Глава 23. Кэлен была готова задушить Оуэна

Кэлен была готова задушить Оуэна. Она хотела удавить его, чтобы он почувствовал отчаяние, панику, когда не хватает воздуха — то, от чего так страдал отравленный им Ричард. Негодяй должен был узнать на собственной шкуре, что это такое. Кара двинулась к Оуэну с тем же намерением, что и Кэлен. Но Ричард выставил вперед руку, не подпуская женщин.

— Сколько времени пройдет, прежде чем я снова заболею? — встряхнул Ричард Оуэна, держа его в другой руке. — Сколько проживу, прежде чем твой яд убьет меня?

Смущенный взгляд Оуэна метался от одного мрачного лица к другому.

— Если ты сделаешь, как я просил, как велит твой долг, ты будешь в порядке. Обещаю. Вот увидишь, я принесу противоядие. Я не хочу причинить тебе вред. Не это моя цель, клянусь!

Кэлен могла думать только о боли, изматывающей Ричарда, о том, как трудно ему дышать. Видеть его страдания было невыносимо. Кэлен не могла думать ни о чем кроме того, что муж снова может пройти через мучения, только на этот раз уже никогда не проснуться.

— Сколько? — повторил Ричард.

— Но если ты…

— Сколько!

— Меньше месяца, — облизнул губы Оуэн. — Думаю, около того.

— Дай мне его! — Кэлен попыталась оттолкнуть Ричарда. — Я выясню…

— Нет, — Кара оттащила Кэлен. — Мать‑Исповедница, позволь лорду Ралу сделать то, что он должен, — прошептала она. — Ты не знаешь, что вызовет твое прикосновение.

— Ерунда, — упрямо продолжала Кэлен. — Что бы с ним не случилось, магия исповеди сработает, и мы все узнаем.

Кара крепко схватила ее за талию так, что Кэлен не могла двинуться.

— А если сработает только сторона Магии Ущерба, и он умрет?

— И с каких это пор ты разбираешься в магии? — перестав вырываться, Кэлен посмотрела на Морд‑Сит.

— С тех пор, как она может причинить вред лорду Ралу, — Кара оттащила Кэлен подальше от Ричарда. — У меня тоже есть разум. Я могу думать. А ты где забыла свою голову? Ты знаешь, где находится этот город? Где там хранится противоядие? Что ты будешь делать, если твое прикосновение убьет Оуэна, и ты обречешь лорда Рала на смерть, тогда как мы могли получить сведения от него без твоей власти?.. Хочешь, я переломаю ему руки, заставлю истекать кровью и кричать от боли? — Кара движением бровей указала на парня, съежившегося от страха. — Но я не убью его, он будет жить, пока не даст всю информацию о том, как спасти лорда Рала от смерти. Кэлен, спроси себя, почему ты хочешь это сделать? Чтобы получить сведения, или потому хочешь избить его? Жизнь лорда Рала зависит от того, насколько ты искренна перед собой.

Кэлен задыхалась от схватки, но еще больше от ярости. Кара была права. Да, она хотела ударить, исколотить парня до крови, — сделать все возможное, чтобы спасти Ричарда и наказать Оуэна.

— Я уже играла в эти игры, — закричала Кэлен. — Я хочу услышать всё.

— И я тоже, — произнес Ричард. Он приподнял Оуэна за ворот рубахи и посадил на ящик. — Так, Оуэн, никаких извинений по поводу того, что ты совершил. Начни с начала и расскажи, что происходит с твоим народом, и что вы делали.

Парень дрожал, как лист на ветру. За спиной Ричарда оказалась Дженнсен.

— Ты пугаешь его, — прошептала она. — Немного отойди от него, иначе он не сможет говорить.

Согласившись с доводом, Ричард коснулся плеча сестры Он отошел на несколько шагов, сцепил руки за спиной и обратил взгляд к рассветному небу, к горам, которые он так часто изучал.

Эта была другая сторона цепи небольших гор, зажатых в тени огромных вершин, прорывающихся сквозь серые облака. Там они нашли сигнальный маяк и впервые увидели чернокрылых птиц.

Над горами висели тяжелые и темные облака Кэлен подумала, что они похожи на грозовые. Воздух наполнил запах озона, предвещая грядущий ливень.

— Откуда ты? — спокойно спросил Ричард Оуэна.

Парень прочистил горло, разгладил рубашку и светлый плащ, пытаясь вернуть себе пристойный вид. Он продолжал сидеть на ящике.

— Я живу в городе просвещенных, цивилизации с высшей культурой… в великой империи.

— Где находится эта величественная империя? — Ричард по‑прежнему смотрел в сторону гор.

Оуэн склонил голову и посмотрел на восток. Он указал на дальние возвышающиеся пики гор, которые рассматривал Ричард.

— Там. Видите это ущелье среди высоких гор? Я живу там, за ним, империя лежит за этими горами.

Кэлен вспомнила, что она однажды спрашивала, смогут ли они когда‑нибудь пересечь эти горы. Тогда Ричард сомневался.

Он обернулся назад.

— Как называется эта империя?

— Бандакар, — благоговейным шепотом произнес Оуэн. Он пригладил светлые волосы, чтобы придать себе вид, достойный жителя своей родины. — Я гражданин Бандакара, Империи Бандакар.

Ричард обернулся и как‑то по‑особенному посмотрел на Оуэна.

— Бандакар. Ты знаешь, что значит это имя, Бандакар?

— Да, — кивнул парень. — Бандакар — древнее слово из забытых времен. Оно означает «избранный» — Избранная Империя.

Казалось, Ричард чуть побледнел. Встретившись с ним взглядом, Кэлен поняла, что он прекрасно знает значение слова, а Оуэн ошибается.

Ричард пришел в себя. В задумчивости он потер бровь.

— Ты — или кто‑нибудь из твоего народа — знает язык, откуда пришло это слово, «бандакар»?

— Мы не знаем этого языка, — махнул рукой Оуэн. — Он давно забыт. Только значение слова сохранилось, потому что оно очень важно для нашего народа. Мы храним в себе смысл, который оно несет в себе: Избранная Империя. Мы — избранный народ.

Поведение Ричарда изменилось. Казалось, его злость ушла.

— Империя Бандакар, почему о ней не знают? — подойдя ближе к Оуэну, мягко спросил он. — Почему никто не знает твоего народа?

Оуэн отвел взгляд и посмотрел сквозь слезы на восток, туда, где находилась его родина.

— Говорят, что древние, те, кто дал нам это имя, хотели защитить нас, потому что мы особенные. Они отвели нас гула, куда никто не мог пройти, потому что вокруг горы. Эти горы воздвиг сам Создатель, чтобы защитить нас, и они непроходимы для врага.

— За исключением одного места, — Ричард показал на восток. — Этой расселины в горной цепи, перевала, так?

— Да, — подтвердил Оуэн, устремив взор в сторону своей родины. — Этим путем мы пришли в нашу страну, но также и чужаки могли попасть к нам. Только в этом месте мы были уязвимы. Мы — просвещенные, поднявшиеся над насилием, но в мире хватает диких рас. Поэтому древние хотели, чтобы наша культура выжила и развивалась без всей жестокости этого мира, и они запечатали перевал.

— И твой народ все это время был изолирован от мира — тысячи лет?

— Да. У нас совершенная страна, место, культура которого возвысилась над насилием.

— А как этот перевал, ущелье в горах, был распечатан?

Оуэн посмотрел на Ричарда, испуганный его вопросом.

На минуту он задумался.

— Ну… перевал был запечатан. Никто там не мог пройти.

— Потому что они бы погибли, пересекая границу, — констатировал лорд Рал.

Кэлен вдруг обдала холодная волна осознания. Она поняла, что за вещь была печатью на границе к империи.

— Ну да, — заикаясь, произнес Оуэн. — Но это не позволяло чужакам завоевать нашу империю. Мы исключили все насилие. Так ведут себя непосвященные. За насилием следует насилие, и так дальше, бесконечный круг насилия. Мы — высшая раса, мы выше насилия наших предков. Мы выросли над ними. Но без границы, закрывающей переход, и пока мир не избавится от насилия, народ моей страны может стать жертвой диких варваров.

— А сейчас граница нарушена.

— Да, — прежде чем ответить, Оуэн уставился в землю и сглотнул.

— Когда это произошло?

— Мы не знаем точно. Это опасное место. Никто не живет поблизости, поэтому мы не уверены, но, кажется, два года назад.

Кэлен испытала головокружительное чувство: ее страхи подтвердились.

Когда Оуэн поднял голову, он олицетворял собой само страдание.

— Теперь империя открыта диким варварам.

— После падения границы Имперский Орден часто пересекает перевал? — продолжал расспрашивать Ричард.

— Да.

— Земля за этими снежными горами, Империя Бандакар… Обитают ли там чернокрылые птицы? — спросил воин.

— Да, эти ужасные создания, невинные в своей злобе, охотятся на людей, — Оуэн удивился тому, что лорд Рал знает о них. — Ночью, когда они вылетают на охоту, мы не выходим из дома. Но иногда эти страшные создания все‑таки хватают людей, особенно детей…

— Почему вы их не убьете? — с негодованием воскликнула Кара. — Не прикончите? Не застрелите из луков? Добрые духи, почему вы просто не запустите им в головы камень, если они нападают на вас?!

Оуэн выглядел потрясенным.

— Я же говорил, мы выше насилия. Было бы очень плохо совершить насилие над этими невинными созданиями. Наш долг — оберегать их, потому что мы пришли в их земли. Мы, люди, виноваты в том, что соблазняем их нападать на нас. Но такова их природа. Мы сохраняем добродетель, принимая все в мире без предубеждения, вызываемого нашими несовершенными чувствами.

Ричард жестом приказал Каре замолчать.

— Все ли в империи такие миролюбивые? — спросил он, отвлекая внимание Оуэна от Кары.

— Да.

— А не бывает ли тех, кто… случайно, ну, ведет себя неправильно? Дети, например. Там, где я родился, дети иногда хулиганили. Дети твоей родины тоже должны шалить.

Парень слегка пожал плечами.

— Ну да. Иногда дети ведут себя неправильно и становятся неуправляемыми.

— И что вы делаете с такими детьми?

Оуэн кашлянул, откровенно стесняясь.

— Ну, их… отлучают на некоторое время от дома.

— Отлучают от дома, — повторил Ричард. Он вопросительно поднял руки. — Насколько я знаю, дети счастливы быть не дома. Они просто начинают играть.

— Мы другие, — убежденно покачал головой Оуэн. — С самого рождения мы не остаемся одни. Все бандакарцы очень связаны. Мы зависим друг от друга, заботимся друг о друге, проводим друг с другом все время. Мы и готовим, и стираем, и работаем вместе. Вместе спим в доме. Наша жизнь — жизнь просвещенных, в которой главное — общение между людьми, близость. Нет высшей ценности, кроме как быть вместе.

— Итак, когда кто‑то из вас — ребенок — изгоняется, он становится несчастным? — спросил Ричард, притворившись удивленным.

Парень сглотнул, по его щеке катилась слеза.

— Ничего не может быть хуже. Быть отлученным, вдали от остальных — самое страшное, что может произойти с человеком. Быть выброшенным в холодную жестокость мира — это ужасно.

Даже говоря об этом наказании, Оуэн весь принялся дрожать.

— И поэтому иногда птицы хватают таких детей, — произнес Ричард голосом, полным сострадания. — Когда они одиноки и беззащитны.

— Когда ребенка наказывают и должны отлучить, мы принимаем все меры, — Оуэн вытер ладонью слезы. — Мы никогда не выгоняем его ночью, потому что ночью обычно охотятся птицы. Детей наказывают только днем. Но когда мы остаемся одни, мы оказываемся беззащитными перед всеми ужасами и жестокостью этого мира. Остаться одному — ничего не может быть хуже! Мы очень стараемся не наказывать детей. Ребенок, которого один раз наказали, больше никогда не ведет себя неправильно. Нет большей радости для него, чем возвращение к родным и друзьям.

— Значит, для твоего народа изгнание — самое суровое наказание.

Оуэн смотрел вдаль.

— Конечно.

— Там, откуда я родом, мы тоже любим собираться вместе и веселиться. Мы ценим время, проведенное вместе. Когда мы уезжаем надолго, то всегда спрашиваем, как поживают наши знакомые.

— Тогда ты понимаешь, — улыбнулся Оуэн.

Ричард кивнул, вернув парню улыбку.

— Но иногда бывают люди, которые ведут себя неправильно, даже уже будучи взрослыми, — лорд Рал целеустремленно шел к выяснению истины. — Мы делаем все, что можем, но иногда кто‑нибудь совершает что‑нибудь неправильное, и такие люди знают, что поступают дурно. Они могут солгать или украсть. Или даже хуже, иногда люди намеренно причиняют боль другим людям — разбойничают, насилуют женщин или убивают других людей.

Оуэн не смотрел на Ричарда. Его взгляд был направлен в землю.

— Когда кто‑то совершает нечто подобное в твоей стране, что делает твой народ? — Продолжая говорить, Ричард медленно ходил вокруг Оуэна. — Как просвещенные люди судят преступления, совершенные против людей?

— Мы удаляем корни такого поведения в детстве, — быстро ответил Оуэн. — Мы делим все поровну, поэтому никому не придет в голову красть. Люди воруют потому, что завидуют другим. Мы показываем таким людям, что мы не лучше их, и поэтому у них нет нужды скрывать свои страхи от других. Мы учим их быть просвещенными и отвергать такое поведение.

Ричард невозмутимо повел плечами. Кэлен подумала, что он готов был задушить Оуэна, но он вел себя понимающе и спокойно. Она уже видела его таким. Ее муж был Искателем Истины, названным самим Первым Волшебником. Ричард выполнял свой долг Искателя, ища истину. Иногда с помощью меча, иногда с помощью слов.

Ричард обезоруживал людей своими вопросами, но в данном случае Кэлен поражалась тому, как спокойно чувствует себя Оуэн. Эта мягкая манера задавать вопросы вела к получению ответов, которых Кэлен никогда бы не добилась.

Женщина поняла, что она сама была причиной того, что произошло с бандакарцами.

— Мы оба знаем, Оуэн, что даже если бы людей захотели изменить, ничего бы не вышло. Некоторые люди просто не хотят меняться. Сейчас они творят много ужасного. Даже среди цивилизованных народов есть нелюди, стремящиеся к насилию и разрушению, несмотря на все наши усилия. Что еще хуже, если не препятствовать насилию, такие люди подомнут под себя все общество, — Ричард продолжал искать истину все таким же спокойным тоном. — Объясни мне, если среди вас есть насильник, то ты ведь не сможешь позволить ему насиловать женщин? Если кто‑то совершает убийство, ты не позволишь ему угрожать всей империи, да ведь? И высшую культуру, в особенности, нельзя винить за желание остановить поведение, угрожающее просвещенным людям… Но вы избегаете всех форм насилия, и разве смогли бы вы наказать человека — обречь убийцу на смерть — если на самом деле отрицаете насилие? Как вы поступаете с такими людьми? Как просвещенный народ наказывает за «мокрые» дела, такие как убийство?

Оуэн вспотел. Он не мог отрицать, что убийцы существуют — Ричард сам доказал ему это.

— Э‑э, — парень опять замялся и проглотил слюну. — Как ты сказал, мы — просвещенный народ. Если кто‑нибудь причинит вред другому, мы его открыто осуждаем.

— Осуждение, — Ричард приблизился к нему, пристально смотря в его лицо. — То есть вы осуждаете действия преступника, но не самого человека. Даете ему второй шанс.

— Да, так, — Оуэн вытер пот и посмотрел на Ричарда. — Мы много делаем для того, чтобы такие люди исправились. Мы понимаем, что их проступки — крик отчаяния, поэтому мы наставляем их в просвещении. Помогаем осознать, что боль, причиненная одному, отразится на всех, и что они — возлюбленные наши, а значит, вред, нанесенный народу, причинен ими самим себе. Мы выказываем им сочувствие и понимание.

Кэлен поймала руку Кары и твердым взглядом попросила ничего не говорить.

— Понимаю, — Ричард медленно ходил вокруг Оуэна, кивая головой, словно соглашаясь. — Вы делаете все для того, чтобы они не повторили своих проступков. — Оуэн обрадовался, что Ричард его понимает, но пока не мог знать, к чему тот клонит. — Но бывали случаи, когда после порицания и наставления такие люди снова совершали те же, а иногда еще более тяжкие преступления. И тогда вам становилось ясно, что они не собирались меняться и продолжали угрожать общественному порядку, безопасности и доверию. Верные только себе, такие люди несут в себе то, что все вы отрицаете — насилие, пытаясь навязать обществу свои законы.

Туман начал рассеиваться. Оуэн сидел на ящике, дрожащий, испуганный и одинокий. Некоторое время назад он уклончиво отвечал на самые прямые вопросы, а сейчас Ричард вынуждал его говорить открыто.

Фридрих почесал лошадь за ухом. Дженнсен присела на камень, Бетти примостилась у ее ног. Том стоял рядом с девушкой, положив на ее плечо ладонь и наблюдая за человеком, которого коснулась Кэлен. Мужчина безучастно сидел в стороне, ожидая приказа госпожи. Кара стояла рядом с Кэлен, готовая к неприятностям и очевидно увлеченная историей народа Оуэна. Она выглядела так, словно долгое время с трудом держала язык за зубами. Впрочем, так оно и было.

Кэлен разделяла настроение Кары и была ошеломлена историей таинственной империи, которую Ричард так легко и непринужденно вытянул из парня, намеревавшегося его отравить. Кэлен не представляла, чего муж хочет добиться своими само‑собой‑разумеющимися вопросами. Связаны ли как‑то способы наказания в этой империи с тем, что Ричарда отравили? Одно ей было ясно — он знал, к чему клонит, и быстро шел по выбранному им пути к свету истины.

— Что же вы тогда делаете? — Лорд Рал остановился перед Оуэном. — Когда не способны изменить того, кто стал для всех опасен? Что просвещенные делают с такими людьми?

Оуэн заговорил тихим голосом, ясно слышимым в утренней тишине.

— Мы изгоняем их.

— Изгоняете… Посылаете их через границу?

Оуэн кивнул.

— Но ты ведь сказал, что переход через границу равен смерти. Вы не могли посылать их просто так через границу, иначе вы обрекли бы их на смерть. Где‑то должно быть место, через которое они проходили. Особое место. Место, куда вы могли их изгнать, не убивая, но такое, откуда они не смогли бы вернуться и снова причинить вам зло. Оуэн покивал головой.

— Да. Есть такое место. Перевал, через который идет граница, крутой и ненадежный. Но есть тропа, которая ведет к границе. Древние, те, кто защитил нас, воздвигнув границу, оставили и тропу. По тропе можно миновать границу. Спускаясь с гор, идти по ней очень тяжело, но возможно.

— И потому, что она так обрывиста, невозможно вернуться назад? В Империю Бандакар?

— Она идет через опасное место, узкий проход через границу, безжизненную землю, где везде подстерегает смерть, — Оуэн пожевал нижнюю губу. — Изгнанному не дают с собой воды. Он должен найти ее сам или умереть. Мы посылаем наблюдателей к началу тропы, где они поджидают изгнанного и убеждаются в том, что он уже не вернется. Наблюдатели ждут несколько недель, после того, как человек начнет переход, чтобы быть уверенными в том, что изгнанный ушел далеко в поисках воды и пищи, в поисках новой жизни вдалеке от своего народа. — Парень содрогнулся. — Там чудовищный лес, корни деревьев извиваются по земле, как змеи. Тропа уводит все ниже под корни и бегущую воду. Через некоторое время ты оказываешься в месте, где деревья растут прямо над головой, пытаясь дотянуться до дальнего света. Ты ищешь хотя бы луч солнца, а видишь только скрученные корни, уходящие в темноту. Когда этот лес корней окружит тебя, ты пройдешь границу и пересечешь горы. — Голос Оуэна стал совсем страдальческим. — Но невозможно попасть в нашу страну с другой стороны тропы. В империю нельзя вернуться. Однажды изгнанным нет возврата.

Ричард подошел к мужчине и положил руку ему на плечо.

— За что тебя изгнали, Оуэн?

Тот спрятал лицо в ладонях, уткнулся головой в колени и громко зарыдал.

Поиск по сайту: