Смертельно калеча старое своё Отечество — землю отцов и пращуров

С большой охотой нам пособит известный юрист, русский государственный деятель и исследователь народного быта и истории искусств Дмитрий Александрович Ровинский (1824-1895), счастливо не доживший 22 года до великого позорища революций. Девизом Ровинского было «быть прежде всего людьми, а не чиновниками» (из его речи в 1860 году). Он являлся одним из самых ярких бойцов за новый суд. Изучая народный быт, Дмитрий Александрович исколесил едва ли не всю Россию до самых медвежьих уголков.

Вместе с бесценным «Словарём русских гравированных портретов» и отдельно изданным дополнением к нему (обе книги имеются в моей библиотеке) Ровинский составил единственное в своём роде собрание народных картинок, известных под названием лубков. Это пять здоровенных томов только подробных описаний их. Они, голубчики, также стоят в моей библиотеке. К сожалению, самого громадного тома с лубками нет. Он мне тогда (а тем паче сейчас) оказался не по карману. Вообще-то я среди неуважительно-халатного отношения к книгам (оно пошло от революции, от представления интеллигенции как «гнилой прослойки», перекинулось, очень даже заметно, и на книги) сберёг немало славных русских изданий: «подлечил», «одел» и бережно храню почти полвека.

В 1879 году Ровинский за свои труды оказался избран почётным членом петербуржской Академии художеств. Все свои замечательные собрания он завещал Эрмитажу, Румянцевской библиотеке, Публичной библиотеке и Академии художеств. Всё до единой книги, свитка или архивной бумаги Ровинский приобрёл на скромные личные средства. Для России.

Однако обратимся к оценке царя Петра Дмитрием Ровинским.

Что за надругательство над верой учинил Пётр, утвердив устав всешутейшего и всепьянейшего собора (в противовес церковным православным соборам) с позорными процессиями по случаю выбора папы и женитьбы патриарха (а патриарха женить было нельзя, ведь он всегда из монахов, это было заведомо гнусное зубоскальство царя-шутника. — Ю.В.).

«И что это было за ужасное шутовство всешутейшего собора, — возмущался Ровинский, — нечаянно, например, уронять человека в воду в холодное осеннее время; насильно опоять до смерти; в шутку, этак, зашибут до увечья; зубы здоровые повыдергают — шутовство дикое, злое, пошлое и, прежде всего, беспросыпно-пьяное».

Часть писем к Екатерине* царь подписывал как «Перть», нередко посвящая в свои постельные забавы с разными девицами, не считая зазорным называть заразных. Случалось, Пётр в своём кругу задирал девице (порой очень известной фамилии) подол и тут же на диване при невольных зрителях покрывал её, ровно скот, после чего карточная игра возобновлялась.

* Как известно, русской императрицей оказалась женщина, которая состояла в замужестве с шведским капралом Раббе. Фельдмаршал Шереметев (Шереметьев) приглядел её после боя. А уж у престарелого фельдмаршала её оттяпал глазастый Меньшиков (Меншиков), коего она довольно долго тешила, пока её не высмотрел Пётр, ему-то было тогда под тридцать. После первого свидания, за «телесную услугу», царь одарил её не шибко завидной монетой. Пётр вообще был прижимист, не скряга, но скуповат. И в Голландии, на обучении морскому плотничьему ремеслу, он платил шлюхам до «обидности мало». А у себя дома, в России, он утрами измерял циркулем количество сыра: не приложился ли кто либо ещё, помимо него. И это он, кто мог везти сыр возами.

Царь берёг копейку...

Нравы петровской России отличала распущенность. На старинной русской стыдливости и скромности отплясывали польки и жеманные французские танцы.

Пётр рвал не просто больные зубы, а часто и здоровые, навыка ради. Ровинский замечает: «Пётр имел ещё страсть дёргать зубы, без разбора... в кунсткамере сохранялся целый мешок надёрганных им зубов».

Но вернёмся к оскорблённым чувствам Ровинского.

«Самый шутейший из всех членов всeпьянейшего собора был, конечно, сам державный смехотворец «Пётръ протодiаконъ», и как ужасно перемешивались его забавы и шутки с кнутом и виской: сегодня подымает он на дыбу и бьёт кнутом, без всякой надобности, шестнадцатилетних фрейлин; завтра пишет устав всешутейшего собора, по три — по четыре раза собственноручно исправляет и пополняет его, — в промежутках пытает родного сына, а там опять выборы нового папы, крепкое ощупывание (в особом кресле с дырой: на наличие мужских органов. — Ю.В.), опять пьянство, опять насилия...»*

* Ровинский Д. Русские народные картинки: Книга V. — СПб.: Типография Императорской академии наук, 1881. С. 262-263, 159-160, 159.

Коялович пишет: «Православие в России приросло к русской народности, оно слилось с нею нерасторжимо, оно сущность русской народности»*. А Пётр с безумной силой бил по этой сущности «русской народности», будто желал погибели своему народу-племени.

* Коялович М. Там же. С.283

Выше двух метров ростом, что в помещениях и вовсе производило ошеломляющее впечатление, порывистый в движениях, не в редкость уже с утра хмельной, несколько дёргающийся, к тому же часто говорящий не по-русски, Пётр казался антихристом. «Антихрист и есть, — рассуждали о нём простые русские. — А ежели не антихрист, то кто?.. Бес! Бес заморский! Рожа бритая. Во рту трубка с табачищем. На ногах какие-то немецкие... ботфорты с каблучищами... Рост — в двери не пролазит! Огромадный! И чуть что — пить, жрать да плясать. Баба у него нерусская, чухна! Через многие руки прошла... Какая же она царица! Гулящая!.. Ну чистый бес с бесовкой! Подменили царя в заморских краях! Ей Богу, подменили!... Антихрист!..»

Пожалуй, Пётр I был самым искусным матерщинником в истории России.

Есть Малый загиб Петра. Он состоит из 37 нецензурных слов, связанных смыслом. В загибе нет ни одного пристойного выражения, все — отборная похабщина.

Есть Большой загиб Петра. Он содержит 260 нецензурных слов. Все до единого — площадная ругань самого низкого пошиба, но очень затейливо связанная..

Однако и Малый, и Большой загибы вызывают хохот своей остроумной связанностью. Это не просто брань. Это своего рода краткие «литературные» творения. По преданию, Пётр произносил их без запинок одной непрерывной запальчивой речью.

Пётр I вставал в четыре утра. Обычно во сне он обильно потел. Спал в колпаке, обшитом изнутри полотенцем... Тогда царь вышел в халате. Денщик подал стакан водки с солёным огурцом. Он выпил, заел. Впереди ждали дела. Это врезалось в память человека, который был приглашён к Петру I в столь ранний час. Скорее всего царь опохмелился на глазах своего дипломата, который ждал от царя указаний перед долгой дорогой в Европу, но кто знает, мог и просто «голонуть». На то своя царская воля....

В 1724 году на 8-дневном маскараде, обалдевший от возлияний царь, распорядился, дабы сенаторы не снимали маски не только в часы приёма, но и в общих совместных заседаниях. В этом зловеще проглядывало уже не одно озорство 50-летнего «отца Отечества».

А Меньшикову Пётр одно время писал письма и распоряжения от имени дога, которым владел тот же Меньшиков. Это уже больше из области психиатрии...

За курение табака до Петра I рвали ноздри и спускали «шкуру» кнутом. Кстати, писал Пётр I очень неразборчиво и с изрядным набором ошибок. Историк Бартенев, хранитель царской библиотеки после середины XIX столетия, называл петровское письмо «кривописанием». Это Бартенев сообщил Герцену династический секрет: сын Екатерины II Павел Петрович не Романов, а отпрыск вельможи Салтыкова. Павел I (1754-1801) был зачат так по требованию императрицы Елизаветы Петровны из-за бездетности Петра III (1728-1762), убогого супруга Екатерины Алексеевны, будущей императрицы Екатерины II (1729-1796).

Елизавета Петровна (1709-1761) и велела Екатерине встретиться с Салтыковым для зачатия. Павел Петрович в своём уродстве поразительно смахивал на Салтыкова.

Обо всём этом Екатерина II поведала в своих записках, — оные хранились в Зимнем на правах самых секретных бумаг: Россией после её смерти будет править не Романов. На основе записок Екатерины II издаст свою двухтомную историю её царствования В. А. Бильбасов (этот двухтомник есть в моей библиотеке)*.

* Бильбаcов В. А История Екатерины II: Т. I — Берлин: магазин Штура, 1890.

Василий Алексеевич Бильбасов (1838-1904) — русский историк и сочинитель-документалист. Умеренный либерал (значит, всё же чуть чуть, но любил Родину). Окончил Петербуржский университет. В 1867 году защитил докторскую диссертацию. В 1869-1871 годах — профессор Киевского университета. Автор интересных книг, написанных на основе исторических фактов, похоже писал М.Пыляев во второй половине XIX столетия. В букинистических магазинах Москвы в 1950-1960-е годы книги Василия Бильбасова шли задорого, да ещё из-под прилавка.

Его «История Екатерины II» была запрещена в России, погодя проклюнулась в Берлине. Её берлинское издание относится к библиографическим редкостям. Книга настолько богата фактами, документами, а автор настолько владеет литературным русским — двухтомник и поныне не утратил своего значения для всех, кто интересуется русским ХVIII веком.

И замечание Кояловича об убитом Алексеем Орловым Петре III:

«Петр III мало того, что оказался вскоре развратным человеком, проводившим время в возмутительных, открытых оргиях, но оказался жестоким оскорбителем русской народности и даже русской веры. Гольштинцы сделались первыми людьми в русском войске; прусский посланник Гольц управлял Россией... корень зла был... не в русском обществе и народе. Но где же он?..

Силу...ответа легко измерить следующими свидетельствами... Соловьёва (историка. — Ю.В.). Известный проповедник митрополит Амвросий в проповеди на день рождения Елизаветы, сказанной 18 декабря 1741 г., характеризуя только что тогда павшее господство иноземцев в России времени Бирона,* между прочим, говорит, что они (именитые иноземцы. — Ю.В.) постоянно заводили речь об учёных людях с тем, чтобы, узнав таковых между русскими, погубить их, но не одними учёными они ограничивали свою адскую тактику... «Был ли кто из русских... например, художник, инженер, архитектор или солдат старый... тут они тысячи способов придумывали, как бы его уловить... под интерес подвесть и таким образом или голову ему отсечь, или послать в такое место, где надобно... умереть от глада (голода. — Ю.В.) — за то одно, что он инженер, что он архитектор... Кратко сказать: всех людей добрых, простосердечных, государству доброжелательных и отечеству весьма нужных и потребных, под разными претекстами (поводами. — Ю.В.) губили, разоряли и вовсе искореняли, а равных себе безбожников, бессовестных грабителей, казны государственной похитителей весьма любили, ублажали, почитали, в ранги великие производили...»**

* Граф Эрнст Иоаганн Бирон (1690-1772) слыл фаворитом императрицы Анны Иоанновны (эта Анна, дочь сводного старшего брата Петра — Ивана, была безобразно толста; полюбуйтесь на её платье в Оружейной палате, это же парашют, а не платье) и, по сути, безраздельно хозяйничал в России. Бирон с 1718 года находился при дворе Анны Иоанновны в Курляндии. По смерти Анны Иоанновны стал регентом до совершеннолетия императора Иоанна IV, то бишь по-прежнему держал за горло Россию. После переворота был приговорён к смерти, заменённой ссылкой в Пелым. Пётр III вернул его в Петербург, а Екатерина II благосклонно восстановила на курляндском престоле. Бироновщиной называют режим в России 1730-х годов. Егоотличительным признаком являлось засилье иностранцев. Государством на деле правил сам Бирон (уже с 1730 года), дипломатией распоряжался А. И. Остерман, войсками командовал Б.Миних, горной промышленностью руководил Шемберг, коммерц-коллегией—Менгден... Государственная казна оказалась истощённой. Иностранцы хищнически эксплуатировали русский народ, грабя Россию. Недовольных вынюхивала свора шпионов. В то черно-траурное время иностранцами были казнены тысячи и тысячи русских — и это на своей родной земле.

** Коялович М. Там же.С. 365, 366, 367.

Ну разве не отрывок из широко известной «Послевоенной доктрины» Америки Аллена Даллеса:

«...Мы найдём своих помощников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания...

Из литературы и искусства мы, например, постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьём у них охоту заниматься изображением, исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино — всё будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства, — словом, всякой безнравственности... Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны...

В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху, незаметно, но деятельно будем способствовать самодурству чиновников, взяточников. Честность и порядочность будем осмеивать — они никому не станут нужны. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх... вражду народов и прежде всего ненависть к русскому народу, — всё это мы будем ловко и незаметно культивировать... и лишь немногие, очень немногие будут догадываться или понимать, что происходит... Однако таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдём способы оболгать и объявить отбросами общества. Будем... опошлять и уничтожать основы народной нравственности».

Как видим, мало что изменилось с «осьмнадцатого» века в подходе к России. Разве что имена другие. Не стало Бирона или Петра III, зато появились социал-демократы всех цветов радуги до ленинского, красного, включительно, а с ними — даллесы, сионисты, бжезинские, клинтоны, российские демократы во главе с Ельциным — и русского-то в нём только от одного: игры на ложках. Лихо, говорят, выстукивает...

В своём первом манифесте Екатерина II заявляла о том, что правление Петра III привело к такому подрыву православия в России — следовало ожидать самого худшего: «принятие иноверческого закона» (введение вместо православия католичества или протестантизма). Заключение же унизительного мира с Пруссией, уже сломленной Россией в Семилетней войне (1756-1763), отдавало Россию в «совершенное порабощение». Да уж куда больше, коли прусский посланник Гольц распоряжался Россией?..

Коялович подытоживает свои рассуждения:

«Ликование в... России по поводу вступления на престол Екатерины общеизвестны. Смысл всех ликований... был ясен. Все радовались тому, что оскорбления русской народности прекращаются, что отныне будет опять русское направление.

Новая государыня прямо и заявила, что будет охранять и веру, и народность русскую... Таким образом, принцип народности оказался первейшею основою русской государственной жизни... и принцип не отвлечённый, слабо очерченный, а действительный русский принцип»*.

* Коялович М. Там же. С.365,366, 367.

Пётр I бросил державу под ноги европейским проходимцам. Начал он со служанки Марты, сделав её императрицей Екатериной I, а затем оставив ей престол России — кровное дело сотен миллионов русских: их гибель, надрыв в тяжких испытаниях, труд и любовь к Родине... Вот тот весьма неблаговидный итог, в который замкнулись дела великого преобразователя по привлечению Европы для устройства нашей страны...

Наряду с положительной оценкой деятельности Петра, о которой нам хорошо известно со школьных лет, бытовала в России и другая, имеющая сторонников (среди современников царя-преобразователя) куда больше, нежели наша, школьная, — так думала тогда почти вся Россия.

Приведу лишь выдержки из труда И. Фоккеротда.

«Но что всего меньше могут сбросить с себя Русские (то есть от чего освободиться. — Ю.В.), это неодолимое отвращение к тем правилам, которые при Петре I введены в Государственное Управление и пламенное желание освободиться от карательного бича иноземцев и видеть восстановление у себя образа правления на прежних основаниях... большинство... взваливает на него самые гнусные распутства, которые стыдно даже и вверить перу, и самые ужасные жестокости... наконец, нежелание его иметь себе помощницей Русскую... Княжну и выбор в жёны-девки из Ливонии...»

«Бог и природа поставили нас в гораздо выгоднейшие обстоятельства, только бы не мутили нашего благоденствия иноземные затеи. Земля наша такая обширная, а нивы такие плодородные... Коли нет у него (русского дворянина. — Ю.В.) вышитого золотом и серебром платья, ни пышных колымаг, ни дорогого убранства покоев, не пьёт он никаких нежных вин, не ест заморского лакомого куска, так за то он тем счастлив, что и не знает всех этих вещей, не чувствует и никакой охоты к ним, а живёт себе на своих природных харчах и напитках так же довольно и здорово, как и чужеземец на своих... Вот когда недруг нападёт на наше отечество... тогда мы обязаны собраться вместе и, подвергнув себя всяким невзгодам, помогать своему Государю оборонять наши пределы. Это всегда мы делали честно, без иноземной помощи... и с таким успехом, что с тех пор, как успокоились смуты, наделанные у нас сто лет тому назад иноземцами же, ни один враг не добыл у нас ни пядени земли. Мы же ещё взяли назад все области, какие отхватили у нас...соседи (при ослаблении Русского государства в смуту. — Ю.В.)...

Кроме того, они (цари до Петра I. — Ю.В.) давали нам пользоваться плодами наших трудов, поступали с побеждёнными, как с побеждёнными... на место того Ливонцы чуть у нас на головах не пляшут и пользуются большими льготами, чем мы сами. Так что из всего этого завоевания не выходит нам никакой другой прибыли, кроме чести оберегать чужой народ на свой счёт, да защищать его своею же кровью»...»* И ещё для полноты ощущений.

* Русский бьгг по воспоминаниям современников: ХVIII век; Ч. 1—М.: Задруга, 1914. С 254-257,249.

И. Лефорт — это не швейцарский любимец Петра Франц Яковлевич Лефорт (1656-1699), которому царь пожаловал чин генерал-лейтенанта, а погодя — и адмирала флота.

Из письма (донесения) И. Лефорта 1 января 1713 года Флемингу: «Мне кажется нас скоро постигнет несчастье, бедность увеличивается с каждым днём. Улицы (Петербурга. — Ю.В.) полны народом, готовым продать своих детей. Запрещено подавать милостыню нищим...» Из письма-донесения тому же Флемингу 2 сентября 1724 года: «...Царь шестой день не выходит из комнаты и очень нездоров от кутежа, случившегося в Царской мызе, по поводу закладки церкви, причём было выпито три тысячи (курсив Лефорта. — Ю.В.) бутылок вина… Уже близки маскарады, и здесь ни о чём другом не говорят, как об удовольствиях, тогда как народ чуть не плачет. Истощают суммы, назначенные для войска и флота. Так поступает не один царь, но он обязывает к тому и своих подданных... в этом году... не платили ни войскам, ни флоту, ни коллегиям, ни кому бы то ни было (не платили уже 16-18 месяцев. — Ю.В.)... Принуждают жителей Москвы переселиться в Петербург...»*

* Русский быт по воспоминаниям совремеиников... Там же.ХVIII век; Ч. I—М: Задруга, 1914. С. 254-257,249.

В своём интервью газете «Советский спорт», напечатанном 6 ноября 1998 года за номером 14 798, на вопрос: «Вот мы и подошли к тому, что сегодня составляет смысл вашей жизни» — я ответил:

«Вы говорите о политике? Да, так уж получилось — был депутатом Съезда народных депутатов СССР, депутатом Государственной Думы, кандидатом в президенты России. Я представлял национальную точку зрения. Она почётна и уважаема во всех странах мира. Национальное чувство наиболее сильное, оно не даёт народу погибнуть, расползтись. Это одна из самых действенных сил в борьбе, потому что в трудные минуты человечество прибегает к кровному, общему, родовому единению.

Я участвовал в президентской кампании, не располагая никакими средствами, кроме тех, что официально отпустила мне избирательная комиссия. Их хватило бы только на оплату 2 Минут на ОРТ. Это была нечестная игра, граничащая с преступлением. Раздаются роли, раздаются деньги, раздаются проценты. А могучая прежде страна умирает».

По итогам выборов мне официально «отвели» десятые доли процента, а я набрал не менее 10% среди десяти кандидатов. Это и есть демократия? Я горжусь этими «не менее 10%», ибо я боролся с могущественными десятками и даже сотнями миллионов долларов своих соперников; боролся с теми, кто не «слезал» с экрана телевидения; боролся, замолченный всеми средствами массовой информации, личность, весьма неприятная для американского и израильского капитала — и всё равно я набрал миллионы голосов. И это при том, что за неделю до голосования по стране был распространён «Спецвыпуск» с некрологом, что я — умер...

Если бы народ отдал мне на выборах свои голоса, как белорусы Лукашенко, мучения народа прекратились бы в тот же день и уже навсегда. К прискорбию, народ это не понял и теперь рассчитывается, а если бы понял — мы вырвались бы из лап кровососов и разрушителей России. Для этого я и не щадил себя.

Губят народ и такие суждения: «Этот кандидат мне понятен и близок, он — наш, но он не наберёт нужного количества процентов, поэтому мы будем голосовать за другого, за X...»

Нет ничего более ошибочного такого подхода. Голосовать следует за того, и только за того, кто с наибольшей полнотой выражает ваши пожелания, ваши убеждения. Всякое прочее голосование недопустимо, ибо подрывает правду и надежды на улучшение жизни. Другой (пусть тот же X) — это уже полуоппортунист, соглашатель. Спрашивается, вы хотите своего кандидата привести к власти или соглашателя? Но не забывайте: соглашательство — это предательство. Именно им клеймены ложнонародные кандидаты на выборах последних лет (вы хоть поинтересуйтесь, откуда у них десятки миллионов долларов на ведение предвыборной кампании и вообще, отчего они столь безбедно живут, эти «народные борцы»? Никто деньги даром не даёт. А раз дали, — значит, за что-то; значит, «народные борцы» уже на привязи у тех, кто даёт деньги. Это и есть подкуп.

Голосуй за того, кто выражает свою волю, только за него.

Голосование за меня со всей решительностью давно уже могло коренным образом изменить обстановку в стране и привести к власти весь могучий клин патриотически мыслящих, преданных России людей. Ничего подобного тому, что происходило после 1996 года, не было бы и в помине. Россия неуклонно продвигалась бы по пути возрождения.

Только подумать: всего одно голосование (в 1996 году) — и судьба Россия оказалась бы решена. Я с таким трудом прорвался в кандидаты на пост президента: это не рассказать, за этим просто кровавый след моей жизни.

Я встал во весь рост среди богачей, встал для своего народа.

Я всем давал понять, для чего я пришёл на выборы. Личная власть меня совершенно не занимала. Народ в один день мог перевернуть свою историю.

Не захотел, полез в ельцинский хомут, принялся искать правду в зюгановском блоке — оный мог победить, но не победил, ибо в верхушке своей боялся победы и подыгрывал режиму. Во всяком случае, будучи осведомлен о всех крупных подтасовках на выборах, смолчал, не стал даже заикаться о них.

Поиск по сайту: