На переломе эпох

"Богатство народов" Адама Смита ознаменовало коренной сдвиг в эволюции экономической мысли.

С одной стороны, Смиту удалось соединить практически все направления экономических исследований. Они сошлись в его книге, как по известной пословице, все дороги сходятся в Риме. При этом ничто не привносилось сюда механически, все было критически переработано. Смит охватил в своем исследовании все известные ему решения, но отправной точкой у него в каждом случае были вопросы. и проблемы. Нередко он начинал с того, что переосмысливал саму постановку задачи, находя корень ошибочных решений в неправильной формулировке исходных положений. Таким образом, работа Смита подвела итог многовековой работе экономической мысли, явившись ее наивысшим достижением и завершающим творением. Смит дал ответы на все вопросы, которыми задавалась экономическая мысль с древности и по XVIII в.

С другой стороны, труд Смита оказался началом новой эпохи в развитии экономической мысли. Сотворив единый комплекс взаимоувязанных теорий, Смит создал тот рубеж, от которого теперь должны были (и имели возможность) отталкиваться экономисты-мыслители следующих поколений, и разработанный им стройный понятийный аппарат давал им в руки мощный инструментарий. Таким образом, творение Смита оказалось тем узлом, из которого потянулись в разные стороны цепочки дальнейших экономических исследований. Со Смита начинается тот период развития экономической мысли, который впоследствии получил название классического.

У большого мастера обычно находится множество подмастерьев. При этом учитель воплощается в своих учениках, каждый из которых начинает представлять какую-то одну грань целостной личности Мастера. Нечто подобное произошло у Смита с пришедшим ему на смену поколением "смитианцев". Среди них были большие мыслители, чьи имена сами стали вехами в истории экономической мысли. Прежде всего это Мальтус, Сэй, Сисмонди и Рикардо. Люди одного поколения, но разного склада личности, темперамента, типа мышления, все они были лично знакомы друг с другом и в некоторых случаях (как Мальтус и Рикардо) дружны между собой. Это не мешало им расходиться в экономической теории — подчас глубоко и далеко. Перипетии их полемики сохранились в переписке и их экономических сочинениях. Каждому из них довелось испытать успех у публики с первого же сочинения, увидевшего свет. Отсюда — последующие переиздания, исправленные, дополненные и оснащенные полемическими замечаниями в адрес того или иного из друзей. Понятно, что во всех случаях эта полемика была корректной и направлена на существо дела, а не на личность оппонента.

Ни одному из них не было дано повторить на новом этапе свершение Смита и охватить орлиным взором ландшафт экономической проблематики — на всю его ширину и глубину, во всех его изгибах и взаимосвязях — как единое целое. Не нужно думать, что такие попытки не предпринимались. Напротив, неоднократно — вплоть до Карла Маркса и Альфреда Маршалла. При этом было сделано много позитивного (и совершено немало ошибок), состоялись весьма значительные достижения в науке, которая во множестве направлений продвинулась очень далеко и глубоко.

Но то, что удалось Смиту, не получилось больше ни у кого. Экономическая наука — большая полноводная река у Смита — разделилась на отдельные потоки и рукава, большие и маленькие, местами сливающиеся и вновь расходящиеся, все-таки пробивающие, каждый из них, свое русло. Может быть, это одна из причин одного интересного обстоятельства, связанного с уже первыми смитианцами. Этому поколению наука обязана постановкой ряда проблем, которые потом еще несколько поколений не могла ни разрешить, ни опровергнуть. Кое в чем такая ситуация длилась до середины XX в., а кое в чем сохраняется и до сих пор. Им же мы обязаны и тем обстоятельством, что экономическая наука в XIX в. стала называться политической экономией.

Казалось бы, если Смит построил всеохватывающую систему, обозрел все проблемы, всем им нашел решения (притом все эти решения взаимно увязаны, что придает им великую убедительную силу), что осталось тогда для следующих поколений? Или же Смит все-таки наделал ошибок, которые стали выявляться его преемниками? Действительно, экономисты XIX и XX столетий много писали об "ошибках Смита". В прошлом веке даже больше, чем в нашем. Ибо "правнуки" Смита стали обнаруживать, что иные из найденных его " детьми" и "внуками" так называемых ошибок были скорее плодами этих "детей ' и "внуков", т.е. результатом недоразумения. Конечно же, ни один мыслитель не застрахован от ошибок (все мы — люди, а не боги). Однако более важным было другое.

Смит был человеком XVIII столетия. Больше того, он явился одной из самых значительных фигур своей эпохи. И потому век Просвещения отразился в Смите всеми особенностями своей культуры — ее великими достижениями, изумительными озарениями, но также и ее ограничениями.

Едва ли кому-либо из замечательных мыслителей XVIII в. приходило в голову, что атеистическое мировоззрение (у истоков которого они стояли) может привести к гораздо худшим формам интеллектуального и социального порабощения человека, чем мировоззрение религиозное. Похожим образом обстояло дело и с понятием о прогрессе человечества. Система естественной свободы представлялась в XVIII столетии универсальным ключом к процветанию народов и всеобщему благоденствию. В более узком аспекте имело место подобное отношение к свободной конкуренции в экономической жизни. Использованный Смитом образ "невидимой руки" говорил о том, что есть некая забота Свыше о поддержании всесторонней гармонии путем свободной игры частных интересов.

Буря поднялась внезапно и с неожиданной стороны.

Поиск по сайту: