.

Может быть, ей удастся нанять коляску в гостинице, а расплатиться, когда их довезут до Хэвенхёрста, но цена может оказаться такой большой, что у нее и там не наберется достаточно денег, как бы блестяще она ни торговалась.

Но самое худшее, что ждало ее впереди, – это объяснение с дядей Джулиусом. Он будет вне себя, если она вернется на две недели раньше положенного времени, конечно, в том случае, если ей вообще удастся вернуться. И что он ей скажет?

Однако сейчас надо решить, что им делать, двум беззащитным женщинам, оказавшимся в дебрях Шотландии холодной дождливой ночью.

На гравийной дорожке послышались шаркающие шаги, и обе женщины, загнав робкую надежду поглубже, выпрямились и изобразили на лицах полное безразличие.

– Ну, ну, ну, – расцвел при виде их Джейк, – хорошо, что я успел вас перехватить и… – он потерял мысль при виде женщин, гордо восседающих на сундуке под черным зонтом. – А-а… а где ваши лошади?

– У нас нет лошадей, – сообщила ему Люсинда таким тоном, словно эти животные своим присутствием могли нарушить их тет-а-тет.

– Нет? А как же вы добирались сюда?

– Мы приехали в это Богом забытое место в наемном экипаже.

– Понятно. – Джейк погрузился в растерянное молчание, и Элизабет решила сказать ему что-нибудь приятное, чтобы вывести из этого состояния, но Люсинда уже потеряла терпение,

– Вы, по-видимому, пришли, чтобы попросить нас вернуться?

– Ах, да. Да, вы правы.

– Ну так давайте. Мы не собираемся ждать вашего приглашения всю ночь.

Такая откровенная ложь из уст Люсинды потрясла Элизабет. Видя, что Джейк не знает, как приступить к этому деликатному делу, Люсинда встала и помогла ему:

– Полагаю, мистер Торнтон чрезвычайно сожалеет о своем непростительном поведении, которому нет решительно никаких оправданий?

– Ну, да, думаю, что так. В некотором роде.

– И несомненно, собирается сказать нам об этом лично, когда мы вернемся?

Джейк заколебался, взвешивая свою уверенность в том, что Ян не намерен говорить ничего подобного, и несомненность того, что если он не приведет этих женщин обратно, ему придется готовить еду самому и лечь спать с больной совестью.

– Почему бы не предоставить ему возможность принести извинения самому? – уклончиво ответил он.

Люсинда вышла на тропинку, ведущую наверх к дому, и по-хозяйски кивнула Джейку:

– Понесете наши вещи. Идем, Элизабет.

Пока они шли к коттеджу, Элизабет разрывалась между желанием выслушать извинения Яна и желанием убежать. В камине уже горел огонь, и она испытала огромное облегчение, увидев, что негостеприимного хозяина в комнате нет.

Однако он появился буквально через несколько секунд, на этот раз уже без куртки, с охапкой дров, которую бросил у камина.

Выпрямившись, он повернулся к Элизабет, которая наблюдала за ним с деланно безразличным выражением лица.

– Кажется, вышла ошибка, – коротко сказал он.

– Значит ли это, что вы вспомнили о своем приглашении?

– Оно было отправлено вам по ошибке. Я приглашал сюда совсем другого человека. Но к несчастью, письмо попало к вашему дяде.

До этого момента Элизабет казалось, что в большей степени унизить ее уже невозможно. Лишенная даже слабой защиты праведного негодования, она оказалась перед фактом, что явилась сюда непрошеной гостьей и в результате оказалась в дураках не один раз, а дважды.

– Как вы сюда добрались? Я что-то не слышал топота лошадиных копыт.

– Большую часть пути мы проехали в наемном экипаже, – уклончиво ответила Элизабет, ухватившись за ранее высказанную версию Люсинды, – но он сразу уехал, как только доставил нас сюда. – Она увидела, как недовольно сузились глаза Торнтона, когда он понял, что теперь от них не отвязаться, если только он не решится потратить несколько дней на то, чтобы отвезти их обратно в гостиницу.

Испугавшись, что слезы, подступившие к глазам, вот-вот прольются, Элизабет запрокинула голову и отвернулась, притворяясь, что разглядывает потолок, лестницу, стены, что угодно, лишь бы не смотреть на него. Сквозь пелену слез она вдруг впервые заметила, что в этом месте, похоже, не убирались, как минимум, год.

Люсинда, тоже осмотревшая помещение, пришла к такому же выводу.

Джейк, предчувствуя, что старая леди сейчас выскажет что-нибудь оскорбительное в адрес жилища Яна, нарушил паузу, демонстрируя преувеличенную радость.

– Так-так-так, – весело заговорил он, потирая руки и подходя к огню. – Ну, теперь, когда все утряслось, может быть, представимся, как полагается? А потом займемся ужином. – Он вопросительно посмотрел на Торнтона, ожидая, что тот возьмет представление на себя, но Ян, вместо того чтобы сделать это, как полагается, просто кивнул головой в сторону красивой блондинки и сказал:

– Элизабет Кэмерон – Джейк Уайли.

– Как поживаете, мистер Уайли? – спросила Элизабет.

– Зовите меня Джейком, – бодрым голосом сказал он, потом выжидательно повернулся к страшной дуэнье: – А вы?

Испугавшись, что Люсинда сейчас набросится на Яна за его галантное обращение, Элизабет поспешно сказала:

– Это моя компаньонка, мисс Люсинда Трокмортон-Джонс.

– Боже милостивый! Целых два имени. Ну, я думаю, можно не соблюдать формальности, раз уж нам придется провести тут вместе несколько дней! Зовите меня просто Джейком. А как мне вас называть?

– Вы можете называть меня мисс Трокмортон-Джонс, – сообщила ему Люсинда, глядя на кончик своего птичьего носа.

– Э-э… очень хорошо, – ответил Джейк, бросив тревожный взгляд на Яна, который, казалось, с удовольствием наблюдал за его тщетными попытками создать атмосферу непринужденности. Расстроенный Джейк запустил пальцы в свою густую шевелюру и попытался изобразить на лице улыбку. Неуверенным жестом он обвел неприбранную комнату. – Ну, а теперь, когда мы познакомились, надо бы сделать уб… а-а… уб… да, раз уж у нас тут такая замечательная компания, нужно…

– Снять со стола стулья? – помогла ему Люсинда. – И подмести пол?

– Люсинда! – в отчаянии прошептала Элизабет. – Они же не знали, что мы приедем.

– Ни один уважающий себя человек не останется в таком месте даже на одну ночь, – отрезала Люсинда, и Элизабет со смешанным чувством тревоги и восхищения увидела, как эта доблестная женщина развернулась и атаковала их негостеприимного хозяина. – Ошибка это была или нет, но ответственность за наше пребывание здесь лежит на вас! И я жду, что вы вызовете своих слуг, которых вы куда-то попрятали, и велите им немедленно постелить нам чистое белье. Я также вправе надеяться, что к утру здесь будет чистота и порядок! Из вашего поведения явствует, что вы не джентльмен, но мы – леди и ждем, чтобы с нами обращались соответственно.

Краем глаза Элизабет наблюдала за Яном Торнтоном, который совершенно равнодушно выслушал эту отповедь, однако она заметила, как у него на шее нервно запульсировала жилка.

Но Люсинде не было никакого дела до его реакции и, подхватив свои юбки, она повернулась к лестнице, а потом к Джейку:

– Вы можете показать нам наши спальни. Мы хотим отдохнуть.

– Отдохнуть! – закричал Джейк как громом пораженный. – Но… но как быть с ужином?

– Вы можете подать его нам наверх.

Видя, что Джейк пребывает в полном недоумении, Элизабет решила простым и вежливым языком изложить смысл сказанного ее компаньонкой.

– Мисс Трокмортон-Джонс хочет сказать, что мы слишком устали, чтобы составить вам приятную компанию за столом, и поэтому предпочли бы поужинать у себя в комнатах.

– Вы поужинаете, – ужасным голосом, от которого у Элизабет кровь застыла в жилах, сказал Ян Торнтон, – вы поужинаете тем, что приготовите себе сами, мадам. И если вам нужно чистое белье, вам придется сходить за ним в кабинет. А если вам нужны чистые комнаты, приберитесь в них. Я ясно выразился?

– Предельно! – возмущенно начала Элизабет, но Люсинда перебила ее голосом, дрожащим от гнева:

– Вы что, сэ-э-эр, предлагаете нам выполнять работу прислуги? Опыт общения со светским обществом, и особенно с Элизабет, породил у Яна сильнейшее презрение ко всем амбициозным, мелочным, во всем потакающим себе молодым женщинам, весь смысл жизни которых составляли наряды и драгоценности, которые они стремились приобрести с минимальными затратами усилий и денег.

– Я предлагаю вам в первый раз в вашей глупой, бессмысленной жизни позаботиться о себе самостоятельно. За это я, в свою очередь, дам вам пищу и крышу над головой до тех пор, пока не смогу доставить вас в деревню. Если же эта задача кажется вам Невыполнимой, мое первое предложение остается в силе: вот дверь, воспользуйтесь ею.

Элизабет уже знала, что этого человека бессмысленно призывать к благоразумию, и потому решила не вдаваться в дальнейшие объяснения.

– Люсинда, – сказала она с усталой покорностью в голосе, – не растравляй себя попытками втолковать мистеру Торнтону, что это по его ошибке мы сейчас терпим неудобства. Ты только впустую потратишь время. Будь на его месте настоящий прирожденный джентльмен, он бы сразу извинился вместо того, чтобы произносить пламенные обвинительные речи. Но мистер Торнтон не джентльмен, как я уже тебе говорила, и ему доставляет удовольствие унижать людей. Поэтому нужно просто смириться с тем фактом, что он будет унижать нас все время, пока мы будем здесь находиться.

Элизабет окинула Яна пренебрежительным взглядом и холодно бросила:

– Спокойной ночи, мистер Торнтон. – Затем повернулась к Джейку, и голос ее немного потеплел, – Спокойной ночи, мистер Уайли.

Когда обе женщины удалились в свои спальни, Джейк уныло подошел к столу и порылся в мешке с провизией. Достав оттуда хлеб и сыр, он прислушался к шагам наверху, которые переместились из кабинета в спальню. Было слышно, как они ходят по комнатам, готовясь ко сну. Покончив с едой и выпив два стакана мадеры, Джейк посмотрел на Яна.

– Тебе нужно что-нибудь съесть, – сказал он.

– Я не голоден, – коротко ответил Ян, отрешенно глядя в темноту за окном. Джейк только пожал плечами.

Наверху уже с полчаса не было слышно никакого движения, и Джейк чувствовал себя виноватым, что женщины легли спать голодными. Поколебавшись, он сказал:

– Может, отнести им чего-нибудь наверх?

– Нет, – сказал Ян. – Если они хотят есть, то прекрасно могут спуститься сюда и накормить себя сами.

– Мы не очень-то гостеприимны, Ян.

– Негостеприимны? – повторил Торнтон, бросив саркастический взгляд через плечо. – Может быть, ты не понял, что они заняли наши спальни? А это означает, что нам с тобой придется спать на диване.

– Диван слишком короткий. Я лучше пойду спать в сарай. Меня это нисколько не смущает. Я люблю запах сена. Твой сторож привел туда корову и принес несколько кур, как ты просил в письме, так что у нас будут молоко и свежие яйца. По-моему, единственное, о чем он не позаботился, так это чтобы кто-нибудь здесь убрался.

Видя, что Ян не отвечает и продолжает хмуро смотреть в окно, Джейк неуверенно сказал:

– Может быть, ты расскажешь мне, как здесь оказались эти женщины? И объяснишь, кто они такие?

Ян издал долгий сердитый вздох, откинул назад голову и помассировал себе шею.

– Я встретил Элизабет полтора года назад на одном из светских приемов. Она только-только появилась в обществе, но уже успела обручиться с каким-то несчастным дворянином. Но, видимо, этого ей показалось мало, и она решила испытать свои чары на мне.

– Испытать на тебе свои чары? Ты же говоришь, она была обручена.

Нетерпеливо вздохнув, Ян объяснил:

– Дебютантки – женщины особой породы, ты с такими не сталкивался. Два раза в год мамаши привозят их в Лондон и выставляют в течение сезона на балах, как лошадей на аукционе. В конце концов их продают в жены тому, кто предложит большую цену. Почти так же высоко, как и деньги, ценится титул.

– Какое варварство! – возмущенно воскликнул Джейк. Ян иронично посмотрел на него.

– Не стоит их жалеть. Их это вполне устраивает. В браке их привлекают платья, драгоценности и возможность иметь тайные связи с теми, кто им нравится, после того, как они произведут ни свет законного наследника. Им чужды понятия верности, честности и вообще все человеческое.

Джейк удивленно поднял брови.

– Что-то я раньше не замечал, чтобы ты так плохо относился к женскому полу, – сказал он, вспомнив о женщинах, с которыми Ян был близок за последние два года, среди них были и титулованные особы. Кстати, о дебютантках, – осторожно продолжил Джейк, видя, что Ян не отвечает, – как насчет той, что наверху? Это из принципа ты так зол на нее или у тебя к ней какие-то особенные чувства?

Ян подошел к столу и налил себе виски. Залпом проглотив его, он пожал плечами и сказал:

– Мисс Кэмерон более изобретательна и смела, чем ее пресные подружки. Кстати, она первая познакомилась со мной.

– Могу себе представить, как ты расстроился, – пошутил Джейк, – когда девушка с лицом, как мечта, попыталась соблазнить тебя и испытать на тебе свои женские чары. Кстати, они сработали?

Стукнув по столу стаканом, Ян коротко ответил:

– Сработали.

Выбросив Элизабет из головы, он открыл шкатулку из оленьей кожи, достал оттуда кое-какие бумаги, которые собирался просмотреть, и сел у огня.

Джейк попытался сдержать свое любопытство, но через несколько минут не выдержал:

– А что было потом?

Углубившийся в чтение документов Ян, не поднимая головы, рассеянно ответил:

– Я просил ее выйти за меня замуж, она прислала мне записку с приглашением встретиться в оранжерее, я пошел туда, там на нас набросился ее брат и сообщил мне, что она графиня и уже помолвлена.

Ян потянулся за пером, лежавшим на маленьком столике рядом с его стулом, и стал делать пометки на полях контракта.

– И? – снова спросил Джейк.

– Что и?

– Что было потом, после того, как на тебя набросился ее брат?

– Его взбесило, что человек, не принадлежащий к высшему обществу, собрался жениться на его сестре, и за это он вызвал меня на дуэль, – ответил Ян и сделал еще одну пометку в контракте.

– А зачем она приехала сюда? – спросил Джейк, подивившись про себя неисповедимости путей Господних.

– Да Бог ее знает, – недовольно пробормотал Ян. – Судя по ее поведению, я могу только предположить, что она ввязалась в какую-то очень нехорошую историю, и теперь ее репутация не подлежит восстановлению.

– А какое это имеет отношение к тебе?

Ян испустил глубокий вздох и так взглянул на Джейка, что тому стало ясно, что терпение его на исходе.

– Я предполагаю, что ее родственники вспомнили, как я был увлечен ею два года назад, и предложили ей снова меня окрутить.

– А как ты думаешь, это как-нибудь связано с желанием старого герцога сделать тебя, родного внука, своим наследником? – Джейк ждал ответа, но Ян углубился в чтение документов и не ответил. Сделав вывод, что рассчитывать на дальнейшие признания бесполезно, Джейк взял свечу, подхватил одеяла и отправился ночевать в сарай. В дверях он задержался, вдруг осененный новой мыслью.

– А ведь она сказала, что не посылала тебе никакой записки о встрече в оранжерее.

– Она лгунья и к тому же великолепная актриса, – ледяным тоном ответил Ян, не отрывая взгляда от бумаг. – Завтра я подумаю, как поскорее избавиться от нее.

Что-то в лице Яна заставило Джейка спросить:

– К чему такая спешка? Ты боишься снова поддаться ее чарам?

– Едва ли.

– Тогда ты, должно быть, сделан из камня, – поддразнил Джейк. – Эта девушка так красива, что соблазнит любого мужчину, который пробудет с ней хотя бы час, не исключая и меня, а ты знаешь, что я не очень-то бегаю за юбками. – о таком случае остерегайся оставаться с ней наедине, – мягко ответил Ян.

– Да я, честно говоря, не имел бы ничего против, – засмеялся Джейк, покидая комнату.

Тем временем Элизабет в своей спальне, которая находилась в самом дальнем конце коридора, за кухней, устало стянула с себя одежду, забралась в постель и мгновенно провалилась в глубокий сон.

В спальне, расположенной над комнатой, где разговаривали мужчины, Люсинда Трокмортон-Джонс готовилась ко сну более тщательно. То, что она протряслась весь день на телеге с сеном, потом была выставлена из грязного коттеджа под дождь, где ей пришлось опасаться нападения хищных зверей, и под конец грубо отправлена спать без маковой росинки во рту, Люсинда не считала достаточным основанием для жалости к себе и не собиралась нарушать обычного распорядка отхода ко сну. Стянув с себя черное бомбазиновое платье, она вынула шпильки из волос, затем ровно сто раз медленно провела по ним гребнем, затем аккуратно заплела их в косы и спрятала под белый ночной чепчик.

Однако два обстоятельства настолько вывели Люсинду из душевного равновесия, что, забравшись в постель и укрывшись колючим одеялом, заснуть она не смогла. Во-первых, в этой убогой спальне не было таза с кувшином, вследствие чего она лишилась привычных водных процедур перед сном. А во-вторых, кровать, на которую она уложила свое костлявое тело, была страшно жесткой и вся в буграх.

Поэтому к тому Времени, как мужчины внизу начали разговаривать, Люсинда все еще не спала, и их голоса доносились до нее тихо, но довольно отчетливо. И так уж вышло, что она невольно подслушала их разговор. Вообще-то Люсинда Трокмортон-Джонс подслушивала все пятьдесят шесть лет, что жила на свете, но это не мешало ей сурово осуждать других людей, которые занимались тем же самым. Об этом знали все слуги в домах, где она жила. Если она заставала его или ее за подслушиванием у дверей или подглядыванием в замочную скважину, то тут же безжалостно выдавала преступника хозяину, независимо от того, какую должность занимал провинившийся.

Однако в данном случае Люсинда не считала, что опустилась до подслушивания. Она просто слышала.

Люсинда внимательно прислушивалась к каждому слову Яна, мысленно взвешивая их правдивость. Несмотря на муки, причиняемые неудобным жестким ложем, она лежала совершенно спокойно. Глаза ее были закрыты, мягкие белые руки скрещены на плоской груди. Она не вертелась и не копалась в одеялах, не вздыхала и не таращилась в потолок, как делал бы любой другой на ее месте. Она лежала так тихо, что если бы кто-нибудь заглянул в комнату и увидел ее неподвижную фигуру, освещенную слабым лунным светом, он удивился бы, не обнаружив в руках у нее распятия и зажженной свечи в ногах.

Однако это впечатление было обманчивым и нисколько не отражало активной деятельности ее мозга, который энергично размышлял над полученной информацией. Люсинда проявила поистине научный подход к этому делу и после тщательного анализа всего услышанного стала прикидывать, что можно предпринять при сложившихся обстоятельствах. Она знала, что Ян Торнтон мог и солгать Джейку Уайли, что был влюблен в Элизабет и даже хотел на ней жениться. Он мог сказать это лишь ради того, чтобы представить себя в более выгодном свете. Роберт Кэмерон считал Торнтона бессовестным охотником за приданым, беспринципным соблазнителем и говорил, будто тот сам признался ему, что обольщал Элизабет просто из спортивного интереса. Однако в данном конкретном случае Люсинда была склонна думать, что Роберт тоже солгал, желая оправдать свое постыдное поведение на дуэли. И кроме того, хотя Роберт и проявлял братскую заботу по отношению к Элизабет, его исчезновение из Англии доказывало, что он трус.

Более часа Люсинда пролежала без сна, сортируя факты по степени их правдивости. Единственный факт, который она безоговорочно приняла на веру, это прямое родство Яна Торнтона с герцогом Стэнхоупом. В отличие от других людей, с менее развитой интуицией, она ни на секунду не усомнилась в том, что это правда. Как говорят некоторые умные люди, мошенник может выдать себя за джентльмена другому джентльмену где-нибудь в клубе. Но ему не стоит показываться в доме у джентльмена, потому что любой дворецкий с первого взгляда распознает в нем мошенника.

Поиск по сайту: