Глава 35. Элизабет добралась из Хелмшида до Лондона за два с половиной дня, хотя обычно такой путь занимал не меньше четырех суток

Элизабет добралась из Хелмшида до Лондона за два с половиной дня, хотя обычно такой путь занимал не меньше четырех суток. Не считаясь с ценой и опасностью, она платила сумасшедшие деньги за то, чтобы ее везли ночью, спала прямо в карете и останавливалась только затем, чтобы сменить лошадей, переодеться и наспех перехватить чего-нибудь поесть. Где бы она ни останавливалась, все – от мальчишек-разносчиков до официанток – только и говорили, что о суде над Яном Торнтоном, маркизом Кенсингтонским.

Мили оставались позади, день переходил в черную ночь, за которой начинался серый рассвет, и все повторялось снова, а Элизабет прислушивалась к стуку лошадиных копыт и к стуку своего насмерть перепуганного сердца.

В десять часов утра, через шесть дней после начала суда над Яном, запыленная карета остановилась перед лондонским домом вдовствующей герцогини Хостонской, и Элизабет спрыгнула на землю, не дожидаясь, когда ей опустят ступеньки, подхватила юбки, взбежала на крыльцо и заколотила в дверь.

– Господи, что там такое, – состроила гримасу герцогиня, прекращая беспокойную ходьбу по холлу и недовольно глядя на громыхающую дверь.

Дворецкий отворил ее, и мимо него промчалась Элизабет.

– Ваша светлость! – тяжело дыша, начала она. – Я…

– Вы! – холодно произнесла герцогиня, глядя на растрепанную женщину в пропыленном платье, которая бросила мужа, причинив ему столько боли и тревог, и вот теперь явилась перед ней, похожая на пыльную швабру, как раз тогда, когда было уже слишком поздно.

– Вас не мешало бы выпороть, – сказала она.

– Я не сомневаюсь, что Ян с удовольствием займется этим лично, но только потом. А сейчас мне нужно… – Элизабет остановилась, пытаясь подавить охватившую ее панику и связно изложить свою просьбу, – мне нужно попасть в

Вестминстер. Мне нужна ваша помощь, потому что женщин не пускают в палату лордов.

– Сегодня шестой день суда, и я рада вам сообщить, что он продвигается не так хорошо, как вам бы того хотелось.

– Вы скажете мне все потом! – сказала Элизабет таким повелительным тоном, который сделал бы честь самой герцогине. – Лучше попробуйте вспомнить какого-нибудь влиятельного человека, который помог бы мне туда попасть, кого-нибудь, с кем вы знакомы. Остальное я сделаю сама – сразу же, как только окажусь там.

С некоторым запозданием до герцогини наконец дошло, что, несмотря на непростительное поведение, Элизабет сейчас – единственная надежда Яна Торнтона.

– Фолкнер! – рявкнула герцогиня, поворачиваясь к лестнице. Наверху, на балконе, материализовалась личная горничная герцогини.

– Ваша светлость? – спросила она.

– Отведи эту молодую женщину наверх. Вычисти ее одежду и приведи в порядок прическу. – Рэмси! – кивнула она дворецкому, приказывая следовать за собой в голубую гостиную, где села за письменный стол. – Отнеси эту записку прямо в Вестминстер.

Скажи им, что это от меня и что ее необходимо немедленно передать лорду Килтону. Он должен быть на своем месте в палате лордов. – Она быстро набросала несколько строк и вручила записку дворецкому. – Я написала ему, чтобы он немедленно остановил слушание дела и что через час мы будем ждать его в моей карете у входа в Вестминстер. Он должен встретить нас там и провести в парламент.

– Сию минуту, ваша светлость, – сказал Рэмси, кланяясь, и быстро направился к выходу.

Герцогиня последовала за ним, продолжая на ходу отдавать приказания:

– В случае, если Килтон пренебрег своими обязанностями и не явился сегодня на заседание, пошли людей к нему домой, в «Уайт», и к той актриске на Блоринд – стрит, про которую он думает, что о ней никто не знает. Вы, – сказала она, задержав ледяной взгляд на Элизабет, – пойдете со мной. Вам придется многое мне объяснить, миледи, и вы сделаете это, пока Фолкнер будет заниматься вашей внешностью.

– Я не собираюсь думать о своей внешности в такое время, – вдруг взорвалась Элизабет.

Брови герцогини взлетели неимоверно высоко.

– Вы приехали убедить суд, что ваш муж невиновен?

– Ну, конечно. Я…

– Тогда не позорьте его еще больше, чем вы уже сделали! Вы выглядите так, словно вас вытащили с помойки Бедлама. Благодарите Бога, если вас саму не повесят за тот скандал, что вы учинили! – Она начала подниматься по лестнице, и Элизабет медленно пошла за ней, вполуха слушая ее тираду.

– А теперь, если бы еще и ваш незаконнорожденный брат оказал нам честь и явился пред наши светлые очи, то вашему мужу, возможно, и не пришлось бы провести эту ночь в тюремной камере, куда он непременно попадет, по мнению Джордана, если обвинение успешно справится со своей задачей.

Элизабет остановилась.

– Не будете ли вы так любезны послушать меня одну секунду, – сердито начала она.

– Я буду слушать вас всю дорогу в Вестминстер, – саркастически отрезала герцогиня. – Осмелюсь предположить, что весь Лондон будет с нетерпением ждать утренних газет, чтобы узнать, что вы скажете в свое оправдание!

– Ради Бога! – закричала Элизабет ей в спину, лихорадочно соображая, к кому еще она может обратиться, чтобы быстрее достичь цели. Час – это целая вечность! – Я приехала не за тем, чтобы просто продемонстрировать, что я жива.

Я могу доказать, что Роберт жив и что, когда он находился во власти Яна, тот не причинял ему вреда и…

Герцогиня круто развернулась и начала спускаться вниз, с отчаянной надеждой вглядываясь в лицо Элизабет.

– Фолкнер! – снова закричала она, не оборачиваясь. – Бери все, что может понадобиться. Займешься леди Торнтон в карете!

Через пятнадцать минут после того, как кучер герцогини натянул вожжи, останавливая лошадей у входа в Вестминстер, лорд Килтон, по пятам которого следовал Рэмси, подошел к ее карете.

– Что такое… – начал он.

– Помогите нам выйти, – сказала герцогиня. – Я расскажу вам все по дороге. Но сначала скажите мне, как там дела.

– Плохо. Для Кенсингтона – очень плохо. Главный обвинитель сегодня в ударе, как никогда. Ему удалось привести настолько убедительные аргументы, что даже, несмотря на слухи, что леди Торнтон жива, никому и в голову не приходит искать доказательства этого.

Он повернулся, чтобы помочь выйти из кареты Элизабет, которую до сих пор никогда не видел, и начал излагать герцогине тактику обвинения:

– В качестве объяснения слухов о том, что леди Торнтон видели в гостинице и на почтовой станции с молодым мужчиной, обвинение выдвигает версию, что

Кенсингтон нанял молодую пару, чтобы они выдавали себя за его жену и ее предполагаемого любовника, и это звучит весьма правдоподобно, поскольку их видели до того, как ее начали искать, и до того, как ювелир явился в полицию со своим заявлением. И наконец, – закончил лорд Килтон, когда они вошли в холл со сводчатым потолком, – даже слухи, что леди Торнтон жива, обвинители сумели обернуть против него, заявив, что раз она до сих пор не обнаружила себя, значит, серьезно опасается за свою жизнь. Из чего они сделали вывод, что леди Торнтон доподлинно знает, какое безжалостное чудовище ее муж. А если так, то вполне вероятно, что он мог убить ее брата. Обвинение считает, что по делу исчезновения Роберта Камерона достаточно доказательств, чтобы отправить маркиза на виселицу.

– Ну, что касается первой части, то теперь можно не беспокоиться. Вы остановили слушание? – сказала герцогиня.

– Остановил слушание! – воскликнул Килтон. – Моя дорогая герцогиня, для того, чтобы остановить слушание, нужно быть самим Господом Богом или как минимум принцем.

– Им придется разобраться с леди Торнтон, – отрезала герцогиня.

Лорд Килтон резко обернулся, пригвоздив Элизабет взглядом, в то время как на лице его сменялись выражения сначала шока, потом облегчения и затем убийственного презрения. Он отвел от нее взгляд и повернулся к двери, возле которой застыли в карауле гвардейцы.

– Оставайтесь здесь. Я передам адвокату Кенсингтона записку, чтобы он встретился с вами здесь. Не говорите ни одной душе, кто эта женщина, и ждите Петерсона Делхэма. Подозреваю, что он захочет выпустить ее в нужный момент.

Элизабет застыла как камень, ее снова резанул его сверкнувший презрением взгляд, и она поняла его причину: в глазах всех, кто следил за процессом по газетам, Элизабет была либо мертвой, либо неверной женой, которая бросила мужа ради любовника. И поскольку она стояла перед ним во плоти, лорд Килтон, видимо, принял вторую версию. Элизабет знала, что любой мужчина по ту сторону дверей, включая и ее мужа, будет думать про нее то же самое до тех пор, пока она не докажет обратное.

Герцогиня почти ничего не говорила, пока они ехали, и больше слушала объяснения Элизабет, но Элизабет поняла, что старая леди не столько поверила ей сама, сколько хотела, чтобы ей поверили в суде. И то, что ей отказала в доверии герцогиня, поверившая ей тогда, когда не верил почти никто, уязвило Элизабет сильнее, чем презрительный взгляд лорда Килтона.

Через несколько минут лорд Килтон вернулся в холл. – Я видел, как мою записку только что вручили Петерсону Делхэму. Посмотрим, что теперь будет.

– Вы сказали ему, что леди Торнтон здесь?

– Нет, ваша светлость, – ответил он, с трудом сохраняя терпение. – В суде своевременность часто имеет решающее значение.

Элизабет чуть не взвыла, услышав об этой новой задержке. Ян был по другую сторону дверей, и ей хотелось прорваться за них и показаться ему на глаза, хотелось так сильно, что ей пришлось приложить физическое усилие, чтобы устоять на месте. Она сказала себе, что он увидит ее через несколько минут. Всего несколько минут, и она объяснит ему, что тем мужчиной был Роберт, а никакой не любовник. И когда он поймет это, то простит ее за ту боль, что она причинила ему, – может быть, не сразу, но простит. Элизабет было все равно, что подумают о ней все эти лорды, – их осуждение она готова терпеть всю жизнь, только бы ее простил Ян.

Ей показалось, что прошла целая вечность, а не четверть часа, когда двери открылись и в коридор вышел Петерсон Делхэм – адвокат Яна.

– Для чего я вам понадобился, Килтон? Я делаю все возможное, чтобы этот суд не превратился в Варфоломеевскую ночь, а вы вытаскиваете меня посреди допроса самого опасного свидетеля, будь он трижды проклят!

Лорд Килтон бросил настороженный взгляд на группу мужчин, пересекавших холл, и что-то быстро зашептал Делхэму на ухо. Взгляд Делхэма примерз к лицу Элизабет, и одновременно с этим его пальцы, как клещи, сомкнулись на ее запястье, и он поволок ее в направлении закрытых дверей.

– Поговорим на месте, – коротко сказал он. В комнате, куда он провел Элизабет, стояли большой стол и шесть стульев с прямыми спинками. Делхэм прошел прямо к столу и плюхнулся на стул. Уперев лицо в сложенные ладони, он впился в нее острыми, как кинжалы, голубыми глазами. Потом заговорил, бросая в нее каждое слово, будто горсть льда,

– Леди Торнтон, как мило, что вы нашли время нанести нам визит! Не будет ли слишком грубо с моей стороны спросить у вас, где же вы прохлаждались последние шесть недель?

В этот момент Элизабет думала только о том, что если защитник Яна испытывает к ней такую жгучую ненависть, то что же должен чувствовать сам Ян.

– Я… я догадываюсь, что вы думаете, – начала она, стараясь говорить спокойно.

Не скрывая сарказма, он прервал ее:

– О-о, сомневаюсь в этом, мадам. Если бы вы могли это знать, то пришли бы в ужас.

– Я могу все объяснить! – взорвалась Элизабет.

– В самом деле? – издевательски протянул он. – Какая жалость, что вы не попытались это сделать шесть недель назад!

– Я здесь для того, чтобы сделать это сейчас! – вскричала Элизабет, едва владея собой.

– Ну что ж, доставьте себе такое удовольствие, – ядовито произнес он. – Rри сотни человек по ту сторону дверей к вашим услугам.

Элизабет охватила паника, голос ее задрожал, и она сорвалась, дав выход своей ярости.

– Послушайте, сэр, я ехала день и ночь без остановки не для того, чтобы стоять теперь перед вами, пока вы тратите время на пустые оскорбления! Я решила ехать в ту же секунду, как прочитала газету и узнала, что мой муж попал в беду.

Я приехала сюда, чтобы доказать, что я жива и невредима и что мой брат тоже жив!

Как ни странно, адвокат не выразил ни радости, ни облегчения, а только еще больше обозлился.

– Рассказывайте, мадам. Я весь внимание и с нетерпением жду, что вы скажете.

– Почему вы так ведете себя? – закричала Элизабет. – Ради Бога, ведь я на вашей стороне!

– Слава Богу, что на нашей стороне больше нет таких, как вы. Элизабет пропустила это замечание мимо ушей и бегло изложила все, что случилось с того момента, как Роберт появился в Хэвенхёрсте. Закончив, она встала, готовая идти в зал и повторить все это еще раз, но Делхэм продолжал молча смотреть на нее испепеляющим взглядом.

– И вы полагаете, что мы поверим этой сказочке? – процедил наконец он. – Ваш брат жив, но здесь его нет. Мы должны поверить на слово замужней женщине, которая бесстыдно путешествовала с другим мужчиной и выдавала себя за его супругу…

– Я была со своим братом, – возразила Элизабет.

– Так, значит, вы хотите, чтобы мы вам поверили. А почему, леди Торнтон?

Откуда вдруг такой неожиданный интерес к судьбе вашего мужа?

– Делхэм! – подала голос герцогиня. – Вы что, сдурели? Любому ясно, что она говорит правду – даже мне, а я не собиралась верить ни одному ее слову, когда она заявилась ко мне в дом! Вы попусту терзаете ее…

Не отрывая взгляда от Элизабет, мистер Делхэм коротко сказал:

– Ваша светлость, то, что делаю я, не идет ни в какое сравнение с тем, что сделает с ее рассказом обвинение. Если она не сможет выстоять здесь, у нее нет шансов убедить суд!

– Я ничего не понимаю! – в панике закричала Элизабет. – Ведь одно мое присутствие доказывает невиновность моего мужа. И у меня с собой письменное свидетельство миссис Хоган, где она подробно описывает моего брата и подтверждает, что мы были вместе. Если понадобится, она приедет сюда сама, только она не сможет добраться так же быстро, как я, потому что ждет ребенка. Ведь суд призван разобраться, виновен или нет мой муж в этих преступлениях. Я знаю правду и могу доказать, что он невиновен.

– Ошибаетесь, леди Торнтон, – с горечью ответил Делхэм. – Благодаря сенсационности этого дела и диким предположениям прессы суд палаты лордов перестал придерживаться принципов правды и справедливости. Он превратился в театр, где обвинение играет свою звездную роль перед многотысячной публикой, которой является вся Англия. Эти люди намерены дать грандиозное представление, и только в этом они сейчас заинтересованы. Хорошо, – сказал он через секунду, – давайте посмотрим, как вы с ними справитесь.

Элизабет так обрадовалась, когда он наконец встал, что даже не придала значения его последнему замечанию насчет необъективности суда.

– Я рассказала вам все, как было, и привезла письменное свидетельство миссис Хоган относительно Роберта. Она приедет сюда сама, если в этом будет необходимость. Она может описать его и даже узнать на портретах, которые у меня есть…

– Возможно. Но возможно и другое – вы подробно описали ей брата и хорошо заплатили за это, – заметил адвокат, снова входя в роль обвинителя. – Между прочим, вы обещали ей деньги за то, что она приедет сюда?

– Да, но…

– Не стоит, – сердито оборвал он. – Это не имеет значения.

– Не имеет значения? – тупо повторила Элизабет. – Но лорд Килтон говорил, будто позиция обвинения особенно сильна, чертовски сильна именно в том, что касается моего брата.

– Как я вам только что сказал, – холодно ответил Делхэм, – в данный момент это для меня не главное. Сейчас я отведу вас туда, где вы, никем не замеченная, сможете наблюдать за ходом заседания. Когда я вызову вас на свидетельское место, за вами придет мой помощник.

– Вы… вы скажете Яну, что я здесь? – тонким, сдавленным голосом спросила Элизабет.

– Однозначно нет. Мне нужно, чтобы он увидел вас вместе со всеми. Я хочу, чтобы все видели его реакцию на ваше появление.

Адвокат проводил их к другой двери и отступил в сторону. Элизабет поняла, что они находятся в скрытом алькове, откуда можно незаметно наблюдать за происходящим в зале. У нее участился пульс, и все ее чувства обострились, пытаясь справиться с калейдоскопом цветов, движений и звуков. Длинная зала с высоким сводчатым потолком была наполнена гулом сотен голосов. На верхних галереях и на скамьях внизу сидели лорды, нетерпеливо ожидая продолжения слушания.

Недалеко от алькова восседал лорд-канцлер в красной мантии и парике, на традиционной красной подушке.

Внизу и вокруг него расположились угрюмые люди в таких же красных мантиях и напудренных париках, в том числе восемь судей и королевских обвинителей. За другим столом сидели люди, которых Элизабет сочла помощниками адвоката Яна и мелкими клерками. У них были такие же угрюмые лица и красные мантии и парики, как и у остальных. Элизабет увидела идущего вперед по проходу Петерсона Делхэма, и стала искать глазами мужа. Ян наверняка сидит за каким-нибудь из столов… ее безумный взгляд случайно упал на него и впился в любимое лицо.

Губы беззвучно произнесли его имя, и она с трудом удержалась, чтобы не закричать ему, что она здесь. Слезы застлали ей глаза: все в нем было ей так знакомо, даже его не к месту беззаботный вид. Любой другой обвиняемый сидел бы в напряжении, внимательно прислушиваясь к каждому сказанному слову, но только не Ян, с гордостью подумала Элизабет, на секунду забыв о грозящей ему опасности. Словно желая продемонстрировать свое полное презрение к законности и значительности этого судебного разбирательства, Ян сидел, облокотившись правой рукой на полированный бортик, отгораживающий его от присутствующих в зале, и закинув ногу на ногу. Вид у него был бесстрастный, холодный и совершенно невозмутимый.

– Надеюсь, вы готовы, мистер Делхэм, – раздраженно сказал лорд-канцлер, и как только раздался его голос, в зале наступила тишина. Все замолчали и застыли в напряженном внимании, повернувшись в сторону лорд-канцлера. Все, кроме Яна, отметила Элизабет, который продолжал сидеть, развалившись на стуле, устало глядя в потолок, словно считал этот суд пустой тратой времени, отвлекающей его от более важных дел.

– Еще раз прошу прощения за задержку, милорды, – сказал Делхэм, прошептав что-то самому молодому из своих помощников, сидящему рядом с ним. Молодой человек вскочил и быстро двинулся по периметру зала, направляясь, как поняла Элизабет, прямо к ней. Повернувшись к лорду-канцлеру, Делхэм с преувеличенной любезностью произнес:

– Милорд, если вы дадите мне еще одну небольшую отсрочку, я полагаю, мы сможем принять решение по этому делу сразу, без дальнейших дебатов и заслушивания свидетелей.

– Выражайтесь яснее, мистер Делхэм, – коротко скомандовал лорд-канцлер.

– Я хочу вызвать нового свидетеля и прошу разрешения задать ему только один вопрос. После этого милорд обвинитель может задавать ему какие угодно вопросы и столько, сколько пожелает.

Лорд-канцлер повернулся к человеку, которого Элизабет приняла за главного обвинителя, генерального атторнея.

– У вас есть какие-нибудь возражения, лорд Сазерлэнд? Лорд Сазерлэнд встал. Это был высокий человек с ястребиным носом и тонкими губами. На нем также были красная мантия и напудренный парик – непременные атрибуты английского суда.

– Разумеется, нет, милорд, – ехидно произнес он. – Мы уже дважды ждали сегодня мистера Делхэма. Что такое еще одна задержка, если речь идет об истине и справедливости?

– Вызывайте своего свидетеля, мистер Делхэм. Но больше не потерплю никаких задержек процедуры. Надеюсь, я ясно выразился?

Элизабет подпрыгнула от неожиданности, когда в альков вошел молодой помощник адвоката и дотронулся до ее руки. Глядя только на Яна, она пошла на одеревеневших ногах вперед, сердце глухо билось о ребра, и это еще до того, как Петерсон Делхэм громким голосом, который донесся до самых верхних рядов, произнес:

– Милорды, мы вызываем на свидетельское место маркизу Кенсингтонскую!

Элизабет физически ощутила всеобщее возбуждение, охватившее залу. Все наклонились вперед, чтобы лучше видеть ее, но Элизабет ничего не замечала – она смотрела только на Яна и видела, как напряглось его тело и взгляд метнулся к ее лицу… Мгновение спустя его лицо окаменело, превратившись в маску холодной ярости, а янтарные глаза заблестели недобрым металлическим блеском.

Дрожа под этим взглядом, Элизабет прошла на свидетельское место и повторила клятву, которую ей прочитали. Затем вперед вышел Петерсон Делхэм.

– Не назовете ли вы нам свое имя, дабы все присутствующие в этой палате могли услышать его?

Элизабет сглотнула и, оторвав взгляд от мужа, сказала как можно громче:

– Элизабет Мари Кэмерон.

Ее заявление произвело страшное смятение, головы в белых париках повернулись друг к другу, палата загудела от удивленных возгласов, и лорд – канцлер резко призвал к тишине.

– Позволит ли мне суд подтвердить это, задав обвиняемому вопрос, признает ли он в этой женщине свою жену? – спросил Делхэм, когда порядок был восстановлен.

Лорд-канцлер метнул взгляд на Яна.

– Разумеется.

– Лорд Торнтон, – спокойно спросил Делхэм, наблюдая за реакцией Яна, – является ли эта женщина вашей женой, в похищении… в убийстве которой вы обвиняетесь?

Ян стиснул челюсти и коротко кивнул.

– Прошу всех присутствующих принять во внимание, что лорд Торнтон идентифицировал свидетельницу как свою жену. У меня больше нет вопросов.

Элизабет вцепилась в деревянный край ограждения вокруг свидетельского места и расширившимися глазами смотрела на Петерсона Делхэма, не в состоянии поверить, что он не собирается задавать ей вопросы о Роберте.

– У меня несколько вопросов к свидетельнице, милорды, – сказал генеральный атторней лорд Сазерлэнд.

Элизабет с трепетом смотрела, как он проходит вперед, но, когда он заговорил, она была поражена теплотой, прозвучавшей в его голосе, потому что даже в том состоянии отупения, в котором находилась, она ясно ощущала гнев и презрение всех мужчин в этом зале – всех, кроме него.

– Леди Торнтон, – начал лорд Сазерлэнд с видом несколько смущенным, но и обрадованным, так как появилась надежда, что дело наконец прояснится. – Пожалуйста, не пугайтесь, вам абсолютно нечего бояться. Я задам вам всего несколько вопросов. Не будете ли вы так добры рассказать нам, что привело вас сюда так поздно и в состоянии такой явной тревоги? Почему вы решили обнаружить себя?

– Я… я приехала, потому что узнала, что мой муж обвиняется в убийстве моем и моего брата, – сказала Элизабет, стараясь говорить достаточно громко, чтобы быть услышанной в самых дальних уголках залы.

– Где вы находились до настоящего времени?

– Я была в Хелмшиде с моим братом Роб…

– Вы сказали – с братом? – громко спросил один из помощников обвинителя.

Лорд Сазерлэнд испытал не меньший шок, чем все присутствующие, в зале снова поднялся шум, и лорд-канцлер был вынужден снова призвать всех к порядку. Однако замешательство обвинителя продлилось недолго. Почти тут же оправившись, он сказал:

– Вы пришли сюда, чтобы рассказать нам, что вы не только живы и невредимы, – задумчиво предположил он, – но и все это время провели со своим братом, который отсутствовал два года и на след которого не смогли выйти ни ваш детектив мистер Вордсворт, ни следственные органы верховной власти, ни даже сыщики, намятые вашим мужем?

Элизабет бросила изумленный взгляд на Яна и в ужасе отшатнулась, наткнувшись на стену ледяной ненависти, которой он отгородился от нее.

– Да, все правильно.

– И где же ваш брат? – Для большего эффекта он обвел зал рукой и оглядел его, словно надеялся увидеть здесь Роберта. – Вы привели его сюда, чтобы мы могли видеть его так же, как видим сейчас вас – живым и невредимым?

– Нет, – сказала Элизабет. – Нет, но…

– Пожалуйста, отвечайте только на мои вопросы, – предостерег ее лорд Сазерлэнд. На его лице застыло выражение растерянности, но уже через несколько секунд он справился с ней и сказал: – Леди Торнтон, полагаю, что все здесь присутствующие будут рады узнать, почему вы покинули свой роскошный безопасный дом и шесть недель назад тайно бежали от своего мужа, а теперь – в последний час, когда все должно решиться, вернулись, чтобы убедить нас, будто мы ошибались, думая, что ваша жизнь и жизнь вашего брата в опасности. Будьте любезны начать сначала.

Элизабет так обрадовалась наконец-то полученной возможности все рассказать, что очень быстро и связно пересказала свою историю так, как многократно репетировала ее в карете, пока добиралась до Лондона, не забывая предусмотрительно выпускать из нее куски, которые могли представить Роберта сумасшедшим лжецом, желающим, чтобы Яна повесили за убийства, которых тот не совершал. Осторожно, тщательно выбирая слова, она описала Роберта таким, каким воспринимала его сама – молодым человеком, которого горести и лишения заставили искать мщения и которого ее муж спас от виселицы или в лучшем случае – от пожизненного заключения, из милосердия поместив его на свой корабль и переправив за границу, молодым человеком, который много выстрадал из-за своих непреднамеренных действий и перенес тяжелейшие испытания, ошибочно обвиняя в них Яна Торнтона.

Благодаря многократным повторениям Элизабет выучила свою речь наизусть и потому излагала свои показания спокойно, без эмоций и уложилась в рекордно короткий срок. Она споткнулась только один раз, когда была вынуждена признать, что считала своего мужа виновным в нанесении брату побоев. В этот ужасный момент она с раскаянием взглянула на Яна, и изменившееся выражение его лица напугало ее еще больше, потому что теперь она прочитала на нем скуку – словно он был вынужден смотреть очень плохой спектакль с абсолютно бездарной актрисой в главной роли.

Лорд Сазерлэнд прервал оглушительную тишину, которая наступила после того, как она закончила, коротким смешком, выражающим сожаление, и вдруг его голос возвысился и обрушился на нее, как удар молота, а глаза пронзительно впились в ее лицо:

– Моя дорогая леди, у меня есть к вам еще один вопрос, и он очень похож на предыдущий: я хочу знать почему.

По какой-то необъяснимой причине Элизабет почувствовала страх, словно сердце подсказало ей, что происходит нечто ужасное, – ей не верят, и в настоящий момент обвинитель намерен убедить всех в том, что ей вообще нельзя верить.

– Почему вы пришли сюда и рассказываете нам все эти удивительные вещи, пытаясь спасти жизнь человека, от которого, по вашему собственному признанию, вы сбежали шесть недель назад?

Элизабет обратила умоляющий взор к Петерсону Делхэму, который сердито пожал плечами, давая понять, что не в состоянии ей помочь. Ошеломленная происходящим, она вдруг вспомнила его слова, сказанные в предварительной беседе, и теперь осознала их смысл: «То, что я делаю, не идет ни – в какое сравнение с тем, что сделает с ее рассказом обвинение… суд палаты лордов перестал придерживаться принципов правды и справедливости. Он превратился в театр, где обвинение играет свою звездную роль…»

– Леди Торнтон! – выкрикнул обвинитель и начал выстреливать в нее вопросами с такой быстротой, что она едва успевала улавливать их смысл. – Скажите нам правду, леди Торнтон. Этот человек… – он обвиняющим жестом указал в сторону Яна, – нашел вас и предложил вам деньги за то, чтобы вы пришли сюда и рассказали нам эту неправдоподобную историю? Или он нашел вас и угрожал расправой в случае, если вы не придете сюда сегодня? Правда ли то, что вы не знаете местонахождение своего брата? И разве не правда, что, по вашему собственному признанию, которое вы сделали несколько минут назад, вы бежали от этого жестокого человека, опасаясь за свою жизнь? И разве не правда, что вы и теперь боитесь жесточайшей расправы с его стороны…

– Нет! – вскричала Элизабет. Она пробежала глазами по рядам и не увидела ни одного лица, на котором не было бы выражения презрения и сомнения в том, что она рассказывала.

– У меня больше нет вопросов!

– Подождите! – В этот бесконечно малый промежуток времени Элизабет вдруг подумала, что если она не может убедить их в своей правоте, то, возможно, ей удастся создать впечатление, что она слишком глупа, чтобы насочинять столько лжи. – Да, милорд, – прозвенел ее голос. – Я не могу этого отрицать – я имею в виду его жестокость.

Сазерлэнд круто развернулся, и глаза его загорелись. По палате прокатилась новая волна возбужденного шепота. – Вы признаете его жестокость?

– Да, – с чувством произнесла Элизабет.

– Моя бедная дорогая леди, не могли бы вы привести нам – всем нам несколько примеров его жестокости?

– Да, и когда я сделаю это, полагаю, всем станет ясно, каким жестоким может быть мой муж, почему я сбежала от него с Робертом – моим братом. – Элизабет лихорадочно пыталась вспомнить какую-нибудь полуправду, которая не являлась бы настоящим клятвопреступлением, и в памяти ее всплыли слова Яна той ночью, когда он приехал к ней в Хэвенхёрст.

– Да, продолжайте. – Головы на верхних галереях резко наклонились вниз, и Элизабет показалось, что над ней нависло все здание. – Когда в последний раз ваш муж был жесток с вами?

– Ну, как раз перед тем, как я уехала, он угрожал сократить мое личное содержание. Понимаете, я превысила расходы и долго не признавалась ему в этом.

– Вы боялись, что он изобьет вас?

– Нет, я боялась, что он не даст мне денег в следующем квартале! Кое-кто на галерее засмеялся, и в ту же секунду смех перешел в кашель. Сазерлэнд потемнел лицом и нахмурился, но Элизабет рвалась высказаться:

– Мы с мужем как раз обсуждали это – я хочу сказать, мое содержание, за два дня до того, как я сбежала с Бобби.

– Он угрожал вам во время разговора? Это было в ту ночь, когда вы плакали, по свидетельству вашей горничной?

– Да, полагаю, что так!

– Почему вы плакали, леди Торнтон? Головы на галереях наклонились еще ниже.

– Я очень переживала, – ответила Элизабет. – Чтобы уехать с Бобби, мне пришлось продать прекрасные изумруды, которые подарил мне лорд Торнтон. – В приливе вдохновения она доверительно наклонилась в сторону лорда-канцлера. – Конечно, я знала, что потом он купит мне новые, но к этим я уже привыкла…. – На галерее снова послышался изумленный смех, и это послужило ободрением так нуждавшейся в нем Элизабет.

Лорд Сазерлэнд, однако, не смеялся. Он чувствовал, что его пытаются одурачить, но уверенный, как и все мужчины, в интеллектуальном превосходстве своего пола, был не в состоянии поверить, что женщина может быть достаточно умна, чтобы преуспеть в этом намерении.

– Видимо, от меня ожидают, что я поверю, будто вы бежали с человеком, которого называете своим братом, повинуясь капризу?

– О Боже, я не знаю, чего от вас ожидают. Я знаю только, что сделала это.

– Миледи! – резко выкрикнул он. – По показаниям ювелира, которому вы продали изумруды, вы были на грани истерики. Если все это было только капризом, то почему вы находились в таком состоянии?

Элизабет уставилась на него непонимающим взглядом.

– Я любила свои изумруды.

Взрыв хохота огласил палату. Элизабет подождала, пока смех утихнет, затем снова наклонилась вперед и с гордостью призналась:

– Муж часто говорил, что изумруды идут к моим глазам. Ну разве это не мило?

Элизабет заметила, как Сазерлэнд в ярости стиснул зубы. Боясь взглянуть на Яна, она бросила быстрый взгляд на Петерсона Делхэма, и тот одобрительно кивнул ей.

– Итак! – напыщенно провозгласил Сазерлэнд. – Теперь нас хотят убедить в том, что в действительности вы не боялись своего мужа?

– Конечно, боялась. Разве я не доходчиво объяснила, каким он бывает жестоким? – спросила Элизабет, напуская на себя вид невинной дурочки. – Естественно, когда Бобби показал мне свою спину, я подумала, что человек, который в состоянии урезать содержание своей жене, способен на все…

На этот раз смех не умолкал еще дольше, и даже после того, как все успокоились, на лицах большинства мужчин остались иронические ухмылки.

– И мы также должны поверить, что вы убежали с человеком, которого называете своим братом, и спокойненько проживали где-то на берегу…

Элизабет энергично закивала и помогла ему:

– В Хелмшиде – в прелестнейшей деревушке на берегу моря. И я очень прият…. очень мирно проводила время до тех пор, пока мне в руки не попала газета и я не узнала, что моего мужа судят. Бобби считал, что мне не следует возвращаться, потому что все еще злился на мужа за то, что тот посадил его на свой корабль. Но я решила, что должна поехать.

– И что же послужило причиной, побудившей вас принять такое решение? – оскалился в усмешке Сазерлэнд.

– Я подумала, что лорду Торнтону вряд ли захочется быть повешенным… – новый взрыв веселья потряс палату лордов, и Элизабет пришлось выждать целую минуту, прежде чем она смогла продолжить. – Поэтому я отдала деньги Бобби, чтобы он мог жить, как ему заблагорассудится, а сама поехала в Лондон.

– Леди Торнтон, – угрожающе ласковым голосом заговорил Сазерлэнд, и Элизабет внутренне вздрогнула, – вам что-нибудь говорит слово «лжесвидетельство»?

– Я полагаю, оно означает говорить неправду в таком месте, как это.

– А вам известно, как верховный суд карает лжесвидетелей? Их приговаривают к тюремному заключению, и они проводят жизнь в темном сыром подвале. Вам хочется, чтобы это случилось с вами?

– Конечно, для меня это неприемлемо, – сказала Элизабет. – Мне ведь не позволят взять туда мои платья и украшения?

От взрыва хохота задрожали огромные канделябры, свисавшие с куполообразного потолка.

– Нет, не позволят!

– В таком случае я очень рада, что не сказала неправды. Сазерлэнд уже не был уверен в том, что его дурачат, но чувствовал, что ему не удалось представить Элизабет коварной изменницей или запуганной до смерти женой.

Рассказанная ею история эксцентричного бегства с братом, похоже, не вызвала недоверия у собравшихся лордов.

– Миледи, может быть, вы клевещете на себя, чтобы выгородить этого человека? – с бьющимся сердцем, бешено сверкая на нее глазами, спросил обвинитель. Он указал рукой на Яна, и Элизабет перевела взгляд на место для подсудимого. Ее сковал ужас, когда она увидела, что Ян сидит с еще более скучающим и безразличным видом, совершенно отстранившись от происходящего.

– Я спросил вас, – снова загремел Сазерлэнд, – не клевещете ли вы на себя, чтобы спасти этого человека от виселицы в следующем месяце.

Элизабет умерла бы, чтобы спасти его. Оторвав взгляд от лица Яна, которое своей отстраненностью разрывало ей сердце, она заставила себя снисходительно улыбнуться.

– В следующем месяце! Как можно говорить такие немыслимые вещи! В следующем месяце леди Нортхэм дает бал, и маркиз Кенсингтонский твердо обещал, что она может рассчитывать на наше присутствие… – громовые раскаты хохота заглушили последние слова Элизабет, –…и я собиралась надеть свои новые меха!

Элизабет замолчала и стала ждать. Она чувствовала, что добилась успеха – и не потому, что ее игра показалась такой уж убедительной, а потому, что у большинства лордов были жены, способные думать только о новых платьях, мехах и балах, именно поэтому ее слова показались им абсолютно правдоподобными.

– У меня больше нет вопросов! – прогремел Сазерлэнд, бросая на нее последний презрительный взгляд.

И тут медленно поднялся Петерсон Делхэм, и хотя его лицо оставалось совершенно бесстрастным, Элизабет скорее почувствовала, чем увидела, что мысленно он аплодирует ей.

– Леди Торнтон, – официальным тоном обратился он к пей, – вам есть еще что сказать суду?

Элизабет поняла, что он добивается от нее чего-то еще, но расслабленная успехом, не могла понять, чего именно. И потому сказала единственное, что пришло ей в голову, но начав говорить, сразу поняла – это именно то, чего он хотел.

– Да, милорд. Я хочу сказать, что очень сожалею о том беспокойстве, которое мы с Бобби всем причинили. Я была не права, когда поверила брату и сбежала, никому ничего не сказав. И Бобби тоже был не прав, столько времени злясь на моего мужа за поступок, который в конечном итоге был проявлением милосердия с его стороны. – Она почувствовала, что перестаралась, рассуждая слишком разумно, и потому добавила: – Если бы Кенсингтон упрятал Бобби в тюрьму, я думаю, ему бы это не понравилось так же, как и мне. Надо сказать, – призналась она, – мы с Бобби с детства привыкли к утонченной жизни.

– Леди Торнтон! – обратился к ней лорд-канцлер, когда утих новый взрыв смеха. – Вы можете покинуть свидетельское место. – Язвительный тон, каким это было сказано, заставил Элизабет поднять на него взгляд, и она чуть не оступилась, увидев его горящие бешенством глаза. Другие лорды могли считать ее безнадежно глупой курицей, но лорд-канцлер смотрел на нее так, словно с наслаждением лично задушил бы.

Сопровождаемая помощником Делхэма, Элизабет на негнущихся ногах пошла к выходу, но когда они подошли к двери, ведущей в холл, она замотала головой и умоляюще прошептала:

– Пожалуйста, позвольте мне остаться в алькове. Не заставляйте меня ждать за дверьми и мучиться от неизвестности. – Она увидела, как по длинному проходу к Делхэму направляется какой-то человек.

– Хорошо, – согласился юноша после минутного колебания, – но обещайте, что не издадите ни звука. Я думаю, до конца уже недолго.

– Вы хотите сказать, – прошептала она, следя взглядом за человеком, идущим к Петерсону Делхэму, – что моих показаний будет достаточно, чтобы они освободили моего мужа прямо сейчас?

– Нет, миледи. Тише, не волнуйтесь. Но сейчас Элизабет была не столько взволнована, сколько удивлена, потому что Ян впервые за все это время начал проявлять некоторый интерес к заседанию. Он бросил взгляд на человека, разговаривающего с Петерсоном Делхэмом, и на долю секунды Элизабет показалось, что на его безразличном лице мелькнуло выражение мрачного удовлетворения.

Проследовав за помощником адвоката в альков, она встала рядом с герцогиней, не замечая на себе ее одобрительного взгляда.

– Что происходит? – спросила она у молодого человека, видя, что тот не собирается возвращаться на свое место.

– Делхэм собирается выиграть это дело! – ответил он с улыбкой.

– Милорд канцлер. – Петерсон Делхэм кивнул человеку, с которым говорил, и возвысил голос. – С разрешения суда, который до сих пор проявлял снисхождение к моим просьбам, я хотел бы представить еще одного свидетеля, который, как мы полагаем, приведет неопровержимое доказательство того, что Роберту Кэмерону не было причинено ни прямого, ни косвенного вреда во время его нахождения на борту «Арианны». Если суд сочтет его показания убедительными, это вселит в меня уверенность, что и все дело в целом будет разрешено в самые кратчайшие сроки.

– Лично я не испытываю такой уверенности! – подал реплику лорд Сазерлэнд.

Даже со своего места Элизабет могла видеть, как посуровело лицо лорда – канцлера, когда он повернулся, чтобы взглянуть на обвинителя.

– Позвольте нам надеяться на лучшее, – сказал лорд-канцлер лорду Сазерлэнду. – Этот суд и так уже вышел за рамки приличия, и этим мы в немалой степени, милорд, обязаны вам. – Взглянув на Петерсона Делхэма, он нетерпеливо бросил:

– Вызывайте свидетеля!

– Благодарю, милорд канцлер. Мы вызываем на свидетельское место капитана Георга Грэнсома.

Элизабет начала догадываться, что сейчас произойдет. Центральные двери открылись, и по проходу пошел высокий мускулистый мужчина. Вслед за ним вошли и столпились у входа еще несколько человек, видимо, ожидая, что их тоже могут вызвать. Все они были крепкие, загорелые, с выдубленной солеными ветрами кожей.

За четыре недели пребывания в Хелмшиде Элизабет научилась безошибочно узнавать моряков. Человек по имени Грэнсом занял свидетельское место и начал отвечать на вопросы Петерсона Делхэма. Теперь Элизабет стало ясно, что снятие с Яна обвинения в «убийстве» Роберта Кэмерона было предрешено еще до ее появления.

Капитан Грэнсом рассказал о том, как обращались с Робертом на борту «Арианны», и о том, что тот сбежал с корабля, когда они были вынуждены зайти в порт на ремонт. Он также ясно дал понять, что весь экипаж судна готов подтвердить его показания.

Элизабет вдруг стало нехорошо. Она поняла, что все ее страхи были совершенно напрасны. Если Ян был в состоянии доказать, что не причинял Роберту никакого вреда, то исчезновение Элизабет уже не выглядело столь зловещим.

Она обернулась и гневно подступила к улыбающемуся помощнику адвоката, который внимательно слушал показания капитана.

– Почему, отвечайте, вы не объявили прессе, что случилось с моим братом?

Ведь теперь очевидно, что мистеру Делхэму и моему мужу это было известно. И вы должны были знать, что капитан и его команда могут доказать его невиновность.

Молодой человек с неохотой оторвал взгляд от капитана и тихо ответил:

– Это была идея вашего мужа. Он не хотел открывать свои козыри до суда.

– Но почему?

– Потому что наш прославленный обвинитель и его помощники явно не намерены были закрывать это дело, какие бы доказательства ни приводила защита. Они полагали, что имеют достаточно доказательств, чтобы добиться обвинительного приговора, и если бы мы сказали им про «Арианну» до суда, они стали бы тянуть время, пытаясь найти опровержение показаниям капитана Грэнсома или подорвать доверие к нему самому. Кроме того, «Арианна» была в плавании, и мы не были стопроцентно уверены, что успеем вовремя связаться с ними и доставить их сюда для дачи показаний. Теперь же наш разъяренный лорд обвинитель не имеет под рукой ничего готовенького для их опровержения. И даже если ваш брат больше никогда не появится, все равно нет смысла искать дополнительные улики, поскольку если он их и найдет – а он их не найдет – вашего мужа все равно не могут судить дважды за одно и то же преступление.

Теперь Элизабет знала причину спокойствия Яна, хотя по-прежнему не понимала, почему он не смягчился по отношению к ней: ведь она объяснила, что была с Робертом, а не с любовником, и предъявила письменное свидетельство миссис Хоган.

– Весь этот спектакль был поставлен вашим мужем, – сказал помощник адвоката, восхищенно глядя на Яна, к которому сейчас обращался лорд-канцлер. –

Он сам спланировал свою защиту. У вашего мужа блестящий ум. Кстати, мистер

Делхэм просил передать вам, что вы были изумительны на свидетельском месте.

С этого момента заседание суда стало продвигаться с максимальной скоростью, какую позволяла необходимая, но бессмысленная процедура. Понимая, что не в силах опровергнуть показания всей команды «Арианны», лорд Сазерлэнд задал капитану Грэнсому несколько формальных вопросов и отпустил его. После этого обе стороны выступили с заключительным словом, и лорд-канцлер объявил голосование.

Элизабет напряженно слушала, как председатель суда выкликает имена лордов.

Один за другим они вставали, прикладывали правую руку к груди и заявляли либо

«невиновен», либо «виновен». Окончательный итог был 324 к 14 в пользу оправдательного приговора. Проголосовавшие за обвинительный приговор, как шепнул Элизабет помощник Делхэма, были настроены против маркиза по личным мотивам, либо – что вряд ли – усомнились в показаниях Элизабет и капитана

Грэнсома.

Элизабет почти не слушала его. Сейчас ее волновало только то, что большинство проголосовало за оправдание Яна и что лорд-канцлер наконец приступил к объявлению решения суда:

– Лорд Торнтон, – обратился он к Яну, и тот медленно встал, – суд постановляет признать вас невиновным в совершении обоих преступлений, в которых вы обвинялись. Вы свободны и можете покинуть зал. – Он помолчал, словно засомневавшись в чем-то, и вдруг с непозволительным в этих стенах чувством юмора заметил: – Мне также хотелось бы неофициально посоветовать вам хорошенько подумать, прежде чем провести эту ночь под одной крышей со своей женой. Боюсь, что на вашем месте я не удержался бы и совершил то преступление, которое вменялось вам в вину.

Хотя, – добавил он под общий хохот, – думаю, что выражу общее мнение, если скажу, что вы можете рассчитывать на полное оправдание, учитывая огромное количество смягчающих обстоятельств.

От стыда Элизабет закрыла глаза, чего не могла себе позволить, когда давала показания. Она убеждала себя, что пусть уж лучше ее примут за безмозглую курицу, чем за коварную неверную жену, но когда, открыв глаза, она увидела, как

Ян удаляется от нее по проходу, ее уже не заботило ни то, ни другое.

– Идем, Элизабет, – сказала герцогиня, – мягко похлопывая ее по руке. – На выходе уже наверняка поджидают газетчики. Так что чем скорей мы уйдем отсюда, тем больше шансов ускользнуть.

Но как только они вышли на солнечный свет, Элизабет поняла, что скрыться им не удастся. Газетчики и толпа зевак преградили Яну дорогу, выкрикивая

«Женоубийца!» и «Злодей!». Вместо того чтобы обойти их, Ян крепко сжал челюсти и пошел напролом, плечами прокладывая себе дорогу. Убитая этим зрелищем,

Элизабет смотрела, как его осыпают оскорблениями.

– О Боже, – простонала она, – вы только посмотрите, что я наделала.

Как только экипаж Яна отъехал, толпа бросилась на поиски новой жертвы. Из здания начали выходить лорды.

– Это она! – закричал журналист «Лондонской газеты», который вел раздел светской жизни, и указал на Элизабет. Толпа хлынула на нее, и тут кто-то схватил ее за руку и потащил обратно в здание.

– Быстрее, леди Торнтон, – произнес незнакомый ей молодой человек, – следуйте за мной. За углом есть другой выход.

Элизабет машинально повиновалась, вцепившись в руку герцогини, и они стали пробираться через толпу лордов назад.

Когда они подошли к другому выходу, герцогиня описала молодому человеку свою карету, и он кивнул.

– Оставайтесь здесь. Никуда не выходите. Я скажу вашему кучеру, чтобы он подъехал сюда.

Через десять минут появилась карета герцогини, и они поторопились укрыться в ней. Элизабет высунулась из окна.

– Спасибо вам, – сказала она молодому человеку, ожидая, что он назовет свое имя. Он приподнял шляпу.

– Томас Тайсон из «Таймс», леди Торнтон. Нет, не волнуйтесь, – успокоил он ее, – я не собираюсь задавать вам вопросов. Приставать к женщинам не мой стиль. – Для убедительности он захлопнул дверцу кареты.

– В таком случае, – сказала Элизабет через открытое окно, силясь изобразить благодарную улыбку, – боюсь, вы не очень преуспеете в журналистском деле.

– Возможно, вы согласитесь поговорить со мной в другое время – без свидетелей?

– Возможно, – неуверенно ответила Элизабет. Кучер щелкнул кнутом, и лошади медленно тронулись с места, вливаясь в транспортный поток, который к этому времени был уже весьма оживленным.

Закрыв глаза, Элизабет откинулась на спинку сиденья. Образ Яна, преследуемого толпой и выкриками «Убийца», терзал ее воображение. С болью в голосе она шепотом спросила у герцогини:

– Как давно его преследуют толпы зевак, проклинающих его имя?

– Больше месяца.

Элизабет издала прерывистый вздох, и в голосе ее зазвенели слезы.

– Если бы вы знали, какой он гордый… Он такой гордый… а из-за меня его обвинили в убийстве. И завтра он превратится в посмешище.

Герцогиня помолчала, потом отрывисто проговорила:

– Он сильный мужчина, и его никогда не интересовало чужое мнение – за исключением, возможно, вашего, Джордана и еще нескольких людей. К тому же осмелюсь предположить, что скорее всего вы, а не Кенсингтон, будете выглядеть дурой в завтрашних газетах.

– Вы отвезете меня домой?

– На Променад-стрит?

Слезы моментально высохли на щеках Элизабет.

– Нет, конечно, нет. К нам домой – на Брук-стрит.

– Не думаю, что вам стоит это делать, – резко сказала герцогиня. – Вы же слышали, что сказал лорд-канцлер. Элизабет колебалась только одну секунду.

– Уж лучше я предстану перед Яном сейчас, чем буду со страхом ждать этой встречи всю ночь.

Герцогиня, которая хотела, чтобы Ян немного пришел в себя после заседания суда, вдруг вспомнила, что ей необходимо навестить больную подругу. Когда они вышли от подруги, герцогиня повеяла Элизабет к следующей подруге. К тому времени, когда они наконец приехали на Брук-стрит, уже почти стемнело, и Элизабет вконец изнервничалась. Когда она вошла в дом, дворецкий окинул ее таким взглядом, словно она не стоила даже его презрения.

Ян, видимо, был уже дома, и слуги знали о ее показаниях в палате лордов.

– Где мой муж, Долтон? – спросила она у дворецкого.

– В кабинете, – сказал Долтон, отходя в сторону. Взгляд Элизабет упал на чемоданы, стоящие в холле. По лестнице спускались еще несколько слуг с чемоданами. Сердце ее дико застучало, и она почти бегом бросилась по коридору к кабинету Яна. Сделав несколько шагов, она остановилась, чтобы собраться с мыслями, прежде чем он обернется и увидит ее. С бокалом виски в руке Ян стоял у камина и смотрел на огонь. Сейчас он был в одной рубашке с закатанными рукавами, и Элизабет с раскаянием подумала, что сейчас он выглядит еще более исхудавшим, чем в парламенте. Не зная, с чего начать, она задала самый простой, но зато самый своевременный вопрос:

– Ты… ты куда-то уезжаешь?

Элизабет заметила, как при звуках ее голоса плечи его напряглись, а когда он повернулся и посмотрел на нее, она почти физически ощутила, каких усилий ему стоит держать себя в руках.

– Уезжаете вы, – спокойно ответил Ян.

Элизабет протестующе покачала головой и пошла к нему по ковру. Насколько же труднее объяснить все ему одному, чем стоять перед всеми этими лордами.

– Я бы не стал этого делать на вашем месте, – мягко предупредил он.

– Ч-что делать? – дрожащим голосом спросила Элизабет.

– Приближаться ко мне.

Она остановилась, услышав в его голосе угрозу и отказываясь этому верить, глаза ее вопросительно вглядывались в его будто высеченные из гранита черты.

– Ян, – начала Элизабет, – протягивая к нему руку в безмолвном призыве. Он ответил ей презрительным взглядом, и она опустила руку. – Я понимаю, – начала она снова, дрожа от волнения и не зная, чем умерить его гнев, – что ты должен презирать меня за то, что я сделала.

– Вы правы.

– Но я готова на все, абсолютно на все, чтобы загладить свой поступок. И как бы это ни выглядело со стороны, я никогда не перестану любить…

Его голос прозвучал, как удар хлыста:

– Замолчите!

– Нет, ты должен выслушать меня, – сказала она, начиная говорить быстрее, движимая паникой и предчувствием, что, что бы она сейчас ни сказала и ни сделала, это не изменит его отношения к ней. – Я никогда не переставала любить тебя, даже когда…

– Я предупреждаю тебя, Элизабет, – сказал он голосом, от которого ей стало жутко, – замолчи и убирайся отсюда! Убирайся из моего дома и из моей жизни!

– Это… это из-за Роберта? Я хочу сказать, ты не веришь, что я была с

Робертом?

– Мне плевать, с кем ты была.

Теперь Элизабет уже испытывала настоящий ужас, потому что видела, что ему действительно все равно, с кем она была.

– Это был Роберт, – запинаясь, сказала она. – Я могу доказать это, если ты только позволишь.

В ответ он засмеялся коротким натянутым смехом, который показался ей еще более жутким, чем его гнев.

– Элизабет, я не поверил бы тебе, даже если бы увидел вас вместе. Я достаточно ясно выразился? Ты законченная лгунья и великолепная актриса.

– Если ты считаешь так из-за тт-тех глупостей, которые я говорила в суде, то я нн-не могу поверить, будто ты не пон-ннимаешь, почему я это сделала.

Он окинул ее презрительным взглядом.

– Конечно, я знаю, почему ты это сделала! Чтобы достичь своей цели. Ради этого ты готова на все. Если бы это могло тебе помочь, ты переспала бы со змеей!

– Почему ты говоришь мне это? – вскричала она.

– Потому что в тот же день, когда твой детектив сказал тебе, что я виноват в исчезновении Роберта, ты стояла со мной в этой проклятой церкви и клялась любить меня до гроба! Ты была готова выйти замуж за человека, которого считала убийцей, ты была готова спать с убийцей.

– Ты сам не веришь в это! Я смогу доказать, я еще не знаю как, но смогу… если ты только дашь мне шанс…

–Нет.

–Ян.

– Я не хочу никаких доказательств.

– Я люблю тебя, – судорожно произнесла она.

– Я не хочу твоей любви и не хочу тебя. А теперь… – он поднял взгляд, когда Долтон постучал в дверь.

– Мистер Лэримор, милорд.

– Скажи, что я сейчас приму его, – сказал Ян, и Элизабет ахнула.

– Ты… ты собираешься заняться делами, не договорив со мной?

– Не совсем так, любовь моя. Я послал за Лэримором по другой причине.

Страх, которому не было определения, пробежал у нее по спине от тона, каким это было сказано.

– По какой… какой причине ты хочешь встретиться со своим адвокатом в такое время?

– Я начинаю бракоразводный процесс, Элизабет.

– Чч-что? – выдохнула она, и пол начал уходить у нее из-под ног. – На каком основании! Из-за моей глупости?

– Уклонение от супружеских обязанностей.

В этот момент Элизабет была готова сказать и сделать что угодно, лишь бы достучаться до него. Она не могла поверить, просто не могла представить, что тот нежный и страстный человек, который так любил ее, может с легкостью вычеркнуть ее из своей жизни – даже не выслушав, не дав возможности все объяснить. Глаза ее наполнились слезами, и она предприняла последнюю отчаянную попытку.

– Ты будешь выглядеть ужасно глупо, милый, если объявишь в суде, что я уклоняюсь от выполнения супружеского долга, потому что сразу после тебя выступлю я и заявлю, что горю желанием сдержать данную у алтаря клятву.

– Если через три минуты ты не покинешь этот дом, – ледяным тоном предупредил Ян, – я изменю основание для развода на адюльтер.

– Я не изменяла тебе.

– Может быть, и нет, но у тебя уйдет чертовски много времени на то, чтобы доказать это. У меня есть некоторый опыт в делах такого рода. А теперь, в последний раз говорю тебе – уходи из моей жизни. Все кончено. – И чтобы доказать это, Ян подошел к столу, сел и позвонил в колокольчик. – Проводи сюда Лэримора, – сказал он Долтону.

Элизабет застыла, не зная, что сделать, чтобы удержать его от поступка, который может оказаться непоправимым. Всем своим существом она чувствовала, что он любит ее. Если бы это было не так, он не испытывал бы к ней сейчас такой ненависти… Но то, что он собирается сделать… она повернулась к нему, мысленно прокручивая в голове историю с Лабрадором, рассказанную ей викарием.

Нет, она не собака и не позволит ему избавиться от себя таким образом.

Она подошла к столу и, положив на него вспотевшие ладони, стала смотреть на Яна, пока не заставила его поднять голову. Глядя ему прямо в лицо, она произнесла дрожащим голосом:

– Послушай меня внимательно, милый, потому что, даю тебе слово, я не дам тебе вычеркнуть меня из своей жизни. Ты дал мне свою любовь, и я не позволю тебе отобрать ее у меня. И чем больше ты будешь стараться, тем труднее тебе будет сделать это. Я буду преследовать тебя даже во сне, так же как твой образ мучил меня каждую ночь, когда я была вдали от тебя. Ты будешь лежать без сна в своей постели и тосковать обо мне, зная, что я тоже не сплю и тоскую о тебе. И когда ты больше не сможешь этого выносить, ты придешь ко мне. А я буду тебя ждать. Я заплачу в твоих объятиях и попрошу у тебя прощения за все, что сделала, а ты поможешь мне найти способ простить себя…

– Черт тебя подери! – заорал Ян, побелев от бешенства. – Что я должен сделать, чтобы ты замолчала?!

Элизабет вздрогнула от ненависти, прозвучавшей в голосе, который она так любила. Она глубоко вздохнула и попросила Господа не дать ей заплакать, пока она не закончит.

– Я очень сильно обидела тебя, любовь моя, и, наверное, буду обижать тебя еще в течение ближайших пятидесяти лет. И ты тоже будешь делать мне больно, Ян, но надеюсь, ты больше никогда не сделаешь мне так больно, как сейчас. Но если этому суждено случиться, я вытерплю, потому что иначе мне придется жить без тебя, а это уже не жизнь. Разница между нами в том, что я это знаю, а тебе еще только предстоит это понять.

– Теперь ты закончила?

– Не совсем, – сказала Элизабет, выпрямляясь при звуках шагов в коридоре.

– Осталось только одно, – она вскинула дрожащий подбородок. – Я не твой Лабрадор! И ты не выкинешь меня из своей жизни, потому что я сама в ней не останусь.

Когда Элизабет ушла, Ян тупо оглядел пустую комнату, в которой она была еще несколько секунд назад, и попытался понять, что она хотела сказать своим последним замечанием. В кабинет вошел Лэримор, и он кивнул ему, молча приказывая садиться.

– Из вашей записки я заключил, что вы собираетесь подать на развод? – тихо спросил Лэримор, открывая папку с бумагами.

Слова Элизабет снова зазвучали в ушах у Яна, и он на мгновение заколебался, но потом вспомнил, сколько лжи было в их отношениях, начиная с той ночи, когда они встретились, и кончая той ночью, когда они виделись в последний раз. Он вспомнил свои терзания в первые недели ее исчезновения и сравнил их со своим теперешним состоянием холодного блаженного отупения. После долгого молчания Ян посмотрел на своего адвоката, который ждал его ответа, и медленно кивнул.

Поиск по сайту: