М.Ю.Лермонтов

По-началу мы поднимались на юго-восток, к той самой точке, с которой совершили спуск вчера вечером. Это заняло около 10-15 минут, хотя спускались мы оттуда всего минуты три. Отныне и далее шёл путь только на юг, до далёкой треугольной вершины, приплюснутой со стороны неба. По-началу Мишка высказывал предположение забраться и на саму треугольную вершину, которая возвышалась над перевалом всего метров на 100, и я тоже был тоже не против, но решили действовать по обстоятельствам.

Однако дальше постепенно начинался маленький ад…

Мы шли немного справа от гребня. Влево по ходу движения образовался похожий на снежную волну надув, да таким образом, что гребень нависал метра полтора над другим склоном горы. По этой причине слишком близко к верхушке гребня идти было нельзя – снег мог в любой момент обвалиться, и ухнуть с грохотом вниз. Не смертельно – пропасти там не было, но и приятного ничего бы не было, да и вообще - мало ли что может произойти, если сорвёшься вниз. Мы шли в кошках, а лыжи находились в связке укаждого. В руках мы держали палки, которыми было крайне неудобно пользоваться из-за разности высоты склона слева и справа.

Долго, около полутора часов, мы брели вполне спокойно - нас вёл вперёд апостол Михаил. Вслед за ним шёл я, затем Сергей, Анютка, и наконец, Дима – замыкающий. Но путь становился всё сложнее и сложнее: угол склона увеличивался, идти стало неудобно, а палки не хотели держать вес тела полностью. Основная сила изначально приходилась только на ноги. И от правильно сделанного здесь и сейчас шага зависело очень многое.

Постепенно пришло настоящее осознание опасности. До «пупыря», к которому мы направлялись, судя по всему, оставалось ещё около километра, когда Миха начал постоянно останавливаться, что-то высматривать, выбирать, и наверное, решать для себя важнейшую задачу – идти ли вообще дальше или не идти. Кроме того, он наверняка видел те маленькие оползни и лавинки под снегом, которые не видел и не ощущал я.

Было заметно, что на дальнем склоне справа, километрах в четырёх от того места, по которому собирались переходить перевал мы, когда-то сошло две-три лавины. Небольшие, но явно выделяющиеся на фоне белого и никем не потревоженного снега.

С какого-то времени мы стали идти медленно, шаг в шаг, след в след, было тяжело: снег поменялся на более рыхлый и глубокий, а склон – на более покатый; силы – постепенно иссякали. Время же, судя по всему, шло куда быстрее, чем это казалось мне.

И вдруг, в один момент, всего в двух шагах впереди от Миши, - дрогнул снег и покатился-поехал ковром вниз. Лавинный слой состоял всего из двух сантиметров толщиный, но крошась и разламываясь, этот ковёр побежал всё быстрее и быстрее, увлекая за собой пласт снега за собой. Общая длина схода была около ста метров в ширину и около 150 метров вниз…

Мне сразу же стало не по себе. К тому же, я первый раз увидел такое завораживающе красивое, но крайне опасное зрелище, как лавина. Миллиарды кусочков снега, независимо друг от друга, но слажено и подчиняясь единому механизму, вдруг оживают и приходят в ускоряющееся движение. И хотя это была ещё не лавина, а так, маленький сход снега – я осознал всю опасность того, если этого снега вдруг будет больше. Если бы Михан прошёл чуть дальше, – то он наверняка бы съехал метров на 20 вниз, а может даже (как знать) пролетел немного кубарем. Но не дай Бог эта махина придёт в движение полностью!

Место схода мы переходили по-очереди, приспустив рюкзак и сняв одну лямку. Иногда снег всё-таки уходил чуть вниз по склону, и сразу же ощущалось как непрочна эта плоть, по которой мы идём.

Но дальше продолжалось всё хуже. Лавин не было, но оставалась постоянная их опасность. Угол склона всё увеличивался, невдалеке показались камни, выступающие чёрными зубьями из-под сугроба. Порою, проходя по Мишкиным следам, ощущая как зыбок снег, и как уходят постепенно силы; выигрывая каждый шаг, чтобы не упасть, я с ужасом думал: как же идут за мной мои товарищи по несчастью, если следы эти разрушаются уже под моими ногами?

Однако шаг за шагом мы приближались, и необходимо было решать, как и где переходить перевал. Мы останавливались всё чаще, и Михаил всё чаще советовался с Димой. Ситуация впереди не менялась – крутой склон, опасность схода снега, слева – надув, справа – глядишь и думаешь: только бы не скатиться туда. А время шло - мы вышли из лагеря, как мне теперь кажется, около трёх часов назад (хотя, судя по расчетам, прошло часов около пяти), а вершина приближалась очень медленно. Наконец, после долгих усилий мы подошли к тому самому «пупырю», возвышающемуся на юго-восток. Необходимо было пройти его траверсом на юго-запад, около четырёхсот метров и выйти на отрог южно перевала, чтобы хотя бы заглянуть и посмотреть – что там происходит. Впереди высился сам перевал, длинной снежной лентой, за которой было совершенно не видно ситуацию дальше. Высота около 1700 метров. Надо подняться ещё как минимум на 50-100.

Камни начали мешать. На склоне появились крошки льда и фирн, по-прежнему существовала опасность уехать вниз. Камни вблизи оказались скользкими и всяких разных причудливых форм и конструкций, постоянно мешая ставить правильно ногу. И при этом они так внезапно появлялись из под снега, когда ты наступал, казалось бы на стабильную и верную поверхность. Представляю, каково было Михее, ведь он шёл самым первым, а я только по его следам. Но мы ползли. Медленно, очень медленно, но верно. Нельзя было идти неверно.

И вдруг, на середине склона, который мы проходил траверсом и чуть вверх до перевала, внезапно подул ужасающей силы холодный ветер. Царь горы разгневался на нас за то, что мы нарушили его покой, и подул с юго-запада. Ветер был настолько неожидан и силён, что ощущение опасности у меня обострилось очень сильно. И я понял, что вот теперь-то уже точно шутить нельзя. Нам с Михой необходимо было пройти до самого перевала ещё около двухсот метров и спуститься вниз, на гребень на метров 30 – а дальше… А что дальше-то? Ничего не было видно, так как ветер поднял и снежную пыльцу, затмевающую видимость. Гребень сливался со склоном – и как потом спускаться с перевала вниз было ещё совершенно не понятно. А трое остальных моих товарищей остались ещё позади меня и даже чуть отстали. Как рассказывали пацаны, Анютка шла вообще очень медленно.

По секундам, с горем пополам, нащупывая каждый шаг, обдуваемый морозным высокогорным ветром, я наконец пересёк вершину по его брюху (о том, чтоб идти на неё саму – в этой ситуации не могло быть и речи). Дойдя до гребня, я наконец увидел в дымке снега другую сторону перевала, и, так как мне нужно было идти строго за Мишей, то я спустился по гребню чуть вниз. Ветер не ослабевал, а ребят не было видно. Минута ли, две на отдых? Я скинул рюкзак. Самым страшным было то, что под ногами находился ужасный склон, который так и тянул меня вниз, ведь сил оставалось маловато. Меня качало, и никак не удавалось нормально устоять на склоне. Да ещё и эти вездесущие камни, которые создавали отсутствие опоры.

Миха еле слышно крикнул мне, чтобы я бежал помогать остальным. А дальше я помню смутно: я, кажется, пошёл по своим следам сперва медленно. Ощущение тревоги оставалось, но так как я уже проходил по этому месту, то появилась некоторая смелость.

Я понимал, что необходимо действовать быстрее: чтобы согреться и не оставаться долго в этом ужасном месте, но заставить себя не мог, так как сил оставалось мало. Кроме того, до сих пор все мысли об опасности были только моими собственными: с момента схода лавины я уже ни с кем не разговаривал, и не слышал ничьего мнения по поводу сложившейся ситуации, а потому мне казалось, что всё в порядке и идёт вполне по плану. Опасность ощущалось в эти минуты только подсознательно, и лишь потом, сидя в тёплой палатке я мысленно вновь и вновь возвращался к этим двум часам холода и ветра, переживал всё снова, секунда за секундой.

Я брёл назад, когда вдруг увидел за склоном ребят и услышал крик Димы (скорее всего с горячими матами), чтоб я быстрее помогал Анютке. И с этой минуты я сразу осознал, что всё идёт не так уж и по плану, и что моя помощь просто необходима. Собрав силы, я со всех ног рванул по своим старым следам чуть к ребятам. И тут-то со мной что-то произошло…

Хорошо ещё, что я был без рюкзака и оставил его на гребне. Всего одно неловкое движение и, поскользнувшись на камне, моя нога поехала по склону, я не смог удержать равновесие и полетел через голову вниз…

Для смотревших со стороны, это падение наверное показалось секундным, хотя, как сообщил потом Дмитрий, он здорово за меня испугался. Но для меня же прошло как минимум полминуты, при том, что я успел совершить за это время около дюжины действий.

Сперва, видимо, я просто поехал, не понимая что происходит Затем, пытаясь остановиться, цепляясь кошками, равновесие окончательно потерялось, и меня перекувырнуло через голову, причём, по-моему, два раза. Ну а потом, продолжая ехать, у меня в голове поселилась только одна мысль: «Остановиться! Остановиться во что бы то ни стало, пока скорость не увеличилась слишком сильно!» Со всей силой впиваясь ногами в склон и пытаясь ухватиться руками за снег, я прокатился ещё немного и наконец смог затормозить.

Уже остановившись, и глядя потом со стороны, я понимал, что особой опасности для меня не состояло – склон был ровный и заснеженный, хотя и достаточно крутой. В худшем случае меня бы прокатило до самого низа и пришлось бы подниматься снова. Но кто его знает на самом деле, какие опасности могли скрываться под этим гладким снегом, да ещё и при неплохой скорости скольжения. К тому же, из-за плохой видимости я вполне мог не разглядеть какую-нибудь маленькую пропасть посредине этого склона.

Так или иначе, я проехал вниз всего около 12 метров, но прожил все сто.

Ну что же. Затем я сделал поправку на опасность и более чёткие шаги, оправился от шока, и затем уже бегал по склону сломя голову туда и обратно. Кажется, я всё-таки помог тогда Анютке или кому-то ещё. Как то всё теперь сплелось в единый комок единого события, и сложно отделить одно от другого. Однако рано или поздно мы все пятеро оказались на перевале, обдуваемом диким ветром с колючим холодным снегом.

Жуть славянская!

Дойти до уходящей полосы!

(Каюсь, моё)

Стоя на перевале, у меня в голове кружилось несколько мыслей и ощущений. «Лишь бы не замёрзнуть» - стало очень холодно, тем более что мы все почти перестали двигаться, в срочном порядке мы надели на себя всё возможное, что оставалось в рюкзаках из одежды. «Только бы не упасть с этого грёбанного склона» - мы стояли совсем на краю, под ногами простирался крутой спуск, а уйти на другую сторону перевала пока не представлялось возможным по причинам, о которых скажу дальше. Стоять было страшно неудобно. «Надо как можно скорее убираться отсюда!»- итак всё понятно.

Как оказалось, гребень с этой стороны оставался совершенно гладким, но с другой снежная волна нависала над склоном как минимум на два метра. Я не видел ничего страшно насчет того, чтобы спрыгнуть туда в снег, но начальники относились к этому совершенно по-иному. Они понимали, что если мы нарушим снег, то он может рухнуть вниз – создать лавину или просто накрыть прыгнувшего своим снежным весом. Поэтому после некоторых размышлений и тщетных попыток спуска вниз было принято решение копать! Вытянув из Из рюкзака дюралевую лопатку - лавинку (наконец-то она пригодилась), Миша с Димой принялись за работу. Почему-то никому больше они столь ответственное занятие не доверяли.

Впрочем, я не был против. Пять человек на тонком гребне, с которого нависает сугроб с одной стороны, а с другой уходи крутой склон, с которого можно очень легко слететь при таком ветре со снегом. И при этом нужно как-то стоять, надевать одежду, пропускать друг друга, скидывать и снова одевать рюкзак, не потерять палки и вообще ничего не потерять из виду. Ужасно!

Вершина красовалась в тридцати метрах слева. Яму копали под углом 45 градусов вниз. Копали долго, с полчаса, а может и больше. Мне (может из-за недавнего падения) всё время казалось, что я вот-вот соскользну вниз, из-за неуклюжего поворота, или если вдруг меня нечаянно толкнут вниз. Какое же было облегчение, когда я наконец-то пробрался со всеми своими манатками в уже выкопанную ребятами полутораметровую траншею, занял там своё исконное место и никуда больше оттуда не выбирался. Тем более, что ветер дул в траншее потише. Я, конечно же уступил бы, правда без особой радости, моё место другим, но никто не претендовал, а я не протестовал, что мне не выгоняют. Димка, кстати, во время раскопок, немного подморозил палец.

Наконец, через часов шесть (а может и много больше) после выхода из лагеря, начался наш долгожданный спуск с перевала. Дима и Миша очень боялись лавины, поэтому нас, распустив лавинки, спускали на верёвке, на всю длину, до куда могло её хватить, с расстегнутыми рюкзаками и всем скарбом. А дальше каждый отвязывался и по снегу, доходившему до пояса, барахтаясь, ползли чуть вниз и влево по склону. Я лично считал эти меры излишними, хотя очень возможно что сильно ошибался в этом.

Спустившись вниз, я первым делом ощутил оглушающую, давящую, рухнувшую со всех сторон тишину ветра. Его больше не было, он остался по ту сторону перевала. Кругом лежал только рыхлый, пушистый снег, а с неба смотрел приближающийся вечер.

Убедившись, что наверху всё в порядке, я «поплыл» по снегу, стараясь приблизиться к выглядывающим из сугробов чёрным деревьям. Неужели растительность! Если бы снега было меньше – то по нему можно было бы просто съехать вниз, но его плотность не давала этого сделать, тем более что мы были тяжело экипированы.

Наконец все спустились благополучно, и собравшись в реденьком маленьком леску тут же на склоне, мы радостно отпраздновали нашу величайшую победу, делясь впечатлениями, смеясь и ругаясь в шутку. Далее предстоял только путь вниз по сугробам, лежащим на ощутимо твёрдом слое, по которому весь сугроб мог легко поехать вниз.

Однако мы выбрали дорогу так, чтобы не подсечь склон и не вызвать лавину, и по-немногу начали спускаться всё ниже и ниже, в русло Лесного ручья. На сердце было легко, спокойно и даже весело. Захотелось даже идти дальше и дальше, не чувствуя усталости, осознавая величие сделанного нами дела.

Кругом лежали склоны и перинный нетронутый снег. Далеко наверху остались крутые суровые и слепящее белые перевалы, на которых всё ещё виделся пронизывающий ветер с хлопьями снега. И где-то там наверху, если вглядеться, можно было увидеть маленькую улочку – траншею, прокопанную в толще снега, благодаря которой мы спустились на эту обетованную землю спокойствия и тишины.

Под самый конец спуска мы прошли очень крутой и опасный склон, так как ребята боялись, что если, не дай бог, снег тронется, то здесь он нас точно похоронит, т.к. снег лежат на слое ещё более плотного снега, что и могло вызвать лавину.

Но вот, пройдена та невидимая черта, когда ты уже чувствуешь себя не на склоне, а на подножии горы; мы отряхнулись, заправились, подпоясались, поменяли задубевшие кошки на не менее задубевшие лыжи, положили их в самый «дальний ящик», возможно только до следующего перевала, тяжело вздохнули и поехали с ветерком вниз, резво отталкиваясь палками. Особенно быстро покатился Димка – он даже не одел на лыжи тормозила, правда у него что-то там опять сломалось по пути.

Ну а что было дальше - помнится смутно. Сил оставалось мало, «Дорога» бежала вниз, от нас требовалось тропление: час, два, сколько? И наконец, отойдя уже достаточно далеко, мы остановились на долгожданный бивак. Я, приготовившись заранее, уже знал, что мне предстоит отдежурить в этот вечер. Но настроение было куда лучше, чем вечером всего два дня назад. Мы много обсуждали друг с другом: сколько прошли, на какой высоте были, что каждый испытывал в те минуты. И по сей день мы продолжаем это вспоминать.

Говоря откровенно, тот перевал был достаточно сложным. Как говорил Димас, он вполне потянул бы на третью категорию, особенно если учесть нашу холодную ночёвку на вершинке. В конце концов, всё успокоилось, народ угомонился, я помыл посуду и лёг тихонечко спать. Тем более, что дежурившему предоставлялась привилегия: отдельный тёплый Анютин спальник.

Наверное именно тогда я понял всю прелесть дежурства:

Да, ты устал. Да, ты должен многое сделать, и ложишься ты последним. Но с другой стороны - сидеть у костра и готовить еду – не такой уж и тяжёлый труд. А главное, если ты уже отдежурил, немного поработал и лёг позже всех – то завтра, и ещё несколько дней подряд никто не имеет права заставить тебя делать работу тогда, когда все уже легли спать и отдыхают. Это уже делает другой дежурный – это его обязанность. В этом кайф. В этом прелесть. Сделать всё как надо сейчас, до конца, чтобы потом можно было расслабляться и не напрягаться.

Итак, день окончен, господа. Всем ставлю по пятёрке, а некоторым даже по пять с плюсом. Спокойной ночи!

Поиск по сайту: