Принципы типологии обществ

В истории социальной мысли существовало очень много типологий обществ. Как мы показали выше, типоло- гизация — это самый простой и эффективный способ конкретного изложения своего понимания общества. Именно поэтому почти каждый значительный философ или социолог предлагает собст­венную типологию.

У К. Маркса типология обществ основывается на принципе естественно-исторического подхода, согласно которому все об­щества без исключения рано или поздно проходят одни и те же фазы развития, которые и составляют элементы его типологии. Согласно марксистской традиции, тип общества определяется способом производства, т.е. тем, как используются и контроли­руются экономические ресурсы, которыми оно владеет. В связи с этим различаются общества первобытное, рабовладельческое, феодальное, капиталистическое, социалистическое и коммуни­стическое.

В типологиях, построенных на принципе наличия письменно­сти, все общества делятся на бесписьменные, или дописьмен- ные, т.е. обладающие языком, но не имеющие письменности, и письменные, владеющие алфавитом и фиксирующие слова в ма­териальных знаках и носителях — клинописных таблицах, бумаге, книгах и т.д.

Типология может строиться также на основе господствующей в обществах религии (например, мусульманское общество) или языка (франкоязычное общество).

У типологизации общества долгая история. Мыслители Про­свещения выделяли такие состояния общества, как «дикость», «варварство» и «цивилизация». Для Ш. Монтескьё эта схема была скорее географической, чем исторической. Темпоральное изме­рение ей придали А. Тюрго, А. Смит и Ж. Кондорсе.

Собственно социологические типологии существуют со вре­мени возникновения социологии как самостоятельной науки. Ос­нователь социологии О. Конт предложил трехчленную стадиаль­ную типологию, которая, несмотря на ее позитивный в целом ха­рактер, еще несет черты умозрительной конструкции:

1) стадия военного господства, соответствующая теологической ста­дии духовного развития общества;

2) стадия феодального господства, совпадающая с метафизической стадией;

3) стадия промышленной цивилизации, соответствующая позитив­ной стадии общественного сознания.

В основу типологии Г. Спенсера положен принцип эволюци­онного развития обществ, идущего от простого к сложному, от элементарного общества ко все более дифференцированному. В развитии обществ Спенсер видел составную часть единого для всей природы эволюционного процесса. Низший полюс эволю­ции общества образуют так называемые военные общества, харак­теризующиеся высокой степенью однородности, подчиненным положением индивида и господством принуждения как фактора интеграции. От этой фазы через ряд промежуточных общество достигает высшего полюса — индустриального общества, в кото­ром доминируют демократия, добровольный характер интегра­ции, духовный плюрализм и многообразие. Спенсер не настаивал на обязательном единообразном линейном развитии всех об­ществ. Он писал, что социальные типы не образуют единого рада, а классифицируются по расходящимся и распространяющимся группам.

Классификации классического периода развития социологии от­личаются от описанных выше. Главное отличие в том, что в этот период социологи уже сознавали специфичность и нередуцируе- мость социальной реальности и свою задачу видели в том, чтобы объяснить ее исходя не из общего порядка природы и законов ее развития, как на раннем этапе, а исходя из нее самой и ее внутрен­них закономерностей, не присущих порядку природы.

Так, Э. Дюркгейм стремился найти «исходную клетку» со­циального как такового и с этой целью искал «простейшее», эле­ментарнейшее общество, самую простую форму организации «коллективного сознания». Поэтому его типология обществ стро­ится от простого к сложному, а в ее основу положен принцип ус­ложнения формы социальной солидарности, т.е. сознания инди­видами своего единства. В простых обществах действует «механи­ческая солидарность», потому что составляющие их индивиды очень похожи по сознанию и жизненной ситуации — как частицы механического целого. В сложных обществах существуют слож­ная система разделения труда, дифференцированные функции индивидов, поэтому сами индивиды далеки друг от друга по обра­зу жизни и сознанию. Их объединяют функциональные связи, а их солидарность является «органической», функциональной, а не механической. Оба типа солидарности представлены в любом об­ществе, но в архаических обществах доминирует механическая со­лидарность, а в современных — органическая. Дюркгейм утвер­ждал, что существуют простые социальные единицы, сочетание которых может объяснить образование различных типов обществ. Таковы род, «простое полисегментарное общество», «простое сложное общество», «двойное сложное общество» и так далее до «полисегментарного сложного общества». Простейшей и истори­чески первичной формой общества является орда.

Классик социологии М. Вебер рассматривал социальное как систему господства и подчинения. Его подход основан на пред­ставлении об обществе не столько как о продукте солидарности, сколько как о результате борьбы за власть и удержание господ­ства. Общества классифицируются по типу сложившегося в них господства. Харизматический тип господства возникает на ос­нове личной особой силы правителя — харизмы. Харизмой обычно обладают жрецы или вожди, и такое господство внера- ционально и не требует особой системы управления. Современ­ному обществу, по Веберу, присущ легальный тип господства, основанный на праве, характеризующийся наличием бюрокра­тической системы управления и действием принципа рацио­нальности.

Типология Ф. Тённиса построена на довольно искусствен­ном различении общины (Gemeinschaft) и общества (Gesell- schaft). Под общиной он понимает любую социальную организа­цию, основанную на эмоциональных и родственных отноше­ниях, объединяющих людей на бессознательном уровне, и на традиционных связях, поддерживаемых и культивируемых со­знательно. Это отношения и связи родственников, соседей и ду­ховно или религиозно близких людей. Исторически община как тип традиционной и патриархальной социальной организации намного более архаична, чем общество. Общество в собственном смысле слова у Тённиса — это индустриальное общество. Только оно в полной мере соответствует этому понятию, поскольку об­щина — это своего рода социальная предыстория. Община ро­мантизируется Тённисом как организация, позволяющая инди­виду сохранить всю полноту своей эмоциональной жизни и под­линных связей, тогда как общество — это продукт рациональных, а не эмотивных отношений. Таковы отношения обмена, постро­енные на сознании ценности или полезности вещей. Перед отно­шениями обмена все равны, родственные и другие эмоциональ­ные связи здесь не дают никакого преимущества. Эти отношения сугубо сознательны и рациональны. Если община похожа на ор­ганизм, где все части существуют в нерасторжимом единстве, то общество скорее напоминает механизм, в котором все винтики и колесики взаимозаменяемы. Индустриальная социальная орга­низация, каковой является общество, бездушна, механична и ра­циональна. Типология Тённиса, проникнутая ностальгическим отношением к общине, все же представляет собой предвосхи­щение многочисленных современных типологий, основанных на противопоставлении — оптимистическом или пессимистиче­ском — доиндустриальной и индустриальной стадий социально­го развития.

Типологии середины XX в. характеризуются преимущественно тем, что все они по-своему отражают отношение авторов к основ­ной проблеме эпохи — существованию двух полярных систем об­щественной организации и перспективам их сосуществования. Большинство этих типологий содержит идею, что марксистская схема естественно-исторического развития неверна или верна лишь в относительных пределах и что современное капиталисти­ческое общество вышло из той фазы развития, на которой оно ощущало влияние этой схемы. В то время сила марксистского ви­дения истории была еще так велика, что даже западные мыслители были вынуждены с ней считаться и вести полемику с оглядкой на ее непререкаемость. Так авторы социальных типологий середины XX в. показывали, что угроза тотальной революции прошла, капи­тализм приобрел «человеческое лицо», воплотившееся в облике «постиндустриального общества», которое раз и навсегда вышло из марксистской схемы. Такие типологии можно разделить на две группы.

К первой группе относятся «оптимистические» социаль­ные типологии, сквозь которые проходит мысль о гом, что пост­индустриальное общество — это «лучший из миров», что это поистине гуманная, технологически совершенная и наиболее комфортабельная для индивида независимо от его статуса и про­исхождения социальная организация. Такая концепция представ­лена теориями Д. Белла, У. Ростоу, Р. Арона, 3. Бжезинского, Дж. Гэлбрейта и др.

Ко второй группе, возникшей синхронно с первой, отно­сятся типологии, отличающиеся тем, что, несмотря на признание необратимого перехода капиталистического общества в новую стадию развития, не вписывающуюся в типологию Маркса, к са­мой этой стадии они относятся критически и в целом исполнены пессимизма в оценке перспектив постиндустриального общества. Один из самых ярких представителей такого подхода Г. Маркузе рассматривает современное ему западное общество как «одномер­ное», порождающее одномерного человека — особый социальный тип личности, сформированный потребительским обществом, воспитанный на рекламе и массовой культуре, которые привива­ют ему ложные потребности, т.е. не свойственные его подлинной природе. Маркузе оценивает современное ему общество ничуть не выше, чем закрытое общество советского социализма. Историче­ский пессимизм Маркузе определяется еще и тем, что он, будучи теоретиком революции, не видит в рамках своей эпохи те социаль­ные силы, которые могли бы радикально изменить сложившуюся ситуацию. Постиндустриальное общество почти исключает воз­можность революции, оставляя только ничтожно малый шанс, что ее движущей силой станут люмпен-пролетарии, маргиналь­ные слои и социальные группы, разного рода меньшинства. Толь­ко у них сохраняется критическое отношение к обществу потреб­ления, чтобы революция оказалась возможной.

Наряду с подобными типологиями, обладавшими некоторой идеологической тенденциозностью, возникали и другие, авторы которых во главу угла ставили фактическую точность, достовер­ность и нейтральность.

Французский социолог Ж. Гурвич предложил типологию, от­личающуюся сложной многоуровневой архитектоникой. Он вы­деляет четыре типа архаических обществ, обладавших первичной глобальной структурой:

О родоплеменные (Австралия, американские индейцы);

О племенные, включающие в себя разнородные и слабо иерархизи- рованные группы, объединявшиеся вокруг наделенного магиче­ской силой вождя (Полинезия, Меланезия);

племенные с военной организацией, состоящие из семейных групп и кланов (Северная Америка);

родовые племена, объединенные в монархические государства при помощи теогонической и космогонической мифологии, не­посредственно включенной в функционирование социальной структуры (черная Африка).

Далее идут шесть типов исторических глобальных обществ: харизматические общества (Египет, Древний Китай, Персия, Япония);

патриархальные общества (гомеровские греки, евреи эпохи Вет­хого Завета, римляне, славяне, франки);

города-государства (греческие полисы, римские города, итальян­ские города эпохи Возрождения);

феодальные иерархические общества (европейское Средневе­ковье);

общества, породившие просвещенный абсолютизм и капитализм (только Европа).

Наконец, в современном мире им выделяются: технико-бюрократическое общество;

либерально-демократическое общество, построенное на принци­пах коллективистского этатизма; общество плюралистского коллективизма и т.д.^[107]

Для постклассического этапа развития социологии характер­ны типологии, основанные на принципе технического и техноло­гического развития обществ. В частности, Г. Ленски и Дж. Ленски классифицируют общества в соответствии с основными характер­ными для них способами получения средств к существованию. При этом каждая стадия характеризуется ключевым изменением в развитии техники.

В качестве главных зависимых переменных в своей типоло­гии обществ Г. и Дж. Ленски указали: численность населения, выраженную в единицах плотности (более крупные сообщества), и общие размеры общества, постоянность поселения, разделе­ние труда, религиозные верования (структура основных верова­ний), социальное неравенство, изменения в характере стратифи­кации^[108].

6.1. Эволюционные типы обществ

Для лучшего понимания общества, которое нас окружает и в котором мы живем, проследим развитие обществ с самого начала их существования.

Простейшие общества получили название обществ охотников и собирателей. Здесь мужчины охотились на животных, а женщи­ны собирали съедобные растения. Помимо этого существовало только это основное разделение труда по половому признаку. Хо­тя в этих группах авторитетом пользовались мужчины-охотники, женщины-собирательницы приносили группе больше съестного, возможно, ⁴/₅ всей добываемой пищи. Главную ячейку организа­ции представляли род и семья. Основой для большинства взаимо­отношений служили родственные связи по крови или браку. По­скольку семья в этих обществах была единственным явно вы­раженным социальным институтом, она выполняла функции, которые в современных обществах распределены между многими специализированными институтами. Семья раздавала своим чле­нам пищу, учила детей (особенно навыкам добычи съестного), ухаживала за больными и т.д.

Общества охотников и собирателей были невелики и насчиты­вали обычно 25—40 человек. Они вели кочевой образ жизни, пере­двигаясь с места на место по мере сокращения запасов пищи. Эти группы были, как правило, миролюбивы и делили между собой пи­щу, что являлось необходимым условием выживания. Однако из-за большого риска гибели пищевых запасов и соответственно голода, болезней, засухи, эпидемий смертность у этих людей была очень высокой. Почти половина из них умирала в детском возрасте.

Общество охотников и собирателей самое эгалитарное по сравнению со всеми другими обществами. Поскольку пища, до­бываемая на охоте и собирательством, быстро портится, люди не могут делать запасов, поэтому никто не может стать богаче друго­го. Правителей нет, и многие решения принимаются сообща. В силу того что потребности охотников и собирателей невелики и они не имеют материальных накоплений, у них остается гораздо больше времени для досуга, чем у других групп.

Все люди были когда-то охотниками и собирателями, и еще несколько столетий назад общества были довольно примитивны­ми. В настоящее время их осталось всего несколько: пигмеи в Центральной Африке, племя сан в намибийской пустыне и авст­ралийские аборигены. Социологи Г. и Дж. Ленски отмечали, что современные общества забирают все больше земель, которые да­ют пропитание для таких групп. Они полагают, что немногие ос­тавшиеся общества охотников и собирателей вскоре исчезнут.

Примерно 10—12 тысячелетий назад общества охотников и со­бирателей начали развиваться в двух направлениях. Очень мед­ленно, в течение тысяч лет, некоторые группы приручали и разво­дили отдельные виды животных, на которых они охотились, — в основном коз, овец, крупный рогатый скот и верблюдов. Другие группы стали заниматься растениеводством. Животноводческие общества развивались в засушливых районах, где было нецелесо­образно выращивать зерновые культуры. Группы, избравшие этот путь, стали кочевыми, поскольку шли за животными на новые пастбища. Огороднические общества занимались выращиванием растений, используя ручной инструмент. Не испытывая необхо­димости покидать районы, где им хватало продовольствия, эти группы начали устраивать постоянные поселения. Огородничест­во, по-видимому, впервые возникло в плодородных районах Ближнего Востока. Примитивная сельскохозяйственная техни­ка — мотыги и палки для проделывания в земле отверстий для се­мян — постепенно начала появляться в Европе и Китае. Вероятно, эти способы обработки изобрели независимо друг от друга племе­на Центральной и Южной Америки, но они могли распростра­ниться из одного источника благодаря взаимопроникновению культур через неизвестные нам контакты.

Одомашнивание животных и растений можно назвать первой социальной революцией. Хотя процесс одомашнивания протекал чрезвычайно медленно, он ознаменовал фундаментальный раз­рыв с прошлым и изменил историю человечества.

Животноводство и огородничество преобразили человеческое общество. Создав возможность довольно надежного обеспечения продовольствием, эти виды хозяйства способствовали появлению множества взаимосвязанных новшеств, которые изменили почти все аспекты человеческой жизни. Поскольку запасы продовольст­вия могли обеспечивать больше людей, группы стали многочис­леннее. Кроме того, пищи стало больше, чем необходимо для вы­живания. Благодаря излишкам продовольствия группы пришли к разделению труда: не всем нужно было производить продукты пи­тания, поэтому одни стали жрецами, а другие занялись изготовле­нием инструментов, оружия и т.д. Это в свою очередь стимулиро­вало торговлю. Когда группы, жившие в основном изолированно, стали торговать друг с другом, люди начали накапливать предме­ты, представлявшие для них ценность, — инструменты, разнооб­разные продукты питания и др.

Эти перемены создали предпосылки для социального нера­венства, так как теперь одни семьи (или кланы) имели в своем рас­поряжении больше излишков и богатства, чем другие. Когда у групп появились домашние животные, пастбища, пахотная земля, драгоценности и другие товары, за обладание ими стали вестись войны. Войны в свою очередь породили рабство, так как было очень выгодно заставлять пленников делать всю черную работу. Однако социальная стратификация была ограниченна, потому что самих излишков было немного. Так как люди передавали свое имущество потомкам, богатство концентрировалось, а власть ста­новилась все более централизованной. Появление вождей приве­ло к изменению форм правления.

Вторая социальная революция, гораздо более внезапная и зна­чимая, чем первая, произошла примерно 5—6 тысячелетий назад и была связана с изобретением плуга. Это изобретение привело к возникновению общества нового типа. Новое общество — аграр­ное — базировалось на экстенсивном земледелии, при котором почва обрабатывалась плугом на конной тяге. Использование жи­вотных для плужной обработки почвы было чрезвычайно эффек­тивным: обширные площади могли обрабатываться меньшим числом людей и при вспашке земли в нее возвращалось больше питательных веществ. В результате стали образовываться значи­тельные излишки сельскохозяйственной продукции, что высво­бодило множество людей для непроизводственной сферы. Пере­мены на этом этапе истории были столь глубоки, что его иногда называют зарей цивилизации.

Промышленная революция, подобно аграрной революции, тоже была вызвана изобретением. Она началась в Британии, где в 1765 г. впервые применили паровой двигатель. Уже до этого неко­торые механизмы (ветряные и водяные мельницы) использовали природную энергию, однако большинство из них нуждалось в си­ле человека или животного.

Новый источник энергии дал толчок к возникновению инду­стриального общества, которое социолог Герберт Блумер опреде­лил как общество, в котором вместо силы человека или животного используются машины, работающие на горючем.

Рассмотрим некоторые социальные перемены, вызванные ин­дустриализацией. Этот новый способ производства был намного эффективнее всех существовавших прежде. Увеличились не толь­ко излишки продукции, но и их влияние на группы людей, а также социальное неравенство, особенно на первой стадии индустриа­лизации. Индивиды, первыми применившие передовую техно­логию, накопили огромные богатства. Заняв с самого начала ве­дущее положение на рынках сбыта, они могли контролировать средства производства (мануфактуры, машины, инструменты) и диктовать условия труда для других людей. К этому времени обра­зовался избыток рабочей силы, поскольку феодальное сельское хозяйство приходило в упадок и массы селян сгонялись с земель, которые веками обрабатывали их предки. Оказавшись в городах, эти безземельные крестьяне были вынуждены работать за нищен­скую плату.

Однако рабочие постепенно добивались улучшения условий труда, как и другие социальные слои. В конечном итоге владение домом, автомобилем и широким ассортиментом потребительских товаров стало обычным явлением. Социальные реформаторы не могли предвидеть, что на последующих этапах развития индуст­риальных обществ рабочий будет иметь высокий уровень жизни. Прогресс, связанный с индустриализацией, в некоторой степени стер признаки социального неравенства. Усиление социального равенства началось с отмены рабства; перехода от монархии к представительной политической системе, для которой характер­ны право на разбирательство в суде присяжных и перекрестный допрос свидетелей, избирательное право, расширение прав жен­щин и меньшинств и т.п. Основная тенденция развития совре­менных передовых индустриальных обществ состоит в смещении акцента из сферы производства в сферу сервиса. Так, в США бо­лее 50 % трудоспособного населения работает в отраслях сервиса.

В последние десятилетия социологи говорят о возникновении нового типа общества — постиндустриального.

Основой постиндустриального общества является информа­ция, что в свою очередь породило информационное общество. Сторонники теории информационного общества считают, что это общество характеризуется процессами, противонаправленными тем, что имели место на предшествующих фазах развития обществ даже в XX в. Вместо централизации налицо регионализация, вме­сто иерархизации и бюрократизации — демократизация, вместо концентрации — разукрупнение, вместо стандартизации — инди­видуализация. Все эти процессы обусловлены информационны­ми технологиями^[109].

Люди, предлагающие услуги, либо предоставляют информа­цию, либо ее используют. Например, преподаватели передают знания студентам, ремонтники используют свои знания для об­служивания техники, а юристы, врачи, банкиры, летчики, дизай­неры продают клиентам свои специализированные знания зако­нов, анатомии, финансов, аэродинамики и цветовых гамм. В от­личие от заводских рабочих в индустриальном обществе они ничего не производят. Вместо этого они передают свои знания другим или используют их для оказания услуг, за которые готовы заплатить другие.

Как уже говорилось, в обществах прошлого первые техниче­ские новшества принесли с собой поразительные перемены. Что произойдет с нашей культурой? Возможно, будущие социоло­ги-аналитики будут говорить о нынешних изменениях как о чет­вертой революции. Часто называемая информационной револю­цией, она базируется на технологиях обработки информации. В частности, компьютерный чип — это изобретение, которое трансформирует общество, а вместе с ним и наши социальные от­ношения. Список перемен, обусловленных этим техническим достижением, практически бесконечен.

Исследователи уже применяют термин «виртуальное общест­во»^[110] для описания общества современного типа, сложившегося и развивающегося под воздействием информационных технологий, прежде всего интернет-технологий. Виртуализация (т.е. замеще­ние реальности ее симуляцией/образом^[111]) общества является то­тальной, так как все элементы, составляющие общество, виртуа- лизируются, существенно меняя свой облик, свой статус и роль^[112]. Виртуальная реальность обладает определенными свойствами, среди которых:

порожденность — виртуальная реальность продуцируется актив­ностью какой-либо другой реальности, внешней по отношению к ней;

актуальность — виртуальная реальность существует только «здесь» и «сейчас»;

автономность — виртуальная реальность имеет свое время, про­странство, свои законы существования;

интерактивность — виртуальная реальность может активно взаи­модействовать с другими реальностями и оказывать на них влия­ние^[113].

Если учесть изложенное, постиндустриальное общество, т.е. «постэкономическое», «посттрудовое», можно определить как та­кое, в котором экономическая подсистема утрачивает свое главен­ствующее значение, а труд перестает быть основой всех социальных отношений. Человек в постиндустриальном обществе утрачивает свою экономическую сущность и уже не рассматривается как «че­ловек экономический», поскольку он ориентирован на новые, «постматериалистические» ценности. Акцент смещается на со­циальные, гуманитарные проблемы, и в качестве приоритетных выступают вопросы качества и безопасности жизни, самореализа­ции индивида в различных социальных сферах. На основе это­го формируются новые критерии благосостояния и социального благополучия.

Иногда постиндустриальное общество называют «постклассо- вое». В таком обществе теряют свою устойчивость социальные структуры и идентичности, устойчивые по своему характеру в ин­дустриальном обществе. Статусные характеристики индивида в постклассовом обществе уже не определяются всецело его классо­вой принадлежностью, а зависят от множества факторов, среди которых возрастающую роль играют образование, уровень культу­ры (то, что П. Бурдье назвал «культурным капиталом»). Конечно, еще рано говорить о «смерти» классового общества и окончатель­ной смене статусных приоритетов, однако, несомненно, происхо­дят существенные изменения в структуре общества, связанные в первую очередь с изменением роли знания и его носителей в об­ществе — интеллектуалов^[114].

Концепция постэкономического общества разработана отечест­венным исследователем B.JI. Иноземцевым. Здесь под постэконо- мическим обществом понимается качественно новый тип социу­ма, представляющий собой следующую за постиндустриальной стадию развития социальной жизни. Основные черты постэконо­мического общества составляют «выход индивидуальных интере­сов человека из сугубо материальной плоскости и колоссальное усложнение социальной действительности, умножение многооб­разия моделей общественной жизни и даже вариантов ее развития во времени»^[115]. В постэкономическом обществе в отличие от эко­номического, ориентированного на материальное обогащение, главной целью для большинства его членов становится развитие их собственной личности.

Теория постэкономического общества предполагает новую периодизацию истории человечества, в которой выделяются три масштабные эпохи — доэкономическая, экономическая и пост- экономическая. В основе данной периодизации лежат такие кри­терии, как тип человеческой деятельности и характер соотноше­ния интересов личностей и общества. На ранних этапах истории деятельность людей мотивировалась в основном инстинктивны­ми побуждениями, как у всех биологических существ. По мере развития человеческой психики мотивы деятельности приобрета­ли все более осознанный характер. Сознательный характер дея­тельности неразрывно связан с ее целенаправленностью, а целью стал материальный продукт труда. Наконец, новый виток разви­тия привел к формированию предпосылок деятельности пост­экономического типа, ориентированной на совершенствование себя как личности, своих неповторимых индивидуальных качеств и способностей. Таким образом, налицо типология исторических форм деятельности: предтрудовая инстинктивная активность — труд — творчество.

Другой критерий — характер соотношения интересов лично­стей и общества. В ранние периоды истории коллективный инте­рес группы или сообщества в целом жестко доминирует над инди­видуальными интересами. На стадии экономического общества, в основе которого лежит труд, личный материальный интерес доми­нирует над интересами сообщества; все люди являются актуальными или потенциальными конкурентами, поскольку их частные эко­

номические интересы взаимно исключают друг друга. Наконец, постэкономическое общество характеризуется отсутствием борьбы личных интересов, так как стремление к материальному успеху уже не составляет главного интереса большинства. Мир становится по- ливариантным и многомерным, личные интересы людей перепле­таются и вступают в неповторимые сочетания, больше не проти­воборствуя, а дополняя друг друга.

Постэкономический тип общества определяется следующим образом: «Под постэкономическим обществом мы понимаем та­кой тип социального устройства, где хозяйственная деятельность человека становится все более интенсивной и комплексной, одна­ко не определяется более его материальными интересами, не за­дается традиционно понимаемой экономической целесообраз­ностью»^[116]. Экономическую основу такого общества образуют де­струкция частной собственности и возврат к собственности личной, состоянию неотчужденности работника от орудий произ­водства. Постэкономическому обществу присущ новый тип соци­ального противостояния — противостояние информационно-ин­теллектуальной элиты и всех не вошедших в нее людей, занятых в сфере массового производства и вытесненных в силу этого на пе-

риферию общества. Однако у членов такого общества есть воз­можность самим сделать себя элитой, поскольку принадлежность к элите определяется способностями и знаниями.

В связи с этим отечественные социологи задались вопросом: какому пути развития отдают предпочтение разные поколения со­временных россиян? Данные прикладных социологических ис­следований^[117] позволяют сделать вывод о том, что наблюдается тен­денция деидеологизации как старшего поколения, так и молоде­жи (см. рис. 6.1).

Результаты социологического исследования свидетельствуют о наличии среди наших сограждан приверженцев разных моделей развития общества, представленных в самых разных социальных группах (см. рис. 6.2).

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ

1. Какие типологии обществ вам известны?

2. Типология Ф. Тенниса стоит особняком в ряду типологий обществ: в чем ее особенность?

3. Назовите характерные черты традиционного и индустриального об­ществ. Чем они отличаются друг от друга?

4. Какие теории постиндустриального общества вам известны? Кратко охарактеризуйте их содержание. Согласны ли вы с ними? Обоснуйте свое мнение.

5. Что представляет собой информационное общество? Назовите его основ­ные характеристики. Можно ли сказать, что это новый тип общества?

1. Одни исследователи считают, что российское общество имеет пер­спективу развития в постиндустриальное, другие — что этой перспек­тивы у него в настоящее время нет. Кто, по-вашему, прав? Аргументи­руйте свой ответ.

ТЕМЫ РЕФЕРАТОВ

1. Типологии общества в социологии.

2. Информационное общество.

3. Виртуальное общество.

4. Современное постиндустриальное общество: основные характери­стики и перспективы развития.

5. Современное российское общество: основные проблемы и перспек­тивы развития.

ИДЕОЛОГИЯ И ОБЩЕСТВО

7.1. Понятие и сущность идеологии

Идеологическая структура общества пронизыва­ет все другие структуры и сферы общества, проникает в их «со­циальную ткань»^[118]. Идеология является социально-философской категорией, обозначающей уровень общественного сознания и представляющей собой «систему политических, правовых, нрав­ственных, эстетических, религиозных и философских взглядов, в которых осознается и оценивается отношение людей к социаль­ной действительности»^[119].

Термин «идеология» предложил французский мыслитель XVIII в. Дестю де Траси, назвав так новую науку об идеях. На пер­вый план это понятие было выдвинуто в XIX в. бурной политиче­ской жизнью Европы. Развернутую концепцию идеологии дали К. Маркс и Ф. Энгельс в своей работе «Немецкая идеология», где использовали этот термин в двойном значении: во-первых, идеалистического миропонимания, в котором идея выполняет роль субстанции мира, во-вторых, типа профессионального со­циально-политического мышления, когда его субъект не сознает своей обусловленности экономическими классовыми интереса­ми, а в действительности отстаивает именно их. Подобное мыш­ление творит особую реальность, подменяющую в глазах людей подлинную социальную реальность, и тем самым препятствует осознанию ими своих действительных интересов. Однако Маркс и его последователи делали исключение для идеологии пролета­риата, считая, что классовое сознание пролетариата совпадает с объективным видением действительности, а пролетарская рево­люция навсегда покончит со всяким классовым сознанием и

идеологией вообще. Если следовать логике марксизма, получает­ся, что пролетарская идеология обладает истинностью. В целом Маркс признавал возможность относительной истинности кон­кретных идеологий в конкретных исторических условиях. Так, буржуазная идеология была истинной, когда была исторически прогрессивной (в эпоху прогрессивного капитализма).

В дальнейшем идеология стала предметом активного социоло­гического изучения.

Немецкий социолог К. Мангейм рассматривал идеологию как продукт социальной жизни, подчеркивая социальную обуслов­ленность всех без исключения идеологий и обусловленный этим иллюзорный характер их содержания. Он выделял два уровня идеологии — индивидуальный и надындивидуальный (групповой, классовый, национальный и т.д.). Соответственно первый уро­вень рассматривался как предмет исследования психологии, а второй — социологии.

В. Парето понимает идеологии как «деривации», М. Вебер - как «символические формы опосредствования», Р. Арон — как своего рода «секулярные религии». Более нейтральные формули­ровки принадлежат представителям социологии знания и связы­вают идеологию с ценностями и верованиями общества. Напри­мер, Р. Будон рассматривает идеологию как специфическую идей­ную конструкцию, связанную с выражением конкретных групповых интересов и лежащую в основе социального действия. Согласно Бу- дону, идеология выполняет множество функций: способствует росту сплоченности группы, формулирует и обосновывает ее со­циальные ожидания и т.п.^[120]

Таким образом, в современной социальной науке идеология понимается как духовное образование, своего рода социальное мировоззрение, дающее ответы на возникающие у человека во­просы относительно социальных отношений, социальной спра­ведливости, исторических перспектив общества, в котором он живет, и т.д. Специфическое место идеологии в системе духовной жизни общества определяется тем, что идеология — не наука, хотя она и дает свои ответы на все эти вопросы, но и ее ответы не подле­жат научной верификации (доказательству). Поэтому в идеологии всегда остается место для возможных ошибок, натяжек, преуве­личений. Несмотря на это, идеология является концептуально оформленной системой, иначе говоря, имеет форму научного зна­ния; именно благодаря такой форме она обладает убедитель­ностью и действенностью.

Еще одна принципиальная черта идеологии заключается в том, что она возникает не стихийно — в историческом творчестве масс, но вырабатывается сознательно и целенаправленно особым слоем людей — профессиональными идеологами, политиками, учеными. Однако она реально выражает интересы и умонастрое­ния классов, наций, представляющих их политических партий и движений. Поэтому идеология отличается от научного знания об обществе тем, что наука нейтральна, а идеология пристрастна. Она ставит во главу угла не научную истину, а субъективный инте­рес — будь то интерес всего общества, класса, нации или узкой группы людей.

Идеология обладает мировоззренческим, целостным характе­ром. В этом смысле она смыкается с мифом, ибо только миф, по­добно идеологии, создает целостную картину мира, наделенную глубоким эмоциональным значением. В каком-то смысле можно сказать, что сама идеология представляет собой вид современного мифа со своими добрыми и злыми силами, священными события­ми прошлого и страстным ожиданием будущего, когда зло будет наказано, а добро восторжествует. Этим объясняется многочис­ленность социальных утопий, создававшихся во все времена.

Идеология содержит элементы научных знаний и опирается на реальные социальные факты, но подает она эти факты так, как видит их та социальная группа, интересы которой она выражает. Поэтому обычно идеология представляет собой сплав реального и желаемого, гибрид научно-фактологического и ценностного под­ходов. Некоторые современные исследователи выделяют в каче­стве критерия состоятельности и авторитетности идеологии не истинность, а правдоподобие. Например, Р. Барт рассматрива­ет идеологию как современный миф, содержательно вписанный в контекст реальной истории и выражающий интересы определен­ных групп. Миф и идеология для него являются особым «вторич­ным языком», возникающим в результате деградации и опусто­шения «первичного языка» — языка реальной жизни. У этих двух языков общие только знаки, символы, благодаря которым «вто­ричный язык» сохраняет видимость реальности и правдоподобия. «Миф — это язык, не желающий умирать; из смыслов, которыми он питается, он извлекает ложное, деградированное бытие, он ис­кусственно отсрочивает смерть смыслов и располагается в них со всеми удобствами, превращая их в говорящие трупы»^[121].

Будучи своего рода социально-политическим мифом, идеоло­гия представляет собой символическую структуру, где рациональ­ные смыслы закодированы в символах, благодаря им наделенных особым эмоциональным значением. В силу этого идеология обре­тает предметное воплощение. Например, привычный красный цвет флагов и знамен советской эпохи является цветовым симво­лом революционной борьбы, свастика — символом фашистской идеологии. Кроме того, идеология находит воплощение в «знако­вых» фигурах, мифологизированных образах живых или умерших деятелей эпохи. Эти образы утрачивают всякую связь с подлинной психологической индивидуальностью такого человека, превра­щаясь в абсолютный знак той или иной идеологемы. «Революци­онная девушка Роза Люксембург», вдохновлявшая героя А. Пла­тонова, уже ничего общего, кроме имени, не имеет с реальной немолодой немецкой революционеркой, это просто символ, на­деленный для него глубоким субъективным смыслом.

Современные исследования в области идеологии фокусиру­ются не столько на проблеме ее истинности или ложности как зна­ния, сколько на механизмах ее социального функционирования. Ведь в действительности идеология повседневно существует и оказывает влияние не на уровне концептуальных дискуссий, а на уровне нерефлексируемого социального поведения масс простых и не очень образованных людей, на уровне специфического ис­пользования языка и невербальной символики. Вдобавок, идео­логии обладают возможностью относительно автономного и по­рой парадоксального развития на чисто символическом уровне. Действительно, основоположники марксизма и фашизма были бы очень удивлены, увидев символику российского национал- большевизма, где причудливо сочетаются серп и молот со свасти­кой, изображения Ленина и Сталина с фашистскими приветст­виями. Этот феномен говорит о том, что символический уровень идеологии относительно самостоятелен и для существования не всегда нуждается в формировании новой солидной идеологиче­ской концепции.

Включая в себя систему ценностей, в которых отражаются ин­тересы и потребности, цели и задачи социальных групп и общест­

ва в целом, идеология выходит из теоретической сферы в социаль­ную практику. В связи с этим О. Лемберг отмечает: «исходя из ме­тодологических предпосылок, можно определить идеологию как систему идей — представлений, истолковывающих мир, и разви­ваемых из этого ценностей и норм, которая просто побуждает от­дельные общественные группы или человеческое общество вооб­ще действовать и, следовательно, жить... Идеологию можно оп­ределить как систему побуждений и управления человеческим обществом... Как систему, стимулирующую и направляющую че­ловеческое поведение»^[122].

Из ценностной природы идеологии вытекает возможность ее использования заинтересованными группами в качестве орудия манипулирования массовым сознанием. Российский исследова­тель С. Кара-Мурза пишет:

При сбалансированном взаимодействии мышления, воображения и чувства человек воспринимает реальность в образах, которые вы­страиваются в соответствии с укорененной в сознании шкалой ценно­стей. Этим и определяется поведение человека. Если же манипулятор ставит перед собой задачу изменить поведение человека, заменить его «программу», надо на время исказить шкалу ценностей — заставить людей «захотеть того, чего они не хотят»^[123].

7.1. Классификация идеологий

Современное общество полиидеологично. Неко­торые идеологические концепции долгое время занимают умы и получили реализацию в социальной практике.

Консерватизм — это идеология, основывающаяся на принципе безукоснительного следования сложившимся в обществе тради­циям и обычаям. Консерваторы полагают, что любое изменение представляет собой социальное зло и чревато неприятностями и катастрофами. Главная задача правителей и идеологов консерва­тивного толка — во что бы то ни стало сохранить сложившийся ис­торически вариант общественного устройства.

Консервативная идеология базируется на представлениях о сакральности прошлого и ставит во главу угла ценности, испытан - ные веками, поэтому сопротивляется любым инновациям, даже тем, которые несут в себе какие-то позитивные элементы. В сфере экономики консерватизм предполагает абсолютизацию традици­онных для данного общества, обычно аграрно-патриархальных, отношений и противостоит идее свободного рынка и индуст­риальной модернизации. Будучи почвеннической идеологией, консерватизм тяготеет к принципам национальной обособленно­сти, сильной государственности в традиционных для данного об­щества формах.

Либерализм — это идеология, утверждающая приоритет индиви­дуальной свободы по отношению к существующему обществу с его традициями. Свобода индивида является базисной ценностью либе­рализма. Индивидуальную свободу ограничивает только свободная воля других индивидов. Либерализм требует освобождения общест­ва и индивидуального сознания от предрассудков и предубеждений, требует открытости всему новому и прогрессивному, базируется на идеях гуманизма, прогресса, демократического правления, общече­ловеческого единства независимо от национальности.

Экономическая концепция либерализма основывается на принципе исходного формального равенства возможностей всех индивидов. Экономическое неравенство рассматривается как ре­зультат неравенства природных способностей и усилий, проиг­рыш в соревновании свободных участников. Экономическим во­площением принципов либерализма является свободный рынок. Если консерватизм ставит во главу угла государственность, то ли­беральная идеология сводит роль государства к положению слуги своих граждан, охраняющего их права. Большую роль здесь играет принцип правового государства и вообще правовой характер со­циальных отношений. Либерализм проповедует гласность, от­крытость общества, отчетность исполнительной власти перед на­родом как законодателем.

Социализм — это идеология, имеющая корни в древней обще­человеческой мечте об обществе, где могут быть реализованы на практике принципы социальной справедливости и равенства лю­дей. В отличие от либерализма здесь равенство понимается не как формальная одинаковость исходных позиций в соревновании, а как реальное и охраняемое государством равенство экономиче­ских и социальных возможностей всех членов общества. Этот принцип тесно связан с другой базисной идеей — идеей приорите­та коллективизма по отношению к индивидуализму. Для социали­стической идеологии высшая ценность — коллективное благо, во имя которого могут быть принесены в жертву любые индиви­дуальные интересы. Именно поэтому в идеологии социализма считается возможным и правильным ограничение индивидуаль­ной свободы: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Свобода рассматривается всего лишь как осознанная ин­дивидом необходимость подчиняться обществу.

Социалистическая идеология абсолютизирует пролетарский тип общественного сознания, рассматривая пролетариат как осо­бый класс, наделенный исторической миссией свержения капита­лизма и гегемонии в социалистической революции. Революция должна быть последним насилием в истории человечества. За ней последует краткий этап диктатуры пролетариата, затем отмирание государства и наступит эпоха свободного самоуправления трудя­щихся масс. Государство понимается социализмом как классовый по своей природе социальный институт, сущность которого со­стоит в том, что это орудие насильственного удержания власти правящим классом. Социализм опирается на гуманистические представления о гармонично развитой личности, необходимости удовлетворения материальных и духовных потребностей индиви­да, однако все эти идеологемы сводятся на нет возведенным в принцип ограничением индивидуальной свободы.

Национализм — это апология исключительности и превосход­ства собственной нации, сопряженная с враждебно-недоверчи­вым отношением к другим нациям, пренебрежением и агрессив­ностью по отношению к ним. Сущность националистической идеологии заключается в возведении национальных качеств ха­рактера и менталитета в ранг высшей ценности. Национализм можно рассматривать как ответную реакцию этнической общно­сти на угрозу иноэтнического влияния. В конце XIX в. идеология национализма приобрела воинствующий характер, что, в частно­сти, выступает как ответная реакция этнических общностей на усиливающийся общемировой процесс интернационализации. Однако эта реакция неадекватная, основанная на фетишизации национального начала. Идеология национализма рассматривает национальные и этнические черты как самоценность, своего рода субстанцию исторического существования, этническое подвер­гается сакрализации, становится объектом своего рода культа. Идеология национализма сводит этнические различия к генети­ческим, а генофонд нации и его внешние проявления (такие, как

антропологическая типизация) определяются как единственный фактор, конституирующий национальную целостность. Идеоло­гические концепции националистической ориентации основыва­ются на принципе малозначимости индивидуального, личностно­го начала и требуют его безукоснительного подчинения коллек­тивному интересу нации. В них утверждается приоритет народной «почвенной» культуры по отношению к творчеству «космополи­тической» интеллигенции. Все это подкрепляется ссылками на са­кральное прошлое нации, которое романтизируется и приукра­шивается. Вечными темами национализма являются вопросы о «начале» исторической судьбы своего народа, его великом буду­щем, месте в мире, особой религиозной, культурной и историче­ской миссии, об основаниях его уникальности, чертах националь­ного характера и ментальности.

Коммунитаризм. В России очень мало известно о влиятельной современной идеологической концепции, сложившейся в 1980— 1990-е гг., — коммунитаризме. Сущность коммунитаризма как са­мостоятельной идеологии составляет критический подход к со­временному обществу, а основное концептуальное ядро — идея общечеловеческого братства^[124].

Идеология коммунитаризма опирается на три основных поло­жения:

и современный индустриальный капитализм, и социализм как ти­пы социальных систем страдают существенными недостатками, не обеспечивают реализации этических идеалов, их политические институты далеки от совершенства, соответственно неверны идеологии, обосновывающие их как конечный пункт развития че­ловеческого общества;

все известные политические идеологии содержат внутренние про­тиворечия, а их практическое воплощение всегда оказывается не таким, какое они предсказывали, и приводит к неожиданным и неприятным последствиям;

концептуальным ядром адекватной идеологии должна быть идея братства.

В коммунитаризме личность и ее социальная роль представля­ют собой нерасторжимое целое, социальную фигуру, устойчивый

образ, налагающий свои черты на культуру и персонифицирую­щий эпоху. В современном мире демократические и либеральные ценности не что иное, как идеологические конструкты, служащие средством манипуляции человеческим поведением и мышлени­ем. Коммунитаристы утверждают, что либеральные теории право­вого демократического общества слишком индивидуалистичны, предусматривают слишком много прав для индивида и слишком мало обязанностей; проповедуемый ими атомарный индивидуа­лизм вуалирует степень реальной взаимосвязанности людей в об­ществе. На самом деле люди связаны между собой не в силу своего «свободного выбора», но потому что взаимность, солидарность и сотрудничество являются изначальными предпосылками челове­ческого существования. Бюрократическая система современного социального управления организована так, что человек чувствует себя в обществе отчужденным и оторванным от других людей. Почти никому не удается уклониться от манипулятивных отноше­ний. Тем не менее индивиды стремятся к удовлетворению своих личных потребностей, преследуют свои интересы. Поэтому со­временное общество внутренне противоречиво и непоследова­тельно.

В настоящее время все идеологические системы прошлого ис­черпали себя. Ни одна из них не может предложить что-то новое для решения накопившихся социальных проблем. Поэтому необ­ходима такая идеологическая концепция, которая смогла бы вы­вести общество за пределы сложившегося замкнутого пространст­ва, где действуют социальные фигуры нашей эпохи. Это концеп­ция братства людей, противостоящая идеологическому концепту справедливости, которая лежит в основе всех современных идео­логий. Согласно коммунитаризму, поиск универсальной социаль­ной справедливости сам по себе заводит в тупик, так как не может быть единого для всех членов общества представления о справед­ливости.

Братство в понимании коммунитаризма — совершенно само­стоятельный феномен, не сводимый к свободе и равенству. Идея братства устраняет потребность в поисках справедливости, по­скольку требует понимания взаимосвязи и зависимости друг от друга людей и их ролей.

Гуманизм — идеология, признающая высшей ценностью чело­веческую личность, ее свободу, счастье, неограниченное развитие и проявление ее творческих способностей. Идеология гуманизма

имеет долгую историю. Расцвет гуманистических тенденций и их оформление в целостную идеологию связаны с эпохой Возрож­дения, противопоставившей теоцентрическому средневековому мировоззрению антропоцентризм. Согласно этой принципиаль­но новой системе взглядов и представлений, человек, его счастье, свобода и развитие его творческого духа становились главной цен­ностью. Результатом такого мировоззренческого переворота ста­ло развитие наук и искусств, возникновение представлений о са­моценности личности и ее естественных правах.

Ценности гуманизма рассматривали разные мыслители. Еще И. Кант видел сущность гуманизма в том, чтобы рассматривать человека только как цель, но не как средство. Для марксизма ха­рактерен классовый подход к гуманизму: для формирования гума­нистического общества в отдаленном будущем необходимо «здесь и сейчас» ограничить гуманизм классовыми рамками. Ж.П. Сартр отождествляет гуманизм с экзистенциалистским пониманием че­ловека как свободного и несущего всю полноту ответственности за свои действия. Религиозная трактовка гуманизма в отличие от светской базируется на трехабсолютной модели, в которой наряду с человеком абсолютной ценностью являются Бог и Космос (При­рода).

Современная идеология гуманизма представляет собой каче­ственно новый уровень развития гуманистических идей. Она воз­никла как альтернатива существующим в мире идеологиям и ори­ентирована на гармоничное развитие экономики, политики и культуры. Если аксиологическим основанием других идеологий современности выступает не благо человека, а различные более важные с их точки зрения вещи, например самоутверждение на­ции, класса или социальной группы, сохранение традиционного социального порядка или его реставрация, свобода предпринима­тельской инициативы и право частной собственности, то идеоло­гия гуманизма отстаивает абсолютный аксиологический прио­ритет человека как высшей ценности общества.

Основное содержание идеологии гуманизма составляют сле­дующие положения:

- человек вне зависимости от его национальной, этнической при­надлежности, классового происхождения, пола и возраста, взгля­дов и убеждений является высшей ценностью и обладает рядом неотчуждаемых прав, в частности правом на свободное развитие своих творческих способностей и духовности;

- в настоящее время ряд назревших проблем глобального характера серьезно угрожает всему человечеству и для их решения необходи­мо объединение самых разных социальных сил;

- для этого необходимо подняться над идеологическими разногла­сиями, преодолеть национальные и культурные границы;

- глобализация и вестернизация экономики и культуры ведут к рас­пространению примитивизированного, упрощенного варианта об­щечеловеческого единства, массовой продукции культурной индус­трии;

- навязываемому искаженному, опошленному образу человека сле­дует противопоставить духовность и идеалы высокой культуры, свободное творческое развитие каждого индивида.

Многие современные проблемы России вызваны отсутствием единой объединяющей идеологии, которая бы направила россиян по пути возрождения российского государства и величия его наро­да, устранила бы неверие народа в будущее страны и всеобщий пессимизм, и такой идеологией, которая воплотит все лучшее и самоценное, что было характерно для православной и советской идеологии, является идеология социального гуманизма^[125]. Россия отличается социокультурной самобытностью, исторической уни­кальностью, и именно эта идея должна стать основой формирова­ния адекватной политики и идеологии.

На государственном уровне ведутся весьма активные дискус­сии по поводу поиска новой национальной или государственной идеологии, которая стала бы гарантом национальной безопасно­сти России. Но обеспечение безопасности нельзя сводить только к деятельности органов безопасности и силовых структур: обеспе­чение национальной безопасности должно стать общенациональ­ной идеей, программой для каждого органа власти, субъекта биз­неса и гражданина^[126].

В современном мире большой размах принял процесс демо­кратизации, причем не всегда добровольной (достаточно вспом­нить насаждение демократии в исламском мире), и в американ­ской политической науке даже появился термин «импорт демо­кратии». Данный термин получил теоретическое обоснование в работах известного американского публициста Чарльза Краут- хаммера, разработавшего идею демократического реализма, суть которого сводится к тому, что необходимо не внешнее вторжение и насильственное насаждение демократии^[127], а изменение внутрен­ней структуры недемократических политических режимов и куль­туры арабского/исламского мира — единственного региона, кото­рый не был затронут модернизацией и демократизацией.

России не следует заимствовать модели демократии, показав­шие свою функциональную ограниченность и явный дефицит гу­манизма, однако российская общественность, а в еще большей ме­ре правящая элита плохо знакомы со сложными современными проблемами западной демократии^[128]. Другими словами, произошла дискредитация демократии, потеря веры в нее и в ее действенность, что обусловливает возврат к идеям авторитаризма, так как слабая не­эффективная демократия не способна вывести Россию из кризиса.

В политических кругах придают огромное значение концеп­ции «суверенной демократии»^[129], поскольку с ней связывают фор­мирование новой национальной идеи, внедрение и укрепление которой в массовом сознании россиян позволит сформировать национальную идентичность и сплотить россиян.

Идеологи концепции «суверенной демократии» полагают, что России надо выработать свой, суверенный путь развития, обу­словленный духовной суверенностью российского общества, что делает ненужным (и опасным) слепое копирование чужих идеоло­гий, культурных стилей, ценностей. При этом под суверенной де­мократией понимается Россия как суверенная демократическая нация; это предполагает также, что государственная власть, осно­ванная на суверенной воле народа, независима от кого бы то ни было во внутренних делах и международных отношениях^[130].

В. Сурков, один из разработчиков идеологической концепции «суве­ренной демократии» в России, под суверенитетом понимает откры­тость, выход в мир, участие в открытой борьбе, а также политический синоним конкурентоспособности^[131]. Сурков предупреждает, что на-

стоящей угрозой суверенитету России выступают опасность «мягкого поглощения», при котором «размываются ценности, объявляется не­эффективным государство, провоцируются внутренние конфликты»^[132].

Споры вокруг демократии в России также не утихают, и часто можно услышать: «Россия скатывается к авторитаризму». Об этом твердят «доброжелатели» России, обеспокоенные ростом само­стоятельности и независимости, которые проявляет наше госу­дарство на международной арене, стремясь занять равноправное положение в сообществе демократических государств^[133]. В этом от­ношении идеология суверенной демократии является действи­тельно смелым и решительным шагом на пути возрождения рос­сийского государства, его суверенности и величия^[134].

Безусловно, ни одно государство не может нормально сущест­вовать без государственной идеологии, и осознание существова­ния данной проблемы для России само по себе можно оценить как положительное явление.

Понятие суверенитета предполагает независимость государ­ства от внешнего мира, самоопределение при выборе пути раз­вития.

Ученые попытались выяснить настроения и установки россиян отно­сительно внешнеполитического курса России и того места в мировом сообществе, которое она займет в обозримом будущем. Результаты опроса, проведенного в 2008 г., показали, что довольно большая часть респондентов (42-47 %) ожидает «усиления влияния России в мире, роста ее международного авторитета» и «улучшения взаимоотноше­ний со странами СНГ», однако россияне также осознают, что усиле­ние России на международной арене может привести к обострению международных отношений и осложнить отношения со странами За­пада (так считает половина опрошенных)^[135].

Столь позитивные ожидания россиян могут стать основой для укреп­ления России и ее позиций в мире, однако это будет возможно при проведении адекватной социально-экономической политики, на­правленной на улучшение положения россиян.

7.3. Социальные функции идеологии

Социальная действительность отражается в об­щественных идеях и теориях, суть которых и есть идеология^[136]. Ис­следование идеологии в социально-практическом аспекте позво­ляет выделить следующие ее социальные функции: познавательную, проявляющуюся в том, что идеология предлага­ет человеку определенную модель интерпретации окружающего мира, общества и своего места в нем;

оценочную, позволяющую индивиду выбрать адекватные его со­циальным интересам ценности и нормы, чтобы руководствовать­ся ими в повседневной жизни;

программно-целевую, состоящую в том, что идеология ставит пе­ред индивидами определенные стратегические и тактические це­ли, устанавливает их субординацию и предлагает программу их достижения;

футуролого-прогностическую, предлагающую обществу модель лучшего будущего, к которому необходимо стремиться, и обосно­вывающую его возможность;

интегративную, проявляющуюся в том, что идеология способст­вует сплочению общества или социальной группы на основе еди­ной цели, общих проблем и необходимости общих действий; защитную, обеспечивающую взаимодействие с другими идеоло­гиями либо в виде борьбы, либо в виде сосуществования; социально-организующую, которая выполняется идеологией, по­скольку она определяет принципы организации общества и управления им.

В современной зарубежной социологической литературе на­чиная с середины 1980-х гг., присутствует точка зрения, согласно которой наше время является концом идеологии как формы со­циального самосознания. Главный аргумент, приводимый ее сто­ронниками, состоит в том, что закончилась эпоха идеологичес­кого противостояния капитализма и социализма. В 1989 г. Ф. Фу­куяма сформулировал тезис о наступлении «конца истории». Комментируя этот тезис, П. Андерсон подчеркнул, что подлин­ным его содержанием является мысль о совпадении в целом исто­рии XX в. как таковой и истории противостояния двух систем. На­ступившие глобальные перемены, вытеснившие в прошлое при-

вычно расколотый на две идеологические половины мир, казались настолько ошеломляющими, что было непонятно, как именно, на каких новых принципах продолжится история.

Э. Хобсбаум, рассматривая проблемы, возникшие в связи с распадом социалистического блока, приходит к выводу, что «ко­нец “холодной войны” оказался не только концом международ­ного конфликта, но и концом целой эры, и не только для Востока, но и для всего мира»^[137]. Он объясняет это тем, что распад Советско­го Союза поставил под сомнение не только все несоветские вари­анты социализма, но и «смешанные формы экономики», возник­шие после Второй мировой войны, и вообще все программные идеологии, порожденные эпохой революций и XIX в. В этот пере­чень он включает и «утопию» свободной рыночной экономики. Таким образом, крах социалистической идеологии означает не победу идеологии Запада, а крах идеологии вообще и современ­ный мир — это мир, оставшийся без жизнеспособной идеологии.

На практике, отмечает Хобсбаум, мы продолжаем жить в мире победившего капитализма, укоренившегося и преобразившегося в ходе экономического и научно-технического развития. Можно сказать, что отсутствие идеологий, как это часто бывало в про­шлом, просто говорит о господстве одной системы, которая на­столько сильна, что ее сила заменяет ей идеологию в формальном смысле этого слова. JI. Нитхаммер показал, что идея «постистори- ческого общества» в свое время уже была предложена француз­ским позитивистом, последователем Конта — А. Карно. У Карно эта категория означает новый тип цивилизации _г которую харак­теризует «сочетание порядка и прогресса» и который придет на смену волнениям и катастрофам переходного периода. Новая на­учная цивилизация Запада является, по его мнению, постистори- ческой, поскольку преодолела свои фундаментальные противоре­чия и конфликты. У нее остаются только технические и админист­ративные проблемы. Карно определяет это состояние как такое, когда история «сведется к своего рода официальной газете, сооб­щающей статистические данные, сведения о смене глав прави­тельств и назначении чиновников; она перестанет быть историей в привычном смысле этого слова»^[138].

Следующее поколение философов и социологов продолжало размышлять над идеей постисторического общества, но позити­вистский оптимизм Карно сменился романтическим пессимиз­мом М. Хайдеггера, К. Шмитта, Э. Юнгера, А. Кожева и др. В от­личие от Карно они интересовались прежде всего культурными последствиями наступления периода постистории и представля­ли, что такое общество живет, «не имея ничего серьезного, без борьбы, в управляемой скуке постоянного воспроизводства со­временности в мировом масштабе. Поэтому проблематика пост­истории — это не конец мира, а конец смыслов»^[139].

Поиск по сайту: