Джон Кеннет Гэлбрейт

От начала изысканий до выпуска первых промышленных образцов обычно проходят годы. Поэтому необходимо не только тщательное изучение рынка (маркетинг), но также прогнозирование спроса, цен на сырье и т.д. Все это — плод коллективной работы специалистов, которые только и могут определить, что, как и в каких размерах следует производить. И современное промышленное производство требует тоже специальной квалификации от управленцев. С другой стороны, номинальные владельцы таких корпораций — это тысячи (иногда десятки тысяч) акционеров. Мало кто из них может разобраться в специальных вопросах, которые решает техноструктура, и потому о ее решениях акционеры не могут судить квалифицированно. Да и условий для этого нет, когда толпы их приходят на общее собрание. Те, кто держит акции предприятия, обычно доверяют его руководству и потому на собраниях голосуют так, как им советует дирекция.

Из этих правдоподобных предпосылок Гэлбрейт делает очень далеко идущие выводы:

1. В корпорациях реальной властью обладают не собственники, а техноструктура.

2. Власть эта безлика, потому что все решения вырабатываются коллективно, готовятся постепенно, а принимаются путем поэтапных и сложных согласовании специальных вопросов между специалистами. Директора лишь координируют этот процесс.

3. Техноструктура вынуждена планировать работу корпорации на годы вперед. Только при этом условии можно загодя заключать контракты на научные и конструктивные разработки, поставку сырья и пр.

4. Планирование требует стабильности, чтобы можно было предвидеть будущий исход решений, принимаемых сегодня. Поэтому ни о какой свободной конкуренции речи быть не может. Техноструктура формирует непрерывную и всеохватывающую сеть договоров, которая, переплетаясь с подобными сетями других корпораций, делает рынок управляемым, стабильным и предсказуемым.

5. Стихийный рынок — с фигурой энергичного предпринимателя-одиночки в центре и отношениями свободной конкуренции вокруг него — давно отошел в прошлое и остался только в учебниках. Современная западная экономика управляется техноструктурой на основе планирования.

6. Техноструктура преследует совсем иные цели, нежели предприниматель-одиночка. Она, например, мало заинтересована в максимизации прибыли на капитал. Даже при небольшой норме прибыли громадный капитал корпораций приносит очень большую массу прибыли. Цель техноструктуры в том, чтобы фирма имела прочные позиции на рынке.

Подобные взгляды привели Гэлбрейта к совершенному отрицанию возможности свободного рынка в современных условиях. По-видимому, это явный перебор. В литературе можно найти немало данных о том, что описанные Гэлбрейтом крупные корпорации живут и развиваются как острова стабильности в море мелкого предпринимательства и свободной конкуренции. Поэтому современная экономика западного образца есть сложное сочетание самых различных типов рынка — от монополистического до близкого к модели совершенной конкуренции.

Книги Гэлбрейта — характерные примеры современного институционализма. В них нет ни математических формул, ни ужасающих кривых, хотя изложение не оставляет сомнений в том, что автор превосходно владеет аппаратом современной теории.

Несовершенная конкуренция

Толчок к перевороту во взглядах на устройство и работу современного рынка дали идеи молодого П.Сраффы (см. главу 28).

Изучение особенностей и свойств так называемой монополистической, или несовершенной, конкуренции привело к созданию соответствующей теории. Во главе направления стояли англичанка Джоан Робинсон (1903—1983) и американец Эдвард Чемберлин (1899—1967).

В целом, разработки Робинсон примыкают к теориям Маршалла и Кейнса. Ее "Экономическая теория несовершенной конкуренции" (1933) — добротная теоретическая работа с диаграммами, на которых движутся и пересекаются самые причудливые кривые. Робинсон не рассматривает случай, когда партнерами на рынке выступают два монополиста (это называется двусторонней монополией)[79]. Она анализирует в основном две ситуации: (1) продавец— монополист, а покупателей много и (2) продавцов много, а покупатель—монополист (монополия покупателя имеет в науке особое название: монопсония). В центре ее анализа находятся процесс формирования цен в указанных случаях и проблема распределения (вознаграждения факторов), т.е. формирование прибыли и заработной платы. Все это дается в сравнении с условиями совершенной конкуренции. Основой анализа остаются незыблемые принципы маржинализма и равновесия.

Почти одновременно с работой Робинсон вышла книга Э.Чемберлина "Монополистическая конкуренция" со схожими в целом выводами. Но они были получены иными путями, да и вообще книга Чемберлина представляет разнообразный интерес В ней есть многое, чего не коснулась Робинсон.

“Сраффианская революция”

А что же Сраффа? Он не стал развивать свои ранние идеи и, судя по всему, довольно долго искал для себя особый путь. Проблема была такой же, как и у всех: нужна теория, более близкая к реальной экономической действительности.

Итоговая работа Сраффы называется "Производство товаров посредством товаров" (I960). Посвящена она извечной проблеме: ценность и цена. Многие видные ученые сочли ее столь же важной, как и Кейнсову теорию занятости.

Еще более многие из них отнеслись к ней с сомнением С указанной работой и связаны пересуды о "сраффианской революции". Чем же поразил Сраффа ученый мир? Еще УИКСТИД заметил, что кривая спроса вводит в анализ элементы субъективизма.

Сраффа пошел дальше. Кривая предложения в неоклассической теории тоже теряет свою объективность. Ведь она является, по сути, кривой издержек (см. главу 25). Но если это альтернативные издержки, тогда и здесь налицо субъективные оценки. Сраффа отказывается от идеи равновесия на основе кривых спроса и предложения. Он возвращается к "объективному" подходу классиков (от Петти до Рикардо!) — к понятию физических издержек. Это определенные количества средств производства (включая труд), затрачиваемые на единицу продукции. И коли цена не определяется пересечением кривых спроса и предложения, тогда теряет значение основная идея неоклассицизма: одновременное определение равновесной цены и объема выпуска продукции (см. главу 25).

Что же остается? Вернуться к идеям классиков о "естественных ценах". Это и есть цены равновесия, а определяются они в процессе установления общей нормы прибыли (о чем мы говорили в связи с Юмом, Тюрго, Смитом и Марксом, см. главы 9, 14 и 19). Сраффа считает, что модель общей ("средней") нормы прибыли не требует условия равенства спроса и предложения по всем отраслям (тут есть о чем поспорить). Вместе с названной моделью извлекается из "кладовки" классическое понятие конкуренции (тут спорить не о чем).

Если функция спроса не участвует в ценообразовании и если цены не определяются одновременно с выпуском продукции, остается лишь одна опора — Рикардов принцип определения цен издержками производства. Вначале издержки, а в конце — реализация продукта. Идя по этому пути, Сраффа приходит к реанимации Марксова понятия "цены производства'. Он ставит задачу так: технология, уровень выпуска продукции, состав продукции отрасли — все задано; требуется найти функцию распределения (нормы прибыли и зарплаты) от "цены производства'.

Следуя своей логике, Сраффа нападает на неоклассические концепции капитала, производственной функции и, следовательно, на принцип одновременности решения проблем ценообразования и распределения, т.е. он подкапывается под фундамент неоклассической науки. Разделив все, что неоклассики соединили в идее равновесия, Сраффа обнаружил, что не нуждается и в собственно маржинализме — в понятиях предельной полезности, предельных издержек, предельного продукта и т.д.

Разумеется, теория Сраффы не является простым повторением того, что говорили Рикардо, Милль и Маркс. Сраффа уже прошел через все искусы неоклассицизма. Он и сам не прочь использовать технику, разработанную современной наукой. Так, он строит кривую "заработная плата — прибыль" и приходит к Рикардовой идее обратной зависимости одного от другого. И потому видит "ключ к движению относительных цен" в изменениях ставки заработной платы (итог — как у Рикардо).

Дискуссия вокруг книги Сраффы вызвала определенный ренессанс рикардианства, а это неизбежно повлекло и оживление интереса к идеям такого эпигона Рикардо, как Маркс В числе неорикардианцев оказались такие известные ученые нашего времени, как М.До6б (Англия) и М.Моришима (Япония). Работа Сраффы открыла в науке эпоху "ретро".

Мы еще не забыли, вероятно, какие неувязки и проблемы в классическом рикардианстве побудили следующее поколение ученых искать новые пути и как эти поиски привели к прорыву в пространство предельных величин и равновесного анализа. Остается неясным, что могут предложить неорикардианцы для устранения тех неувязок и могут ли они вообще что-либо предложить. Ведь слабые места Марксовой концепции "превращения форм" — "цены производства" — таковыми и остаются.

Едва ли уже пришло время включать теорию Сраффы в учебники — она еще должна доказать свое право на дальнейшее существование. Появление на этих страницах — не изложения, конечно, а только представления (презентации) теории Сраффы — обязано двум обстоятельствам. Во-первых, желанию обозначить хотя бы некоторые боковые ветви современной науки. Во-вторых (и это, пожалуй, важнее), тому, что казус Сраффы дает великолепную возможность ощутить, что в нашей науке нет ни вечных доктрин, ни запретных тем, ни заказных путей. Делай, что хочешь, только помни, что бремя убедить ученый мир в твоей правоте лежит на тебе самом.

Считается, и не без оснований, что работы Джевонса, Менгера, Вальраса совершили в экономической науке революцию. В таком случае поворот на 180°, выполненный Сраффой и, в известном смысле, обесценивающий все, что было сделано в науке за сто лет до него, следовало бы назвать не революцией, а скорее контрреволюцией. Но последнее слово оказалось уже занятым для характеристики сдвига, совершенного несколько ранее в другой области науки.

"Монетаристская контрреволюция" В данном случае имеется в виду восстание против "кейнсианской революции". Еще до тех событий, которые мы позволили себе назвать обвалом хиксо-кейнсианства, в ученом мире произошло открытое выступление против господствующей теории. "Вандеей", т.е. мятежной провинцией науки, стала теория денег. В моделях традиционного кейнсианства деньги выполняют чисто пассивную роль и либо не задействованы вовсе — 45°-ный вариант, либо общая масса их предполагается заданной экзогенно (M = M 0) — вариант IS—LM В 1956 г. в Чикаго вышел коллективный труд "Изучение количественной теории денег", который ознаменовал начало эпохи монетаризма в науке. Книга вышла под редакцией проф. Милтона Фридмена, который с тех пор считается главным идеологом нового направления. Девиз новой школы: "Деньги имеют значение". Она оказала огромное влияние на теорию и, что еще важнее, на государственную политику. Но что означает это слово — монетаризм? Обычному русскому уху оно говорит о монете. Однако искушенное русское ухо в самом слове "монета" слышит, по меньшей мере, английское money, а то и латинское moneta[80].

Стало быть, "монетаристская" теория — это просто-напросто "денежная" (monetary) теория. Слово ' монетаризм", значит, переводится на русский как "деньгизм". Пожалуй, лучше нам остаться при иноязычном термине. А еще лучше, видимо, понимать английское monetary двояко. Если речь идет о данной теории и соответствующей политике, это слово является именем собственным и его следует переводить как "монетаристская". Если же речь вообще о теории или истории денег либо вообще о денежной (monetary) политике (любой), тогда, видимо, следует так и говорить: "денежная".

"Монетаризм" в теории означает позицию "деньги имеют значение". Это не просто о деньгах. Это о деньгах как существенном факторе экономической реальности, оказывающем влияние на состояние и изменения рынка. Влияние оказывает не что иное, как объем денежной массы (а что же еще?). Поэтому перед нами новейшая количественная теория денег.

По определению Фридмена, это теория спроса на деньги. Важнейшим элементом монетаристской теории является установление реакций центрального банка на спрос Применительно к политике это означает, что регулирующие воздействия осуществляются не через ставку процента, налоги или расходы государства, а через объем денежной массы. Вместо фискальной политики предлагается активная кредитно-денежная политика. Понятно, что такие взгляды идут вразрез с теорией Кейнса.

Чем отличается современный монетаризм от известной нам количественной теории денег? Отличия существенны.

Во-первых, монетаристы с самого начала признали необходимость разработать теорию скорости обращения денег. Мы помним, что в предыдущем варианте теории величина V принималась заданной.

Во-вторых, проблема скорости обращения денег была понята как проблема теории спроса на деньги. У неоклассиков спрос на деньги был однозначной функцией от объема сделок, где величина V была просто коэффициентом функции. Теперь спрос и скорость обращения связаны функционально.

В-третьих, к спросу на деньги применяется обычная теория цен (равновесие спроса и предложения).

В-четвертых, вид (формула) функции "спрос — скорость" был получен на основе практических исследований, которые доставили надежную числовую базу для выявления аналитической зависимости.

В качестве аргументов функции скорости обращения денег выступают:

1) издержки хранения денег. Грубая оценка таких издержек может быть сделана на основе процентной ставки (хранить — значит терять процент от использования денег). В период сильной инфляции эти издержки измеряются скоростью обесценения денег, т.е. темпами инфляции;

2) средний уровень реального дохода на душу населения. От реального дохода зависит право претендовать на предъявление спроса на деньги;

1. другие независимые переменные, выражающие полезность денег. Последняя считается более-менее стабильной.

Вскоре возникли сложности на почве того, что скорость обращения оказалась зависящей от процентной ставки (издержки хранения). Пришлось ввести допущение, что эластичность V по проценту чрезвычайно мала. Это допущение означает, что при изменении процентной ставки на единицу скорость обращения денег почти не изменяется.

Поиск по сайту: