|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Глава 4. — Кто хочет есть? — обратился Том к женщинам
— Кто хочет есть? — обратился Том к женщинам. Ричард достал фонарь из повозки, зажег его при помощи огнива и поставил на скалу. Он обвел подозрительным взглядом трех подошедших женщин, но однако решил промолчать. Кэлен села рядом с Ричардом, Том предложил предводителю первый аппетитный кусок, отрезанный от длинной колбасы. Ричард отказался, и тогда за еду принялась Кэлен. Том отрезал другой кусок и передал его Каре, затем следующий Фридриху. Дженнсен отошла к повозке, как будто ей понадобилось что‑то из вещей. Кэлен подумала, что, должно быть, она просто хочет ненадолго остаться одна, прийти в себя. Она знала, насколько болезненны были ее слова, но не могла позволить себе навредить Дженнсен, обласкав ее приятной ложью. Девушка вернулась спокойной. Бетти легла за Расти — рыжей кобылой Дженнсен. Коза и кобыла отлично ладили. Остальные лошади, казалось, были рады гостье и проявляли живой интерес к двум ее детям, довольно фыркая, когда те подходили достаточно близко. Дженнсен поманила козочку, показав кусочек морковки. Бетти стремительно вскочила. Ее хвостик взмахивал в нетерпеливом ожидании, превращаясь в размытое пятно. Лошади заржали и вскинули головы, надеясь, что им тоже перепадет что‑нибудь вкусное. Каждая в свой черед получила небольшое угощение и почесывание за ухом. Если бы у них был огонь, путники могли бы потушить мясо, рис или бобы, зажарить на решетке немного лепешек, или, может, сварить чудесный суп. Несмотря на голод, Кэлен подумала, что у нее все равно не нашлось бы сил что‑нибудь готовить, так что пришлось обойтись тем, что было под рукой. Дженнсен, достав полоски сушеного мяса из свертка, предложила их окружающим. Ричард снова отказался, поедая изрядно попутешествовавший хлебец, орехи и сушеные фрукты. — Почему ты не ешь мяса? — спросила его сестра, усевшись на спальник. — Тебе нужно не просто есть, тебе нужно что‑нибудь питательное. — Я не могу есть мясо. С тех пор, как обрел дар. — Почему твой дар не позволяет тебе есть мясо? — недоуменно глядя на брата, наморщила нос Дженнсен. Ричард повернулся, перенес вес на локоть и принялся рассматривать звезды, пытаясь найти слова для ответа. — Равновесие, по сути своей, является состоянием, зависящим от правильного взаимодействия всех существующих вещей, — произнес он чуть погодя. — На простом уровне, посмотри, хищник и жертва находятся в равновесии. Если слишком много хищников, то все жертвы будут съедены, а затем процветающие хищники тоже начнут голодать и так же вымрут… Отсутствие равновесия смертельно и для хищника и для жертвы, мир прекратит существовать для них обоих. Для животных естественно пребывать в состоянии равновесия, поскольку их действия соответствуют их естеству и ведут к равновесию. При этом они стремятся к поддержанию равновесия инстинктивно, и такое стремление не является их сознательным намерением… Другое дело — люди. Все мы такие разные! Без осознанного намерения мы не так уж обязательно достигнем равновесия, которое часто столь необходимо нам, чтобы выжить. Нам надо научиться использовать свой ум, научиться думать, если мы хотим выжить. Мы растим урожай, охотимся ради меха, чтобы было тепло, или же стрижем овец, собираем их шерсть и учимся ткать. Нам нужно учиться, как выстроить кров. Мы уравновешиваем стоимость одной вещи с другой и торгуем товарами, которые мы произвели, обменивая их на то, что нам нужно — на то, что другие произвели, или вырастили, или соткали, или добыли на охоте, — Ричард тяжело вздохнул, думая о том, как непросто сестре вникать в такие важные для него вещи. — Мы уравновешиваем наши потребности с нашими знаниями о сущности мира. Мы уравновешиваем наши эгоистические рациональные интересы, мы стараемся не поддаваться импульсивным желаниям, потому что знаем, что того требует наше выживание. Мы берем дерево, чтобы зажечь огонь в очаге, дабы не замерзнуть зимней ночью, но, как бы холодно нам ни было, когда мы зажигаем огонь, мы все же не делаем его слишком большим, зная, что дом может сгореть после того, как мы согреемся и уснем. — Но ведь люди алчны, они действуют в близоруком себялюбии, жаждут власти, разрушают жизни, наконец! — Дженнсен простерла руку во тьму. — Смотри, чем занимается Имперский Орден и делает это вполне успешно. Они не заботятся о ткачестве, или постройке домов, или торговле товарами. Их занятие — убийство людей ради завоевания. Они берут все, что захотят, и столько, сколько пожелают. Орден все крушит и оставляет после себя только руины. — А мы противостоим им. Мы научились понимать ценность жизни, и потому мы боремся за восстановление. Мы — оплот равновесия в этом мире. — А какое это имеет отношение к тому, что ты не ешь мясо? — Дженнсен заправила прядь волос за ухо. — Я уже говорил тебе, что маги также должны уравновешивать себя. Уравновешивать их дар — их силу — с тем, что они делают. Я борюсь против тех, кто, подобно Имперскому Ордену, разрушает жизнь, поскольку она не имеет для них ценности. И в этой борьбе от меня требуется совершение подобных ужасных поступков, которые разрушают то, что является для меня величайшей ценностью — жизнь, Я — воин, но мне был дан дар. Считается, что воздержание от мяса уравновешивает те убийства, которые я вынужден совершать. — Что будет, если ты съешь мясо? Кэлен знала, что у Ричарда были причины не есть мясо, хотя бы из‑за того, что произошло вчера. — Даже мысль о мясе вызывает во мне отвращение. Я делаю то, что мне неприятно, когда это необходимо, но это относится к числу тех вещей, которых я избегаю при любой возможности. Магия, лишенная равновесия, ведет к серьезным последствиям, как и бездумное разжигание огня в очаге. Кэлен подумала, что Меч Истины налагает особые обязательства по поддержанию равновесия, лорд Рал по праву был назван Искателем Истины, назван самим Первым Волшебником, Зеддикусом Зу'л Зорандером, Зеддом — делом Ричарда, человеком, который помог ему возвыситься, тем, от кого он и унаследовал дар. Дар Ричарда наследовался не только по линии Рала, но и со стороны Зорандера. В этом тоже виднелось некое мистическое равновесие. Искатели владели Мечом Истины уже около трех тысяч лет. Возможно, понимание Ричардом равновесия помогло ему пережить то, с чем ему пришлось столкнуться. — Ты не можешь есть мясо, потому что тебе приходится воевать и порой убивать людей, да? — Дженнсен зубами вытянула полоску сушеного мяса. — И это твой дар требует уравновесить то ужасное, что ты совершаешь? Ричард кивнул, жуя курагу. — Это, должно быть, так ужасно, — владеть даром… Иметь нечто настолько разрушительное, что оно требует поддержания равновесия любой ценой, — тихо произнесла Дженнсен. Она отвела взгляд от серых глаз Ричарда. Кэлен знала, как нелегко порой встретить его прямой, проницательный взгляд. — Я раньше часто так чувствовал, — сказал Ричард. — Впервые я почувствовал это, когда был посвящен в Искатели и мне был дан Меч, а потом — намного позже, когда я постиг, что имею дар. Я не хотел владеть даром и не хотел того, что может дар, так же, как не стремился к обладанию Мечом, поскольку во мне есть нечто невыразимое словами. — Но сейчас ты ведь не задумываешься о владении мечом или даром? — У тебя есть нож, и ты пользуешься им, — Ричард наклонился к сестре, показывая на ее руки. — У тебя есть руки. Разве ты ненавидишь свой нож или руки? — Конечно же, нет. Но что нужно делать, имея дар? — Я рожден с даром. Это — как родиться мужчиной или женщиной, с голубыми или карими, или зелеными глазами, или с двумя руками. И я не начинаю ненавидеть свои руки только за то, что, вероятно, могу ими кого‑нибудь задушить. Мои руки не действуют по своему желанию; думать так, значит не замечать истинной сути вещей, их естественной природы. Ты должен понять суть вещей, если тебе нужно достичь равновесия — или же действительно понимать только то, что важно. Кэлен удивилась, почему она не нуждается в равновесии, как Ричард. Почему это оказалось так жизненно важно для него, но не довлело над ней? Несмотря на то, что ей сильно хотелось спать, она не смогла промолчать. — Я часто использую мою Силу для тех же целей — для убийства, но мне не нужно соблюдать равновесие и отказываться от мяса. — Сестры Света утверждают, что завеса, отделяющая мир живых от мира мертвых, поддерживается магией. Точнее, они утверждают, что завеса здесь, — сказал Ричард, постучав по виску. — Завеса хранится в тех из нас, кто обладает даром, в чародеях и менее могущественных волшебниках. Сестры утверждают, что равновесие существенно для тех, кто владеет даром, поскольку в нас помимо дара присутствует и завеса, делая нас, в сущности, стражами завесы, грани между мирами. Может быть, они правы. У меня есть обе стороны дара: Ущерба и Приращения. Наверное, именно это так важно для меня. Возможно, то, что я обладаю обеими сторонами, делает столь важным поддержание моего дара в равновесии. Кэлен поразила мысль о том, что многое из сказанного мужем может быть правдой. Она боялась подумать, насколько сильно равновесие магии было нарушено ее действиями. Мир перестал быть для нее загадкой. Но не было и выбора. Если бы слова имели хоть какой‑то смысл, она бы сказала мужу: «Делай, что должен, и будь, что будет». Но Ричард понимал без слов все, что она чувствовала, как будто они были одним сердцем. И Кэлен промолчала. — Мне кажется, вся эта история с равновесием — просто послание от добрых духов из иного мира, призывающее лорда Рала отказаться от борьбы за нас, — непринужденно помахала перед ними куском сушеного мяса Кара. — Если он так сделает, ему не придется заботиться о равновесии, о том, что ему можно есть, а чего — нельзя. Если он перестанет подвергать себя смертельной опасности, то равновесие придет в норму, и он сможет съесть целого козленка. Дженнсен удивленно приподняла брови. — Ты знаешь, что я имею в виду, — буркнула Кара. — Может, хозяйка Кара права, лорд Рал, — наклонился вперед Том. — У тебя есть люди, способные защитить тебя. Позволь им это, и ты сможешь лучше выполнить свое предназначение, лорд Рал. Ричард закрыл глаза и потер виски кончиками пальцев. — Если мне все время придется ждать, когда Кара спасет меня, боюсь, я останусь без головы, — заметил он. Кара круглыми глазами посмотрела на неуловимую улыбку на его лице и вернулась к своей колбасе. Рассматривая лицо мужа в тусклом свете, в то время как он посасывал маленький кусочек сухого хлеба, Кэлен подумала, что Ричард неважно выглядит, и дело не только в том, что он истощен. Мягкий блеск фонаря освещал одну сторону его лица, оставляя другую в тени, как будто он лишь наполовину был здесь, — половина в этом мире и половина в мире тьмы, как если бы он был завесой между ними. Она придвинулась ближе и убрала назад волосы, упавшие ему на лоб, потом безмолвно извинилась, коснувшись его брови. На ощупь Ричард был горячим, но все путешественники этим вечером были горячими и потными, так что Кэлен не могла с уверенностью сказать, был ли у него жар, во всяком случае, она так не думала. Ее рука скользнула вниз, чтобы закрыть его лицо, и это вызвало улыбку Ричарда. В который раз Кэлен поймала себя на мысли, что умирает от наслаждения всегда, когда просто смотрит в его глаза. Ее сердце кольнуло от радости, когда она увидела улыбку на лице мужа. И Кэлен улыбнулась в ответ, улыбнулась только ему. О, как ей хотелось поцеловать его… Но вокруг были люди, а поцелуй, который она мечтала подарить, не был поцелуем, возможным на людях. — Это так сложно вообразить, — обратился Фридрих к Ричарду. — Я имею в виду то, что сам лорд Рал не знает о своем даре. В это так сложно поверить, — мужчина недоверчиво покачал головой. — У моего деда, Зедда, был дар, — пояснил Ричард, откинувшись назад. — Он хотел помочь мне вырасти вдали от магии, так же, как помочь Дженнсен, спрятав ее подальше, где Даркен Рал не смог бы нас достать. Вот почему он хотел, чтобы я вырос в Вестландии, по другую сторону границы. — И даже твой дед, маг, никогда не показывал, что у него есть дар? — спросил Том. — Нет, пока Кэлен не пришла в Вестландию. Как я теперь понимаю, было много признаков, проявлений и событий, говоривших, что он куда значительнее, чем кажется, но тогда я этого не знал. Дед всегда был для меня самым могущественным, потому что, казалось, он знает все об окружающем мире. Он открыл этот мир для меня, научил стремиться постоянно узнавать о нем все больше и больше. И хотя дар не был той магией, что он открыл мне, Зедд открыл и показал мне куда более ценное — жизнь. — Тогда это действительно правда, — произнес Фридрих. — Вестландия — страна, где нет магии. — Да, это так, — улыбнулся Ричард, вспоминая свой дом в Вестландии. — Я вырос в Оленьих лесах, недалеко от границы, и никогда не встречался ни с чем магическим. Конечно, кроме Чейза. — Чейза? — переспросил Том. — Это мой друг — страж границы. Парень с тебя ростом, Том. Вот ты служишь, охраняя лорда Рала, а служба Чейза — граница, или, точнее, удержание людей подальше от нее. Он говорил мне, что его работа — держать подальше людей, которые могут стать жертвами, дабы наступающее на нас из‑за границы не обрело еще больше силы. Чейз работал над поддержанием равновесия, — Ричард улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям. — У Чейза не было дара, но я часто думал о том, что то, как он выносил свою службу, было волшебством. Фридрих тоже улыбнулся, слушая рассказ Ричарда. — Я прожил в Д'Харе всю жизнь. Когда я был мальчишкой, люди, охранявшие границу, были моим героями, и я хотел стать одним из них. — Почему же ты этого не сделал? — спросил Ричард. — Когда граница исчезла, я был слишком юн, — Фридрих погрузился в воспоминания, затем решил сменить тему разговора. — Как долго нам еще идти по этой пустоши, лорд Рал? — Если мы будем идти с той же скоростью еще несколько дней, то выберемся из самой худшей части пустыни, — ответил Ричард, посмотрел в сторону востока, как будто мог что‑то разглядеть в темноте, таящейся за тусклым кругом света фонаря. — Наш путь лежит к тем горам вдалеке. Идти станет труднее, но, в конце концов, мы поднимемся выше над уровнем земли, и уже будет не так жарко. — Как далеко та вещь, которой… которой, как думает Кара, я коснусь? — спросила Дженнсен. Ричард некоторое время изучал ее лицо. — Я не уверен, что это хорошая идея, — заметил он наконец. — Но мы идем туда? — Да. Дженнсен подняла полоску сушеного мяса. — Так что это за вещь, о которой говорит Кара? Ни она, ни Кэлен ничего не хотят мне объяснить. — Я просил их не говорить тебе, — ответил Ричард. — Но почему? Если мы собираемся увидеть это, то почему ты не хочешь сказать мне заранее о том, что нас ждет? — Потому что у тебя нет дара, — честно сказал брат. — И я не хочу повлиять на то, что ты увидишь. — А что это значит? — прищурилась Дженнсен. — У меня не было времени, чтобы перевести большую часть текста, но из книги, принесенной мне Фридрихом, я понял, что даже те, у кого нет дара, имеют хотя бы его искорку. Поэтому они способны взаимодействовать с магией в мире — как если бы ты должна была родиться зрячей, чтобы видеть цвет. Рожденная зрячей, ты можешь видеть и понимать великие полотна, хотя у тебя может и не быть способности самой создать нечто подобное. В книге говорится о том, что лорд Рал, обладающий даром, даст жизнь лишь одному одаренному потомку. У него могут быть и другие дети, но вряд ли кто‑нибудь из них будет обладать столь же мощным даром. В каждом из них есть эта мельчайшая искорка. Все они, так сказать, могут видеть цвет, — Ричард задумался, потому что не часто ему приходилось объяснять столь сложные вещи. — В книге также написано, что редко рождались дети, такие же, как ты, лишенные какого бы то ни было следа дара. Книга называет их Столпы Творения. Как те, кто рожден слепым, не могут ощущать цвета, те, кто рожден, как ты, не могут чувствовать магии… Для тех, кто рожден слепым, цвета существуют, просто они не способны их увидеть. Вот и ты просто не можешь почувствовать магии. Для тебя магия не существует — она не является твоей реальностью. — Как так может быть? — спросила Дженнсен. — Я и сам не знаю, — ответил Ричард. — Когда наши предки создали связь между лордом Ралом и народом Д'Хары, рождались только одаренные наследники. Магия требует равновесия. Но, возможно, им пришлось сделать так, чтобы рождались и такие, как ты. Наверно, они не предугадали всего, что может случиться, и равновесие нарушилось. — Что будет, если… — Дженнсен откашлялась. — Ну, понимаешь, если у меня появятся дети? Ричард мучительно долго смотрел в глаза Дженнсен. — Ты родишь таких же детей, как ты сама. — Даже если я выйду замуж за кого‑нибудь с искрой дара? — Дженнсен выпрямилась, заламывая руки в мольбе. — Кого‑нибудь, как ты говоришь, способного видеть цвета? Даже тогда мои дети будут такими же, как я? — Даже тогда и всегда, — ответил Ричард со спокойной уверенностью. — Ты — порванное звено в цепи дара. Как говорит книга, однажды цепь всех, кто рожден с искрой дара, включая тех, кто владеет даром, как я, — цепь, идущая сквозь тысячелетия, из века в век, — будет порвана и порвана навсегда. Она не может быть восстановлена. Однажды наказанный в подобном браке, ни один потомок этой линии никогда не сможет вернуть звено в цепь. Когда такие дети женятся, они тем более будут такими, как ты, разрывая цепь магической линии тех, с кем они сочетаются браком. Их дети будут такими же, и так далее, — он печально помолчал. — Вот почему лорд Рал всегда охотился за неодаренными отпрысками и уничтожал их. Ты будешь началом того, что мир никогда не видел прежде: та, кого не коснулся дар. Каждый отпрыск каждого потомка закончит линию, несущую искру дара в каждом, с кем они вступят в брак. Мир, человечество изменится навсегда. Именно поэтому книга называет таких, как ты, Столпами Творения. Повисла хрупкая тишина. — И так же названо это место, «Столпы Творения», — Том указал большим пальцем за плечо, чувствуя необходимость сказать что‑нибудь в тяжелой тишине. Он оглядел лица, окружившие слабый мерцающий свет фонаря. — Странно, что и Дженнсен, и это место названы одинаково. — Я не думаю, что это совпадение. Они связаны, — произнес Ричард, устремив внимательный взгляд в темноту по направлению к тому страшному месту, где могла бы умереть Кара, если бы он ошибся с магией. Книга «Столпы Творения», в которой были описаны такие, как Дженнсен, была написана на древнем языке верхней Д'Хары. Мало кто из живущих сейчас понимал это наречие. Ричард начал учить его, чтобы разобраться в важных сведениях из найденных ими книг времен Великой войны. Это война, начавшись три тысячи лет назад, снова запылала и быстро распространилась по всему миру. Кэлен боялась и подумать о том, какую роль в событиях играют они с Ричардом. — Как ты думаешь, могут ли два человека быть связаны друг с другом? — Дженнсен наклонилась, будто ища нить надежды. — Я пока не знаю, — поднял усталый взгляд Ричард. Дженнсен катала пальцем камешек по маленькому кругу, оставляя в пыли тонкий след. — От всех этих разговоров обо мне, как о Столпе Творения, порванном звене в цепи дара, я чувствую себя будто… облитой грязью, — с горечью сказала она. — Грязью? — удивился Том, будто ему больно слышать такое даже в предположении. — Дженнсен, что ты придумываешь? — Таких, как я, называют «дырами в мире». Теперь я знаю, почему. Ричард наклонился, положив локти на колени. — Я знаю, как это трудно: сожалеть о том, кем ты был рожден, о том, что у тебя есть, и чего нет. Я ненавидел, что родился таким — с даром. Но я понял, насколько бесполезны такие мысли, и как неверно думать подобным образом. — Но со мной совсем другое дело, — возразила девушка, взмучивая песок пальцем, стирая маленькие колеи, оставленные камешком. — Есть те, что, как и ты — маги и волшебники, владеющие даром. Все остальные могут, по крайней мере, видеть цвета. Одна я такая. Ричард пристально посмотрел на сводную сестру — красивую, яркую, но не обладающую даром юную женщину, которую Даркен Рал, не раздумывая, убил бы сразу на месте. — Дженнсен, я думаю, что ты родилась самой чистой, — нежно улыбнулся он. — Ты как свежевыпавший снег, отличаешься от всех женщин мира, и ты так ослепительно красива! Взглянув на брата, Дженнсен улыбнулась своей особой улыбкой. — Я никогда не думала об этом с такой стороны, — ее улыбка поблекла при воспоминании о его словах. — Но все же я буду разрушительницей. — Ты будешь созидательницей, а не разрушительницей, — уверенно произнес Ричард. — Магия существует. Однако не она дает право на существование. Думать так — значит отвергать истинную природу, суть вещей. Люди, если они не забирают жизни других людей, имеют право жить своей жизнью. Ты не можешь сказать, что только потому, что была рождена рыжей, ты искоренила право темных волос расти на твоей голове. Дженнсен хихикнула. Улыбка осветила ее лицо. Ричард заметил, как смотрит на нее Том. — Так что, насчет той вещи, которую мы собираемся увидеть? — спросила Дженнсен. — Если вещь, о которой говорила Кара, была изменена кем‑то, кто имеет дар, то поскольку ты не способна видеть магию, ты сможешь увидеть нечто, чего не увидим мы. Не исключено, что именно тебе удастся разглядеть то, что скрыто за магией. — И ты думаешь, это будет что‑нибудь важное? — Дженнсен потерла задник ботинка. — Не знаю. То, что ты увидишь, может быть полезным, а может и нет, но я хотел бы знать, что откроется твоему взору само, без каких‑либо наших подсказок. — Если ты так беспокоишься об этой вещи, почему ты ее там оставил? Неужели не боишься, что кто‑то может прийти и взять ее? — Я беспокоюсь слишком о многом, — вздохнул Ричард. — Даже если Дженнсен действительно разглядит нечто, измененное магией, и сможет понять, чем оно является на самом деле, из этого вовсе не следует, что эта вещь не имеет свойств, которые мы в ней разглядели, или не таит в себе угрозу, — произнесла Кара. — По крайней мере, мы больше узнаем о ней. А все, что бы мы ни узнали, когда‑нибудь нам поможет, — кивнул Ричард. — Я просто хочу, чтобы она вернула это обратно, — нахмурилась Кара. Ричард посмотрел на охранницу взглядом, предостерегающим от дальнейших высказываний. Кара недовольно хмыкнула, наклонилась и взяла один из сушеных абрикосов Ричарда. Затем она бросила на него сердитый взгляд, быстро отправив абрикос в рот. После ужина Дженнсен предложила, чтобы всю еду убрали обратно в повозку, потому что Бетти весьма не прочь перекусить ночью. Бетти всегда была голодна. Последнее время и она, и козлята знали, что такое постоянно хотеть есть. Кэлен решила, что Фридриху стоит оказать уважение, и спросила старика, не хочет ли он первым стоять на страже. Караулить первым было лучше, потому что не приходилось вскакивать посредине ночи, прерывая сон. Кивнув в знак согласия, он улыбнулся тому, как высоко его ценят. Разложив постели, свою и Кэлен, Ричард потушил фонарь. Ночь была знойной, но кристально чистой, так что, когда глаза Кэлен привыкли к темноте, мерцания звезд было вполне достаточно, чтобы видеть все вокруг, хотя и не слишком четко. Один из белых близнецов Бетти решил, что разложенные постели — отличное место для игр. Кэлен сгребла длинноногого непоседу в охапку и вернула его матери. Лежа рядом с Ричардом, Кэлен увидела темный силуэт Дженнсен, склонившейся к Бетти и собирающей близнецов в мягкую постель ее рук, где они быстро успокоились. — Знаешь, я люблю тебя, — Ричард повернулся на другой бок и нежно поцеловал Кэлен. — Если бы мы были одни, лорд Рал, надеюсь, мне бы хотелось большего, чем просто короткий поцелуй. Муж усмехнулся, и еще раз поцеловал ее — на сей раз в лоб, — перед тем, как занять свою сторону импровизированной лежанки, вдалеке от нее. Кэлен ожидала нежного обещания, или хотя бы нежного слова. Женщина свернулась калачиком и положила руку на его плечо. — Ричард, с тобой все в порядке? — прошептала она. — У меня сильная боль, — не так скоро, как она ждала, ответил он. Кэлен хотелось спросить, что это за боль, но она не хотела дать разгореться искорке притаившегося страха, высказав его вслух. — Это отличается от той боли, что я испытывал раньше, — произнес Ричард, отвечая на ее мысли. — Хотелось бы надеяться, что причина такой странной и мучительной боли — банальное невысыпание. — Наверно… У меня тоже от жары раскалывается голова, — Кэлен свернула шерстяное одеяло, которым она пользовалась как подушкой, чтобы сделать возвышение, где можно было бы расположить больное место в основании затылка и нежно погладила мужа по плечу. — Спокойной ночи, милый. Кэлен смертельно устала, все ее тело ныло и болело. Потому так восхитительно было наконец‑то прилечь. Голова, упокоившись на теплом свертке из одеяла, который она подложила в основании шеи, стала меньше болеть. С рукой, покоящейся на плече Ричарда, чувствуя его медленное дыхание, Кэлен крепко заснула.
Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.022 сек.) |