Типология процессов коммуникации

По характеру субъектов – межличностная, групповая, межгрупповая, межкультурная.

По формам – вербальная и невербальная.

Из вербального общения мы черпаем гораздо меньше информации о человеке, чем из невербального общения – звучание голоса, интонации, жесты. Нередко лишь по голосу, мимике и жестам собеседника можно определить, как он к вам относится, насколько искренен. Древнейшим языком человека является язык жестов. Во многих культурных традициях существовали совершенные системы жестов, например, у монашеских орденов, дававших обет молчания или язык глухонемых. Американские индейцы для передачи сообщений на большие расстояния или в присутствии посторонних общаются на языке свистов.

О чём говорят некоторые детские жесты? – Когда ребёнок детсадовского возраста крепко обнимает отца или мать, родители не должны заблуждаться: в этом жесте проявляется не только любовь, но и собственнический инстинкт. – Когда ребёнок закрывает лицо ладонями, он показывает, что не видит выхода из данной ситуации и хотел бы исчезнуть из поля зрения. – Если он берёт палец в рот, это значит, что в данный момент он не знает, к чему приложить свои силы, у него нет цели. – Младшие школьники очень часто подсознательно сообщают учителю важную информацию о себе. Достаточно посмотреть, насколько уверенно ученик поднимает руку, чтобы отличить решительного и смелого малыша от застенчивого (из газеты «Семья»).

По уровням протекания – уровень обыденной культуры, специализированные области социокультурных практик, массовая коммуникация – процесс трансляции социальнозначимой информации, поддающийся целенаправленному порождению и регулированию (пресса, радио и телевидение, кинематограф, шоу-бизнес, Интернет).

По содержанию – новационная (приобщение к новым знаниям), ориентационная (социализирующая), стимуляционная (воздействующая на ценностные ориентации) и корреляционная (уточняющая).

5.4. Исторические способы передачи информации. Тип общества зависит от техники хранения и передачи социально значимой информации. Традиция – это способ трансляции общественных установлений, норм, символов, систем ценностей – всей совокупности социально значимой информации. Чем больше информации теряется, тем более консервативным будет общество, тем меньший уровень изменчивости допускает традиция.

История человечества знает три великие информационные революции. Изобретение письменности привело к созданию первых цивилизаций. Кни - гопечатание породило современное индустриальное общество. Интернет порождает информационное, постиндустриальное состояние.

(1) В обществе, где информация передаётся устным способом и с помощью подражания, исключительно важно передать основную информацию максимально точно и однообразно. Ритуал, трудовые навыки, основные мифы и предания, системы народных примет, касающихся здоровья, погоды и т.д., должны быть зафиксированы максимально точно. Если этой точности не будет, то информация попросту утратится. Не случайно бесписьменные общества обычно выделяют целый слой людей, старейшин, в функции которых входит быть хранителями мудрости. Старик в таком обществе – это тот, кто всё помнит.

(2) Появление письменности позволяет фиксировать значительно больший массив информации и обращаться к нему многократно, прочитывать и перечитывать то, что иначе было бы забыто. Архаическая техника письменности позволяет фиксацию информации лишь в ограниченном числе копий. Письменно фиксируются наиболее существенные информационные массивы: произведения словесности, трактаты учёных и богословов, деловые контракты. Происходит разделение двух потоков традиции – «Большой традиции», традиции храмов и университетов, опирающейся на письменную передачу знания, и «малой традиции», традиции сельских общин, сохраняющей устные каналы. Большая традиция становится источником сознательных творческих новшеств, в ней развивается представление об авторстве. Всякое культурное и социальное изменение, изобретение получает своё имя – законы Хаммурапи, теорема Пифагора, учение Конфуция. Появляется возможность обновления авторских достижений другими.

(3) Появление книгопечатания, «галактики Гуттенберга» (М.Макклюэн), делает знание доступным практически каждому, кто умеет читать. Книга может быть посвящена практически любому вопросу и обращена к самой широкой аудитории. Появляется возможность письменно фиксировать знания, которые столетиями передавались устно.

(4) Появление в конце XIX века сферы медиа, становление медиакультуры –фотографии, кинематографа, звукозаписи и радио, наконец, в середине ХХ века, телевидения – делает возможным закрепление и передачу практически любой информации – движения, голоса, случайных фраз и неожиданных ракурсов. Макклюэн, которому принадлежит классическое исследование «Понимание медиа», предполагал, что со временем будут передаваться даже запахи. Тем самым инновационная компонента общества приобретает абсолютное доминирование над консервативной, поскольку медийное поколение свободно от страха перед несохранением информации, оно уверено в том, что практически вся его жизнь может быть зафиксирована на фото- и киноплёнку, записана на магнитофон, а значит, не страшно изменяться. Мода и новшество становятся ценностями эпохи медиакультуры.

(5) Формирование «цифровой» информационной среды, прежде всего Интернета, доводит эту тенденцию до абсолютной степени. «Блоггер», то есть тот, кто ведёт открытый для всех желающих дневник в Интернете, может хоть ежесекундно фиксировать свои настроения, чувства, мысли, помещать свои изображения и видеозаписи. Современный автор может формировать ложные информационные потоки, фиксировать псевдособытия. Проблема псевдоинформации ставит вопрос о селекции, отборе необходимых для передачи культурных достижений.

Сейчас много говорится о конце цивилизации книжной и становлении цивилизации экранной с её фрагментарным, клиповым мышлением. Клиповое сознание – это привычка потреблять готовые решения и трудности с анализом и обобщением информации. «Клиповое сознание не мыслит, а визуализирует мир»[124]. Компьютерные сети являются зрелой формой экранной культуры[125]. Современный виртуальный способ существования культуры – это то качественно новое её состояние, которое характеризует информационное общество. Всемирная паутина даёт безграничный доступ к интеллектуальным ресурсам человечества, меняет способы обучения, делает возможным дистанционное образование.

5.5. Медиакультура. Мы живём в мире медиа – расширяющейся системы массовых коммуникаций, информационного взрыва. Медийная (аудиовизуальная) культура требует мультимедийной грамотности и компетентности. Медиакультура – альтернатива прежде господствовавшей вербально-письменной коммуникации. Ситуация свободного выбора способа восприятия культурной информации – одна из граней плюралистичности современной культуры. Специфика медиакультуры определяется её семиотической природой и техническими возможностями средств её реализации: скорость и широта трансляции и тиражирования, аудиовизуализация. Аудиовизуальная культура сравнительно с вербальной коммуникацией менее систематична и рациональна, социально – более массовая и доступная. Она создаёт перевес чувственного над интеллектуальным.

5.6. Национальное коммуникативное поведение – совокупность норм и традиций общения определённой лингвокультурной общности. Оно связано с социальным символизмом (языком повседневного поведения) и национальным характером, менталитетом. Последний отражает умонастроение, систему ценностей, характерных для определённой нации. Общекультурные нормы общения национально специфичны. Так, благодарность за услугу обязательна у русских, но не нужна в китайском общении, если собеседник – ваш друг или родственник. При приветствии коллег у немцев принято рукопожатие, а у русских оно не обязательно. У немцев и американцев при приветствии обязательна улыбка, а у русских – нет. Русские улыбаются знакомым. В западном мире вообще и в англоязычном в особенности улыбка – это знак культуры, традиция, обычай. Это девиз американского образа жизни: что бы ни случилось – улыбайся, не сдавайся. Формальная вежливость – ярко выраженная черта англоязычного общества. Без знания культурно-речевых традиций каждого из народов межкультурная коммуникация невозможна.

В современных условиях, когда смешение народов, языков и культур достигло невиданного размаха, проблемы национальной идентичности и межкультурной коммуникации встают особенно остро.

5.5. Знак и символ. Знак – элементарная информационная единица в теориях информации. Это основное средство культуры, с помощью которого осуществляется фиксация и оценка индивидуальной и общезначимой информации о человеке и мире в культурных текстах, общение индивидов и социальных групп. Это интерсубъективный посредник, медиатор в обществе, связывающий мир вещей и мир идей. Нас окружает многообразный мир знаков, сигнификативных явлений. Панзнаковость характеризует традиционную культуру с её ритуально-религиозными семиотическими системами и современную культуру с её разнообразными информационными, сигнальными, технологическими системами.

Классическую типологию знаков предложил Ч.Пирс. В соответствии с 3 видами связи означающего и означаемого Пирс постулировал существование трёх классов элементарных знаков: знаки-индексы, знаки-копии, или иконические знаки (два вида естественной, или мотивированной связи – по смежности явлений или по их сходству) и знаки-символы (немотивированная, условная связь). Знаки-индексы – это метонимическая, причинно-следственная или указательная и физическая связь означающего и означаемого (знаки-симптомы, или признаки: оскал собаки – знак угрозы, дым – знак огня, повышенная температура – знак болезни, стук в дверь, и проч.). Они доминируют в биокоммуникации (собака от радости виляет хвостом, кошка от удовольствия мурлычит). Индексы привязаны к конкретному и единичному. Примером знаков-индексов являются многочисленные народные приметы: в марте рано затает – долго не растает; снег скоро тает – к мокрому лету; мокрый апрель – хорошая пашня; апрель с водой – май с травой; кукушка стала куковать – морозу больше не бывать.

Знаки-копии (иконические) – это метафорическая связь, сходство, подобие означающего и означаемого. Пирс выделял три подвида: образы-изображения и представления (художественные образы, фотография); связанные с миром науки схемы и диаграммы (на физической карте – оттенки голубого, синего, зелёного и коричневого соответствуют глубине синего моря, уровню зелёных долин и высоте коричневых гор); метафоры. Преобладают в искусстве.

Знаки-символы – это условно-конвенциональная связь с объектом (цифры, буквы, ноты). Означающее и означаемое связаны лишь принятым в данном обществе или в данной культуре условным соглашением. Символы обозначают типы вещей. Преобладают в естественных языках. При рационально-логическом подходе символ – знак другого языка, область конвенциональных значений. Референциальная символика – экономное средство обозначения

Символикой насыщено всё социокультурное пространство. Конденсационный символизм – сжатая форма для выражения бессознательного, интуитивного. Всякий знак может иметь бесконечное количество значений, т.е. быть символом. Символ создаёт общую поведенческую модель, знак регулирует конкретные действия. Знаки требуют знания, символы – интерпретации своей многозначности. Семантическая текучесть, многозначность отличает символ. Любая вещь может быть наделена символическими значениями. Язык символов – древнейший метаязык культуры. В символе открывается священное и целое. Символика занимает ведущее место в ряду знаковых выражений культуры. Символ воплощает высшие духовные пласты культуры, это наиболее концентрированная и универсальная форма выражения культурных смыслов и ценностей. Язык религии и мифа, высокого искусства - язык символа. «Символ вещи есть её обобщение»[126]. Символизация сложнее простого означивания.

Как подчёркивает Ю.М.Лотман, слово «символ» - одно из самых многозначных в системе семиотических наук. Выражение «символическое значение» широко употребляется как простой синоним знаковости. Но от конвенционального знака символ отличается наличием иконического элемента, подобием между планами выражения и содержания (весы – символ справедливости). «Символ выступает конденсатором всех принципов знаковости и одновременно выводит за пределы знаковости. Он – посредник между разными сферами семиозиса, а также между семиотической и внесемиотической реальностью.., синхронией текста и памятью культуры. Роль его – роль семиотического конденсатора»[127].

Религиозно-мифологическая и художественная символика - образно представленная идея, чувственно, зримо воплощённый смысл; синтез чувственного и сверхчувственного, единичного и всеобщего, конечного и бесконечного, конкретного и абстрактного, материального и идеального, явления и сущности, ясного и таинственного. Как писал Вяч. Иванов, «символ прорезывает все планы бытия и все сферы сознания», и потому «неисчерпаем и беспределен в своем значении.., многолик, многосмыслен и всегда темен в последней глубине»[128]. Символ – знак целого. Поэтому он многозначен, энергиен, связан с сущностью выражаемого предмета. Символ – носитель культурной памяти, ему свойственна устойчивость, постоянство значения. Это конденсатор культурных смыслов. Символ имеет сверхиндивидуальную, архетипическую природу. Как писал К.Г.Юнг, «символ возникает всегда из архаических остатков»[129]. Термин архетип, введенный Юнгом, - это содержание коллективного бессознательного, универсальные модели человеческих действий, первичные, исконные праобразы вещей. Художественное развертывание символа, мифологического праобраза – это перевод на язык современности универсальных мифологических моделей сознания, обращение художника к корням, истокам, памяти культуры. Большие художники обладают великой архетипической памятью. Мир архетипов обращает к мифу. Высокое искусство наполнено вечными образами, мифологемами.

5.6. Символизм культурных форм. Знак, ставший символом, несёт в себе колоссальный заряд психоэнергетики, сообщаясь с информационно-энергетическим полем культуры. Традиционная культура насквозь символична: геометрическая и нумерологическая символика, символика животных и растений, язык цветов и т.д.

Символика детского рисунка. По детскому рисунку психолог многое узнает о ребёнке. В какой последовательности ребёнок нарисовал членов семьи? Если первым нарисовал себя, это вовсе не значит, что он эгоцентрик. Так и должно быть. Ведь малыш рисует свой мир, в котором он – главный добрый волшебник. Другое дело, если он нарисовал одного себя. Это означает, что, вероятно, он не чувствует себя членом семьи, существует сам по себе. После себя, как правило, ребёнок рисует того члена семьи, которого считает самым важным.

Последними на бумаге обычно появляются кошка и собака. А если хвостатый друг оказался вторым по счёту, значит малышу одиноко. Если ребёнок «забыл» нарисовать кого-то из близких, это тревожный сигнал. Значит этот «кто-то» ребёнку неприятен. Может быть, это месть за недавнюю обиду или наказание.

Все дети хотят скорее вырасти, поэтому рисуют себя вровень со взрослыми или чуточку ниже. Если же малыш нарисовал себя очень маленьким, вероятно, он слишком зависит от родителей, которые мешают ему проявлять собственную индивидуальность.

Если на рисунке все родственники стоят рядом и держатся за руки, ребёнок чувствует себя частью единого целого под названием «семья». Он уверен во всеобщей любви к нему. Ближе всего к себе ребёнок рисует самого дорогого ему человека, которому доверяет всем существом. Родители, которые мало общаются друг с другом или с ребёнком, появятся на листе бумаги в разных углах или в отдельных окошках, разделённые линиями. Хуже, если они будут стоять спиной друг к другу.

Младшие братья или сестрёнки тоже частенько оказываются в стороне от всех остальных. Если они к тому же микроскопических размеров, значит, ребёнок ревнует и борется за внимание родителей. А улыбки от уха до уха, бантики, цветочки, воздушные шарики, летающие как бабочки вокруг – верный признак, что ребёнку хорошо в этом мире.

Настораживает отсутствие какой-либо части тела. Длинные руки у кого-то из родственников говорят о страхе перед тем, что он может наказать, ударить. Если папа часто ругает ребёнка, ребёнок может «забыть» нарисовать ему рот. Большие и толстые ноги у фигурок свидетельствуют, что ребёнок чувствует напряжённость в семье и подсознательно стремится к более надёжному фундаменту семейных отношений.

Малыш, которому неуютно в мире, рисует страшноватых людей с раскинутыми в сторону руками и большими пальцами. Автор, рисующий длинноногих, скорее всего стремится к независимости, а если изображает всех с поднятыми вверх руками, значит, ему нравится внушать страх, нравится, когда его боятся.

Самое любимое и близкое существо малыш постарается раскрасить тем же цветом, что и себя. Напористые и непоседливые выбирают обычно тёплые и горячие цвета – малиновый и оранжевый. Холодные тона предпочитают тихие, серьёзные малыши. Их привлекают синий, голубой, бледно-жёлтый. Контраст чёрного и белого – отражение внутреннего конфликта. Если карандаш то и дело выскакивает за пределы контура, значит, малыш свободолюбив и независим. Если рисунок раскрашен аккуратно или остаётся полоса между контуром и цветом – это знак, что малыш не уверен в себе, нуждается в вашей поддержке[130].

Энергетика цвета. Цвет влияет не только на настроение человека, но и на его состояние. Красный и оранжевый стимулируют энергию, активность, волю. Зелёный и синий дают чувство независимости, смягчают стрессы. Белый снимает напряжение. Жёлтый поможет окружающим понять вас. Коричневый поможет сосредоточиться. Чёрный максимально концентрирует вашу энергетику. Это цвет нападения и одновременно сильной защиты. В одежде чёрного цвета вы становитесь непроницаемым и неуязвимым. (Ив. газ. 04.2001).

Язык цветов – древнейший язык для выражения чувств, язык любви. В Европе язык цветов использовался на балах, в семейных играх, при переписке. Цветок или композиция могли означать целую фразу, заключать в себе ответ, вопрос, пожелание. В романтической литературе XIX века одно название цветка могло выразить сложную гамму переживаний. Мирт символизировал твёрдость духа, барвинок – верность своему чувству, шиповник – неспособность противиться всепоглощающему чувству. Россию с языком цветов познакомил Д.П.Ознобишин, поэт, переводчик, фольклорист. Он перевёл с персидского и издал книгу «Сезам, или язык цветов». За каждым цветком (в этом толковнике их более 400) закреплялась какая-либо фраза. Ландыш означал признание в долгой тайной любви. Резеда говорила: «Не красота твоя, а доброта пленила моё сердце». Гиацинт назначал свидание, число бутонов указывало день встречи. Астра вопрошала: «Умеешь ли ты любить постоянно?». Ветка розы говорила: «Да», а её лист: «Нет».

И сейчас подаренный букет может многое сказать на языке цветов. Самый изысканный букет, который может подарить мужчина избраннице своего сердца – белые розы с одной красной. Если нужно подчеркнуть восхищение интеллектом, розы должны быть жёлтыми. Розовый цвет – выражение нежного влюблённого восторга. Чисто дружеские отношения символизирует белый цвет. Белые цветы преобладают в букете невесты. Это пожелание удачного брака. Сирень – знак печальной неразделённой любви. Перед долгой дорогой или разлукой принято преподносить букет с преобладанием красного цвета.

5.7. Базовые принципы смыслообразования в культуре. Принцип бинаризма. Пространство культуры – прежде всего «пространство смысловых оппозиций»[131]. Бинарность – универсальный код описания мира. Бинарные оппозиции – структурный метакод смыслообразования в культуре.

Рассмотрим фундаментальные бинарные оппозиции культуры. Структурный фундамент культуры – оппозиции своё-чужое (описанная М.Бахтиным, Ю.М.Лотманом) (её поздняя модификация – я-другое), сакральное-профанное (описанная М.Элиаде). «Человек реально существует в формах я и другого»[132]. «Все слова для каждого человека делятся на свои и чужие»[133]. Как подчёркивает в своей семиотике концептов Ю.С.Степанов, «“cвои” и “чужие” – это противопоставление, в разных видах, пронизывает всю культуру и является одним из главных концептов всякого коллективного, массового, народного, национального мироощущения»[134]. Оно важнейшее для мифологического и художественного сознания. Оно связано прежде всего с моделями пространства (см. 8.5). Модификации своего-чужого (чужое – пугающее, связанное опасностью) – оппозиции внутреннее-внешнее, жизнь-смерть, добро-зло, космос-хаос, дом-чужбина, предел-беспредельное, центр-периферия, свет-тьма, день-ночь. Модификации сакрального-профанного – оппозиции ритуальное-обыденное, праздничное-будничное, бытие-быт, неизвестное-известное, таинственное-привычное, новое-старое. Нарастание профанности прямо пропорционально усилению утилитарно-прагматических функций предмета. Быт – главная сфера концентрации профанных смыслов. Монофункциональность, рутинизация отношений ведёт к профанности – обесценению отношений и смыслов. Граница между сакральным и профанным очень подвижна. Профанный предмет в пространстве выставки или музея окружается аурой сакральных коннотаций. Зрелое религиозно-мифологическое сознание связано с оппозицией имманентного-трансцендентного (земное-небесное, человеческое-божественное, эмпирическое-метафизическое). Научное сознание базируется на оппозиции континуального-дискретного (непрерывность-прерывность).

5.8. Типология бинарных отношений. (1) Мифопоэтический принцип целостности, дополнительности (и-и), лежащий в основе архаических и восточных культур (мир как взаимодействие Инь-Ян, микро и макрокосма, целого и части), в основе христианской традиции: Христос как Богочеловек – две природы слиты воедино, воплощение божественного логоса и обоженной – софийной плоти. Принцип равноправности полюсов порождает диалогическое сознание (М.Бахтин).

(2) Нарастание противоречий, напряжения между полюсами – амбивалентность, антиномичность, двойственность отношений полюсов: архаическая Великая Богиня – олицетворение матери-природы, богиня жизни и смерти, земли-колыбели и земли-могилы, богиня любви и вражды, распри (Астарта, Кибела, Иштарь). Принцип, важнейший для художественного сознания: «люблю и ненавижу» (Катулл), акцентированный в романтизме и модернизме. Амбивалентный карнавальный смех, который хоронит и возрождает, осмеивает и прославляет, по М.Бахтину. Эрос и Танатос как содержание подсознания по З.Фрейду.

(3) Принцип двусмысленности, двоения образа – результат разложения целого. Дионис – сочетание мужского и женского начала, миксантропические персонажи греческой мифологии: кентавры, сатиры, Пан. Приём, важнейший в переходном искусстве – Джоконда Л.да Винчи, в маньеризме, символизме (Пан или Демон М.Врубеля), сюрреализме С.Дали.

(4) Логоцентрический принцип центрации – логика борьбы и противостояний полярностей: принцип или-или (да-нет). Принятие одного полюса и отрицание второго. Его утверждение в истории культуры связано с кочевыми индоевропейскими племенами, распространение которых вело к рационализации и этизации архаического сознания (иранский зороастризм – борьба в мире света-тьмы, добра-зла, Ормузда-Аримана; ветхозаветное сознание – поляризация добра-зла, Бога и мира, истинной и ложной веры; диалектика Гераклита: война – отец всех вещей). Средневековое сознание противопоставляет веру и разум, Бога и человека, дух и плоть, Бога и Дьявола, добро и зло. В иерархическом сознании есть высшее и низшее, доминирующее и периферийное.

(5) Принцип инверсии (наоборотности) – перекодировки полюсов: нет-да. Это важнейший принцип неофициальной культуры, переворачивающей принципы культуры официальной: средневековая карнавальная культура, переворачивающая ценности высокой церковной культуры. Римские карнавалы – сатурналии. В ХХ веке – принцип контркультуры и авангардного искусства.

(6) Принцип децентрации: ни-ни. Он свидетельствует о пределах принципа бинаризма. На нём основано искусство трагедии.

5.9. Французский постструктурализм: критика западной логоцентрической традиции. Французский постструктурализм, возникший на рубеже 60-70-х г., – теоретическая основа постмодернизма, нового состояния западной культуры эпохи начала постмодерна, или информационного общества. Его ведущие представители – Мишель Фуко, Ролан Барт, Жан Лакан, Жак Деррида (1930-2006), Жиль Делёз (1925-1995), Жан Бодрийяр (1929-2006), Жан-Франсуа Лиотар - интеллектуальные лидеры 80-90-х г. осуществили леворадикальную критику не только основных положений структурализма (научного сциентизма в гуманитарном знании), но и критику всей западной логоцентрической традиции, критику логики власти и господства во всех её проявлениях. Эта критика западных способов мышления сопоставима со столь же радикальной критикой западной культуры, предпринятой ранее в социологии Франкфуртской школой социальных исследований, что привело к рождению в 50-60-е г. контркультуры.

4 направления критики структурализма[135] как логоцентрического и сциентистского мышления: 1. Критика структурности. Критика бинаризма, бинарной логики как логики господства, отрицание принципа центрации – господства одного полюса оппозиции (верх-низ, дух-тело, порядок-хаос, стабильность-случайность, мир-война, мужское-женское, сакральное-профанное и т.д.). Выдвигается принцип децентрации – равенства полюсов – поиск новой целостности. Отвергается принцип иерархичности – утверждается равенство всех уровней структуры. Критика структурности – это отрицание причинности, линейности, стабильности, упорядоченности и наоборот интерес в структуре (художественного произведения или общества) к внеструктурному, случайному, фрагментарному, нестабильному, неопределённому, противоречивому. Отказ от линейного мышления.

Ж.Деррида – идея деконструкции – отказ от мышления в оппозициях: субъект-объект, часть-целое, физика-метафизика, внутреннее-внешнее, реальное-воображаемое. Деконструкция Ж.Деррида предполагает находить в произведении маргинальный, а то и вовсе внетекстовый смысл и объявлять его магистральным. Паралогия Ж.Лиотара создаёт ситуацию, обратную ситуации бинарности – взаимодействие, равноправие полюсов (русская глубинная семиотика, в частности, П.Флоренский это называл антиномичностью).

Новая модель мира: Ж.Делёз «Ризома» (1976) – два типа культуры – «древесная» (вертикальная, иерархическая) и культура «корневища», ризомы. Ризома нелинейна, это «хаосмос», она плюральна. Её будущее состояние непредсказуемо. Замена вертикальных и иерархических связей горизонтальными и ризоматическими.

Эта новая модель мира утверждается в современной синергетике – теория сверхсложных, открытых, неравновесных, нелинейных, динамических систем (саморазвивающаяся природа, человеческое общество). Хаос – это внутреннее свойство данной системы. Чем сложнее организована система, тем она более неустойчива в своём развитии. Рождается синергетическая парадигма [136], философия нестабильности И.Пригожина, социология конфликта, эстетика фракталов. Фрактальная структура – и в природе, и в искусстве – выступает «пограничным образованием между космосом и хаосом»[137]. Сверхсложная система включает игру с хаосом и абсурдом.

Мишель Фуко (1926-1984) применяет структурно-семиотический метод к исследованию истории культуры, исторических типов мышления. Каждая эпоха создаёт свои фундаментальные коды культуры, познавательные модели – эпистемы. В работе «Слова и вещи. Археология гуманитарных наук» (1966) он выявляет в европейской культуре Нового времени 3 эпистемы – 3 типа отношений между словами и вещами. Ренессансная эпистема (XVI век) сходства и подобия – слова и вещи тождественны. Классический рационализм XVII-XVIII веков - их связь становится всё более условной, конвенциональной. В современной эпистеме, возникающей на рубеже XVIII-XIX веков, язык замыкается на самом себе, обнаруживает своё самостоятельное бытие. Образ человека в современной культуре близок к исчезновению. Язык был знаком вещей. Имена были связаны с теми вещами, которые они обозначали. Развитие рационализма ведёт к разрушению сопричастности языка и мира. «Вещи и слова отныне разделены»[138]. В работе «Археология знания» (1969) и др. место эпистемы занимает дискурс и дискурсивные практики – социально обусловленное речевое высказывание, текущая речевая деятельность в какой-либо сфере. Современный человек имеет дело не с миром и вещами, а с разнообразными дискурсивными практиками. В 70-е г. обращается к постструктуралистской теме критики знания- насилия, знания- власти («Воля к истине: По ту сторону знания, власти и сексуальности»).

2. Критика знаковости. Стратегия деконструкции размывает линейную связь между означаемым и означающим. Размывается способность означающего прямо, непосредственно и полно представлять обозначаемое явление, что порождает игровое отношение к смыслу.

По мысли Ж.Деррида, закончилась эпоха авторитарной, логоцентрической речи (фонологоцентризма), начинается эпоха письма. «Не существует единственного обозначаемого, которое избегает…игры означивающих отношений…приход письма есть приход этой игры…всё это ведёт к разрушению понятия «знака» и всей его логики»[139]. Завершается эпоха господства речи – «слышания-себя-говорящим» с её авторитарностью, когда письмо служило переводчиком речи. Эта эпоха завершается со смертью цивилизации книги. Письмо для Деррида, как для структуралистов язык, - фундаментальная знаковая система культуры и так же превосходит понятие языка: не только кинематографическое, хореографическое, живописное, музыкальное «письмо», но также политическое или военное письмо. Т.е. культурный текст в его многозначности. Письмо – это «то, что находится за пределами обозначающей и обозначаемой сторон»[140]. Кибернетическая программа, виртуальный мир компьютера – сфера письма. Его первоэлементом является не понятие знака, а след, графема, грамма. Семиотика превращается в грамматологию («О грамматологии»1967).

Ж.Бодрийяр – теория симулякров и симуляции («Симулякры и симуляция» 1981). Симулякр – это копия копии, образ, не имеющий подобия в реальности, означающее без означаемого. По мысли Ж.Бодрийяра, логика развития западноевропейской культуры от Возрождения до нашей эпохи постмодерна состоит в «автономизации знака», в нарастающем отрыве «означающего» от «означаемого», вплоть до совершенного исчерновения «означаемого» в постиндустриальном обществе (продолжение размышлений М.Фуко об эпистемах и дискурсах). Три уровня этой нарастающей симуляции соответствуют Возрождению (эпоха подделок), эре промышленного капитализма (расцвет серийного производства) и периоду постмодерна (эпоха доминации кода). Мир знаков и экранных симуляций поглощает и вытесняет на периферию мир вещей и людей. При серийном производстве вещи становятся симулякрами друг друга. Симулякры 3 порядка охватывают весь мир культуры и человеческих отношений. «Мы находимся во вселенной, в которой становится всё больше и больше информации и всё меньше и меньше смысла». Реальность сменяется игрой в реальность. Технологические виды искусства уводят от суждения о реальности. «Вскоре оно (искусство) окончательно прекратит своё существование, уступив место гигантскому музею искусств и разнузданной рекламе»[141].

3. Критика коммуникативности –отрицание возможности единого культурного метакода, универсального языка, доступного всеобщему пониманию.

4. Отрицание целостности субъекта – «смерть автора» (Р.Барт) в многомерном текстовом пространстве. Текст интертекстуален, в нём стирается различие между своим и чужим словом. Текст – многомерное пространство из цитат, прямых и косвенных, отсылающих к многим культурным источникам. Нет такого элемента текста, который мог бы быть порождён лично и непосредственно автором. Письмо – область неопределённости, неоднородности, уклончивости, в которой теряются черты нашей субъективности, исчезает всякая самотождественность.

Логика деконструкции ведёт к отрицанию традиционных ценностных центров: Бог, логос, истина, человек, этнос, автор. Постструктурализм в его деструктивном пафосе и игре смыслами сравнивают с античной софистикой, средневековой схоластикой. Отвергается единый и универсальный способ описания и объяснения, претендующий на абсолютную реальность и истинность. Перед нами новая интеллектуальная стратегия, зарождение новой культурной парадигмы, включающей спонтанность, многомерность, хаос.

5.10. Тройственный принцип смыслообразования. Принцип бинаризма сочетается с триадическим принципом. В религиозно-мифологическом сознании это триады богов: Осирис-Исида-Гор, Юпитер-Марс-Квирин, Брахма-Вишну-Шива, христианская Троица (Бог-Отец, Бог-Сын, Бог-Дух Святой). Это трёхчленная мифологическая модель космоса, запечатлённая образами Мирового Древа и мировой горы. В Библии мифологема рая первозданного, потерянного и возвращённого. Принцип медиации – посредничества, становления промежуточного, или примиряющего звена между полярными смыслами, переход от диады к триаде – важнейший принцип социальной культуры: три прасословия выделял О.Шпенглер (жречество-аристократия-крестьяне), церковь – посредник между человеком и Богом, чиновник – между властью и подвластными, деньги – всеобщий медиатор. Символ – «семантический квант медиации»[142].

5.11. Целостные, дуальные, троичные модели культуры. «Для Востока мир цел…Тайна жизни в том, чтобы познать целое в частичном, бесконечное в кратковременном, вечность в мгновении»[143]. Западная культура в ХХ веке вновь возвращается к восточному миропониманию: «в его основе лежит недуальный, или целостный взгляд на вещи»[144]. Всё едино, «и то, и это», а не «или то, или это». Целое доступно интуиции. Принцип целостности вновь становится основопополагающим: единство знания-веры, человека-природы.

По мысли Г.Померанца, есть две пары культурных миров: Средиземноморско-Ближневосточная и Индийско-Тихоокеанская. В средиземноморском регионе утвердилась логика Аристотеля «с её законом исключённого третьего: S есть Р или S не есть Р, третьего не дано». В области религии закон исключённого третьего означал резкое деление на догму и ересь. В Новое время победила терпимость, связанная с равнодушием к вере. «Христианский Запад стал постхристианским». В Китае и Индии «терпимость с самого начала вошла внутрь религии…Логика в Индии учитывает мистику целого, логика и мистика взаимодействовали». С точки зрения индийской логики, «S есть Р; S не есть Р; S есть и Р, и не Р; S не есть ни Р, ни не Р; S неописуем»[145]. Или, как утверждает Т.П.Григорьева, соотнося Дао и Логос, «изначален не хаос, а порядок…Следование изначальной природе называется Путём (Дао)…В природе всё чередуется, но не противоборствует, не противостоит друг другу»[146].

Западное мышление диадами уравновешивалось поиском посредника, середины, меры. «В истоках западной цивилизации стоят два мыслителя, Платон, с его дуалистическим расколом царства вещей и царства идей, и Аристотель, который проводил линию на опосредствование этих крайностей, на пребывание идей в самих вещах в качестве присущей им формы. Российская цивилизация выбрала платоновскую модель»[147]. Западное мышление в лице Аристотеля, Ф.Аквинского, Гегеля искало равновесия полярных полюсов, среднего пути, синтеза полярностей. Западная троичная модель привела к медиократии – усреднению. Иная троичная модель связана с сущностью христианской традиции. «Троичное не сводимо ни к полярности, ни к единству, но предполагает нераздельность и неслиянность трёх»[148]. Западный поиск синтеза порождает ренессансный тип культуры: «Ренессансный гуманизм стал синтезом…Ренессанс породил гораздо более интегрированный тип личности, где телесное было ситуационно примирено с духовным, божественное – с человеческим и природным и т.д.»[149].

Специфической чертой русской культуры является её «принципиальная полярность, выражающаяся в дуальной природе её структуры». Основные культурные ценности располагаются в двуполюсном ценностном поле и лишены нейтральной аксиологической зоны (в отличие от Запада – чистилище, мирские городские ценности): противостояние греховности-святости, старины-новизны («новое мыслилось…как эсхатологическая смена всего»), социального верха и низа, двоеверие[150]. Русская дуальная модель сталкивает полюса, ведёт к их подмене: народ и власть, власть и интеллигенция, святое-звериное, порождает «взрывную» модель культуры: «История русской культуры…предстаёт как цепь взрывов…– Крещение Руси, Петровские реформы, Октябрьская революция»[151]. «Переход от двоичной модели к троичной» (М.Эпштейн) – одна из задач отечественной культуры, ибо триады стабильнее диад (Д.С.Мережковский). Двоичная модель ведёт к расколотости культуры (оппозиции народа-власти, богатых-бедных, центра-периферии).

5.12. Пространственный язык культуры. Принцип бинарных оппозиций лежит в основе пространственного языка культуры. По Ю.М.Лотману, «культура строится на основе двух первичных языков. Естественный язык…и структурная модель пространства …Удвоение мира в слове и человека в пространстве образуют исходный семиотический дуализм»[152]. Культура начинается с разделения мира на «своё», «культурное», «безопасное», «гармонически организованное» пространство и «чужое», «враждебное», «опасное», «хаотическое»[153].

Всякая модель культуры, подчёркивает Ю.М.Лотман, может быть описана в пространственных терминах. «Любая деятельность человека…связана с классификационными моделями пространства, его делением на «своё» и «чужое» и переводом разнообразных социальных, религиозных, политических и прочих связей на язык пространственных отношений». Пространство делится на своё-чужое, сакральное –профанное, космос –хаос, пространство живых и мёртвых, внутреннее-внешнее, культурно-безопасное-некультурно-опасное, закрытое-открытое, центр-периферию. «Город (поселение) противостоит тому, что находится за его стенами (лесу, степи, деревне…) как своё, закрытое, культурное и безопасное – чужому, открытому, некультурному»[154]. «Одним из существенных признаков всякой культуры является разграничение всеобщего пространства (универсума) на внутреннюю – культурную, “свою” и внешнюю – внекультурную, “чужую” сферу. С самых древних времён замкнутая “культурная” сфера отождествляется с упорядоченностью, организованностью (космической, религиозной, социальной и политической), а внешняя – с миром зла, дезорганизации, хаоса, враждебных сил»[155]. С усложнением культуры простое противопоставление культурного (организованного) и некультурного (неорганизованного) пространства сменяется иерархией внешнего-внутреннего.

Город, как пишет Лотман, может находиться в двояком отношении к окружающей его земле. Он может быть центром, идеализированной моделью вселенной, прообразом небесного града: Иерусалим, Рим, Москва. И может быть расположен эксцентрически по отношению к земле: «Эксцентрический город расположен “на краю” культурного пространства: на берегу моря, в устье реки. Здесь актуализируется не антитеза земля/небо, а оппозиция естественное/искусственное. Это город, созданный вопреки Природе и находящийся в борьбе с нею, что даёт двойную возможность интерпретации города: как победы разума над стихиями, с одной стороны, и как извращённости естественного порядка, – с другой. Вокруг имени такого города будут концентрироваться эсхатологические мифы, предсказания гибели, идея обречённости и торжества стихий»[156]. Таковы Александрия, Константинополь, Венеция, Петербург.

В своей внутренней структуре своё – городское пространство копирует универсум, делясь на внутреннее-внешнее: центр-окраина, кремль-посад, акрополь-нижний город. Точно также храм относится к городу как внутреннее к внешнему, а в своей имманентной структуре повторяет универсум: алтарь-собрание верующих. То же повторяется во всех других строениях. Барский особняк делился на парадные комнаты первого этажа и жилые – второго. Дом среднего помещика разделялся на барскую и людскую половину. В крестьянской избе выделяется красный угол.

Сакральное пространство – это ритуальное пространство храма.

Особыми свойствами обладает пирамидальное пространство, пирамидальные конструкции широко применялись в виде шатров, вигвамов, усыпальниц. Классический принцип архитектуры – закон золотого сечения.

Древние города строились на основе сакральной топологии. Расположение города и его частей – ворот, храмов, крепостей – не было случайным или чисто утилитарным. Древнерусский город обращён к главной дороге – реке.

Наука ХХ века заговорила о геопатогенных зонах. Угрозу здоровью и самочувствию несут не только пересечения энергетических линий Земли, но и разломы в земной коре, пустоты, месторождения полезных ископаемых, водные потоки на разных глубинах.

О пространственном языке различных культурных традиций писал О.Шпенглер, связывая культуру со своеобразием ландшафта. Прасимвол египетской культуры – дорога, прасимвол аполлонической культуры – тело, обозримый полис. Прасимвол фаустовской культуры – бесконечность, русской культуры – равнина.

Художественное пространство может быть статичным и динамичным, внешним и внутренним, плоскостным и глубоким. Ю.М.Лотман исследовал семиотику пространства русских писателей. «Художественное пространство представляет собой модель мира данного автора, выраженную на языке его пространственных представлений»[157]. Другими словами, модель мира выражается прежде всего языком пространственных представлений. В прозе Н.В.Гоголя пространство может быть точечно-замкнутым и космически-разомкнутым. «Один мир убивает человека своей закостенелостью.., другой – своей бескрайностью и текучестью»[158]. Спасением становится образ дороги, пути. Герои резко делятся на движущихся и неподвижных. В поэзии Ф.И.Тютчева важна вертикальная организация пространства. Вторжение внешнего пространства (стихии) во внутреннее, хаоса в космос будет очень существенно для модели мира Тютчева и Тургенева[159]. Герой Достоевского – «житель подполья, комнаты-гроба.., пространства смерти», для М.Булгакова важна тема «бездомья» и «ложного дома»[160].

5.13. Время в различных культурных традициях. Если язык пространства имеет бинарное строение, время обращает к триадическому принципу культуры (настоящее-прошедшее-будущее). Существует мифологическое время – первоначальное время архетипов, перводействий и первособытий, время возвратимое в ритуале, эсхатологическое время. Миф обращён к идее инволюции – порчи мира. Греческая идея пяти веков – золотой, серебряный, бронзовый, век героев и железный век. Христианский мистический историзм обращён к апокалиптическому времени: конец истории, страшный суд, вечность. В художественном понимании вечное присутствует в мгновенном. Новоевропейская культура порождает идею эволюции как важнейший закон научного познания и социального развития.

Исследуя культурную традицию, М.М.Бахтин вводит понятие «большого времени»: «Большое время – бесконечный и незавершимый диалог, в котором ни один смысл не умирает…Нет ничего абсолютно мёртвого: у каждого смысла будет свой праздник возрождения»[161].

Интересна трактовка времени у Гачева. Время как линейность – один из параметров современной цивилизации. Целостное сознание его не знает. Календарь природы, в котором нет начала и конца, – это не время, а «бесконечный круговорот» перемен и возвращений. Русское слово время – от «веремя», связано со вращением, кругооборотом и из круга корневых-семенных природных понятий «вымя», «семя», «бремя», «племя», «имя» и означает «погоду» – природу. «Чувство времени в человеке обостряется с усилением отъединённости, распада Целого», «Всё совершенствование цивилизации сопряжено с уточнением времени. Часы – символ европейской цивилизации». «Время есть история болезни=жизни частицы, отпавшей. Оно начинается с расколом, отколом и грехопадением бытия в частичность»[162], воплощая драму современной цивилизации.

5.14. Концептосфера культуры. Культурология ХХ века, этнолингвистика, аналитическая философия подчёркивают фундаментальную роль языка в формировании человеческой культуры. По мысли Э.Сэпира, «люди живут не только в материальном мире и не только в мире социальном, как это принято думать: в значительной степени они все находятся и во власти конкретного языка…”Реальный мир” в значительной степени неосознанно строится на основе языковых привычек»[163]. Наименование предметов, явлений порождает формы восприятия. Различные общества живут в различных мирах.

И.Г.Гердер называл язык первичной формой человеческой культуры: «Речь пробудила дремлющий разум…Всякий разум, всякое искусство человека начинается с языка». В.Гумбольдт (основоположник сравнительного индоевропейского языкознания) подчёркивал связь языка и мышления: «Язык является основным способом выражения духа народа», «дух нации отражается в языке», «в каждом языке заложено самобытное миросозерцание».

Познание для первобытного человека – именование. «Изначальные слова.., выражая корень вещей, дают…власть над вещами, им принадлежит мощь – магия, повелительная сила – заклинания. Об этом верную память хранит народная мудрость, которая знает волшебство слова, его белую и чёрную магию, благословение и проклятие, заговор и колдовство»[164]. Основа языка есть «изначальное слово». «Словам учит человека…Богом созданный мир, онтологическим центром коего является человек»[165]. Слова содержат энергемы вещей, и потому «рукописи не горят» (М.Булгаков). Имя, по П.Флоренскому, «объясняет тайну мира». И потому слово магично и энергийно, «словом можем мы воздействовать на мир»[166]. Убеждение в магической силе слова на протяжении веков и тысячелетий составляет всеобщее достояние различных народов. «Природа имени магична», – утверждал А.Ф.Лосев. Можно говорить об энергетике имени, имя выражает сущность человека. «Имя определяет бытие его носителя»[167]. Основа языка есть «изначальные слова», которым учит человека пронизанный мировым логосом мир. Эти изначальные слова дают власть над вещами, содержат энергемы вещей, слова-благословения и проклятия. Далее основной массив языка образуют концепты, которые отсылают к данной культурной традиции и воплощают её.

С развитием познавательной функции языка язык развивается от конкретного к абстрактному, появляются формализованные языки науки. С развитием коммуникативной функции упрощается грамматический строй языка.

Глобализация ведёт к гибели языков малых и даже средних по численности народов. В конце ХХ века человечество разговаривало на 6000 языков. По прогнозам специалистов, к концу XXI века их останется всего 600 или половина. Изменения коснутся и мировых языков. Если сейчас очевидна доминирующая роль английского, к середине XXI века он может разделить 3-4 места с испанским (после китайского и хинди). В настоящее время наиболее распространённым в мире является мандаринское наречие китайского языка. За ним следуют испанский, английский, арабский, хинди, португальский, русский и немецкий языки. Языки международного общения – английский, испанский, французский, русский, китайский, арабский.

Современную культуру отличает, по М.Фуко, многообразие дискурсивных практик.

«Потенции концепта тем шире и богаче, чем шире и богаче культурный опыт человека»[168]. Богатство языка определяется (1) на уровне словарного запаса; (2) на уровне богатства значений; (3) на уровне отдельных концептов; (4) на уровне совокупностей концептов – «концептосферы». «Концептосфера языка – это в сущности концептосфера русской культуры»[169]. Особое значение в её создании принадлежит писателям (особенно поэтам). Главное богатство словаря языка лежит на уровне концептов и концептосферы. Слой концептов изменчив, он зависит от носителя языка. Язык является не просто способом общения, но «концентратом культуры». «Язык в потенциальной форме его концептов – воплощение всей культуры народа»[170].

Для Ю.С.Степанова, концепт – это «сгусток культуры в сознании человека», «коллективное бессознательное», а самая культура – это «совокупность концептов», основополагающих понятий и объединяющих идей[171]. Концепты не только мыслятся, но и переживаются. Они выступают как репрезентанты миропонимания человека определённой культуры. Прообразом понятия концепта является учение Платона об идеях. Представление о языковой концептуализации мира, специфичной для каждого отдельного языка и находящей отражение в особенностях пользующейся этим языком культуры, восходит к идеям В.Гумбольдта, получившим своё крайнее выражение в рамках гипотезы Сэпира-Уорфа. «Язык, – писал В.Гумбольдт, – это объединённая духовная энергия народа…Разные языки – это отнюдь не различные обозначения одной и той же вещи, а различные видения её»[172]. «Язык и образ мышления взаимосвязаны…носитель языка начинает видеть мир под углом зрения, подсказанным его родным языком, и сживается с концептуализацией мира, характерной для соответствующей культуры…Слова, заключающие в себе лингвоспецифичные концепты, одновременно “отражают” и “формируют” образ мышления носителей языка»[173].

Основополагающим культурным понятиям посвящены последние исследования учёного. В работе «Константы: Словарь русской культуры» анализ культурных универсалий (свои и чужие, быть, существовать, время, огонь и вода, слово, вера, любовь, знание, деньги, цивилизация, душа, дом, язык и др.) сочетается с их специфическим пониманием в русской культуре и анализом своеобразных отечественных концептов: мир, странники и изгнанники, воля, София, двоеверие, славянофилы и западники, мещанство, интеллигенция, отцы и дети, святые и скверна и др.

Через анализ культурных концептов открывается своеобразие данного культурного мира. Важным в русской культуре является понятие мира – «согласные отношения.., место, хорошо обжитое, хорошо устроенное, где господствует «порядок», «согласие».., обжитое пространство.., где живут «свои»[174]. В греческой культуре любовь была «весьма развитым и многообразным концептом» (эрос, агапэ, филия), «в русской культуре концепт любви «понятийно не развит»[175].

В книге А.Д.Шмелёва «Русская языковая модель мира» наиболее интересен анализ пространственной составляющей русской души. Воля неотделима от бескрайних степных просторов. Как писал Д.С.Лихачёв, «широкое пространство всегда владело сердцами русских. Оно выливалось в понятия и представления, которых нет в других языках. Чем, например, отличается воля от свободы? Тем, что воля вольная – это свобода, соединённая с простором, с ничем не преграждённым пространством. А понятие тоски, напротив, соединено с понятием тесноты, лишением человека пространства. Притеснять человека – это прежде всего лишать его пространства, теснить…Тошнёхонько …- тесно, некуда деваться…Русское понятие храбрости – это удаль, а удаль – это храбрость в широком движении. Это храбрость, умноженная на простор для выявления этой храбрости…Слово «удаль» очень трудно перевести на иностранные языки…Да и в корне слова «подвиг» тоже «застряло движение»[176]. Как полагает А.Д.Шмелёв, русское понятие воли берёт своё начало «в архаическом противопоставлении мира как “своего”, обжитого, устроенного пространства и воли как пространства “чужого”, неустроенного..,неограниченного», пространства, порождающего тоску и удаль[177]. Ключевые концепты русской языковой картины мира раскрывают дуальность русской культуры: оппозиции мира-воли, тоски-удали, горнего-дольнего.

Историки, считал Л.Февр (основоположник школы «Анналов», ментально-исторического подхода к культуре), обязаны обратиться к основополагающим категориям исторического лексикона культуры. В сущности, их не так много. Речь идёт об одном-двух десятках основополагающих концептов (жизнь, смерть, время, пространство, душа, дом…). Л.Февр был одним из тех, кто стоял у истоков концептологической парадигмы исследований[178]. В 60-е г. к анализу основных понятий современной культуры обращается видный французский лингвист Э.Бенвенист. «В каждом из индоевропейских обществ господствует противопоставление статусов свободного человека и раба». Свободный – свой, раб – «чужой, пришелец»[179].

Интересный опыт словаря новоевропейской культуры предлагает В.П.Океанский: ад – «место бого-отсутствия», бесконечное – «топологический символ божественного», богоутрата – «потеря актуальной связи со всеблагим Абсолютом», встреча – «творческая ситуация противо-взаимо-стояния раз-личного», децентрация – «обнажение фиктивности оппозиции «периферия-центр», диалог – «взаимо-обогащающая встреча двух голосов (смыслов)», религия – «герменевтический концепт духовного опыта как восстановленной связи», романтическое – «характерология эгологического конфликта человека и тотальности», сердце – «средоточие личностного бытия», цивилизация – «радикальное отвращение от духовного неба под предлогом покорения Земли и космоса, сопровождающееся утратою символического миропонимания»[180].

Литература

1. Белл Д. Социальные рамки информационного общества // Новая технократическая волна на Западе. М.: прогресс, 1986.

2. Беляев Д. Разруха в головах. Информационная война против России. СПб.: Питер, 2014.

3. Григорьева Т.П. Линия и точка: Проблемы культурологии Запада и Востока // Наука и религия. 1989. №2.

4. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество, культура. М., 2000.

5. Комаров В.Н. Тайны пространства и времени. М., 2000.

6. Коровин В. Третья мировая сетевая война. СПб.: Питер, 2014.

7. Лотман Ю.М. Проблема художественного пространства в прозе Гоголя, Поэтический мир Тютчева // Лотман Ю.М. Избр. статьи. Таллинн, 1992. Т. 1,3.

8. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. М., 1982.

9. Лотман Ю.М. Символ в системе культуры // Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. М., 1999. С.146-160.

10. Мильдон В.И. Бесконечность мгновения: Национальное в художественном сознании. М., 1992.

11. Пелипенко А.А., Яковенко И.Г. Культура как система. М., 1998.

12. Померанц Г. Живучесть древних основ // Знамя. 2004. №8.

13. Рубцов Н.Н. Символ в искусстве и жизни. М., 1991.

14. Садохин А.П. Межкультурная коммуникация: уч.пособие. – М.: Альфа-М; ИНФРА-М, 2009.

15. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. М., 2001.

16. Степанов Ю.С. Концепты: Тонкая плёнка цивилизации. М., 2007.

17. Тресиддер Джек. Словарь символов. М., 1999.

18. Успенский Б.А., Лотман Ю.М. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца XVIII века) // Успенский Б.А. Избр.труды. Т.1. М., 1996.

19. Шмелёв А.Д. Русская языковая модель мира: Материалы к словарю. М., 2002.

20. Энциклопедия символов / Под ред. В.Бауэра и др. М., 1998.

21. Эпштейн М. Русская культура на распутье: Секуляризация и переход от двоичной модели к троичной // Звезда. 1999. №1-2.

Контрольные вопросы

1. Что такое информация?

2. Дайте характеристику информационного общества.

3. Что означает выражение: «кто владеет информацией, тот владеет миром»?

4. Из чего состоит коммуникативный процесс?

5. Какие существуют типы коммуникаций?

6. Какие изменения в коммуникативные процессы вносят медийная коммуникация и Интернет?

7. Приведите примеры символизма культурных форм.

8. Назовите самую архаическую оппозицию в истории культуры.

9. Какова логика западного логоцентрического мышления?

10. На каком принципе основано карнавальное сознание?

11. Какую основополагающую оппозицию описывал М.М. Бахтин?

12. К каким принципам тяготеет русская ментальная культура?

13. Как построено пространство древнегреческого города, древнерусского города?

14. Какая концепция времени лежит в основе христианской традиции?

15. Назовите основополагающие концепты отечественной культуры.

Поиск по сайту: