Теории культурно-исторических типов и их взаимодействия

Н.Я.Данилевский, автор теории культурно-исторических типов («Россия и Европа»1868) описал три типа взаимодействия культур: «пересадка», или «прополка» (перенесение культуры посредством колонизации, насаждение чужой культуры); «прививка» чужого к своему, с обрезанием ветвей (эпоха Петра I); «почвенное удобрение» (воздействие более развитой цивилизации на вновь возникшую – влияние древнегреческой культуры на римскую). Только это вхождение элементов одной культуры в развивающуюся другую обеспечивает преемственность в развитии культурно-исторических типов.

Освальд Шпенглер «Закат Европы» (1918)

Культура – множество замкнутых организмов.Египет – культура смерти и времени; Китай – культура потока жизни (Дао); Индия – антиисторическая культура Будды; арабо-ближневосточный мир – магическая культура; Греция – аполлоническая культура; Европа – фаустовская культура воли; Россия – культура «бесконечной равнины». В своём развитии культура проходит три стадии: мифо-символическую, метафизико-религиозную и последнюю – цивилизационную. Любая культура, достигнув зрелости, приходит в упадок. Шпенглер – пессимист и фаталист. Со стадией цивилизации он связывал закат Европы. Цивилизация имеет машинную основу, в ней техника торжествует над духом и организмом.

Культурный организм Шпенглер связывает с ландшафтом. Пафос дали и бесконечности абсолютно чужд аполлонической душе. И наоборот фаустовская душа устремлена в бесконечность.

Арнольд Тойнби «Постижение истории» (1934-61).

Каждая цивилизация живёт до тех пор, пока её творческое меньшинство (элита) в состоянии давать «ответы» на «вызовы» окружающей среды. Если не даёт ответ – переживает надлом и распад.

Френсис Фукуяма «Конец истории?» (1989). Американский социолог пишет о «триумфе Запада», западной идеи – потребительской культуры, либеральной демократии как «завершении идеологической эволюции человечества». В XX столетии либерализму были брошены два главных вызова – фашизм и коммунизм, и оба потерпели грандиозное поражение. «Остаются ли у либерализма ещё какие-нибудь идеологические конкуренты?». Фукуяма сомневается в этом. Таким образом, формирование планетарной цивилизации должно основываться на расширении западной модели техногенно-индивидуалистической, потребительской цивилизации. Но «конец истории печален». Вместо идеологической борьбы человечество ждёт «экономический расчёт, бесконечные технические проблемы, забота об экологии и удовлетворение изощрённых запросов потребителя. В постисторический период нет ни искусства, ни философии». Потому социолог ставит вопрос: «Быть может, именно эта перспектива многовековой скуки вынудит историю взять ещё один, новый старт?»[55].

С.Хантингтон «Столкновение цивилизаций?» (1993). Ответом на вопрос Фукуямы явился противоположный анализ современности в работе другого американского социолога. Цивилизация – метакультура, «культурная общность наивысшего ранга». Цивилизации несхожи по своей истории, языку, религиозным традициям, культурной идентичности. Хантингтон выделяет 8 цивилизаций: западная, конфуцианская, японская, исламская, индуистская, православно-славянская, латиноамериканская, африканская. От их взаимодействия будет зависеть ход истории в ближайшем будущем. Основным источником конфликтов может стать различие культурных традиций. Культурные особенности меньше подвержены изменениям, чем экономика, политика и идеология. В незападных цивилизациях Хантингтон увидел процесс девестернизации – возврата к своим культурным корням. «На глубинном уровне западные представления и идеи фундаментально отличаются от тех, которые присущи другим цивилизациям. В исламской, конфуцианской, японской, индуистской, буддистской и православной культурах почти не находят отклика такие западные идеи, как индивидуализм, либерализм, права человека, равенство, свобода, верховенство закона, демократия, свободный рынок»[56]. Потому невозможно становление единой универсальной цивилизации. Хантингтон прогнозирует три варианта поведения незападных цивилизаций: курс на изоляцию; попытка примкнуть к Западу; конфронтация. Лишь Японии удалось сочетать модернизацию со своими традиционными ценностями. Хантингтон предвидел опасность конфронтации Запада с мусульманским миром. Россия остаётся «самой значительной расколотой страной»[57]. К расколотым относятся страны с большими группами людей, принадлежащих к различным цивилизациям. Расколотые страны (Россия, Мексика, Индия и др.), разделённые линиями разлома между цивилизациями, сталкиваются с особенно серьёзными проблемами по поддержанию своей целостности. Проводя линии разлома между цивилизациями, Хантингтон указывает места будущих конфликтов: культурный разлом Европы на западное христианство, с одной стороны, православие и ислам, с другой (линия разлома между западной и исламской цивилизацией); конфликт между православным и мусульманским населением на северных рубежах исламского региона; противостояние индуистских группировок и мусульманского меньшинства внутри Индии, соперничество Пакистана и Индии. Таким образом, различия между цивилизациями наиболее существенны и неизменны, чем политические и идеологические расхождения; жёсткая устойчивость культурных особенностей: ослабление роли нации-государства; рост регионализма – всё это причины конфликтов.

Патрик Бьюкенен «Смерть Запада: чем вымирание населения и возрастание иммиграции угрожает нашей стране и нашей цивилизации» (2002). Основной причиной кризиса Соединённых Штатов и Европы Бьюкенен считает нарастающую депопуляцию населения – снижение уровня рождаемости и связанную с ней иммиграцию из стран второго и третьего мира. Средний уровень рождаемости в Европе упал до коэффициента 1,4, для сохранения текущей численности населения необходим уровень 2,1. В результате европейцы становятся «исчезающим видом». Население земного шара возрастает за счёт стран Азии, Африки и Латинской Америки. В 1960 г. люди европейского происхождения составляли четвёртую часть мирового населения, в 2000 г. примерно одну шестую, к 2050 г. они будут составлять лишь десять процентов. Европейская цивилизация, по мнению автора, завершится. Те же процессы наблюдаются и в Соединённых Штатах. Причины кризиса автор видит в разрушении традиционной семьи, новых ценностях «свободного поколения», тотальной критике западной цивилизации Франкфуртской школой как «культуры насилия». Спасение нации Бьюкенен видит в возрождении истинного протестантизма, традиционных ценностей.

Вслед за Бьюкененом С.Хантингтон в работе «Кто мы такие?» (2004) говорит о разрушении американского единства под напором латиноамериканской иммиграции.

Ниал Фергюсон «Цивилизация: чем Запад отличается от остального мира» (М., 2014). Один из наиболее влиятельных западных интеллектуалов, признанный толкователь исторического опыта Запада[58]. Фергюсон выделяет шесть факторов, предопределивших превосходство Запада над остальным миром: конкуренция, свободная наука, медицина, уважение к частной собственности и праву, трудовая протестантская этика, потребительское общество, победившее советскую плановую экономику. Перед нами стратегия цивизационного доминирования. Идеологию высшей расы Запад успешно заменил идеей высшей цивилизации.

Стратегия цивилизационного доминирования Запада ориентирована на однополярный глобальный мир. Иная геополитическая модель – многополярный мир, основанный на равенстве и диалоге всех цивилизаций. Сейчас странами БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай, ЮАР) создаются предпосылки для этогомногополярногомира.

Г.Померанц о четырёх субглобальных цивилизациях. Позиция Померанца полемично полярна известной работе С.Хантингтона «Столкновение цивилизаций?» с его интуицией политолога и логикой времён холодной войны. В современном мире взаимодействуют четыре субглобальные цивилизации: западная (христианский мир, ставший постхристианским), исламская, индийская и дальневосточная. В их основе лежат два типа развития – средиземноморский и индийско-дальневосточный[59]. «Водораздел религий и культур – не между Европой и Азией, а между средиземноморскими цивилизациями и индо-тихоокеанскими»[60]. Средиземноморскому региону присущ динамический и катастрофический путь развития. А Индия и Китай сохранили свою изначальную цельность, там «высшая истина мыслилась невербальной», поэтому многогранной и потому был возможен «диалог философских школ и религиозных течений», «нераздельность религии и философии», культ созерцания и молчания. Диалог предполагает не только терпимость, уживчивость, толерантность, но понимание, что есть «четыре проекта глобального устройства, в каждом из которых свой отблеск истины»[61]. Две пары культурных миров – это два типа логики. Средиземноморский принцип «исключённого третьего» означал «резкое деление на догму и ересь» или терпимость, связанную с равнодушием к вере, потому христианский Запад стал «постхристианским». В Индийско-Тихоокеанском регионе ничего подобного не было. «Логика в Индии учитывает мистику целого»[62]. Пример диалога национальных культур дан «европейским концертом наций», диалог разных религиозных традиций представлен на индо-тихоокеанском Востоке: «духовный плюрализм знаков святыни в индийском и дальневосточном мире», которого не знали средиземноморские культуры, и связан этот плюрализм с «неизреченностью высшей тайны, которую человек, чувствующий духовную основу мира, почитает»[63]. Своеобразие современной «эпохи вселенского диалога»[64] проявляется в готовности к диалогу с великим культурным миром Индийско-Тихоокеанского региона, что является развитием и продолжением культурфилософии Рерихов.

Г.Д.Гачев о ментальностях народов мира. Исследование культурно-исторических типов, начатое Н.Я.Данилевским и продолженное по-разному О.Шпенглером и А.Тойнби, Гачевым продолжено в русле отечественной традиции диалога культур. Для Гачева нет умерших культурных миров, как для Шпенглера или Тойнби: «ни один Космо-Психо-Логос ещё не завершён». Даже вроде бы завершённые, как Эллада, Рим или древнеегипетская цивилизация, «продолжают жить в человечестве.., переуясняются и, значит, – тоже не завершённые, по Бахтину: последнее слово о них не может быть произнесено». Таким образом, история человечества превращается в «полилог» национальных элементов, «происходит наложение и пересечение национальных полей разного типа, мощности и уровня»[65]. Интерес к иному способствует обогащению своего. Общей ценностью становится «возлюбленная непохожесть». «Ценить надо то.., что восполняет»[66] (с.5).

Национальная целостность определяется Г.Д.Гачевым как Космо-Психо-Логос – единство природы (ландшафта, космоса; культура – отражение породившей её природы) и порождаемого природой характера народа и склада его мышления. Соответственно возникает вопрос, какие природные условия наиболее оптимальны для развития культуры и человека. По логике Гачева, это условия, создающие основу для активного плюрализма, множественности истин, активных контактов и многовариантности существования. Важнейшей точкой отсчёта в истории человечества для Гачева является Древняя Греция. Греки привносят принцип меры и гармонии в бытие и человека, гармонии между «самосделанностью», «совершенствованием личности» и почитанием Целого Бытия, Единого, гармонии между «гонией» и «ургией» (с.90-91), что стало классикой, образцом. Разнообразие ландшафта порождало разнообразие в образах жизни и ведении хозяйства: земледелие, пастушество, мореплавание, торговля, ремесло, градостроение; в образах правления, типах государств, развитый политеизм, разнообразие философских учений и видов искусства. «Миропонимание греков могло быть столь универсальным – благодаря умеренному развитию всего у них», Человек был «целостной личностью, а не частичным индивидом, односторонне развитым» (с.83), каким он становится по мере усложнения производства, общества и цивилизации. Греки ориентированы на принцип меры: «Не надо ничего слишком: быть слишком богатым, слишком сильным, слишком славным»; «Всё имеет право на существование – при условии: не заступать за положенные пределы» (с.84-85). Столь же разнообразен и греческий политеизм. Олимпийская религия – «своего рода сакральная демократия…Не было бюрократической иерархии и субординации меж богами, и величайший должен был считаться с малейшим, а если нет, то и его наказывала Судьба. Права меньшинства уважались на Олимпе». Политеистический подход к Бытию учил «уважать каждую реку, ручей, бояться срубить дерево» (с.85). «Очень было бы полезно возродить такой подход к природе и нам» – утраченное благоговейное отношение к ней, видеть в ней «священную, одушевлённую Матерь». «Порча и уничтожение природы явились следствием христианского разбожествления её» (с.86). На принцип меры ориентированы и греческая религия, и искусство. Трагедия – это «род публичного, открытого, демократического суда над сильными и славными мира сего. Граждане имели шанс созерцать работу Меры в жизнях царей и героев» (с.86). Трагедия пресекала поползновения преступить меру. Этот древнегреческий триумф меры – полная противоположность европейской, фаустовской цивилизации с её возвышением безмерного, бесконечного и русскому сознанию, где безмерное – это «широта души», «русский революционный размах» (с.88, 119). Рим и христианство «заступили за принцип меры и гармонии в бытии и человеке, побуждая человека развиваться односторонне» (с.90). Император становится сверхчеловеком, христианин становится аскетом, наука превратила природу в бездушную окружающую среду для человеческой эгоистической пользы. Гармония между гонией и ургией была разрушена. Философским открытием греков явилась диалектика – способ рассуждения, связанный с плюрализмом, разнообразием (индивидуумов и идей), динамизмом и мерой. «В тех космосах, где нет густоты жизни и плотности населения (как в степях, в лесах).., там нет нужды в такой изысканной логической технике», которая «координирует различия и противоположности и справедливо устанавливает меры всему и каждому». «В космосах и странах, где люди, вещи, идеи разбросаны в пространстве и времени (какова Россия, например), достаточно думать, знать и понимать всё однозначно и позитивно (догматически), статически и безотносительно друг ко другу.., имея устойчивые верования и не имея нужды в критицизме и рефлексии, в скепсисе. Но греки, в динамике их контактов, развития и изменений…были принуждены сомневаться, вопрошать, создавать новые идеи, что и делали философы» (с.93), открывшие все возможные начала, принципы и идеи. Гармония между личностью и целым воплотилась в мифе, который есть, с одной стороны, «чудесная история», а с другой, – «прозрение, подход к самым мистериальным глубинам Бытия, к Абсолюту» (с.95). В мистериях передавалось сакральное знание матери-природы, её души. Аполлон, свет был уравновешен Дионисом, знанием мистическим. Таким образом, уникальное творчество – там, где природное и культурное разнообразие, многовариантность, активные контакты и взаимодействие-диалог.

Это греческое разнообразие возрождается и в европейской культуре в периоды её расцвета: «Космос германства составлен из огромного разнообразия больших и малых микрокосмосов государств, культур и традиций: Австрия, Бавария, Саксония, Пруссия, Померания, Швабия, Тюрингия, Рур, Рейнланд. У всех у них «лица необще выраженье». И цветущий период германской культуры – это XVIII век, когда страна была раздроблена на десятки и сотни королевств и герцогств. Их культурное разнообразие напоминает и об эллинских городах-государствах, и об Италии в эпоху Возрождения, когда Тоскана, Ломбардия, Феррара, Неаполь, Венеция, Рим, Генуя, Болонья – все были очагами уникального творчества». Объединение Германии во второй половине XIX века, «не содействовало расцвету культуры. Германия становится великой силой, но мудра пословица: «сила есть – ума не надо»…И история Германии в ХХ веке подтверждает её, как и история России в советскую эпоху» (с.127) с её унифицированным «государственно-бюрократическим социализмом»[67].

«Возлюбленную непохожесть» Гачев акцентирует и в «концерте национальных культур Европы»[68] при всех общих чертах фаустовской души с её эстетикой безмерного, жаром беспокойства, порывом и стремлением, а также всё большим отказом от целого в пользу частичного. «Стремление к превосхождению пределов» наиболее отличает динамический дух германства, объясняя его склонность к бунту, протесту. Потому Мартин Лютер – отец протестантизма, а Ницше мечтал о сверхчеловеке, о превосхождении меры человека. В то же время немцы законопослушны в массе (с.120). Если «германский дух способен творить в одиночестве», французский мыслитель «нуждается в отклике», жаждет слыть «властителем дум» (с.147), отражая французскую коммуникабельность. «Внутренняя жизнь французского общества видится мне в модели социального рондо, где все индивидуумы-частицы вращаются в тесном соприкосновении» (с.140). Француз – «не атомарный человек.., но прежде всего социальный человек». Французский логос – «ситуационный, векторный» (с.142), его детище – социализм. «Во французской душе нет того гордого самочувствия изолированной личности, которое может иметь германец в глубине своего внутреннего мира…Для француза существовать – значит: существовать в глазах соседа» (с.145). Французам присущи «утончённость вкуса, остроумие, рафинированность чувственной сферы». Француз «утопает в радостях жизни и в сюжетах и битвах внутри социального рондо» (с.153). Англия – «остров-корабль» – «эпилог Евразии» (с.158, 181), она «содержит результаты исторического развития и культурных процессов» Европы. «Культура Англии наиболее универсальна изо всех культур Евразии. Она содержит все принципы, которые рождались там. Плюрализм и терпимость отличают английскую ментальность от других, более односторонних национальных миров». Чтобы не вытеснять друг друга, все эти принципы «отрекаются от претензии на Абсолют и мирно сосуществуют во взаимном скептицизме, юморе и релятивизме» (с.158). Английский принцип – «плюрализм индивидуальностей и характеров» (с.163). Таким образом, автора прежде всего интересует «эвристическая сила национальной ментальности: дар открывать и изобретать особым образом», «возлюбленная непохожесть» (с.13) как отрицание унифицирующих подходов, единой меры, большой или малой, сосуществование различного, многовариантность и разнообразие как отражение неисчерпаемого многообразия самой природы.

Поиск по сайту: