Марксизм — это заводить ум России на чужой ход

Уже сам факт существования народа утверждал национальную идею. Потому и побеждал марксизм в России, что в него был вложен русский дух. Он очеловечивал казарменную догму.

Партийная машина крайне неохотно, но поддавалась незримому народному нажиму (скорее даже требовательному народному стону-жалобе). Не только условия жизни в 1925 году или в 1937-м, или, скажем, в 1949-м, но и в хрущёвском 1958-м (я тогда установил свои первые рекорды) никак нельзя сравнить с обстановкой последних десяти лет правления Брежнева. Это зловонное десятилетие даже отдаленно не напоминает их (кто хвалит его — или не жил в другие времена, или корыстен).

Я смею это засвидетельствовать: в 1949 году я был достаточно взрослым, вступил в комсомол*.

^* Пустяк с того года — грома семидесятилетия Сталина — я был вынужден носить очки, успев уже изрядно запулить зрение — за книгами простирался безбрежный мир (в старину его называли светом), я лишь успевал находить новую увлекательную книгу, тогда это была не простая вещь.

Оппозиция Сталину в Советском Союзе в 1920-1930-е годы на деле являлась одним из видов борьбы Запада и со Сталиным, и с Советским Союзом. Лишь такой человек, как Сталин, мог устоять в поединке одного со всем миром. Оппозиция страшилась Сталина, действуя против него в основном запретными приёмами, от которых после всячески открещивалась.

Оглядываюсь.

Мужики гурьбой шагают после обеденного перерыва, впереди — дядя лет сорока двух пыхает «беломором». «Пётр, — окликает его смеющийся голос, — ты чо так согнулся? Вот до чего доводит молодая жена...»

Но вернёмся к осознанию Западом того, что большевизм выполняет ИХ работу (подчёркиваю: на временном промежутке становления советского государства).

Ещё белую эмиграцию поразило изменение отношения Запада к большевизму. Вспомним, что отмечал тогда Жевахов:

«Иван Бунин пишет: «Семь лет, прожитых мной в Европе, целых семь лет с несказанным изумлением и ужасом восклицаю я внутренне: да где же вы, совесть мира, прозорливцы, что же молчите вы, глядя на то, что творится рядом с вами, в цивилизованной Европе, в христианском мире?!»

Иван Шмелёв пишет: «Помнятся случаи и не столь трагичные, как с Россией... Почему же теперь — молчание? Или заснула совесть? Или весь мир — пустыня? И вопль оттуда, и русские голоса оттуда — лишь глас вопиющего в пустыне? Почему не слышат? Почему не чуют? Почему десять лет — молчание? Необъяснимо. Непонятно»*.

* Жевахов. Т. 2. С.315.

И княже Жевахов ставит точку:

«Цель жидов достигнута. Россия повержена, и жиды над нею властвуют якобы по последнему слову социалистического учения. Какой же может быть вопрос о пересмотре этого положения, хотя бы русский народ и страдал безмерно? Пусть себе страдает во имя торжества жидов и социализма»*.

* Жевахов. Там же.

cДробление национальных государств на составные части имеет свою историю. Сатана быстро сообразил, как можно народы лишать силы, как могучее государство превращать в жалкую россыпь бессильных лоскутных государств.

Лоскутными государствами можно понукать, из их населений можно без опасений гнать семь потов во славу своей наживы. С лоскутными государствами, даже если они и не столь малоразмерны, уже можно не считаться.

В духе западноевропейского либерализма собирались действовать декабристы из «Союза спасения», и это было как раз то, чем занялся большевизм — коммунисты во главе с Лениным, Троцким и Сталиным. Такова действительность истории:

«...некоторые, как Пестель, готовы были раздробить всю Россию на федеративные области, причём не скупились прибавлять к инородческим областям — русские, как новгородскую и тверскую к балтийским губерниям, а в пользу... Польши поступались русским народом западной России»*.

* Сочинение профессора С.-Петербургской духовной академии М. О. Кояловича: История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. — СПб. Типография А С. Суворина, 1884. С. 176.

Одна из величайших русских книг.

Как видим, декабристы тоже делят Россию на национальные образования и тоже непрочь раздавать русские земли. Декабристы поголовно являлись масонами. Наиболее крайнее крыло их видело пример для себя во Французской Буржуазной революции (1789-1794), особенно в якобинстве, идеями и делами которого в значительной степени питался большевизм (и взрос на этих идеях и делах, как и на борьбе Парижской коммуны — высшего образца для Ленина).

Якобинская диктатура — время высшего подъёма Французской буржуазной революции (с 31 мая 1793 года по 27 июля 1794 года). Вождями её были Максимилиан Робеспьер (1758-1794) и Жан Поль Марат (1743-1793). Остальные, кроме Дантона, лишь заражались их энергией.

Марат будет заколот кинжалом в ванной, которую он принимал каждый день помногу часов, стараясь умерить зуд экземы. Заколола его молодая женщина — Шарлотта Кордэ. На вопрос председателя трибунала: «Кто внушил вам такую ненависть?» — она ответила: «Мне не нужно было ненависти других, достаточно было моей собственной».

Робеспьеру снесла голову гильотина на другой день после крушения его диктатуры и ареста в Национальном собрании.

Якобинцы дали миру пример революционного избиения народа.

Под западноевропейским либерализмом можно разуметь и масонство, и достаточно вызревший тогда уже сионизм, пока ещё догерцлевский, пока ещё робкий, но уже через полвека по-своему заявивший о себе Европе устами Кремье. Корни ленинизма и коммунистической партии произрастали не только из западных социологии и философий, но и масонства (свобода, равенство, братство и т.п.) и иудаизма, точнее сионизма с его программой деления многонациональных государств на мельчайшие национальные составляющие, то есть разорения устоявших крупных государств — подлинных политических и хозяйственных национальных крепостей, которые было очень нелегко сокрушить сионизированному капитализму. Они их взламывали и губили, разжигая национальные страсти. Хороши же мы были б, занимаясь разжиганием национальных страстей в США...

По части разрушения национальных государств, прежде всего России, марксизм-ленинизм (большевизм) помаленьку взял отовсюду, но взял самое ядовитое и убойное, ибо он мечтал о победе, только победе — и как можно быстрее. Он даже не мечтал, а требовал у истории победы...

Запад не сразу, но помалешеньку стал усваивать мысль о совершенной схожести работы большевизма со своими целями (поначалу он стремился непременно задушить большевизм).

На это же указывал и Борис Викторович Савинков на заседаниях Военной коллегии Верховного суда СССР 27-29 августа 1924 года в Бутырском остроге:

«..Я был в таком положении, что знал всех английских, французских, итальянских, японских и других министров, всех тех, кто управлял в то время европейскими делами...

Например, очень упорно, очень много говорили англичане со мной о том, что желательно образовать независимый Юго-Восточный союз из Северного Кавказа и Закавказья, говорили о том, что этот союз должен быть только началом... Я в этом чувствовал запах нефти.

...для меня было совершенно ясно, что они, конечно, стремятся получить возможно большие выгоды...

Официальные соображения их были, конечно, весьма благородны... А то, что под этим скрывалось, следующее: как минимум, вот нефть — чрезвычайно желательная вещь, в особенности нефть. А вот как максимум — ну, что же, русские подерутся между собою, тем лучше. Чем меньше русских останется, тем слабее будет Россия. Пускай красные дерутся с белыми возможно дольше, страна будет возможно больше ослаблена и обойтись без нас не будет в силах, тогда мы придём и распорядимся.

Поэтому на ваш вопрос я ответил, что в их интересах было, чтобы Россия была истощена возможно больше и чтобы они могли сделать из России свою колонию. Никаких благородных целей я там не вижу...

Какую цель они (поляки. — Ю.В.) преследовали? Да ту же, какую преследуют все иностранцы: пусть русские дерутся между собой. Чем больше гражданской войны, тем для нас, иностранцев, лучше: Россия будет слабее, России труднее будет встать на ноги...

На террор люди идут только тогда, когда они знают точно, что народ с ними, и именно потому, что когда стоишь лицом к лицу с виселицей и когда знаешь, что служишь своему народу, то идёшь. Террор требует огромного напряжения душевных сил, а вот этого теперь нет...

За чужой спиной я никогда не прятался. Ответственность брал на себя целиком.

...я думаю, что все иностранцы, каковы бы они ни были... равны. Что Пуанкарэ и Мильеран равны Эррио, что Черчилль и Ллойд-Джордж равны Макдональду, а Муссолини — Пилсудскому... главное — это их мысль о России, что вот была великая, огромная страна, а теперь она разгромлена, ослаблена. Так вот, с их точки зрения, как я уже говорил вам, они это ослабление очень приветствуют, и этим объясняется в огромной степени их политика...

...не был я врагом народа. И вся моя мечта, вся моя жизнь была в том, чтобы до последнего вздоха послужить ему»*.

* Процесс Бориса Савинкова. — Берлин: издание журнала «Русское Эхо», 1924. С. 70, 72, 76, 88-89, 101-102, 104, 106, 117. Всё это стало возможно без власти царя.

«...и этим объясняется в огромной степени их политика...»

Звезда, как общий государственный знак США и советской России, уже прямо указывала на родственную связь масонской Америки с РСФСР — бывшей РУССКОЙ РОССИЕЙ. Кто предложил звезду в качестве государственного знака России, знал это совершенно определённо.

При всём том нельзя забывать и отрицать, что в советском государстве присутствовало много хорошего и достойного. Гений союза народов России перемог многое из больного и ненормального в большевизме.

Декабрь 1998 года. Читаю на стене вагона метро красиво отпечатанный листок для вразумления нас, русских: «Здоровый нищий, счастливей больного короля». Замечаю внизу чью-то нетвёрдую подпись шариковой ручкой: «Значит, Россия страна счастливых».

В свою очередь, Ленин указывал на подлинный характер интервенции. Она вовсе не та, что мы привыкли знать из учебников истории и прочих книг. Кроме того, необходимо отметить, что через европейские социал-демократии и их вождей Ленин имел прочные связи с Западом. Это приобрело очень важное значение в гражданскую войну.

Итак, Ленин писал:

«Не мы победили, ибо наша военная сила ничтожна, а то победило, что державы не могли пускать в ход против нас свои силы...»*

* Ленин В. И. Собр. соч. 4-е изд. Т. 42, С. 22.

Нет, здесь дело не в одной всемирной поддержке Октября.

Высказано коряво и не о том, о чем идёт речь, но важно другое. Важно признание того, что капиталистическая часть света не боролась смертным боем с ленинской Россией. Для него, этого света, во имя КОНЕЧНОЙ цели временно можно было смириться и с классовой проповедью большевизма. Кроме классовой проповеди, всё остальное, в общем-то, устраивало масонский западный мир, ибо происходило в русле их воззрений или где-то поблизости. Самое важное — Россия переставала быть могучей православной империей; следовательно, становилась податливой во всех отношениях и под всеми нажимами. Нужно лишь подождать — и Россия станет такой. Вывести её на подобное состояние — вот задача ближайшего будущего. Пусть большевизм сделает свою работу. Мы его сменим другим строем, вся работа над этим впереди. А пока — советская Россия (а вскоре объявится и Гитлер, как средство уничтожения большевизма), которая благодаря Сталину но против ИХ желания, снова принимала отчётливые национальные черты...

После погрома Октябрьской революции Россия оказалась обессилена. С ней можно было творить, что угодно. Ведь всего 40-50 тыс. бывших пленных чехов и словаков, настроенные в основном проэсеровски и сведённые в легион Временным правительством, хозяйничали на землях России от Волги до Владивостока всю вторую половину 1918 года и почти весь 1919-й, искалечив и убив десятки тысяч русских мужчин, женщин и детей. Страдальческий лик России был ими основательно измазан кровью (после десятки тысяч чехов окажутся в вермахте Гитлера и снова сподобятся топтать Россию*). Правда, владения легиона непрерывно сужались, но он заставил до предела напрячься красную Россию — до такой степени оказались подорваны её силы.

* Летом 1943-го в мгновенном встречном гранатном бою двух поисковых разведгрупп, советской и немецкой, мой будущий товарищ по страсти к штанге оказался ранен. Когда он очнулся, увидел вплотную с собой немецкого унтера. Тот тоже купался в кровини. Увидев, что советский солдат смотрит на него, унтер в страхе моляще стал твердить: «Мама — чех, папа — чех! Мама — чех, папа — чех!..»

Распад бывшей Русской империи представлялся неминуемым, как и порабощение славян с запада Гитлером, а с востока — императором Японии Хирохито (в своих секретных выкладках Токио предусматривал образование государства «Сибирь-Го» в границах от Владивостока до Байкала — это показал на документах Токийский процесс над главными военными преступниками*).

* Международный суд над главными японскими военными преступниками заседал с 1946-го по 1948-й годы в Токио и состоял из представителей 11 государств: СССР, Китая. Индии, Австралии, США, Великобритании, Франции, Канады, Нидерландов, Новой Зеландии и Филиппин. 12 ноября 1948 года был вынесен приговор: Тодзио, Хирота, Итагаки, Кимура, Мацуи, Муто, Доихара должны задохнуться в петле, остальным отбывать различные сроки тюремного заключения. 22 декабря 1948 года смертные приговоры были приведены в исполнение. Через год с небольшим, в марте 1950 года, американцы выпустят из тюрем многих из осуждённых военных преступников.

Без жестокого взнуздывания России Сталиным государство русских в тех условиях перестало бы существовать.

Запад решит покончить с советской Россией армиями Гитлера. Что подобное соображение присутствовало в политике Запада и что именно оно взрастило Гитлера как противокоммунистическую, противорусскую силу, сомнений быть не может. Да и куда больше, ведь в «Майн Кампф» фюрер на весь свет провозгласил себя непримиримым врагом коммунизма, а захват русских земель назвал целью своей, да и вообще исконно германской восточной политики. Когда это сорвётся, когда Россия вдруг окажется могущественным государством, капиталистический мир вступит с Советским Союзом в смертельную схватку, провозгласив её устами Черчилля в Фултоне (при жизни об Уинстоне Черчилле говорили, что он полуамериканец и стопроцентный англичанин). Несколько месяцев в зиму 1945-1946-х годов Уинстон Леонард Спенсер Черчилль (1874-1965) провёл в США, встречаясь с новым президентом США Гарри Соломоном Трумэном (1884-1972). Черчилль по самым жгучим установочным вопросам согласовывал свою будущую речь с Трумэном. Опыт противоборства с Россией требовал новой организации мира.

Наконец, они отправились в город Фултон (штат Миссури), где в Вестминстерском колледже 5 марта 1946 года достопочтенный сэр Уинстон Черчилль и прочёл свою печально знаменитую речь, о которой можно сказать старинными русскими словами: яд отрыгаеши и подобно псу лаяти...

На выборах летом 1945 года Черчилль потерял полномочия главы правительства, однако по-прежнему сохранял пост главы Консервативной партии Великобритании — одной из самых влиятельных политических сил в стране. Как враг России, Черчилль вызывает у меня и уважение. Этот государственный муж был наделён недюжинными способностями политика, обладал широкой натурой и вообще самыми разнообразными дарованиями — этим признаком, действительно, выдающихся личностей.

Я помню: тогда непривычно много говорили о выступлении Черчилля в Фултоне. Газеты, все без исключения, рассказывали о нём. Имя его, словно поселилось в эфире. Очень быстро оно стало ненавистно нашим людям. Его везде называли поджигателем войны номер один, на что Черчилль очень обижался. Карикатурами на Черчилля пестрели советские газеты и журналы до самых последних дней Сталина: мне очень нравились Бориса Ефимова. Изрядной неприязнью наших людей пользовался и Гарри Соломон Трумэн (годы президенства: 1945-1953). Незавидного росточка, в сером костюме, к которым он, видимо, питал пристрастие, он весьма походил на озабоченную домовую мышь. Хороша же мышка... под атомными грибами Хиросимы (6 августа 1945 года) и Нагасаки (9 августа 1945 года). Атомными ударами по Японии Трумэн рассчитывал запугать СССР, поскольку Япония к августу сорок пятого уже была сломлена и приняла решение о капитуляции.

Прозрачно намекает на возможность новой, «атомной» политики и Черчилль, политики запугивания Советского Союза угрозой атомного нападения.

Узнаём из его воспоминаний о впечатлении от первого испытания нового оружия:

«На следующее утро самолёт доставил полное описание этого грандиозного события (доставил 18 июля 1945 года в Потсдам, где проходило совещание Сталина, Черчилля и Трумэна; сам взрыв был осуществлён 16 июля. — Ю.В.)... Взрыв был ужасающим... Так, значит, вот что даст возможность быстро закончить вторую мировую войну, а пожалуй, и многое другое»*.

* Уинстон Черчилль. Вторая мировая война: Том VI Триумф и трагедия. — М.: Воениздат, 1955. С. 602.

Это «многое другое» разговор с позиции силы, а при несговорчивости русских решимость сжечь Советский Союз дотла.

После вступления в войну Советского Союза сопротивление Японии вообще оказывалось бессмысленным. Трумэн очень спешил сбросить бомбы до формального окончания войны: Сталин должен склонить голову перед могуществом Большого Сейфа.

Но как завито вязью слов в древней русской летописи: «Бог не дал дьяволу радости».

Сталин был против войны как во все 1920-1930-е годы, так и после пяти неполных лет Великой Отечественной. На мирную политику Сталина выводило народное хозяйство страны. После гражданской войны (дикого самоистребления русского народа) нужно было заново и в кратчайшие сроки воссоздавать промышленность, и не только воссоздавать, а и развивать совершенно новые отрасли (а это предполагало высокую научно-техническую базу — и Сталин создал её!). Следовало строить мирные жилища, приводить в порядок железные дороги, немедленно прокладывать новые. И это в условиях неизбежного столкновения Советского Союза с Германией. Требовала мира и коллективизация, крайне опасная недовольством и брожением крестьянства.

Неожиданна оценка коллективизации, данная самим вождём. Он ставит её даже выше напряжения Отечественной войны!

Валентин Михайлович Бережков оказался основным переводчиком на встрече Черчилля со Сталиным в Москве в грозовой середине августа сорок второго. Враг выходил к Волге у Сталинграда. Страна стонала под трупным напором нашествия.

«На столе появлялись всё новые блюда и разнообразные напитки. Черчилль понял, что предстоит обильный долгий ужин...

Среди других тем был затронут и вопрос о коллективизации в Советском Союзе.

— Скажите, — поинтересовался Черчилль, — напряжение нынешней войны столь же тяжело для вас лично, как и бремя политики коллективизации?

— О нет, — ответил «отец народов», — политика коллективизации была ужасной борьбой...

— Я так и думал. Ведь вам пришлось иметь дело не с горсткой аристократов и помещиков, а с миллионами мелких хозяев...

— Десять миллионов, — воскликнул Сталин, возведя руки. — Это было страшно. И длилось четыре года. Но это было абсолютно необходимо для России, чтобы избежать голода и обеспечить деревню тракторами...

Названная Сталиным цифра репрессированных крестьян в период коллективизации примерно совпадает с той, которая в последнее время упоминалась в советской прессе....

— Что же, они все были кулаками? — спросил Черчилль.

— Да, — ответил Сталин и, немного помолчав, повторил: — Это было ужасно тяжело, но необходимо...»*

* Бережков. 1993. С 318,319,175-176.

В Ялте Сталин, Черчилль и Рузвельт «договорились, — пишет Эллиот Рузвельт как свидетель той конференции в Крыму, — что в целях безопасности СССР на Тихом океане он должен получить право на Курильские острова и на южную половину Сахалина» (Эллиот Рузвельт. Его глазами. — М: Иностр. лит., 1947. С. 239).

И тут же Эллиот вспоминает слова отца — президента США Рузвельта о Севастополе, который тот осматривал накануне: «...после отступления немцев в городе остались всего шесть неразрушенных зданий» (Эллиот Рузвельт. С. 239).

Такой тогда была вся Россия от Ленинграда до Новороссийска. Руины и могилы...

Сталин не сказал, да и ни к чему это вышло бы, что из-за коллективизации оказалась введена паспортная система (в 1929 году) с обязательным указанием места прописки. Тогда же были введены карточки на продовольствие и талоны на одежду. Жить на карточки можно было лишь впроголодь.

Иван Михайлович Гронский (1895-1985) — сын убитого в «Крестах» эсера из савинковской Боевой организации (вскоре после покушения на петербуржского градоначальника генерала фон дер Лауница); сам эсер-максималист, а после мятежа левых эсеров в июле 1918 года уже большевик, знавший Ленина; после — секретарь одного из губкомов партии, заведующий отделом кадров Московской партийной организации, искусный оратор, образованнейший марксист, редактор «Нового мира» и «Известий» (за ним редактором стал Н. И. Бухарин); главный организатор первого съезда советских писателей, автор метода социалистического реализма (именно он, а не Горький), а затем и многолетний узник ГУЛАГа, прошедший через пыточные тюрьмы Москвы: один из немногих, кто, выдержав самые изощрённые мучения, не показал ни на кого и на суд пошёл с определением: «виновным себя не признал».

Я знал Ивана Михайловича с 1958-го по 1985-й годы. Я очень многим обязан ему, очень. В нём Россия потеряла одного из своих выдающихся руководителей, которым ему не позволила стать наша горемычная история.

В 1931 году Иван Михайлович, будучи редактором «Известий», проезжал по Украине. То, что он увидел, потрясло его. Гронский встретился со Сталиным и рассказал о диком голоде, дикой нужде, о гибели тысяч и тысяч людей. Сталин крайне нервно воспринял рассказ. Вождь подытожил их разговор так: крестьянство объявило войну советской власти, мы должны сломать его сопротивление, другого пути нет, и партия не отступит от избранного на коллективизацию курса; крестьяне будут гибнуть до тех пор, пока не примут нашу программу и нашу волю.

В 1931-1932-е годы нужда и недоед, уже переходящий в голод, поразили и городскую Россию.

Бережков рассказывает:

«Чтобы скоротать путь я спускался... прямо к Бессарабскому рынку (в Киеве. — Ю.В.)... Никогда не забуду, как мне приходилось переступать через замёрзшие и припорошенные снегом трупы... К утру их убирала милиция. Но в ранние часы, когда я шёл на завод, эти скорбные холмики из закоченевших человеческих тел и тряпья вселяли ужас...

Любые деньги не спасали. Продукты попросту отсутствовали. Отец и мать страшно исхудали, а я вообще превратился в скелет...

Ничего хорошего жизнь не сулила»*.

* Бережков В. 1993. С. 318, 319, 175-176.

Недоедание и карточки сохранялись и в 1933-1934-е годы. Лишь 1 октября 1935 года карточки были отменены, но вскоре после начала Великой Отечественной войны снова введены (в июле 1941-го) и действовали до 16 декабря 1947 года.

Но ещё до коллективизации жизнь для слишком многих была впроголодь, а временами невыносимо голодная.

Василий Витальевич Шульгин свидетельствует о России 1927 года:

«...Против меня, под образами, сидела старая хохлушка, бедная. И с ней девочка лет десяти. Они пили чай — порцию. Ели хлеб. Девочка встала и подошла ко мне. Я хлеба своего не доел. Она привычным голосом попросила:

— Дайте кусочек хлеба.

Я дал. Она пошла к другим столам. Кто дал, кто нет. Девочка, собрав кусочки, пошла к бабушке, уселась, и стали допивать чай.

О, пролетарии всех стран!..»*

* Литература русского зарубежья: Том второй. С. 223.

И в другом месте, по соседству:

«Таким образом социализм пока дал следующий результат. Интернациональный (космополитический, безродный. — Ю.В.) коммунизм уничтожил всё и вызвал повальный голод. Нэп, т.е. попытка вернуться к старому положению, но не совсем, — вернул жизнь, но тоже «не совсем», а именно: жизнь стала вдвое дороже, чем была при царях.

Итак, если вы хотите... претерпев годы каннибальских мук получить в награду жизнь вдвое хуже... соединяйтесь под стягом ленинизма!..»*

* Там же.

А ведь впереди людей снова ждал тягчайший голод (он уже успел посвирепствовать и в гражданскую войну).

Худо показалось с царями, так дожили до зверских голоданий аж в первой трети XX столетия, когда Европа, отъевшись, вообще стала при-забывать, что это такое.

Шульгин, боровшийся всю жизнь против советской власти за возрождение монархии, вплотную подойдя к 99 годам жизни, скончался за 15 лет до крушения Советского Союза. Не думаю, чтобы это принесло ему радость, ибо крушение влекло за собой распад и небывалое, в сущности, катастрофическое обнищание дорогой его сердцу России. Он стремился ей помочь всем, чем мог, принеся в жертву жизнь взрослого любимого сына, но слишком часто Василий Витальевич бил мимо мишени.

Сталин осознавал, что будущая война явится войной моторов. Необходимо было немедленно строить сотни современных заводов — и без всякой помощи Запада. Обедневший, измученный первой мировой, а затем гражданской войнами народ — и никто другой — должен был дать и средства, и труд для создания новой промышленной базы. Основная тягота легла, однако, не на плечи рабочего класса, а крестьянства. Оно было принесено в жертву будущей победе. Сталин закрепостил его.

Сталина попрекают за эксплуатацию народа в двадцатые и тридцатые годы — от его труда государство присваивало очень многое безвозмездно (зато присваивало, действительно, государство, а не кучка богатеев, прорвавшихся к власти, которая ныне не платит людям зарплаты и пенсии, кладя выгоды от задержки себе на личный счёт).

А какой выход имелся у Сталина? Его не было. В условиях неизбежной и скорой войны, которая требовала могучей промышленной базы, выбирать не приходилось. Война назревала с каждым часом. Сталин отодвигал её всеми доступными средствами — каждый месяц, каждый год мира приносили стране заметный прирост силы, иначе говоря — защиты.

Ещё пуще страна нуждалась в мире после 1945 года. Немцами она была сожжена и разрушена до последнего фонарного столба от Ленинграда на Неве и Сталинграда на Волге, до Новороссийска на Чёрном море — площадь, равная почти всей Европе.

Годы сотрудничества с Америкой и Англией в схватке с Германией, предварительные беседы с Рузвельтом вселили в генералиссимуса (а по военным знаниям и опыту Сталин действительно являлся генералиссимусом) надежду на серьёзную денежную помощь Запада в восстановлении СССР, на это, кстати, рассчитывал и чуткий на поживу Уолл-стрит.

Поворот небывалой крутости был заложен Трумэном сразу же после кончины (убийства?) Франклина Делано Рузвельта 12 апреля 1945 года (он умер на сеансе позирования американской художнице)*. Недаром Сталина столь встревожила, обеспокоила и огорчила смерть Рузвельта (1882-1945). Он без всякого промедления посылает в Вашингтон Молотова: генеральному секретарю важно знать, не изменятся ли планы союзника.

* «Президент Рузвельт скончался внезапно в четверг 12 апреля в Уорм-Спрингс, штат Георгия, — написал в воспоминаниях Черчилль. — Ему было 63 года. После полудня, когда с него рисовали портрет, он внезапно упал и в тот же вечер скончался, не приходя в сознание» (Т.VI. С. 448).

Ни слова сочувствия. Черчилль в душе недолюбливал Рузвельта, полагая, будто тот слишком часто плетётся на поводу у Сталина. Но Рузвельт не шёл на поводу у Сталина. Пользуясь условями войны, Рузвельт последовательно усекал могущество Британской империи в пользу Америки, о чём можно прямо прочесть в воспоминаниях старшего сына президента США. Для сего президент США иногда становился за спину Сталина.

Политика Рузвельта отличалась большей разумностью и, я бы сказал, честностью, хотя и он «засовывал за пазуху атомную бомбу», как средство будущего запугивания Советского Союза (иначе зачем скрывать её секрет*). Это в июле сорок первого Рузвельт сумел провести в конгрессе большинством всего в один голос закон о призыве на военную службу, без которого американские вооружённые силы очутились бы в сложном положении с нападением Японии 7 декабря 1941 года. И это он, Рузвельт, заявил на совещании с Черчиллем в бухте Арджентия в августе 1941-го: «На Севере не должно быть дальнейших посягательств». Президент имел в виду посягательства Японии на восточные земли России.

* Начальник Манхэттенского проекта генерал Гровс так определил его смысл: «Спустя две недели после того, как я возглавил этот проект (а это был разгар второй мировой войны. — Ю.В.), уменя не было никаких сомнений, что Россия наш враг, и Манхэттенский проект осуществлялся на этой основе. Я вовсе не придерживался распространённого в стране мнения о России как о доблестном союзнике... Конечно, об этом докладывалось президенту».

После 12 апреля 1945-го планы США изменились необычайно: от сотрудничества к военному противостоянию, окрещённому вскоре «холодной войны», что и наводит некоторых историков на мысль об устранении Рузвельта, хотя уже на конференции в Ялте (4-11 февраля 1945 года) Рузвельт производил впечатление человека, совершенно изнурённого, очень больного (это можно заметить и на документальной ленте о Ялтинской конференции). А тогда, в апреле сорок пятого, Молотова недостойно грубо встретил Гарри Соломон Трумэн — вице-президент США, принявший на себя полномочия президента. Сталин уразумел: Запад не только отказал в помощи для восстановления, но и хочет использовать ослабление Советского Союза после войны для того, чтобы поставить его на колени.

Со Сталиным такие номера не проходили.

Ничто не менялось в их отношении к России, всё оставалось как в известном двустишии:

Не по-прежнему мила,

Но по прежнему гола...

Упрекают, будто при Сталине жилось бедно. Не Сталин выбрал бедную жизнь, а Запад не дал советской России подняться к зажиточной жизни. Сначала безумствовал Гитлер, после — американский империализм в «холодной войне».

Бережков вносит очень важное уточнение:

«В заключённом летом 1943 года на Квебекской конференции соглашении, подписанном Рузвельтом и Черчиллем, отмечалось, что атомная бомба явится «решающим фактором в послевоенном мире и даст абсолютный контроль тем, кто обладает её секретом. Президент и премьер-министр обязались не передавать третьей стороне никакой информации «без взаимного согласия»*

* Бережков В. С. 283,230,233,178.

Соглашение было подписано приблизительно за полгода до Тегеранской конференции — встречи Сталина, Черчилля и Рузвельта в конце ноября 1943 года, на которой, кстати, переводчиком оказался Бережков. Смысл соглашения очевиден: после войны зажать Советский Союз в тиски политикой силы, то бишь загнать на колени.

Сталин принял вызов США, иного выхода не существовало.

«Укреплять и обороноспособность страны, чтобы не повторился 1941 год — вот генеральное настроение Сталина после Великой Отечественной войны», — отмечает писатель Карпов в своей книге о великом полководце, русском самородке «Маршал Жуков. Опала» (М.: Вече, 1994).

Сталин повернул страну на этот новый путь и добился победы.

Страна восстановила народное хозяйство (кстати, отменила хлебные карточки 16 декабря 1947 года — раньше всех европейских государств), создала атомное оружие и приступила к созданию ракетной техники. А с конца 1940-х годов стал неуклонно возрастать и жизненный уровень народа.

Опять-таки представляют интерес свидетельства бывшего переводчика Сталина Валентина Михайловича Бережкова. Кто ближе стоял к тем событиям?..

«...до 1940 года, ситуация (положение. — Ю.В.), по крайней мере в больших городах, пришла в норму. Так же было и в послевоенные годы, после того как в 1947 году объявили денежную реформу и отменили карточную систему. Только первую пару недель наблюдались очереди. После этого, благодаря постоянному притоку продуктов, ажиотаж исчез, и торговля пришла в норму. Крестьянам снова разрешили держать домашний скот и увеличили приусадебные участки.

В одной из бесед с Микояном я спросил, каким образом такой результат удалось достичь в 1935-м и 1947 годах? Он ведал тогда не только внешней, но и внутренней торговлей и хорошо знал, как это делалось.

— Прежде всего, — объяснил он, — путём строжайшей экономии и одновременного наращивания производства удалось накопить большие запасы продуктов и товаров народного потребления. Сталин лично следил за этим и строго наказывал нерадивых производственников. Провели огромную работу по доставке всего этого к местам назначения, оборудовали склады и холодильники, обеспечили транспорт для развоза по магазинам, особенно в пиковый первоначальный период, когда люди ещё не поверили в стабильность рынка. Заранее отремонтировали и красиво оформили магазины, мобилизовали продавцов на специальные курсы. И строго предупредили работников торговли, что за малейшее злоупотребление, сокрытие товара и спекуляцию те ответят головой. Пришлось нескольких нарушителей расстрелять. Но главное — не растягивать снабжение, не выдавать его по чайной ложке, а выбросить в один день во все промышленные центры. Только это могло дать нужный эффект.

Сейчас некоторые наши исследователи утверждают, что тогда снабжали только Москву и ещё два-три крупных города. Это неверно. Летом 1935 года мне пришлось с группами интуристов побывать во многих городах. Я специально (особо. — Ю.В.) заходил в магазины, смотрел, чем торгуют. Везде был хороший ассортимент (набор. — Ю.В.) продуктов и товаров. А главное — отсутствовали очереди и никто не приезжал в крупные города за продуктами.

Конечно, тогда были специфические (особые. — Ю.В.) условия. Был страх и были жестокие расправы с нарушителями правил торговли. Вероятно, принимались и меры по ограничению въезда посторонних в города. Но параллельно шло и улучшение положения в деревне. Разрешили иметь в личном хозяйстве крупный рогатый скот, поощряли работу на приусадебных участках. Да и колхозникам, не видящим иного выхода, находившимся в тисках железной дисциплины, пришлось работать на обобществленных полях лучше, чем раньше.

Если перечислить продукты, напитки и товары, которые в 1935-м и 1947-м годах появились в магазинах, то мой советский современник, пожалуй, не поверит. На деревянных кадках стояла чёрная и красная икра по вполне доступной цене. На прилавках лежали огромные туши лососины и сёмги, мясо самых различных сортов, окорока, поросята, колбасы, названия которых теперь никто не знает, сыры, фрукты, ягоды — всё это можно было купить без всякой очереди и в любом количестве. Даже на станциях метро стояли ларьки с колбасами, ветчиной, сырами, готовыми бутербродами и различной кулинарией. На больших противнях были разложены отбивные и антрекоты. А в деревнях в любом дворе в жаркий день, так же как и при нэпе, вам выносили кружку молока или холодной ряженки и не хотели брать деньги...

Надеясь на лучшее будущее, люди верили, что он (Сталин. — Ю.В.) приумножает богатства страны для блага народа. Однако у Сталина было своеобразное представление о «богатстве страны».

В его понимании оно не имело никакого отношения к тому, как жил народ. Люди могли быть нищими, лишь бы государство становилось богатым. Вот и интуристы, под бдительным присмотром гидов, видели только «процветающее государство», которое им и старались продемонстрировать. В итоге они уезжали из страны, не получив ни малейшего представления о действительных условиях жизни в Советском Союзе...»*

* Бережков В. С.283, 232, 233, 178.

Однако, по словам Бережкова, нэпмановского «изобилия достичь не удалось».

Мирное развитие давало Советскому Союзу неоспоримое преимущество. Он очень быстро набирал хозяйственную мощь, но мощь независимую ни от кого.

Трумэн пользовался неприязнью не только у наших людей. Читаем в романе «За рекой в тени деревьев» нобелевского лауреата по литературе американца Эрнеста Хемингуэя (1899-1962) — всю жизнь почитал я этого писателя:

«...я никогда в жизни не носил галстука бабочкой и никогда не был прогоревшим галантерейщиком (как Трумэн. — Ю.В.). Нет у меня данных, чтобы стать президентом. Я даже оппозиции не мог бы возглавить, ведь мне не приходится подкладывать под зад телефонные справочники, когда меня фотографируют (видимо, из-за малого роста Трумэн мог бы подкладывать, или подкладывал, толстенные телефонные справочники. — Ю.В.)... Теперь ведь нами правят подонки. Муть, вроде той, что остаётся на дне пивной кружки, куда проститутки накидали окурков. А помещение ещё не проветрено, и на разбитом рояле бренчит тапёр-любитель...»*.

* Хемингуэй Э. За рекой в тени деревьев. — М: Иностр. лит., 1961. С 161-162. Текст отмечен мной. — Ю. В.

Так что в моих оценках не столь уж много пристрастия, есть правда времени. Её же затирают из последних сил, дабы переиначить мировые события. Всё свалить на Сталина, благо, что бывший семинарист был тяжёл на руку. Вот и поверят...

Атомный шантаж, гонка вооружений, «холодная война»... — слова-то бумажные, а за ними — натуга, горе!.. Как те чувства передать? Только Гитлера с плеч сбросили, только повели плечами, чуть распрямились, а на плечи снова не зверь, а зверище насел...

А горе было-то... Досыта не ели до конца сороковых. Дорожили каждым куском хлеба и сахара, каждым глотком молока. Штаны, рубашки латали, штопали, носили до ветхости... И обмылок берегли... Каждая новая пара обуви — радость, её обсуждали. Гордились новой обувью. Сперва надевали по праздникам. Ламповый радиоприёмник — событие, его водружали на почётное место в доме. Не каждая семья и могла купить, слушали тарелку-транслятор. Копейку за копейкой откладывали, чтобы скопить на брюки, на часы, на велосипед или книгу. Кто имел фотоаппарат или велосипед, на виду был...

А нас впрягли в новую гонку, новые непомерные расходы средств, новую трату сил, новое натяжение дисциплины труда и быта... Для того и были аресты и лагеря, дабы в зародыше не допустить недовольства или жалобы на тяготу жизни — она ещё крепче придавила, пригнула, аж зарябило в глазах...

Даже стону не давали вырваться: стоять всем народом, стоять!.. — называлось это капиталистическим окружением.

А те... за океаном, были сыты, обуты и с презрением глядели на нас. Вся земля была у них в ногах, но только не мы....

Права человека...

Весь белый свет зиждется на лжи.

Победа СССР над Гитлером чрезвычайно подняла авторитет Сталина в мире. Ни тогда уже покойный Рузвельт, ни Черчилль, ни де Голль не могли с ним соперничать.

Какой была Европа после мая 1945-го? Что мы помним о ней, — вернее, чему позволили остаться в нашей памяти после бесконечных «промывок мозгов» телевидением, газетами, радио и всей оравой прислужников Запада?

Почти все упускают из памяти силу и мощь сталинизма, как воплощения социалистической идеи. Это была правда исстрадавшегося, гордого народа, сумевшего, по сути, в одиночестве отразить не только своего самого могучего врага, но и врага человечества. После поражения Германии и Италии влияние СССР и коммунистических идей (а это во многом олицетворялось в Сталине, было нераздельно с ним) захлестнули свет. С окончанием войны капиталистическая система очутилась в опаснейшем кризисе.

Красный Китай с его громадным населением отвоёвывал у гоминьдановцев уезд за уездом, провинцию за провинцией, пока 1 октября 1949 года не провозгласил свою победу.

Левые силы господствовали в Европе, и это наводило ужас на масонский Большой Сейф. Наиболее внушительны оказались успехи левых сил во Франции и Италии.

Во Франции компартия во главе с Морисом Торезом обрела такую силу — уже нельзя было собирать правительство без её участия. Лишь национальный гений генерала де Голля предотвратил крах буржуазной Франции и возникновение просоветской Франции.

В Италии компартия во главе с Пальмиро Тольятти (Эрколи) становится ведущей политической силой. Не займи поспешно Италию англоамериканские войска, она тоже вполне могла стать просоветской. Вооружённый народ Италии настроен был резко прокоммунистически и противокапиталистически. В апреле и мае 1945-го Италия тонула в море красных знамён. Всюду звучали рабочие и коммунистические марши. Рабочий «Интернационал» бывшего рабочего Пьера Дегейтера (1848-1932) — он написал музыку — шествовал в тот год вместе с весной.

В Югославии, далеко выдвинутой в Европу, уже торжествовала советская власть. Тито железной хваткой собрал все народы своей страны в единый союз.

Европа вся: большая — и малая, срединная — и западная, северная — и южная — становилась прокоммунистической и просталинской. Сталин являлся вождём большинства людей. Расположение рабочего класса Европы принадлежало Советскому Союзу. Рабочий класс верил в правоту социализма. Имя Сталина было у всех на устах.

Надо иметь в виду, что коммунисты 1940-х - начало 1950-х годов и коммунисты 1980-х годов, — в сущности, от разных партий. Я бы сказал, неузнаваемо разных. Партийный коммунизм 1980-х и 1990-х годов — это в худшем виде оппортунизм и буржуазный реформизм. Зато он позволяет ничем не рисковать вожакам, более того, наслаждаться дарами жизни. Они вымаливают уступки с трибун и в приёмных министерств, а то и входя в реакционнейшие правительства Ельцина и отлично приживаясь в них. Да и сам Ельцин откуда?.. Прямёхонько свалился из политбюро...

Гнилые потомки борцов...

А тогда, после 1945-го, коммунистическое движение пробуждалось в таких уголках земли(и далеко не только на средства Москвы), где совсем недавно и предположить о нём было нельзя. И всюду знаменем людей становилось имя Сталина.

Это вызвало яростное противодействие США и Англии. К 1946 году положение США, как оплота капитализма на земле, оказывается всё более сложным. Капитализм трещал под напором сталинизма.

1945-1950-е годы, но особенно первые послевоенные годы, — время исключительного успеха коммунистических сил в Европе. Казалось, капитализм доживает последнее десятилетие.

Именно в предчувствии сего США повели с февраля сорок пятого тайные переговоры с приближённым Гиммлера и главным представителем СС при армейской группе «ЦЦ» эсэсовским генералом Карлом Вольфом в Швейцарии (за спиной Гитлера), хотя Рузвельт впоследствии от них всячески открещивался. В Вашингтоне знали, какими станут народы после победы.

Именно потому 5 марта 1946 года Уинстон Черчилль взойдёт на кафедру в фултонском Вестминстерском колледже. У нас об этом не писали (Сталин, очевидно, полагал, что «лишняя» осведомлённость наносит людям только вред), но Черчилль не просто призовёт к борьбе с Советским Союзом. Он объявит войну англо-саксов народам России, прежде всего русскому. Он так и сказал: главным в выступлении является предложение о создании «братской ассоциации (объединения, союза. — Ю.В.) народов, говорящих на английском языке». И это он провозгласит отказ от политики «баланса сил» во имя политики с «позиции силы». Он многое что наговорил в тот мартовский день. Речь получилась длинной. После он повторил её в Нью-Йорке. Человек, который слушал её в Нью-Йорке, рассказывал мне о своих впечатлениях. Кстати, её пустили по большинству радиостанций США и передавали, где доступно, через громкоговорители. Человек этот ехал с Уолл-стрит и слышал, как Черчилль рычал в мощных динамиках. Для него, кто вёл переговоры на Уолл-стрите об американских кредитах для восстановления народного хозяйства СССР, эта речь явилась полной и непонятной неожиданностью. Ведь переговоры успешно продвигались к завершению. Всё складывалось как нельзя лучше и к обоюдному согласию и выгоде. Что же случилось?..

А позже возьмут и «пришьют» «холодную войну» Сталину. Да намерения Советского Союза были совсем другими! Это уже после речи Черчилля весь белый свет взбесится, и завертится антисоветский шабаш.

А закон Маккарена-Вуда — «Акт 1950 года о внутренней безопасности» США? Разве это не фашисткий закон?

А ещё прежде закон Хэтча от 2 августа 1939 года, запрещающий государственным служащим состоять в компартии США — это демократия?

А закон Брауннела-Батлера (Хэмфри Батлера) от 24 августа 1954 года о контроле над коммунистической деятельностью?

А создание постоянного комитета (комисии) в Конгрессе США по расследованию антиамериканской деятельности?

Всё это в чистом виде полицейщина. США вообще полицейское государство. Оно сплошь соткано из законов, контролирующих убеждения граждан.

А антидемократическая истерия и преследования инакомыслящих с «подачи» сенатора Джозефа Маккарти (1909-1957), и всё такое прочее?..

Ким Филби писал о маккартизме:

«Я говорю о периоде Маккарти... который утверждал, что он единолично раскрыл глубокое проникновение коммунистов в государственный департамент и другие органы правительства США... Подняв кампанию шпиономании в национальном масштабе, Маккарти создал условия, при которых ни один конгрессмен не смел возражать...»*

* Ким Филби. С. 157.

Подобно псу лаяти.

Джозеф Реймонд Маккарти юрист по образованию возглавлял с 1953 года сенатскую комиссию по деятельности правительственных учреждений, а также руководил постоянными подкомиссиями по расследованиям. Всё это шумное и зловещее кипение страстей было направлено против Советского Союза, Маккарти предпринимал всё для разжигания «холодной войны». Маккартизм обернулся ростом полицейщины в США и грубыми нарушениями конституционных прав граждан. Он требовал повальной «проверки лояльности» государственных служащих, ограничения свобод и широкой чистки» всего аппарата власти. Мутный был умом человек.

Однако психоз овладел США и от такого мутного умом человека.

Я помню, у нас о макартизме глаголили чуть ли не каждый день.

Среди людей искусства в поношениях Советского Союза и России на много корпусов вперёд оторвались такие известные люди, как Уолтер Дисней, Фрэнк Синатра... В 1947 году президентом Гильдии киноактёров США оказался избран Рональд Рейган, он будет переизбран в 1948-1951-х годах и в 1959 году. А тогда, в годы маккартизма, Рейган приложил немало сил к травле всех, кто высказывал хоть какое-то расположение к русским и СССР. Президентом США в 1981 году станет закалённый ненавистник России.

Демократия Большого Сейфа в одночасье обернулась полицейщиной: преследованием инакомыслия, пренебрежением конституционными свободами, физическими расправами (людей загоняли за решётку)... Именно тогда Чарли Чаплин оказался вынужден покинуть Америку и уехать навсегда в Швейцарию.

Что ж вы, господа, тогда драли глотки на Россию? Вам только новых концлагерей и не хватало, а так, почитай, уже всё было испробовано и готово.

Нас они поносили за поволжских немцев и ни словечком не обмолвились, что в то же время, вскоре после Пёрл-Харбора*, загнали за проволоку всех американцев японского происхождения. Так перевирать факты, так на лжи стряпать правду... — по-воровски называется «на ходу резать подмётки». Вся эта американская справедливость и права человека — одна видимость для простаков.

* Пёрл (Пирл) - Харбор — бухта на южном берегуострова Оаху, самая крупная военно-морская и авиационная база США на Гавайских островах в Тихом океане. В воскресенье 7 декабря 1941 года японская авиация с авианосцев нанесла внезапный удар. Оказались выведены из строя 15 больших кораблей различного класса и 215 самолетов США. Погибли более двух тысяч американских моряков.

Тогда из четырёх линейных кораблей оказались потоплены четыре, а четыре сильно повреждены.

Не только верховное руководство США знало о предстоящем нападении заблаговременно (американская разведка перехватила ряд изобличающих японцев телеграмм и расшифровала их; японский дипломатический шифр был раскрыт ещё в июле сорок первого) и не приняло мер, но и командование базы Пёрл-Харбор с поразительным хладнокровием пренебрегло предупреждающими донесениями как радио, так и радиолокационной служб.

В октябре 1944 года комиссии армии и флота США представили свои отчёты. Обе пришли к заключению, что ответственность за катастрофу в Пёрл-Харборе несут не только военные власти на Гавайях, но и лица, занимающие высокие посты в Вашингтоне.

Подполковник Тайлер показал в комиссии армии США по расследованию нападения на Пёрл-Харбор:

«...В тот момент было около 07.00. Когда я посмотрел на планшет, самолёты были доведены примерно до дистанции 130 миль... Ровно в 07.00 все, кто находился в информационном центре, за исключением дежурного телефониста и меня, сложив свои инструменты и документы, ушли. Около 07.15 оператор радиолокационной станции на горе Опана позвонил дежурному телефонисту и сообщил об обнаружении такой крупной цели, какой он никогда не наблюдал на экране радиолокатора... я сказал ему, чтобы он не беспокоился по этому поводу. Следующее предупреждение я получил около 08.05, когда нам позвонили и сообщили о нападении...»*

^* Что произошло в Пирл-Харборе?: Документы о нападении Японии на Пирл-Харбор 7 декабря 1941 года, — М: Воениздат, 1961. С 123.

Вот так оказалась допущена японская авиация к самой крупной военно-морской базе США. Надвигаются чужие самолеты, их видят — и никто не принимает мер.

В ночь на 22 июня 1941 года наш, тогда ещё русский Севастополь, огрызнулся всеми стволами наземных и корабельных батарей. Отпор дали все наши военно-морские базы — от Измаила на Дунае и до Мурманска.. Так что не следует нас тыкать в 22 июня 1941 года, где узел событий, кстати, был затянут неизмеримо сложнее.

Герой Советского Союза, один из самых отважных фронтовых разведчиков Великой Отечественной Владимир Васильевич Карпов рассказывает:

«О том, что речь идёт именно о третьей мировой войне, тоже чётко и определённо сказано в меморандуме СНБ (Совета Национальной Безопасности) 7 марта 1948 года: «Разгром сил мирового коммунизма, руководимого Советами, имеет жизненно важное значение для безопасности Соединенных Штатов... Эту цель невозможно достичь посредством оборонительной политики. Соответственно, Соединённые Штаты должны взять на себя руководящую роль в организации всемирного контрнаступления...»

Для осуществления такой глобальной программы разрабатывались последовательно (по мере увеличения количества атомных бомб) несколько планов уничтожения СССР: «Бройлер-1947», «Бушвекер-1948», «Кронкшафт», «Хафмун», «Когвилл-1948», «Героян», «Офтекс-1949». И в 1950 г. широко известный теперь «Дропшот»».

Этот план советская разведка добыла. Из него вождь смог почерпнуть очень многое. Вряд ли его это удивило.

Карпов, как кадровый разведчик, рассказывает со знанием, дела:

«Как в своё время гитлеровский план «Барбаросса» предусматривал несколько этапов войны, так и «Дропшот» имел четыре этапа.

Первый этап: внезапный удар 300 атомных бомб по крупным городам Советского Союза: Москва, Горький, Куйбышев, Свердловск, Новосибирск, Омск, Саратов, Казань, Ленинград, Баку, Ташкент, Челябинск, Нижний Тагил, Магнитогорск, Пермь, Тбилиси, Новокузнецк, Грозный, Иркутск, Ярославль и другие — всего 70 крупнейших городов. Дополнительно к этому стратегические бомбардировщики должны сбросить 29 тыс. тонн бомб ещё на 100 городов. От такого удара должно было оказаться уничтожено 85% советской промышленности.

Второй этап: вторжение на территорию СССР и его союзников 250 дивизий, обеспеченных действием 7400 самолетов, продолжающих бомбардировки, и более 750 боевых кораблей, высаживающих десанты.

Третий этап: захват территории СССР и его союзников вооружёнными силами США и стран НАТО. В третьем этапе подчеркивалось: «В данной кампании упор делается на физическое истребление противника».

Четвертый этап: оккупация территории СССР, расчленение его на четыре зоны, с дислокацией американских войск в ключевых городах бывшего СССР, а также его союзников в Европе.

Исходя из нашей «чернобыльской практики» (где только выброс, а не взрыв причинил столько бед), можно с уверенностью сказать — 300 атомных бомб стёрли бы с лица земли не только Советский Союз, но достали бы и США и погубили бы всё человечество. Однако в те годы об этом в США не думали — эйфория монопольного владения атомного превосходства ослепляла и опьяняла. Казалось, это страшное оружие будет причинять ущерб только противнику.

Как и в «Барбароссе» на этом замыслы не ограничивались: у немцев намечалось дальнейшее продвижение в Иран, Индию, у американцев — в Монголию, Китай, Юго-Восточную Азию.

Боевым действиям должны предшествовать и сопутствовать широкие психологические операции на подрыв идеологических и моральных устоев Советского Союза с использованием «пятой колонны», которая имела своё конкретное лицо.

Цитирую: «Эффектное сопротивление или восстание (внутри СССР. — В. К.) можно ожидать только тогда, когда западные союзники смогут представить материальную помощь и руководство, и заверить диссидентов, что освобождение близко...»»

Американское, английское, немецкое радио во все годы усердно растравляли советское общество. С времён Хрущёва молодая интеллигенция почти вся склоняется к американским лозунгам и американской культуре.

Поиск по сайту: