ГЛАВА 40

«НАКОРМИТЕ МОИХ ОВЕЦ»

1955 ГОД ДЛЯ ОБЩЕСТВА САМООСОЗНАНИЯ был знаменательным. В феврале умер Раджарси Джанакананда. Совет Директоров избрал вместо него Дая Мату, которая стала третьим президентом Общества Самоосознания. До этого назначения ее деятельность в значительной степени оставалась в тени. Но мы, знавшие ее и знавшие о высокой оценке ее работы Мастером, приветствовали такой выбор как наилучший.

1955 год был также важным годом и для меня лично. В мае и июне я предпринял лекционный тур по нашим центрам Америки, Канады и Европы. Вскоре после возвращения в Маунт-Вашингтон меня назначили главным священником в нашей церкви в Голливуде. А 20 августа вместе с тремя другими монахами я во время торжественной церемонии дал обет отречения, приняв от Дая Маты санньясу — посвящение в полное монашество. По этому случаю мы символически кремировали наши тела в священном пламени в знак того, что отныне считаем себя умершими для мирской жизни и живущими только в Боге.

Как правило, санньясины (те, кто принял санньяс у) принадлежат к монашескому ордену Свами, который много сотен лет назад основал в Индии Свами Шанкара — или, как его теперь называют, Свами Шанкарачарья. В Индии существует десять подразделений монашеского ордена Свами Шанкарачарья. Наша ветвь носит наименование Гири (горная). Принятие в монашеский орден Общества Самоосознания является и принятием в орден Гири. Таким образом, если быть точным, мое полное имя и звание звучит как Свами Криянанда Гири.

Санньясин учится смотреть на мир и на все, что находится в нем, как на сон. Считая Бога Единственной Реальностью, он стремится к тому, чтобы жить, руководствуясь только волей Бога, без личных привязанностей и желаний.

Традиционно путь в орден был закрыт для выходцев не из семей брахманов (касты священников), иностранцев и женщин. Однако выдающиеся Мастера этого века расширили эту традицию на не-брахманов и иностранцев, а в отношении женщин — и полностью от нее отказались.

Что касается не-брахманов, то они объяснили, что первоначально кастовость не предусматривала системы наследования. Она была просто признанием общих реалий человеческой природы. Вся человеческая раса, объяснял Йогананда, состоит из четырех естественных каст, которые в Индии называются: шудры, вайшьи, кшатрии и брахманы. Шудры — те, кто ведет нетворческий образ жизни, пребывая полностью на физическом плане. Вайшьи ведут более созидательную жизнь, но для личной выгоды. Кшатрии заняты в основном общественной деятельностью. Брахманы — те, кто живет прежде всего духовными интересами. Очевидно, что санньясинами могут стать лишь те, кто по своей природе относится к четвертой категории, ибо санньясин по определению живет только для Бога и для духовного возвышения других людей. При этом национальность не имеет значения. Система каст, принятая в Индии тысячелетия назад, в сущности лишь признает естественные этапы эволюции человечества.

Запрещение женщинам принимать санньясу не соответствует вечным истинам, проповедуемым в Писаниях Индии. Ни в одном столетии женщинам не было отказано в достижении высочайшего духовного развития. Их непринятие в орден основывалось на преходящих социологических воззрениях. Более широкие социальные свободы нашего века дали возможность все большему числу женщин входить в ашрамы и принимать санньяс у. Их прием в орден был санкционирован рядом величайших мастеров нашего века.

Во время церемонии посвящения в санньясу двадцать седьмого мая 1959 года в Пури, Орисса, Свами Бхарати-Кришна Тиртх, тогдашний президент монашеского ордена Шанкарачарья в Говардхан Матхе и признанный лидер ордена Шанкарачарья в Индии, изменил эти древние традиции, признав посвящение Парамахансой Йоганандой в орден Дая Маты.

«Криянанда» — имя, которое я получил при посвящении, — состоит из двух санскритских слов и означает «небесное блаженство, обретаемое посредством крийя- йоги, или «небесное блаженство в деятельности». Вместе со мной монашеский обет дали Преподобные Михаил, Джо Карбон и Карл Свенсон, которые получили имена Бхактананда, Бималананда и Саролананда.

В тот день в глубине души я более серьезно, чем когда-либо, поклялся посвятить свою жизнь служению делу Мастера.

Когда я приступил к выполнению обязанностей священника в нашей главной церкви, то понял, что, в соответствии с указаниями Мастера, для меня пришло время всерьез заняться лекционной деятельностью. До того времени я до конца не верил, что смогу сделать многое посредством слов. Но теперь я решил попытаться и горячо молил своего Гуру вдохновить меня на помощь другим людям. Прошло немного времени, и его благословения возымели эффект.

Вот что интересно. Мы склонны думать, что если верим в божественное руководство, то Бог сам может решить, как Он будет руководить нами в жизни. Но дело в том, что Его благословение приходит через те каналы, которые мы сами открываем Ему. Мы можем всем сердцем хотеть выполнять Его волю, однако частью Его закона является принцип свободной воли. Он руководит нами в соответствии с природой вдохновения, которое мы просим у Него. Можно сказать, что именно магнетическое качество нашего интереса привлекает Его ответ. Если, например, мы пишем музыку, мы получаем вдохновение в терминах музыки. Если мы погружены в дела религиозной организации, то благословение, которое мы привлечем, будет относиться к вопросам организационным. А если ищем божественного содействия как лекторы, то Бог пошлет нам вдохновение, чтобы уровень лекций был высоким.

Так получилось, что, когда я занимался вопросами организации в Маунт-Вашингтоне, я получал руководство именно в связи с организационными проблемами. Поэтому у меня появилось ощущение, что я не готов вести лекционную работу на серьезном уровне. Но когда настоятельная необходимость заставила меня сконцентрировать внимание на публичных выступлениях, я начал получать духовное руководство как проповедник. Люди стали рассказывать мне, что мои лекции изменили их жизнь, разрешили сомнения или впервые в жизни пробудили в их сердцах любовь к Богу.

Во всем этом было нечто большее, чем руководство, поскольку моя склонность к решению организационных проблем не была проявлением долговременной воли Бога. Теперь, когда я стал больше заниматься тем, что требовал от меня Мастер, я стал ощущать в себе растущее чувство внутреннего удовлетворения и радости.

Сначала я подходил к публичным выступлениям с отношением, выработанным за годы организационной работы. То есть хотя я и был священником, но говорил скорее как представитель своей церкви, а не как человек, глубоко озабоченный судьбами людей, которым служил. Но скоро я обнаружил, что как организационная работа, так и работа проповедника и советчика имеют собственную логику. Для священника особенно важно отдавать предпочтение нуждам людей. Только настраиваясь на них, можно было рассчитывать установить с людьми контакт.

Я сознавал, что в своем растущем осознании миссии священника не вступал на столбовую дорогу. Большинство священнослужителей, которых я знал, считали себя скорее представителями своих церквей, нежели целителями изголодавшихся душ. Когда они чувствовали, что диалог становится опасным, то поспешно переходили к монологу. Да и у меня, как священника Общества Самоосознания, была склонность позволять учению Мастера говорить самому за себя, чтобы не приходилось прилагать эти истины в зависимости от конкретной аудитории.

Искренность священничества стала означать для меня, прежде всего, искренность по отношению к людям, которым я служил. Если, думал я, задача священника отвечать на каждый вопрос догмой, то проще записать все, что хотел сказать, на магнитную ленту и попросить своего секретаря проиграть в соответствующий момент. Но тот, кто действительно хочет помочь людям, слушая их, не может со временем не понять, что истина многолика. Тогда его целью становится не привлечение людей к своей церкви и не стремление сделать их ее твердолобыми последователями, а желание разбудить дремлющее в них чувство божественной истины. Как сказал Парамаханса Йогананда, «Единственная наша цель — напитать людей их собственным опытом практики крийя-йоги».

Часто Мастер говорил нам: «Общество Самоосознания не является сектой». Пока я всю свою энергию посвящал решению организационных вопросов, это суждение, казалось, меня мало касалось. Но оно стало жизненно важным, когда я начал служить людям. Когда я сам настроился на решение истинных задач священства, я понял: чтобы стать действенным, такое служение должно быть сосредоточено на самой истине; оно должно освободиться от всяческих скрытых сектантских мотивов.

Иногда я советовал человеку посвятить себя иной духовной деятельности. Однажды в Индии, отвечая на вопросы после лекции, я убеждал одного слушателя проводить уик-энды в ближайшем ашраме Шри Ауробиндо. «Как вы узнали, что я член того ашрама?» — подойдя ко мне потом, спросил этот человек. Я, конечно, не знал, однако что-то в нем напомнило мне то общество, как бы соответствующее его духовной «волне». Пожалуй, описания такого рода несектантства не найдешь ни в каком руководстве для священников! Именно потому, что я ставил реальные нужды людей над обычными институционными воззрениями, тысячи людей, удовлетворенные тем, что я лишь желал делиться с ними истинами, в которые сам глубоко верил, присоединились к нашей работе.

Впервые я поехал в Индию в 1958 году. Там в первый раз мне пришлось читать лекции для слушателей, которые в большинстве своем незнакомы с нашей работой. Это предоставило мне бесценную возможность научиться творчески применять учение Мастера.

Осенью 1959 года меня пригласили выступать после занятий перед студентами мужского колледжа в Симле — горной станции в Гималаях. Я отправился туда пешком, но, неправильно оценив расстояние, прибыл с опозданием на двадцать минут. Председатель студенческого совета, по рекомендации которого я получил приглашение, озабоченно встретил меня на улице студенческого городка, у подножья холма.

«Я не знаю, как они встретят вас, Свами. Дело не только в том, что вы опоздали. Мы ведь только что завершили собрание протеста против последнего вторжения Китая на территорию Индии. Мы кровью подписали петицию к правительству!» Он помолчал, вслушиваясь в шум, доносившийся с холма. «Вы послушайте их!»

С вершины холма неслись громкие и злые выкрики: раздавались сотни протестующих возгласов; сотни ног возмущенно и нетерпеливо стучали о пол зала.

— Свамиджи, — почти умолял он, — пожалуйста, разрешите мне отменить выступление.

— Но я не могу согласиться с вами, — возразил я. — Это будет означать, что нарушу данное им слово.

— Я опасаюсь лишь того, что они дурно обойдутся с вами!

Поднимаясь на холм, я надеялся на лучшее. Когда директор колледжа несколько нервозно представил меня, я отметил, что студенты многозначительно посматривали на дверь. Обстоятельства были далеко не идеальными для чтения лекции о достоинствах медитации!

Поэтому я начал с энергичной речи на тему, так волновавшую их умы: вторжения Китая. Я представил им те же события, может быть, более четко, чем им пришлось слышать в тот день. По мере выступления я сначала ощутил проблески интереса, а затем — растущее одобрение. Постепенно, почувствовав их поддержку, я подал мысль, что, возможно, ненависть, войны и другие противоречия в обществе являются, прежде всего, результатом внутренней дисгармонии в самом человеке. Даже мы, заявил я, хотя и не питаем ненависти к другим, все же можем не иметь того внутреннего мира и спокойствия, которых бы желали. Поэтому, если хотим мира другим, мы должны изменить прежде всего не их, а себя.

К этому времени студенты уже явно желали слушать меня дальше. Я начал говорить о йоге и медитации. К концу выступления они засыпали меня вопросами. Многие хотели знать, как можно изучить йогу. Директор колледжа стал умолять их прекратить задавать вопросы, поскольку из Симлы скоро уходят последние автобусы, развозящие их по окрестным деревням.

В Индии, психологически «прислушиваясь» к аудитории и адресуя слушателям ту истину, которую они были способны понимать, я научился устанавливать контакт с людьми, стоящими на различных уровнях духовного развития, и побуждать их к медитации. В 1959 г. после лекции в колледже Махиндра, Патьяла, профессора говорили мне, что никогда в истории их колледжа ни один лектор не вызывал такого большого интереса. После моих лекций в аудитории публичной библиотеки Патьялы люди говорили: «Такого в нашем городе еще не было». Спустя несколько недель, в Нью-Дели, тысячи людей записались на мои занятия по йоге. Я стал известен в Северной Индии как «американский йог».

Я неохотно принимал пастырство, но теперь с большей охотой служил Богу в этом качестве через людей и более ясно чувствовал Его благословение на всем, что старался делать.

Прежде чем начать свои занятия в Нью-Дели, я пригласил наших местных членов Общества в номер гостиницы, чтобы обсудить некоторые планы. Они пришли с оглядкой, сидели тихо и осторожно предложили мне занять небольшое помещение в школе, где я мог бы выступить перед ними и их семьями и (может быть) несколькими друзьями. Однако я чувствовал, что Мастер советовал мне обратиться с его посланием к тысячам людей.

— Давайте возьмем в аренду большой шатер, — сказал я.

— Большой... шатер? — Они озабоченно сглотнули. — На сколько людей?

«Примерно на тысячу восемьсот человек», — ответил я. Выражение их глаз свидетельствовало о том, что они приняли меня за сумасшедшего. Наконец они уступили. Шатер был установлен на просторном участке Мейн Виней Нагара, в отдаленном районе Нью-Дели.

В день моей вводной лекции я медитировал в близлежащем доме. В четыре часа — время, объявленное как начало лекции, — пришел один из наших членов, чтобы сопроводить меня.

— Собралась целая толпа, Свамиджи, — произнес он безрадостно. — Около ста человек.

Сто человек — для шатра, способного вместить тысячу восемьсот! Позднее мне рассказали, что один из наших людей стал бродить около шатра, расстроенно сокрушаясь: «О, мы потеряем свою репутацию!»

«Мастер, — молился я, смеясь про себя, — у меня было такое чувство, что мы соберем по меньшей мере тысячу восемьсот человек. Это не было моим желанием. Если бы не пришел никто, это не смутило бы меня». Потом, вспомнив о склонности людей опаздывать, я сказал: «Давайте подождем немного».

Через семь минут этот человек вернулся и объявил: «Уже собралось двести человек, Свамиджи. Может быть, пора начинать?»

«Еще рано», — ответил я. Он ушел ломая руки.

В четыре с четвертью, облегченно улыбаясь, он вернулся. «Теперь собралось уже шестьсот человек. Может быть, начнем?» Я поднялся. За то короткое время, пока мы шли к шатру, толпа нарастала. А когда я взошел на кафедру, шатер был переполнен. В тот день меня слушали две тысячи человек. Большинство из них позднее записались для участия в моих занятиях.

К концу лекции я объявил: «На время этой недели занятий, для тех, кто пожелает иметь личные беседы со мной, будет удобнее, если я буду жить поблизости. Может ли кто-нибудь пригласить меня жить в его доме?» Вскоре пятьдесят или даже более человек подошли ко мне с приглашением. С тревогой я подумал, что мне придется отказать всем, кроме одного. «Мастер, — молил я, — чье предложение мне следует принять?» И тут я заметил человека, чей взгляд привлек мое внимание. «Я остановлюсь у вас», — сказал я.

Позднее Шри Ромеш Датт, мой хозяин на той неделе, признался мне: «Годы назад я читал «Автобиографию Йога» Парамахансаджи, и мне очень хотелось принять посвящение в крийя-йогу. Но я не знал, куда обратиться. Наконец я прочитал в газете о ваших лекциях в ста милях от нас, в Патьяле. Я решил взять отпуск в моем офисе и поехать туда, чтобы принять посвящение от вас. Но моя жена сказала мне: «Зачем ехать так далеко? Если у тебя есть вера, то Свамиджи приедет в Нью-Дели и совершит посвящение здесь. Более того, он остановится в нашем доме!» Поистине, Свамиджи, ваш визит в наше убогое жилище есть не что иное, как исключительное проявление благоволения к нам Бога!»

Читая лекции и разговаривая с людьми в различных штатах Индии, я постепенно стал понимать, как можно выполнить другое указание Мастера: писать. Годы я ломал голову над тем, что я могу сказать как писатель, чтобы хотя бы отчасти приблизиться к его глубокой философской и духовной проницательности. Я принесу пользу в качестве учителя или писателя, если буду знакомить людей с его посланием. Он Мастер, а я — лишь его инструмент.

И все же он говорил мне: «Еще так много предстоит написать!» Что он имел в виду? Через два-три года пребывания в Индии меня осенило, что путем писательства я мог бы «установить контакт» так же, как делал это, обращаясь к людям в своих лекциях, физически «прислушиваясь» к их нуждам. Я мог показать им, что даже мирских целей, к которым они стремятся, можно достичь, лишь если они будут учитывать духовные ценности. Сам Мастер, размышлял я, касался многих человеческих интересов. Возможно, я мог бы развить то, чего он касался только слегка. Сравнив его учение со ступицей колеса, я бы попытался показать, что множество спиц ведут к одной и той же ступице.

Одним из главных стимулов моего собственного духовного поиска было широкое распространение в наше время зла нигилизма. Для многих людей, ознакомившихся с теориями современной науки, трудно принять какие-либо моральные и духовные ценности. Идеализм они отбросили, как «сентиментальный». Среди окончивших колледжи интеллектуалов, которых я встречал даже в религиозной Индии, многие настаивали на том, что истина относительна, что не существует высших законов, что лучшим оправданием любого поступка является возможность избежать наказания. Многие из этих людей, неспособные совсем отказаться от моральных принципов, бросаются в объятия коммунизма с его материалистической моралью просто потому, что он позволяет притворяться, что веришь во что-то. Кроме того, очень часто, особенно на Западе, образованные люди, признававшие духовные ценности, не были в состоянии противостоять вызовам современной науки и вместо того, чтобы признать значение духовного, предпочитали «заметать его под ковер». Их верованиям, хотя и конструктивным, недоставало определенной интеллектуальной целостности.

Воспитанный на трудах Мастера и усвоивший ясные воззрения, которые он предлагает в наш век умственного смятения, я стремился помочь людям найти подлинную опору для духовной веры.

Нельзя сказать, что почти четыре года моего пребывания в Индии были посвящены только чтению лекций. Много времени я отдавал организаторской работе нашего Общества. Наряду с другими делами, я реорганизовал занятия, которые проводились раз в две недели в нашей индийской штаб-квартире. Перенеся техники и основные учения йоги в начало цикла и увеличив их объем, я старался проводить занятия в соответствии с ожиданиями новых учеников. Я написал ряд правил и руководящих указаний для нашего монашеского ордена в Индии и выполнял многочисленные поручения Дая Маты.

Среди моих счастливейших воспоминаний тех лет были довольно частые визиты к жившим в то время святым, некоторые из которых были широко известны, а имена других, менее известных в миру, следовало бы записать в Книгу Жизни большими буквами. Я уже упоминал о своем четырехдневном визите к Шри Рама Йоги, выдающемуся ученику Раманы Махарши. Другим великим святым, с которым мне довелось общаться значительно дольше, была Анандамайя Ма, «Пропитанная радостью Мать», которую с такой любовью описал Парамаханса Йогананда в своей автобиографии. Воспоминания о неделях, проведенных в ее святом обществе, я отношу к числу самых драгоценных в моей жизни; мне она представляется настоящим воплощением Божественной Матери. Я встречался также с Ситарамдасом Омкарнатхом и Мохананандой Брахмачари, двумя бенгальскими святыми; с Саньялом Махашаей, последним из живущих учеников Лахири Махашаи. Посчастливилось встретить Деоахара Бабу (тогда ему было 140 лет, а внешне он выглядел на сорок); Нимкароли Бабу, известного гуру своего преданного американского ученика Рам Дасса; Свами Шивананду, чьи святые ученики — Свами Чидананда, Сатчидананда, Венкатешананда, Сахаджананда, Вишнудэвананда и другие — сделали в последние годы так много для распространения учений Индии на Западе; Свами Пурушоттамананду, блаженного отшельника, рядом с чьей пещерой «Вашишта Гуха» близ Гималаев на Ганге я провел четыре недели в уединении; Его Святейшество Далай Ламу Тибета; Его Святейшество Бхарати-Кришна Тиртху, Шанкарачарью Говардхан Матха, которого я ранее встречал в Америке; Его Святейшество Шанкарачарью из Канчипурама; и других.

Что меня особенно глубоко тронуло, так это исключительное почтение, которое проявляли те святые к моему любимому Гуру. Шанкарачарья из Канчипурама говорил мне: «Я встречал вашего гуру в Калькутте в 1935 году. С тех пор я следил за его деятельностью в Америке. Жизнь Йогананды в этом мире была подобна яркому лучу света во мраке. Такая великая душа приходит на землю очень редко, когда среди людей возникает в ней настоящая потребность».

Самое глубокое впечатление в Индии на меня произвел исключительно индивидуальный характер религиозного культа в этой стране. Некоторые из встреченных мною святых были столь непосредственно, можно даже сказать, великолепно эксцентричными в призывах жить лишь для Бога, а не для того, чтобы угодить человеческим желаниям. Насколько более свежим и жизненным был их индивидуальный подход к набожности, чем жесткие рамки соборного богослужения! Когда религия пытается обеспечить сохранение своей святости путем обобщения стандартов поведения, она перестает отвечать нуждам и потребностям отдельных людей, запросы которых столь разнообразны. С утратой гибкости она становится обреченной.

В мае 1960 года, во время моего полугодового визита в Америку, Совет Директоров Общества Самореализации тайным голосованием избрал меня членом Совета и вице-президентом этого общества. Позднее в тот же год, после моего возвращения в Индию, я был выбран на тот же пост нашей родственной организации, индийского Общества Йогода-Сатсанга.

Мой новый пост в этой организации, довольно почетный, способствовал развитию внутреннего конфликта, который беспокоил меня ряд лет: как совместить мою роль организатора с деятельностью преподавателя, лектора и писателя, предписанной мне Мастером? Большинство наших сотрудников, которые почти никогда не посещали мои публичные лекции, видели во мне прежде всего организатора и старались еще более вовлечь в организационную деятельность. Шри Б. Н. Дуби (позднее — Свами Шьямананда), наш секретарь в Индии, пытался побудить меня взяться за работу управляющего делами в нашем правлении в Дакшинешваре.

— Зачем? — воскликнул я. — Чтобы еще двадцать лет мне света белого не видеть!

— Совершенно верно, — подтвердил он.

Я знал, что Мастер никогда не хотел, чтобы я занимался учрежденческой работой. «Твоя работа, — говорил он мне, — писать, редактировать и читать лекции». Но как убедить других, что таково его желание? В силу импульса, который я приобрел за годы организационной работы, даже мне было сложно перенаправить свою энергию, не говоря уже о том, чтобы изменить ожидания в отношении меня других людей. В более или менее предсказуемом потоке всех жизней бывают течения, которые увлекают нас, несут и иногда забрасывают в ситуации, к которым мы чувствуем себя не готовыми и которые могут оставить в нас убеждение, что мы являемся жертвами злой судьбы. Затем, по прошествии времени, спустя месяцы, а может быть и годы, мы приходим к пониманию, что случившееся с нами было не только неизбежным, но и божественно правильным для нас, возможно — даже источником необычайных благословений. Оглядываясь назад, я понимаю, что тогда в мою жизнь ворвалось кармическое течение, захватившее меня. Я оказался на распутье. Моя дилемма оказалась в фокусе внимания благодаря пониманию того, что миру от этих учений нужна не хорошо отлаженная организация, а энергичная, полная радости и сострадания помощь. Мы должны были контактировать с людьми там, где они есть, а не только эффективно помогать тем немногим, которые приходили к нам.

Не то чтобы я не понимал необходимости организации, которая будет работать более или менее эффективно. Но Мастер часто говорил нам (цитируя своего гуру, Шри Юктешвара): «Организация — это улей; Бог — это мед». Я был внутренне уверен, что сейчас гуру хочет от меня, чтобы я больше доставлял «мед» его учений изголодавшимся по истине душам и меньше трудился, совершенствуя улей.

В этом отношении меня вдохновлял пример Мастера. Он также изыскивал различные средства для улучшения духовной атмосферы Запада: через школы и колледжи, через «поселения всемирного братства» и демонстрируя людям целесообразность духовного образа жизни во всех ее сферах. Он понимал, что потребуется много кропотливой работы, прежде чем учения Индии смогут завоевать широкое признание на Западе.

Я все сильнее чувствовал, что он хочет, чтобы я посвятил себя развитию этого аспекта его работы: через посредство идей, особенно книг и лекций, помочь возделывать духовную почву нашего времени, чтобы сделать ее более восприимчивой к освобождающей миссии внутренней, божественной веры и крийя-йоги.

Задавшись этой целью, как я мог рассчитывать опубликовать свои книги (даже если я их напишу)? И как мне оправдать перед другими сотрудниками затраты времени на написание книг? Я был совершенно уверен, что наш издательский отдел не одобрит такой деятельности; немыслимо, чтобы они опубликовали книги типа тех, которые зрели в моем уме. У главного редактора хватало забот по изданию книг Мастера.

И все же когда я спросил Мастера: «Разве в ваших книгах не все сказано?» (в ответ на его утверждение, что мне придется писать), он ответил, как будто опешив от такой узости видения: «Как ты можешь говорить такое? Еще так много предстоит написать!»

Распутье, на котором я оказался, привело к конфликту исходных посылок: одной, что организация первична и люди должны приспосабливаться к ней, если хотят получить то, что она может им дать; и другой, что люди и их духовные потребности первичны и организация должна постоянно им соответствовать. Считалось, что моим направлением являлась организационная деятельность. Но мои собственные представления на этот счет изменялись. Не то чтобы я с кем-то был не согласен, но в глубине меня жило постоянное ощущение, вдохновляемое, как я до сих пор считаю, моим Гуру, что моим приоритетом должно стать удовлетворение индивидуальных духовных потребностей людей.

Мне не хотелось бы углубляться в детали истории развития этого конфликта. Всегда лучше предоставлять их описание третьей стороне.

Вмешалась судьба, положив конец этой затянувшейся истории. Ничто из того, что я делал или мог бы сделать, не могло повлиять на результат. Глубоко во мне жило чувство, что предстоят какие-то перемены, хотя умом я не мог предположить или допустить того, что произошло в действительности.

Было выдвинуто обвинение, что в своем желании установить контакт и помогать людям (группам или индивидуально) я добивался личной власти. Впоследствии я старался сделать все возможное, чтобы «не переходить черты», и, видимо, продолжал бы всю жизнь, несмотря на разочарования, стараться согласовать то, что считал в глубине необходимым для работы, с тем, чего ожидали от меня другие. Ведь самое приоритетное для меня не имело ничего общего ни с какой работой, которую я мог бы сделать за это короткое время жизни на земле. Самым главным для меня всегда было найти Бога. И я исходил из того, что мое духовное развитие, необходимое для этого, зависит от служения Мастеру в рамках этой организации. Моим «тайным побуждением», если его можно так назвать, было угождать Богу через служение моему Гуру. Я считал необходимой верность ему и основанной им организации. Тогда я видел решение в том, чтобы научиться жить в условиях неприятия другими моих убеждений по поводу того, что является необходимым для работы, и в то же время делать все возможное (когда была возможность), чтобы по-прежнему советовать это товарищам по ученичеству.

Как оказалось, что бы я ни делал, я был не в силах изменить ход событий. Всякая попытка с моей стороны воздействовать на могучие потоки, с которыми я боролся, только ухудшала мое положение.

Наконец, несмотря на мои жалкие протесты, я был смещен — предоставленный воле волн, как мне тогда казалось, в шлюпке в безбрежном океане. Это произошло в июле 1962 года, на собрании в Нью-Йорке, куда я был вызван телеграммой из Индии.

Так как мой выход причинил боль не только мне, но и другим, я предпочел бы не вдаваться в сопутствующие обстоятельства, которые имели всего лишь процедурный характер. Теперь я понимаю, что моя отставка была полезной.

Была ли от нее пользу Обществу Самоосознания? Возможно, мои собратья по ученичеству продолжают так считать.

Пошла ли она на пользу мне? Определенно да! Ведь, как впоследствии подтвердили обстоятельства, были вещи, которые Мастер должен был осуществить через меня и которые я никогда не смог бы осуществить, не будучи предоставлен самому себе.

Поиск по сайту: