ГЛАВА 35

МОНАХИ

Куда бы ни убегал беспокойный, нестойкий ум, надо,

обуздав его, возвращать под контроль своего «я»

[ Бхагавад-гита 6: 26.].

ЭТИ СЛОВА ГОСПОДА КРИШНЫ в Бхагавад-гите нужно помнить на всех этапах духовного пути. Часто на пути бывает так, что эгоистические желания вдруг вырываются из подсознания и с поразительным неистовством атакуют преданность. Верующий может неуклонно прогрессировать, уверенный в том, что Бог — это единственное, что ему нужно в жизни, когда внезапно появляется возможность достижения мирского успеха и он думает: «Вот мой шанс — может быть единственный — стать великим концертирующим пианистом»; или «обрести богатство и всеобщее уважение»; или «сделать великое научное открытие во благо человечества»; или «жениться на своей единственной, душевно близкой!» Я никогда не видел, чтобы желания в качестве альтернативы бескорыстному служению Богу приводили к чему-либо, кроме разочарования. Концертирующий пианист уставал играть для переменчивой публики. Перспективный миллионер скоро обнаруживал, что жизнь без Бога — сущий ад (особенно если он уже испытывал душевный покой). Подающий надежды ученый понимал, что мир либо равнодушен к его открытиям, либо стремится направить их к достижению недостойных целей. А тот, кто оставляет духовную практику, чтобы жениться на единственной «близкой по духу», весьма вероятно, через год-два разведется. (Что может предложить человеческая любовь по сравнению с великой любовью Бога, которую он уже вкусил в своей душе?)

Среди моих самых печальных воспоминаний — впечатления от приезда бывших приверженцев, оставивших божественное призвание, которые хвалились перед своими братьями и сестрами по пути новыми мирскими благами. С какой гордостью они демонстрировали свои новые автомобили, новые костюмы, новых жен! Вы видите в их глазах желание оправдать утрату того доброго, что они потеряли. Вы слышите в их голосах неловкий смех людей, которые похваляются спьяну, надеясь шумом и деланным смехом заглушить неумолимый голос совести. Совершив такой шаг, рано или поздно они утрачивали уверенность в правильности своего поступка и, увы, зачастую — в самих себе.

Хуже всего то, что непостоянство по отношению к Богу порождает в них склонность к непоследовательности в дальнейшем. Они редко преуспевают в чем-либо, потому что отвергли качества, необходимые для достижения успеха во всяком деле: стойкость и непоколебимость. Счастливы те, кто, совершив ошибку, исправляют ее и решительно возвращаются к духовному поиску. Я восхищался одной такой верующей, которая, когда ее спрашивали, как она посмела снова оказаться в Маунт-Вашингтоне, ранее покинув его, радостно отвечала: «А вы считаете, что я должна держаться за свои ошибки?»

Увы, не многие имеют такую решимость. Мастер рассказал мне об одном падшем ученике: «С тех пор как он покинул нас, у него не было ни одного радостного дня. Я так старался спасти его, но он уже все решил. Мы были с ним в Нью-Йорке, когда однажды он сказал мне, что хочет поехать в Филадельфию.

— Купить обручальное кольцо? — вызвал я его на откровенность.

Он не мог отрицать этого, но пытался убедить меня в том, каким ангелом была его девушка.

— Она вовсе не то, чем тебе кажется, — предостерег я.

— Но ведь вы совершенно ничего не знаете о ней, — возразил он. — Вы даже никогда не видели ее!

— Я знаю о ней все! — уверял я его.

И все же он не хотел меня слушать. Но потом он убедился во всем сам». Глаза Мастера выражали печаль по поводу своего заблудшего ученика.

«Все отвернутся от того, кто отвергнет Меня», — писал в своей прекрасной поэме «Небесная Гончая» Френсис Томпсон.

Преданность — сильнейшая защита от заблуждения. Но едва ли найдется такой верующий, чья преданность никогда не убывает, который никогда не переживает духовного опустошения или черствости, не чувствует влечения к мирским удовольствиям. Что человеку делать, когда, по выражению Мастера, взрываются «кармические бомбы» невоздержанности и страстей, в особенности в периоды черствости? Чтобы быть готовым к такому периоду, важно укреплять себя привычкой к регулярным медитациям и преданностью избранному пути. Когда привычка к ежедневным медитациям становится правилом, человек будет уверенно преодолевать множество житейских бурь, не впадая ни в отчаяние, когда путь кажется слишком тяжелым, ни в радужное настроение, когда путь кажется легким. Верность избранному пути подавляет соблазн искать более легкие и приятные пути к Богу, более «симпатичного» учителя или практику, которая предъявляет меньше требований к эго.

«Преданность — это первый закон Бога», — часто говорил Йогананда. Он имел в виду не показную сектантскую преданность тех, кто чувствовал необходимость доказывать ее и поносить любого, чьи взгляды отличаются от их собственных. (Такое размахивание флагами обычно используется для того, чтобы скрыть подсознательные сомнения.) Мастер имел в виду ту спокойную приверженность избранному пути, которая несовместима с изменой убеждениям и которую не могут поколебать никакие препятствия, встречающиеся на пути. Увы, это качество не часто сегодня встречается в Америке, за исключением, возможно, преданности честолюбию. Нам принадлежит традиция пионеров — мужчин и женщин, которые не раз утверждали свою свободу, «выдергивая корни» и поселяясь на новой территории. Даже сегодня, когда на континенте не осталось для завоевания новых земель, наши юноши, стремясь к новизне, тянутся к блуждающему огоньку «успеха», куда бы он их ни звал, почти не считаясь с такими неудобными понятиями, как обязательство и долг.

— Они меняют работу, жен и гуру почти без предупреждения, — сожалел Мастер. — Как они могут добиться чего-либо, если привыкли так капризно менять направление?

«Падет несколько голов», — сказал он мне, говоря о периоде, который начался за несколько месяцев до моего испытания в Твенти-Найн-Палмз. Я сильно переживал, когда ашрам покинули некоторые из тех, кого я особенно любил. Я уже знал, что собирался уходить Бун, но когда ушел Норманн, а потом Жан, я был сильно потрясен.

Бедный Норманн! Он глубоко любил Бога, но пришло уныние, которое заставило его нарушить установившийся режим медитации до такой степени, что ее не хватало для того, чтобы охранить его от мирских заблуждений. Но я знал, что он будет всегда любить Бога и стремиться к Нему.

— Впервые за много жизней Норманн поддался заблуждению, — печально заметил Мастер. Потом он добавил: — Божественная Мать хочет, чтобы он научился отвечать за свои поступки. Но где бы он ни был, он со мной.

Спустя несколько месяцев Норманн посетил Маунт-Вашингтон.

— Помнишь, как трудно мне было ладить с Джерри? — спросил он меня. — Это было одной из основных причин, побудивших меня уйти отсюда. А теперь там, где я сейчас работаю, таких, как он, — шестеро.

Спустя годы я обратил внимание на то, что, когда верующие пытаются избежать кармических испытаний, они вновь испытывают их — в иной форме — и в большем объеме!

Жан был наделен большой силой воли, но не прилагал достаточно усилий для совершенствования своей преданности. Мастер всегда указывал, что для медитации не должно быть иных побуждений, кроме любви к Богу и стремления угодить Ему. Медитацию для личной духовной выгоды он называл «корыстной преданностью»: «Господь, я отдал Тебе столько-то крий. Теперь Ты должен выполнить Твою часть соглашения и дать мне столько-то осознания» — Бог никогда не отвечает на такую преданность! Он не примет от нас ничего меньшего, чем безусловная любовь». Когда по прошествии двух-трех лет целеустремленной медитации Жан так и не обрел высоких духовных переживаний, его воодушевление стало ослабевать. Покидая нас, он сказал: «Я пришел сюда не для того, чтобы сгребать листья!» Увы, дорогой друг, как же ты забыл наставление Бхагавад-гиты о том, что верующий, который с искренней любовью дарит Богу хотя бы лепесток цветка, получает личный отклик Самого Господа?

Об одной из учениц, которая в этот период серьезных испытаний ушла, чтобы выйти замуж, Мастер сказал печально: «Стремление к человеческой любви отвлекло ее на годы». Она жила с ним продолжительное время. Видимо, незадолго до ухода ее кармическое испытание достигло апогея, потому что он добавил: «Если бы она задержалась у нас еще на двадцать четыре часа, она навсегда покончила бы с этой кармой!»

Особенный благоговейный трепет вызвало его предостережение ученику, который покинул ашрам позднее: «Твоя карма очень сложна. Если ты уйдешь сейчас, то может миновать двести воплощений, прежде чем ты сможешь вернуться на тот уровень, которого уже достиг на этом пути».

И хотя Мастер говорил, что падший приверженец духовного пути нередко мечется в заблуждениях на протяжении одного или более воплощений, он говорил также, что хорошая карма, приобретенная в процессе занятий йогой, в конечном счете возвратит его назад. Он никогда не воспринимал жизнь в терминах ада—рая ортодоксальных догматиков.

— Сэр, — спросил его однажды Бун, — сойду ли я когда-нибудь с духовного пути?

— Как же ты сможешь это сделать? — ответил учитель. — Все люди в мире идут по этой стезе.

— Мастер, — спросил я его однажды, — может ли душа умереть навсегда?

— Никогда! — ответил он твердо. — Душа — это часть Бога. Как можно разрушить часть Бога?

Многие из тех, кто отошел от нашего дела, даже увлекшись мирскими мечтаниями, остались преданными Мастеру. В конце концов, они являются его духовными детьми, сужденными ему учениками. Лишь об одном оставившем его он сказал: «Он не вернется; он никогда и не был с нами». Это было ответом на вопрос Джерри: «Сколько времени пройдет, пока он вернется к вам?» О другом ученике, который спустя годы после того, как покинул Маунт-Вашингтон, отрекся от него, Мастер сказал: «Он никогда не обретет Бога сам, но лишь с помощью инструмента, предназначенного ему Богом».

«Люди столь изобретательны в невежестве!» — воскликнул однажды Мастер в раздражении, после того как пытался помочь кому-то. А потом, в разговоре с небольшой группой учеников, сказал: «Духовный путь подобен соревнованию в беге. Одни являются спринтерами; другие медленно бегут трусцой. А некоторые даже бегут в обратную сторону!»

В другой раз он говорил монахам: «Духовная жизнь подобна сражению. Верующие сражаются с внутренними врагами — жадностью и невежеством. А многие получают раны — от пуль страстей».

Преданность, вера, регулярная медитация, сонастроенность с гуру — вооруженный всем этим, каждый верующий может одержать победу (не без усилий, но в конце концов — славную победу). «Чем больше вы делаете то, что подсказывает ваш ум, — предостерегал нас Мастер, — тем более становитесь рабами. Чем больше выполняете волю Гуру, тем более вы становитесь свободными». Различие между теми, кто остается в ашраме, и теми, кто покидает его, сводится к двум альтернативам: стремлению жить только для Бога или по-прежнему цепляться за свое маленькое человеческое «я». Иисус говорил: «Тот, кто сохранит свою жизнь, потеряет ее». Конечно, уход из ашрама сам по себе не является духовным падением. А когда падение все же происходит, оно не обязательно длится всю жизнь: все зависит от того, ставит ли человек на первое место Бога и отказывается ли признавать тяжелую неудачу окончательным поражением. Однако независимо от обстоятельств, нельзя считать мудрым ученика, который думает, что может оставить ашрам безнаказанно, уверяя себя, что он никогда не забудет Бога. «Заблуждение имеет свою собственную силу», — предостерегал нас Мастер.

Меня очень сильно удручало, когда уходил какой-нибудь Брат, особенно тот, который вдохновлял меня в моих духовных делах. Будучи поставлен теперь во главе монахов, я решил делать все, что было в моих силах, чтобы укрепить стойкость тех, кто был еще слаб; я старался так организовать духовные занятия, чтобы регулярная духовная практика навсегда вошла в жизнь учеников. Мастер поощрял мои усилия. Так же поступали многие из моих братьев-монахов. Однако, к сожалению, не все. Человеческая натура нелегко отказывается от внешней свободы ради внутренней. В глазах некоторых я читал мысль: «Ну хорошо, Мастер назначил тебя старшим. Но это не дает тебе право делать что заблагорассудится!» Когда я настаивал, чтобы они подчинялись правилам, они саркастически обзывали меня «монахом». Я не испытывал удовольствия, навязывая им свою волю; мне хотелось выполнить желание Мастера и укрепить их на этом пути. Но моя печаль по тем, кого мы потеряли, побуждала меня совершенствовать правила, которые служили бы опорой для других во времена испытаний.

«Я не прошу покорности, — говорил я им, — но знаю, что вы готовы подчиняться Мастеру, и, выполняя его волю, прошу вашего содействия». «В то же время, — добавил я, — в ответ я обещаю каждому мое содействие. Если у вас ко мне есть какие-то просьбы, которые не противоречат нашим правилам, я с радостью выполню их». Стараясь занять позицию служения, я постепенно завоевал их поддержку. В моих собственных медитациях я часто пел «О, Прекрасный Боже!» и повторял строку «Для тех, кто служит, — Ты служение». Ежедневно мой ум был полон радостной мыслью о том, что единственным достойным делом верующего является смиренное служение Космическому Возлюбленному.

Наконец мои организаторские усилия восторжествовали. Отчасти по этой причине все больше и больше из тех, кто прибывали в Маунт-Вашингтон, оставались верными избранному пути.

Но лично для меня эти организаторские сражения были болезненными. Я глубоко переживал, чувствуя, что чем больше буду преуспевать в них, тем в меньшей степени Маунт-Вашингтон будет оставаться для меня тем удивительным духовным домом, каким он показался мне, когда я впервые прибыл туда. В школах-интернатах у меня развилась глубокая антипатия к групповому сознанию. Роль инструмента развития такого сознания в Маунт-Вашингтоне (хотя это было необходимо) вызывала у меня чувство, будто я вызвался выполнять миссию самоубийцы.

Меня успокаивало, что Мастер не увлекался идеей организационных изменений. Сестра Гьянамата говорила: «Вам никогда не удастся организовать эту работу, пока жив Мастер». Иногда он говорил с тоской о простой, лишенной формальностей жизни духовных учителей в Индии, «странствующих вдоль Ганга», как он выразился, «упоенных Богом». Ограничивающим правилам и инструкциям он предпочитал поток божественной интуиции. По своей природе он походил на Раману Махарши, великого учителя Индии. Однажды ученики пожаловались Рамане на одно торжественное, но неудобное правило, которое их Брат ввел в общине ашрама. Правило гласило: «Не используйте канцелярию как проходной двор. Идя в столовую, обходите ее». Рамана Махарши ответил протестующим: «Давайте покинем это место. Оно уже, кажется, не принадлежит нам!» (Нечего и говорить, что это оскорбительное правило было отменено.) Наш Мастер, вероятно, отреагировал бы так же.

Культурные традиции Индии никогда особенно не уделяли внимания организации. «Не вводи слишком много правил, — говорил мне Мастер. — Это разрушает дух». От него я воспринял принцип, который хорошо служил мне, особенно в последние годы, когда мне была поручена ответственность за духовную жизнь многих людей. Этот принцип гласил: «Никогда не ставь потребности организации выше нужд даже одного ее члена». Служение является истинной и единственной целью всякой духовной работы.

В дополнение к организации повседневной жизни в Маунт-Вашингтоне и внедрению некоторых необходимых правил, я разработал несколько уроков по ученичеству, тексты которых, видимо, все еще используются монахами и монахинями. Мастер сотрудничал со мной во всех этих начинаниях и часто говорил о будущих направлениях в работе, особенно касающихся монахов.

В последние два года жизни он проводил с монахами много часов, обучая, ободряя и вдохновляя их.

— Каждый из вас должен любить Бога по-своему, — сказал он нам однажды вечером. — Удерживайте свой ум в центре Христа все время, а когда работаете — думайте, что трудитесь для Бога и Гуру. Постоянно: «Бог и Гуру; Бог, Христос и Гуру». Многие приходят сюда, разговаривают, шутят все время и — играют на органе, — Мастер выразительно посмотрел на одного из монахов. — Так они не достигнут Бога! В щелях этого строения живет много мышей, но они не развиваются духовно! У них нет Бога. Не надейтесь, что одно проживание здесь уже гарантирует вам духовное развитие. Вы сами должны прилагать усилия. Каждый из вас предстоит пред Богом в одиночку.

Однажды вечером он прославлял дух тех учеников (Дая Маты, Вирджинии Райт и мисс Дарлинг), которые долгое время служили лично ему. Особенно много работы было у них в первые годы жизни в Маунт-Вашингтоне: они часто работали весь день и до поздней ночи засиживались в офисе.

— Сэр, — спросил я, — много ли у них было времени для медитации?

— Видишь ли, когда они работали со мной рядом, у них не было необходимости в длительной медитации; они все равно росли духовно. А ты должен медитировать больше, потому что у тебя нет того внешнего контакта, который был у них.

Он настаивал, чтобы мы были упорны в наших занятиях крийя-йогой.

— Занимайтесь крийя-йогой днем и ночью. Это самый надежный ключ к спасению. Другие люди обращаются к книгам и внешним дисциплинам, но чтобы обрести Бога на иных путях им потребуется много воплощений. Крийя — это самый надежный путь для разрушения соблазна. Когда вы почувствуете приносимую ею внутреннюю радость, никакое зло не сможет коснуться вас. По сравнению с нектаром оно будет казаться несвежим сыром. Когда другие заняты пустым разговором или попусту тратят время, выйдите в сад и сделайте несколько крий. Что вам еще нужно? Крийя даст вам все, чего вы ищете. Занимайтесь ею преданно днем и ночью. — Потом он добавил: — После выполнения крийи следует долго сидеть спокойно; слушать внутренние звуки, или заняться бхакти-йогой (йогой преданности), или следить за дыханием в позвоночном столбе. Если вы после обеда будете бегать, то не получите удовольствия; вы испытаете большее удовольствие, если отдохнете. Так и после крийи: не вскакивайте сразу. Посидите спокойно и глубоко помолитесь; насладитесь ощущением внутреннего мира. Именно так развивается духовная интуиция.

— Отдайте все хорошее и все плохое, что вы сделали, Богу, — говорил он нам однажды вечером. — Конечно, это не значит, что вы должны намеренно совершать плохие дела, но, если вы не можете воздержаться в силу укоренившихся привычек, чувствуйте, что Бог действует через вас. Пусть Он несет ответственность. Ему нравится это! Он хочет, чтобы вы поняли, что именно Его сном является ваше существование.

— Сэр, — обратился к нему однажды после полудня Клиффорд Фредерик, — как человек может стать более смиренным?

— Смирение, — отвечал Мастер, — приходит, когда вы видите, что действует Бог, а не вы. Видя это, как вы сможете чувствовать гордость за какое-то свое достижение? Смирение хранится в сердце. Это не витрина, с помощью которой оказывают впечатление на других. Что бы вы ни делали, всегда говорите себе: «Бог совершает это через меня».

Один из учеников испытывал муки неуверенности в себе. «Пока ты борешься, — утешал его Мастер, — Бог никогда не позволит тебе упасть!

Однажды он сказал Генри, когда тот собирался выехать на машине: «Всякий раз, когда ты видишь несовершенство в мире, помни, что это несовершенство в тебе. Если ты совершенен, то все вокруг совершенно, потому что ты видишь всюду Бога. Безупречность пребывает внутри».

Вэнс Миллиган, черный мальчик, впервые пришел в Маунт-Вашингтон в возрасте семнадцати лет. Поскольку он был несовершеннолетним, мать заставила его уйти от нас. Но как только ему исполнилось восемнадцать, он вернулся к нам.

— Как твоя мать относится к тому, что ты опять здесь? — спросил его Мастер.

— На этот раз она говорит, что не возражает, — ответил Вэнс.

«Это хорошо, что ты получил ее согласие. Без него ты все равно пришел бы, но так лучше.

— Свами Шанкаре, — продолжал Мастер, — было всего восемь лет, когда он решил уйти из дому, чтобы искать Бога. Его мать пыталась удержать сына. Шанкара, не желая уходить без ее разрешения, прыгнул в протекающую поблизости реку и позволил схватить себя крокодилу. В прошлых жизнях он достиг высокого уровня духовного развития и обладал способностью спасти себя. «Смотри, мама, — крикнул он, — если ты не дашь своего согласия, я позволю увлечь себя под воду. В любом случае ты потеряешь меня!» Мать поспешно пообещала позволить ему покинуть дом. Тогда он освободился от хватки крокодила, вышел из реки и ушел из дому, чтобы начать свою миссию.

Однажды, спустя много лет, он воскликнул: «Я чувствую вкус молока моей матери. Она умирает!» Он поспешил к ней, оказал помощь в последние минуты ее жизни и потом кремировал ее тело божественным огнем, который вырвался из его поднятой руки».

Мастер продолжал: «Другим прирожденным мудрецом, который покинул дом в раннем возрасте, был Шукадэва. В то время ему исполнилось всего шесть лет, но он хотел отправиться на поиски своего гуру. Его отец, Вьяса, был автором Бхагавад-гиты. Он и сам вполне мог быть гуру. Но Шукадэва видел, что тот несколько привязан к нему как к сыну. Когда мальчик покидал дом, Вьяса последовал за ним, умоляя его искать Бога дома.

— Оставь меня, — сказал мальчик. — В тебе есть май я.

Тогда Вьяса послал его учиться к царственному мудрецу Джанаке».

Однажды я спросил Мастера: «Сэр, как следует любить людей?»

— Прежде всего, ты должен полюбить Бога, — отвечал он, — потом Его любовью полюбить других. В любви к самим людям, а не к проявлениям Бога ты можешь обрести привязанность.

В другой раз, говоря о любви, он сказал нам: «Человеческая любовь — это любовь собственническая и личностная. Божественная любовь всегда безличностна. Чтобы обрести преданность и сохранить ее от налета собственнической, личностной любви, пока человек не стал высокоразвитым духовно, лучше искать Бога не ради Его любви. Вначале ищите Его ради блаженства».

— Не шутите слишком много, — часто говорил нам Мастер. — Шутливость — ложный стимулятор. Она не исходит из истинного счастья и не дает истинного счастья. Когда вы слишком часто острите, ум становится беспокойным, легкомысленным и уже не может медитировать.

Одному из молодых учеников, отрекшихся от мира, он однажды сказал: «У тебя есть преданность, но ты всегда шутишь и побуждаешь к веселью других. Ты должен научиться быть более серьезным».

— Я знаю об этом, сэр, — печально ответил молодой человек, — но моя привычка так сильна. Как я могу измениться без вашего благословения?

— Хорошо, вот тебе мое благословение. Есть уже и благословение Бога. Недостает только твоего благословения!

«Так трудно переменить привычки, сэр, — однажды пожаловался Джерри, — но я буду стараться до конца жизни».

— Вот это дух, — одобрительно сказал Мастер. — Во всяком случае, волна не может покинуть океан. Она может вздыматься над его поверхностью, но все же остается частью океана и в конечном счете вольется в него вновь.

«Никогда не считайте своих неудач, — сказал он нам однажды. — Будьте озабочены только тем, чтобы достаточно сильно любить Бога. И, — добавил он, — не говорите другим о своих ошибках, чтобы когда-нибудь в припадке гнева они не обратили их против вас. Но говорите об ошибках Богу. От Него вы не должны пытаться скрывать ничего».

Некоторые монахи падали духом, видя, как другие покидают ашрам. Мастер однажды сказал им: «Другие могут приходить и уходить, но я остаюсь преданным вечно, — такой должна быть ваша позиция». Тем, кто видя падения других, испытывал сомнения в собственном духовном будущем, Мастер говорил: «Так или иначе вы будете жить! Так почему не жить праведно?»

Американский дух «предприимчивости» вызывал его одобрение: «Когда-нибудь? Когда-нибудь? Почему не сегодня! Именно такой настрой американцев мне нравится. Ищите Бога с такой решимостью — и вы наверняка найдете Его!»

Относительно монахов, покинувших нас, он говорил мне однажды вечером во время прогулки по территории Лейк-Шрайн: «Многие когда-нибудь создадут собственные центры: Дэвид, Джэн и другие».

Сам я чувствовал, что Маунт-Вашингтон был наилучшим местом для служения делу. Однажды мы обсуждали нашу потребность в учениках, наделенных определенными талантами, и я упомянул Адано Лея, лидера нашего центра в Монреале, Канада. «Мастер, почему бы нам не пригласить его сюда? Он великолепно ведет дело там».

— Если у него хорошо идут дела там, — ответил Мастер с некоторым негодованием, — зачем переводить его сюда?

Когда он принимал кого-либо, профессионализм никогда не служил критерием. Мы давно нуждались в типографе, и однажды вечером я пришел к Мастеру с хорошей вестью: «Мы нашли нового специалиста для типографии, сэр!»

— Зачем ты мне это говоришь? — спросил Мастер с неодобрением. — Сначала убедитесь, что он близок нам по духу; принимайте его только при таком условии. Потом помогите ему более глубоко проникнуться нашим духом. И лишь потом думайте, подходит ли он для нашей работы. Двое уже приходили и говорили мне, что нашли нового типографа. Я никогда не спрашиваю у людей сначала, что они умеют делать. Я обращаю внимание прежде всего на духовную сторону.

— Поверьте мне, сэр, — ответил я смущенно, — я тоже об этом забочусь. Мне надо было сразу сказать об этом. Тот человек сказал мне: «Я рад, что вы молитесь с такой преданностью». И в моей «пещере» мы с ним долго пели и слушали индийские песни преданности. Они нравятся ему.

Мастер одобрительно кивнул: «Вот это я рад слышать».

Однако, хотя он даже не видел этого человека, его реакция на самом деле была вызвана безошибочной интуицией. Когда через несколько месяцев тот человек ушел, мастер сказал мне: «Я знал, что он не задержится».

После прихода к нам этого типографа Мастер возложил на меня обязанности принимать новых учеников, а сам большую часть времени проводил в работе над завершением своих комментариев. Мне трудно было понять, что многие, добивавшиеся приема, были просто не готовы к нашему образу жизни. Мне Маунт-Вашингтон казался таким замечательным местом, что я хотел принять как можно больше людей.

Один ученик написал нам из Восточного штата, что хотел бы приехать, несмотря на определенные проблемы со здоровьем. Мастер ответил, что, так как он слаб здоровьем, ему не следует приезжать. Но тот человек снова написал нам, умоляя: «Мой доктор уверяет меня, что я поправлюсь, если буду регулярно лечиться». Когда пришло это письмо, Мастер был в уединении и поэтому ответил я. Единственным возражением для приезда того человека, казалось мне, было его физическое состояние; в остальном он представлялся мне совершенно искренним. Поскольку данное препятствие устранялось, я написал ему, что он может приехать и попытаться принять наш образ жизни.

Когда Мастер возвратился в Маунт-Вашингтон и узнал о моем решении, он побранил меня: «Это было не единственной причиной отказа, а лишь самым мягким поводом. Я знал, что он духовно не готов к нашему образу жизни». И добавил: «Ты увидишь».

Вскоре прибыл тот молодой человек. И через неделю уехал.

Я принял одного человека, который (даже на мой взгляд) не был готов к приему. Несмотря на искреннее желание духовной жизни, он слишком пропитался мирскими привычками. Лишь его страстное стремление измениться побудило меня принять его; у меня просто не хватило твердости отказать. В течение нескольких месяцев новичок серьезно старался, хотя часто качал головой, удивляясь переменам в своей жизни. Он не задержался надолго, но за время пребывания в Маунт-Вашингтоне сильно изменился в лучшую сторону. Мастер был доволен.

«Я дал возможность вам измениться по собственной воле, — сказал он ему однажды и, имея в виду его запятнанное прошлое, добавил: — А ведь значительно проще быть хорошим человеком, чем плохим. Скверный человек всегда в страхе. А добрый не боится ничего и никого. Сами боги оберегают его, потому что на его стороне Бог всех богов!»

Так как я принял этого человека, Мастер делал все, чтобы помочь ему, хотя, когда впервые узнал о его приеме, воскликнул: «Хотелось бы наделить тебя интуицией!»

Его слова могли быть приняты всерьез, как благословение. Во всяком случае, вскоре я обнаружил, что способен с первого взгляда определить, принадлежит человек Маунт-Вашингтону или нет. Иногда даже прежде, чем он намекнет на свое намерение приехать, я мог сказать: «Вы наш». Насколько я помню, когда такое предчувствие посещало меня, оно всегда оправдывалось.

В своих беседах Мастер старался повернуть наши умы к Богу. Он побуждал нас видеть проявления Господа во всем и в каждом. «Уважайте друг друга, — сказал он нам однажды, — как вы уважаете меня».

Много часов он проводил в беседах с нами, помогая нам и ободряя нас. Прежде всего он призывал нас искать вдохновение в себе, в медитации.

Как-то, разговаривая со мной на нижнем этаже, он замолчал, услышав, как один из монахов пел в главной церкви под аккомпанемент индийской фисгармонии. Потом радостно заметил: «Вот что мне приятно слышать в этой обители Бога!»

Поиск по сайту: