Политические конфликты. Основания, типология, динамика (теоритико-методологический анализ)

Под политикой вообще обычно понимают главным образом деятельность

социальных групп и индивидов по реализации своих противоречивых интересов с

помощью государственной власти. Политика появляется там и тогда, где и когда

общество расслаивается, дифференцируется на различные группы с несовпадающими

интересами. Коль скоро общество когда-то (в период перехода от родового строя к

классовому) перестало быть однородным, потребовался некий инструмент регуляции

взаимоотношений выделившихся социальных групп, дабы они, как эффектно

выражались классики марксизма, «не пожрали друг друга в бесплодной взаимной

борьбе». Такой инструмент был изобретен — им стало государство, то есть

политическая организация, представляющая собой систему учреждений, обладающих

верховной властью на определенной территории.

Главное назначение государства — обеспечивать целостность социума путем

регуляции взаимоотношений между социальными группами, а также индивидами.

Однако рассматривать государство в качестве этакого третейского судьи или

нейтрального арбитра в бесконечных спорах драчливых социальных групп было бы

наивно. Если государство — и арбитр, то далеко не беспристрастный. Дело в том,

что в обществе, разделенном на противоборствующие группы, «третьей»,

незаинтересованной стороны просто нет. Государственные учреждения

(правительства, парламенты, суды) заполняются людьми, принадлежащими к той или

иной социальной группе. И, естественно, не к любой, а к той, которая на данный

момент оказалась сильнее. Так что для иллюстрации сути государства больше

подойдет аналогия не с арбитром спортивного соревнования, а с детской игрой в

«царь горы» — кто столкнет всех соперников с вершины, тот и прав. Звучит, может

быть, и грубовато, зато ближе к истине.

Сущность политического процесса в конечном счете и составляет борьба

различных социальных групп за завоевание и использование государственной власти.

Вокруг нее и разворачиваются все политические конфликты.

Виды политических

конфликтов

Ввиду сложности и многослойности политической сферы классификация

свойственных ей конфликтов не может не быть многомерной. Традиционно наиболее

общими основаниями выделения политических конфликтов разного типа выступают:

• сфера распространения;

• тип политической системы;

• характер предмета конфликта.

По первому основанию различают внутриполитические и внешнеполитические

(межгосударственные) конфликты.

По второму — конфликты тоталитарных и демократических политических систем.

По третьему — конфликты интересов, статусно - ролевые, а также конфликты

ценностей и идентификации.

Поскольку основания выделения всех этих видов политических конфликтов

различны, то, естественно, объемы обозначающих их понятий частично совпадают.

Так, например, межгосударственный конфликт может одновременно быть выражением

несовместимости разных политических систем (тоталитарной и демократической), а

также отстаиваемых этими системами интересов и ценностей.

Межгосударственные конфликты

и национальные интересы

Смысл разделения политических конфликтов на внутри- и внешнеполитические

более чем очевиден. В последних в качестве субъектов конфликта выступают

государства (или коалиции государств). Отношения между ними всегда

характеризовались взаимной конкуренцией, которая с печальной периодичностью

принимала самые острые формы (военные). Принято считать, что государствами

движут так называемые национальные интересы. Их основу составляют важнейшие для

существования народа-нации потребности: в безопасности, контроле и

использовании природных ресурсов, сохранении культурной целостности и

национальной специфики. Естественными ограничителями

национально-государственных интересов выступают ограниченность ресурсов и

национальные интересы других стран.

Реалии XX столетия привели к тому, что вроде бы достаточно четкое и ясное

понятие «национальный интерес» подверглось существенной метаморфозе. Этот

интерес (особенно для сверхдержав) начал угрожающе разбухать и достиг

планетарных масштабов. Глобализация рынков, технологий, связи, потоков

информации привела к тому, что «национальные интересы» стали обнаруживать себя

далеко за пределами территорий национальных государств. Если, например,

нормальное функционирование экономики даже такой мощной страны, как США,

зависит от поставок нефти с Ближнего Востока, то этот регион объявляется зоной

«жизненных интересов» североамериканцев. Если руководители бывшего СССР

расценивали рост западного влияния в Афганистане как угрозу своей национальной

безопасности, они недолго думали, как проще отстоять свой «национальный

интерес».

По логике вещей, если чернобыльское радиоактивное облако накрыло часть

Европы, то безусловно пострадали «жизненные интересы» европейцев. Значит, эти

интересы заключаются в поддержании технологического порядка на Украине?

Примерно так. Не случайно западные страны (в основном, правда, США) оказывают

финансовую помощь Украине для закрытия Чернобыльской АЭС.

Что поделать, современные технологии не умещаются в рамки национальных

границ. Их масштаб планетарен как по применению, так и по последствиям. Если

вырубают тропические леса Амазонки, то через некоторое время плохо будет всем,

а не только этому региону. Если Россия загрязняет Байкал, то она вредит не

только себе, но и всему миру, ибо, по некоторым оценкам, первый из близких к

истощению природных ресурсов — пресная вода, чуть ли не треть которой

сосредоточена в знаменитом озере.

По-видимому, современный мир вплотную подошел к необходимости создания

нового мирового порядка, который будет основан на приоритете интернациональных,

общих для всего человечества интересов. Но пока этого не происходит. Нынешние

государства упрямо продолжают претворять в жизнь идею защиты «национальных

интересов», которая в условиях истощения невозобновляемых ресурсов будет

неизбежно приводить к увеличению количества межгосударственных конфликтов.

Известные на сегодня способы противостояния этой тенденции числом невелики,

но тем важнее их значение:

1) интеграционные процессы в экономике (самый яркий пример — достаточно

благополучная динамика развития Европейского Союза, потихоньку продвигающегося

от экономической интеграции к политической);

2) усиление миротворческой роли международных организаций (ООН, ОБСЕ, ОАГ

(Организация Американских Государств), ОАЕ (Организация Африканского Единства)

и др.;

3) снижение уровня военного противостояния под взаимным контролем;

4) привычка к уважению норм международного права;

5) всемерное расширение общения между народами;

6) демократизация внутренних политических порядков в национальных

государствах.

Последний пункт этого перечня особенно важен, ибо, как свидетельствует

печальный опыт XX в, наибольшая угроза превращения межгосударственных

конфликтов в военные столкновения исходит от тоталитарных политических режимов.

Политические конфликты

тоталитарных и демократических систем

Суть внутриполитических конфликтов в значительной мере определяется

характером политических систем. Своеобразие же политическим системам придают

политические режимы, т. е. совокупность конкретных методов осуществления

политической власти определенной социальной группой. Таких «совокупностей»

политические науки выделяют как правило три: 1) тоталитаризм, 2) авторитаризм и

3) демократия. Поскольку авторитарный режим представляет собой некий компромисс

между двумя другими, возьмем только крайние, «чистые» формы политических

режимов.

Тоталитаризм (от лат. totalis — полный, целый) — это политический режим,

характеризующийся всеобъемлющим контролем за гражданами со стороны государства,

полным подчинением личности и гражданского общества политической власти. Его

отличительные черты — всеобщая политизация и идеологизация общественной жизни,

наличие мощного аппарата социального контроля и принуждения, этатизация

(огосударствление) всей хозяйственной и даже частной жизни, ограничение или

ликвидация частной собственности, устранение конкуренции, рыночных отношений,

централизованное планирование и командно-административная система управления.

Демократия является своеобразным антиподом тоталитарного режима. Она (в

идеале) характеризуется контролем гражданского общества над политической

властью. Ее базовые принципы включают юридическое признание и институциональное

выражение верховной власти народа, периодическую выборность органов власти,

равенство прав граждан на участие в управлении обществом, безусловное

соблюдение всех прав и свобод личности и т. д.

При таком сравнении может показаться, что тоталитаризм — это средоточие

всех политических пороков, а демократия, напротив,— светлый идеал всего

человечества. Это, конечно, не совсем так. Тоталитарные политические режимы

рождаются не по злой воле фюреров или генеральных секретарей. Они являются

выражением отчаянного желания народных масс быстро и эффективно переустроить

общество на началах социальной справедливости. Последняя понимается в основном

как равенство. И не только перед законом, но и во всех сферах жизнедеятельности

человека. Но рыночная экономика непрерывно рождает неравенство. Значит ее нужно

преобразовать, заменив частную собственность на общественную, а механизмы

рыночной регуляции спроса и предложения централизованным планированием: ведь

совсем нетрудно посчитать, сколько тех или иных благ требуется обществу.

Детальное планирование всего и вся по силам только одной организации —

государству. Всякие сбои и отклонения от планов будут порождать хаос, значит

нужен строгий и действенный контроль за их выполнением, а это опять-таки может

обеспечить только государство. В итоге происходит гипертрофированный рост

институтов политической власти, от которых зависит буквально все: обеспечение

людей работой, жильем, досугом, разрешение любых конфликтов и т. д. Социальная

дистанция между различными группами и в самом деле сокращается (хотя социальное

равенство все равно не достигается), но кошмарной ценой полной потери личной и

групповой свободы, самостоятельности, возможностей влияния на власть и

предотвращения политических авантюр.

Возникает «закрытый», деспотический тип общества, где все подчинено

политической целесообразности. Всеобщим центром притяжения всех усилий

становится политическая власть, монополизируемая складывающейся вокруг нее

элитой (номенклатурой). Логика саморазвития общества подменяется насильственной

реализацией какого-либо утопического проекта всеобщего счастья, всякое

несогласие с которым автоматически превращает любого человека во «врага народа».

1 Конфликты тоталитарных режимов. В обществе подобного типа, где искажены

все нормальные пропорции экономики, политики и культуры, и политические

конфликты приобретают ряд характерных особенностей:

1) Из всех возможных видов политических конфликтов (интересов, статусов,

ценностей) на первый план выдвигаются статусно - ролевые конфликты, связанные с

близостью или удаленностью от политической власти.

2) Поскольку различия интересов профессиональных, этнических и прочих

социальных групп ликвидировать нельзя, а признать конфликтность их отношений во

внешне едином, отмобилизованном обществе политическая власть не желает,

большинство реальных конфликтов становятся скрытыми, подавленными. У

многочисленных социальных групп по существу нет возможности артикулировать и

соответственно четко осознавать свои интересы, которые скрываются в область

иррационального. Именно поэтому крушение тоталитарных режимов во многих случаях

ведет к вспышкам насилия, серьезной угрозе гражданской войны — это подавленные

конфликты выходят наружу.

3) Политические конфликты тоталитарного общества предельно

идеологизированы. Идеология (представляющая собой всего лишь теоретически

осмысленный вариант общественного переустройства, разработанный какой-либо

социальной группой) превращается в «священную корову» тоталитарного режима,

непререкаемую ценность, не подлежащую никакой критике. Она, естественно,

«единственно верная» и общеобязательная. Инакомыслие — политическое

преступление. Любое движение «тестируется» на соответствие идеологическим

догмам. Внешнеполитические конфликты, а также конфликты, связанные

взаимодействием партийно-государственных структур, подчиняются идеологическим

приоритетам. В еще более резкой форме та же картина наблюдается и в сфере духа

— науке, искусстве, религии, морали. Сама тоталитарная идеология, властно

подавляя саморазвитие этих сфер, становится дополнительным источником конфликта.

4) Гипертрофия политической сферы жизни тоталитарного общества приводит к

тому, что в нем даже самые далекие от политики конфликты возводятся в ранг

политических. Невыполнение предприятием плана, развод в семье, знакомство с

несанкционированными властью источниками информации — все превращается в

политические преступления. Чтение и хранение «запрещенной» литературы делает

человека участником политического конфликта с государством!

5) В таких условиях большинство конфликтов носят искусственный, навязанный

характер. Этой характеристике полностью отвечают и конфликты, возникающие как

следствие попыток власти направить недовольство населения на поиск врага

(вредители, космополиты, диссиденты), на которого можно было бы списать

собственные неудачи. Не менее искусственен и ложен по своей сути конфликт,

связанный с непременной для тоталитарной идеологии идеей социального

превосходства какой-либо социальной группы (арийской расы, рабочего класса и пр.

).

6) Тоталитарным политическим режимам свойственна также тенденция

интернационализации политических конфликтов. Лежащая в их основе универсальная

идеология позволяет трактовать все мировые события как, допустим, столкновение

интересов рабочего класса и буржуазии. Отсюда и планы экспорта революции,

поддержки любых антиимпериалистических движений, блоковое восприятие мира как

арены борьбы двух непримиримых систем — капиталистической и социалистической.

2 Конфликты демократического общества. Системы демократические, наверное,

не менее конфликтны. Однако характер этих конфликтов существенно иной.

1) Прежде всего, они открытые, явные, признаваемые обществом и

государством как нормальное явление, вытекающее из конкурентного характера

взаимоотношений в большинстве областей общественной жизни.

2) В демократических обществах политические конфликты локализованы в

собственно политической сфере. Они не распространяются на частную жизнь граждан,

не подчиняют себе развитие экономики, не определяют «правило функционирования

духовной сферы.

3) Поскольку у всех социальных групп есть множество способов артикуляции

своих интересов, объединения в различные организации с целью оказания давления

на власть и т.д., конфликтные ситуации характеризуются меньшей напряженностью.

Меньше опасность «взрывов» социального негодования, насильственного разрешения

конфликтов.

4) Так как демократия строится на плюрализме мнений, убеждений, идеологий

и способна исследовать конфликтные ситуации свободной рациональной дискуссией,

она в состоянии отыскивать гораздо больше приемлемых способов разрешения

политических конфликтов.

5) Статусно - ролевые политические конфликты в демократических режимах

имеют относительно меньшее значение, чем конфликты интересов и ценностей.

6) Поскольку политическая власть в демократическом режиме не

сконцентрирована в одном органе или в одних руках, а рассредоточена,

распределена между различными центрами влияния, да к тому же каждая из

социальных групп может свободно отстаивать свои интересы, то открытых

политических конфликтов, естественно, фиксируется больше, чем в тоталитарном

обществе. Они многообразнее и разнокалиберное. Но это признается выражением не

слабости, а силы демократии, понимаемой как баланс интересов конкурирующих

социальных групп.

7) Сильной стороной демократии является также и отработанность четких

процедур, правил локализации и регулирования политических конфликтов.

Все сказанное, разумеется, не означает, что демократия является

безупречным инструментом разрешения политических конфликтов. У нее свои

проблемы. Критики современной плюралистической демократии, например,

небезосновательно указывают на формальный характер демократических процедур;

предполагающий лишь юридическое равенство индивидов и групп, которое в условиях

господства рыночных отношений неизбежно сохраняет социальное неравенство.

Привлекательно, конечно, представлять демократию балансом интересов

конкурирующих социальных групп. Но какая конкуренция может быть между группами,

скажем, пенсионеров и крупного капитала? Итоговый «баланс» их отношений

известен заранее. Или, предположим, какой-то индивид или группа не преуспели в

рыночном соревновании, как же тогда быть с их правами на достойную жизнь,

свободу, собственность? Священное право на собственность, когда не на что жить,

может весьма сильно раздражать.

В такого рода аргументах, безусловно, есть свой резон. Они указывают на

реальные изъяны демократического способа организации политической жизни. Однако

рецепты их преодоления, выписываемые тоталитарными идеологиями, на практике

ведут к куда более худшим последствиям. Известный австрийский экономист Фридрих

Хайек в ставшей классической работе «Дорога к рабству» предложил для понимания

различения двух обсуждаемых форм управления обществом такую аналогию1. Разница

между ними примерно такая же, как между правилами дорожного движения (или

дорожными знаками) и распоряжениями, куда и по какой дороге ехать. В

демократическом обществе власть лишь устанавливает формальные «правила

движения», то есть сообщает заранее, какие действия она предпримет в ситуациях

определенного типа. «Дорогу» каждый выбирает сам, И власть не гарантирует, что

«водитель» непременно доберется туда, куда ему нужно и в срок. Он может попасть

в «пробку», не рассчитать скорость и т.д. Так, может быть, государству лучше

взять в свои руки управление движением — заранее просчитать количество

водителей, их грузы, определить оптимальные маршруты? Увы, как свидетельствует

практика, совсем даже не лучше. Запланированный график все равно будет

сбиваться разными обстоятельствами (погодой, капризами техники), необходимость

его соблюдения будет требовать все более жесткого контроля, кому-то придется

давать «зеленую улицу», порождая привилегии и пр. И самое противное — лишь

государство будет решать, куда и как нам ехать. Без его позволения и с места

тронуться нельзя. Подобная перспектива все-таки заставляет современное

человечество склоняться к выбору «формальных правил» демократии, которые

действительно носят чисто инструментальный характер и не обещают безусловного

торжества социальной справедливости.

1См.: Хайек Ф. Дорога к рабству. // Вопросы философии, 1990, № 11. — С.

124 — 125.

В плане различения конфликтов тоталитарных и демократических режимов

российские политические конфликты находятся в «промежуточном» положении. Наше

нынешнее общество несет на себе все черты «переходного» типа от тоталитаризма к

демократии: слабость гражданского общества и соответственно «безопорность»

демократических институтов, остаточное влияние тоталитарных традиций

безусловного подчинения политическим «верхам», уступка им всех политических

инициатив и ответственности, ценностный раскол в обществе и т.д. Отсюда и резко

конфронтационный характер наших сегодняшних политических конфликтов, их

хаотичность, неустойчивость, неотработанность процедур урегулирования и

разрешения. Преодоление этих особенностей «посттоталитарной» конфликтности

является актуальнейшей задачей как нашей политической элиты, так и общества в

целом.

Политические

конфликты интересов

Третье из предложенных выше оснований разделения политических конфликтов

(их объект) подразумевает выделение конфликтов интересов, ценностей и статусов

(ролей). Наиболее весомы среди них конфликты интересов. «Прозрачность»

конфликта интересов в политической жизни, то есть ясное и отчетливое понимание

факта конкуренции различных социальных групп за обладание властью – достижение

западной демократической традиции. Дело это исторически долгое и трудное.

Становление каждой группы интересов проходит ряд последовательных стадий:

политическая идентификация, осознание общности интересов, формулировка

притязаний, мобилизация политических ресурсов, создание формализованных

структур (партий, движений, групп), прямые действия по оказанию давления на

власть. Разные социальные группы проходят эти фазы в разные сроки и с разным

успехом.

В сегодняшней России эти привычные для западного мира процессы пока только

разворачиваются. Поэтому влияние еще не оформившихся как следует групп

интересов на власть сумбурно, хаотично и малоинституциализировано. От этого

создается впечатление, что основные политические конфликты инициируются и

развиваются внутри самой политической власти. И можно лишь догадываться, что

«за спиной» той или иной политической группировки стоят интересы больших

социальных групп. (Кроме, разве что, крупного капитала — тут все достаточно

прозрачно.)

Но при всей аморфности нашей политической системы отчетливо видно» что

основные «межевые» линии конфликтующих сторон те же, что и в развитых

демократиях. (Это в принципе должно радовать. Если бы еще и разрешались эти

конфликты так же демократично.) Позиции участников политических конфликтов

выстраиваются ныне по трем разделительным линиям:

1) разделение властей — исполнительная против законодательной;

2) разделение фракций в парламенте (Федеральном Собрании);

3) разделение полномочий федеральных и региональных властей.

Конфликты

ветвей власти

Разделение властей (на законодательную, исполнительную и судебную) — один

из базовых демократических институтов. Его смысл — в предотвращении

концентрации власти в одном органе, во взаимном уравновешивании и контроле

ветвями власти друг друга. Этот принцип также заложен в архитектуру нашего

сегодняшнего государства (депутаты не могут быть чиновниками или судьями).

В устоявшейся демократической системе выгоды применения принципа

разделения властей перевешивают издержки его перманентной конфликтности- В

республиках парламентского типа она снимается тем простым фактом, что

правительство (власть исполнительная) формируется на основе парламентского

большинства (власть законодательная). В республиках президентских (там, где

правительство формирует президент) сложнее, поскольку два народных

волеизъявления — на выборах парламента и президента — могут и не совпасть. Так

было, например, во Франции 80-х годов, когда президент-социалист Ф. Миттеран

уживался с правым (социалисты были в меньшинстве) парламентом. Тем не менее

конфликт между ними не стал трагедией, поскольку отлаженная партийная и

государственная системы предоставляют много возможностей для компромиссов в

спорах представительной и исполнительной властей.

В России ситуация иная. У нас нет сколько-нибудь длительной традиции

рассредоточения власти. Политическая власть всегда была жестко централизованной.

Да и сам институт представительной власти появился в нашем отечестве только в

1905г. Система Советов, организованная в 1917 г., хоть и провозгласила

торжество воли народа, но свела функции законодательной власти к чистой

декорации. Реальной же властью обладали коммунистическая партия и исполкомы

Советов (а на самом верху — Совет Министров). Так что, наверное, не стоит

удивляться тому, что первый же опыт столкновения исполнительной и

законодательной властей (в октябре 1993 г.) закончился плохо обоснованным

применением силы.

Принятая вслед октябрьским событиям новая российская Конституция

перераспределила часть властных полномочий в пользу президента и тем самым

сделала менее вероятной открытую конфронтацию сторон. Но снять ее вообще

невозможно, ибо для этого надо ликвидировать либо парламент, либо президентскую

власть. К настоящему времени этот конфликт приобрел характер вялотекущего, что,

наверное, означает шаг вперед по сравнению с 1993 г. Стороны постепенно учатся

находить компромиссы и конституционные выходы из разногласий. Однако

разворачиваемая ныне реформа верхней палаты Федерального Собрания и образование

новых, не предусмотренных Конституцией государственных структур (типа Госсовета

или семи федеральных округов), говорят о том, что исполнительная власть еще не

оставила надежды обеспечить себе «удобную», послушную законодательную власть.

Что чревато в будущем обострением конфликта между ними.

Конфликты

партийной системы

Второй линией разлома российских политических конфликтов стала фракционная

борьба в нижней палате Федерального Собрания — Государственной Пуме. Это,

пожалуй, наиболее явное выражение представительства различных групп интересов

во власти. Их можно, пусть и крайне расплывчато, определить по социальному

составу голосующих за ту или иную партию на выборах.

Кроме того, через фракции в парламентах пытаются действовать и отраслевые

группы интересов, связанные в основном с топливно-энергетическим комплексом.

Региональные группы интересов (представляющие мощные промышленные комплексы

Урала, Сибири, Поволжья и пр.) больше ориентированы на верхнюю палату

парламента, которая и формируется по административно-региональному принципу.

Однако наблюдаемая на телевизионных экранах повышенная конфликтность

работы нашего парламента вряд ли является прямым отражением такого же состояния

общества в целом. Это скорее — издержки роста российской многопартийной системы.

Ведь ей всего лишь около десяти лет. Ныне работает только третий состав

многопартийного парламента. У нас еще возможно чуть ли не мгновенное появление

буквально «ниоткуда» политических движений и партий (вроде блока «Единство» на

выборах 1999 г.), способных за пару месяцев после регистрации стать основой

парламентского большинства. Деятельность многих партий, малочисленных и

организационно слабых, больше ориентирована на самоутверждение, а не на

представительство глубинных интересов общества. Но сильно винить их в этом

сложно, ибо не закончилась еще трансформация социальной структуры самого

общества, и разделение социально-групповых интересов только-только оформляется.

Конфликты

российского федерализма

Следующая «точка схождения» конфликтных интересов связана с федеративным

устройством нашего государства. Основа конфликта «центр — регионы» заложена в

самом принципе федеративного объединения государств и в развитом

демократическом обществе особой опасности не представляет. Российский же

вариант федерации к обычным ее проблемам добавляет свою специфику, потенциально

являющуюся источником дополнительных конфликтов.

Российскую Федерацию составляют 89 субъектов (21 республика, шесть краев,

49 областей, одна автономная область, два города федерального значения, десять

автономных округов). То, что их так много (больше всех в мире), — еще не самое

страшное. Гораздо большую проблему составляет нарушение основополагающего

принципа федерализма — необходимости выделения субъектов Федерации по единому

принципу, как правило, территориальному. У нас же одни субъекты представляют

собой настоящие национальные государства (со своими президентами,

правительствами, законодательством), другие — просто

административно-национальные образования (область и округа), а третьи — обычные

административно-территориальные единицы.

И все шесть видов субъектов Федерации при этом по Конституции абсолютно

равноправны! Вот и получается, что одни равноправные субъекты Федерации входят

в состав других, не менее равноправных, субъектов Федерации (автономные округа

— в состав краев и областей) и вроде бы юридически должны им подчиняться. А в

составе Краснодарского края существует даже свое суверенное государство

(Республика Адыгея)! Такая чересполосица, естественно, создает массу

трудноразрешимых юридических проблем. Поэтому не случайно необходимость

соответствия местного законодательства федеративному ныне превратилась в

источник постоянных конфликтов между центром и регионами.

Другой камень преткновения российского федерализма – огромный разрыв в

социально-экономическом и финансовом положении регионов. Права-то у всех

одинаковые, а вот возможности реализации этих прав — разные. Вот и выходит на

деле, что некоторые равноправные субъекты Федерации оказываются несколько

«более равноправными», чем другие.

Конфликты российского федерализма (как впрочем и все другие) требуют для

своего мирного урегулирования наличия строгих институциализированных процедур,

базой для которых должны быть соответствующие федеральные законы: о статусе

субъектов Федерации и его изменении, о разграничении полномочий между центром и

субъектами Федерации и т.д. Отсутствие таких законов и процедур неизбежно

запутывает и обостряет политические конфликты, связанные с государственным

устройством.

Достаточно мощно представлены в России и политические конфликты

ценностного толка. Они разворачиваются в основном в духовной сфере, но,

разумеется, оказывают заметное влияние на базисные социально-экономические

процессы. Речь идет о противостоянии таких ценностных систем, как западничество

— славянофильство (самобытность), либерализм — консерватизм (реформаторство —

контрреформаторство), индивидуализм — коллективизм, православие — иные

религиозные конфессии и т.д.

Чисто политическими из них являются, конечно, только конфликты идеологий.

Но и остальные, задавая фундаментальную культурную ориентацию населения, не

могут не оказывать влияния на политику, а порой и откровенно пытаются

«опереться» на государственную власть. Наиболее зримо это проявляется в случае

с этническими ценностями — уникальностью языка, традиций, особенностей быта и т.

п. Такие конфликты получили название конфликтов идентификации, поскольку

связаны с осознанием людьми своей принадлежности к этническим, религиозным и

прочим общностям и объединениям. Самые острые из них — этнические. Рассмотрим

их подробнее.

Поиск по сайту: