Роль социологических конгрессов и международного сотрудничества в институционализации социологической науки 6 страница

Гидденс полагает, что люди наделены стремлением к стабиль­ности в социальной жизни. У них есть потребность в «онтологи­ческой безопасности» или «уверенность в том, что природа и соци­альный мир останутся такими, какие они есть», что, может быть, связано с естественной заботой о физическом сохранении тела. Согласно Гидценсу, существование общего знания и потребность в онтологической безопасности способствуют воспроизводству предписанных образцов в социальной жизни. Образцы поведения повторяются, благодаря чему воспроизводятся структуры общест­ва, социальная система и институты. Однако в этом процессе все­гда заключена возможность изменения общества. Л юди постоян­но думают, что они делают, и оценивают, достигаются ли их цели. Если они не достигаются, агенты могут изменить свое поведение. При этом могут меняться образцы взаимодействия, а с ними и со­циальная структура. Для социолога само понятие «агент» предпо­лагает людей, способных трансформировать окружающий их мир посредством своих действий, а также воспроизводить его. Именно таким образом социальные системы и существуют — через целост­ную непрерывность социальных практик, исчезающих во време­ни^[37]. Определенным социальным позициям в обществе соответст­вует «социальная идентичность, влекущая за собой определенный (однако расплывчато заданный) круг прав и обязанностей, кото­рые актор, соответствующий этой идентичности (или «лицо», за­нимающее эту позицию), может активировать или выполнить: эти права и обязанности формируют ролевые предписания, связан­ные с той или иной позицией»^[38].

В обществе поведение людей, по Гидденсу, сдерживается на­личием властных отношений, ибо все социальные действия так или иначе связаны с этими отношениями. При этом он рассмат­ривает власть как инструмент, с помощью которого агенты-люди могут изменить положение вещей или действия других людей (сдерживать их или ограничить их свободу). В то же время власть увеличивает свободу действий тех агентов, которые ею обладают; следовательно, то, что ограничивает одного, позволяет другому действовать более разнообразно.

Пьер Бурдъе (1930—2002) — современный французский социо­лог. Бурдье называет свое учение «философией действия», потому что понятие действия является в нем центральным.

Центральной проблемой у Бурдье выступает соотношение меж­ду познанием и действием, которое в исследовании становится соотношением между субъектом и объектом. Он считает, что все попытки прямого понимания означают абсолютное положение Я наблюдателя и что объективирование посредством структурного анализа приближает чуждое, хотя внешне его отдаляет. Целью по­знания у Бурдье становится понимание посредством объективи­рования. Так, дологическая логика практических действий, на­пример ритуалов, не может быть понята путем «вживания» наблю­дателя, обремененного рациональной логикой, а станет более «осязаемой» при дистанцировании и объективировании.

Рядом с феноменологическим и объективистским способами теоретического познания социального мира он ставит праксео- логическое познание. Его целью является не обнаружение объ­ективных структур как таковых, а «структурированных структур, которые способны выступать как структурирующие структуры». Концепция «двойного структурирования» выступает основой со­циологии Бурдье, суть которой в том, что социальная действитель­ность структурирована, во-первых, социальными отношениями, которые объективированы в распределениях разнообразных капи­талов как материального, так и нематериального характера, и, во-вторых, представлениями людей о социальных структурах и ок­ружающем мире в целом, оказывающими обратное воздействие на первичное структурирование^[39].

Понятие практики, выдвигаемое Бурдье, определяется диа­лектикой объективных структур и глубоко усвоенных структур («укорененность» в культуру), причем глубоко усвоенные струк­туры нельзя полностью объяснить исходя из объективных струк­тур, но и наоборот, объективные структуры нельзя выводить из намерений действующих в них.

Действие у Бурдье не определяется напрямую экономически­ми условиями. Действия акторов, согласно Бурдье, мотивируются интересами, но само понятие интереса — сложное и неоднознач­ное. Его можно понимать широко — как указание на то, что всякая конечная цель действия может рассматриваться как интерес, если актор ее преследует в ущерб чьим-то другим интересам. Более уз­кое понимание интереса отсылает к понятиям престижа, богатст­ва или власти. Бурдье предпочитает именно такую трактовку. У Бурдье понятие «интерес» обозначает стремление к господству, и социальную жизнь он представляет как постоянную борьбу за господство над другими. Он убежден в бессознательном характере влечения к господству, хотя при этом приводит множество приме­ров «стратегий» движения к господству, которые выглядят как це­ленаправленные и сознательные действия (например, стремление вложить средства в «образовательный капитал», чтобы в итоге по­лучить экономическую прибыль).

Специфику анализа стремления к господству у Бурдье состав­ляет описание типов и форм его реализации. Для этого он вводит два понятия — капитал экономический и капитал культурный. Первое из этих понятий не вызывает затруднений: богатый всемо­гущ. Придание культуре статуса капитала означает, что культура, как и экономический капитал, приносит выгоду, которая не исчер­пывается экономическим обогащением, даже если оно тоже имеет место (например, понятие «рентабельности диплома»). Культура — это, по определению Бурдье, «символический капитал».

Экономические условия он рассматривает скорее как «приви­легию», позволяющую богатым делать то, что остается недоступ­ным для масс, которые в связи с этим чувствуют себя обделенны­ми. Бурдье говорит об удвоении благ через их символическое бы­тие наряду с их экономическим существованием (аналогично «удвоению мира» через понятия). В современном обществе гос­подствующий класс доминирует благодаря не только экономиче­скому капиталу, но и символическому; по мнению Бурдье, к гос­подствующему классу наряду с предпринимателями принадлежат и интеллектуалы. Знаки различия (например, титулы, одежда, язык) посредством понятийного объединения «отмеченных» по­добным образом создают в то же время различия между группами. Для господствующих символический капитал представляет собой капитал доверия, кредит. Символический капитал, так же как экономический, дает власть: «Власть для осуществления призна­ния власти».

Ален Турен (р. 1925) — французский социолог, предпринял по­пытку на основе анализа социальных движений и социальных конфликтов найти общий теоретический подход к социологии со­временных обществ. Наиболее полно методологические и теоре­тические взгляды Турена отражены в его книге «Социология дей­ствия» (1965). Здесь он излагает свой подход — акционализм, до­полняющий функционалистские и структурные концепции.

Акционализм Турена вырос из его исследований труда в духе Маркса — труда как принципа изменения человека и природы. Труд всегда содержит стремление к производству и контролю и понимается как историческое действие. Он становится идентичен действию в отношении перспективы изменения, движения. Ана­лиз труда аналогичным образом может быть перенесен на дейст­вие. При этом действие всегда соотносится со смыслом, который придается некой ситуации.

Социология, по Турену, это не наука о реальности, а исследо­вание социального действия. Предметом социологии Турен счи­тает социальные отношения, которые, однако, нельзя увидеть в «чистом» виде, поскольку они всегда уже интерпретированы и на­ходятся в движении. Целью социологии является понимание это­го движения, а не каких-то структур, имеющих внесоциальное происхождение. Собственно предметом исследования социоло­гии выступают не институты, а власть, влияние, соответствие и конфликт. Но обращение к силам общественного движения обу­словливает также ориентацию на историчность общества и опре­деляющих его классовых отношений^[40].

Историчностью Турен именует такое свойство общества, как самонаблюдение и самоопределение своей практики. Социолог, как и все интеллектуалы, является деятельным началом историч­ности, но он также в той или иной форме участвует и в классовых столкновениях, даже если теоретически не допускает этой воз­можности.

В своем анализе современных обществ, который содержится прежде всего в работе «Постиндустриальное общество» и отмечен сильным влиянием студенческого движения 1968 г., он констати­рует: «На наших глазах возникают общества нового типа». Он на­зывает такие общества постиндустриальными или технократиче­скими, но чаще всего — программируемыми. Их признаком явля­ется то, что рост экономики, будучи доминирующим фактором, определяется теперь в первую очередь не экономическими ус­ловиями, а социальными силами, особенно способностью к пла­нированию, организации и контролю. Основная проблема зак­лючается не в эксплуатации как экономическом условии, а в от­чуждении, которое Турен рассматривает в рамках общественных отношений: «Наше общество — это общество отчуждения, но не потому, что оно толкает людей в нищету или использует принуж­дение полицейского характера, а потому, что оно соблазняет, ма­нипулирует, интегрирует»^[41].

Классовое общество XIX в. характеризовалось тем, что классы не просто различались с экономической точки зрения, но были различными сферами общества в социальном и культурном отно­шении; социальная напряженность была институционализирова­на лишь в малой степени из-за отсутствия политического контро­ля над процессом индустриализации; образ общества как в буржу­азном сознании, так и в пролетарском был ориентирован на будущее.

Этот образ общества перестал существовать в результате ис­чезновения различных в культурном отношении основ общест­венных классов, они превратились в бесформенную массу, из ко­торой затем развились чисто экономические классы и заинтересо­ванные группы. Нарастание значения организации, иерархии и бюрократии привело к разделению проблем организации и эко­номической власти, принимающей решения, и, как следствие, к разделению организационных и классовых конфликтов. Концен­трация власти происходит из-за того, что ориентация на будущее связана не с накоплением как проявлением интереса какого-то класса, а с программированием, которое выражает интерес всего общества. В программируемом обществе господствующими груп­пами становятся технократы, бюрократы и инженеры.

Новый социальный конфликт зреет не вне системы производ­ства, а скорее в ее центре, поскольку информация, воспитание и потребление более тесно, чем прежде, связаны со сферой произ­водства. Турен противопоставляет господствующим интересам в программируемом обществе частную жизнь как сферу, где чело­век может себя выразить наиболее полно; протест не должен ори­ентироваться на интересы потребления, поскольку они тоже име­ют экономический характер. Культура, с одной стороны, должна распространяться и быть доступной для всех, но с другой — она должна стать критической.

Для классового общества с его разделением экономики и об­щества был также типичен раскол социального мышления, кото­рое распалось на политэкономию и философию истории. В совре­менном обществе, где экономическая деятельность является в большей степени результатом политики, чем хозяйственных ме­ханизмов, общественный анализ становится непосредственно со­циологическим; в программируемом обществе появляется социо­логия решения и аналогично — социология протеста.

По мысли Турена, в настоящее время само понятие социоло­гии сомнительно, поскольку исчезает понятие общества. Класси­ческой социологии, включая социологию Парсонса, соответству­ет понятие общества, которое является «лишь абстрактным пере­водом реальности национального государства, когда государство представляет нацию, в то время как общество — это сочетание ин-

статутов и действий, которые почти все возникают на уровне на­ции как синхронного экономического, политического, культур­ного и языкового целого»^[42]. Это целое сегодня находится в состоя­нии распада, во-первых, потому что значительная часть нашей жизни имеет теперь не национальный, а транснациональный характер; во-вторых, потому что целое все меньше основыва­ется на законном порядке и все больше напоминает своего рода менеджмент, а люди перестают чувствовать себя гражданами. И структурализм, и теория действия обходятся без понятия обще­ства. Поэтому Турен призывает заменить понятие общества как предмета социологии на понятие социальных акторов и их отно­шений.

Турен в том значении, которое имеет процесс коммуникации в современной социологии, видит отражение того факта, что про­изводство перемещается из сферы материальных благ в сферу символических благ. При этом понятия информации и коммуни­кации вступают в противоречие. Если информация предполагает манипуляцию средствами информации, распространение сведе­ний о принятии решений, то коммуникация, напротив, — это об­мен сообщениями между акторами, их взаимное согласие в пони­мании опыта жизненного мира. Такой приоритет коммуникации по отношению к информации как концентрированной целесооб­разности Турен считает общим для всех новых социальных движе­ний. По мнению Турена, социальные движения заменяют также классы, становясь социальными акторами современности. Турен констатирует спад революционного мышления либо его деграда­цию до терроризма и возврат к утилитаризму, который он считает «точкой отсчета в системе координат социологического мышле­ния». Социальное мышление разрушается. На первый план выхо­дит вопрос: «Когда не существует трансцендентных принципов легитимации социального порядка, может ли быть социальная жизнь чем-то иным, чем сплетением интересов, монетарных от­ношений обмена, стратегий власти, способов обогащения и раз­влечения?»^[43]

Сам Турен уже видит проблески обновления социальной жиз­ни и вместе с ней социологического мышления, которое преодо­левает длительный и разносторонний кризис, сопровождающий

кризис разложения индустриального общества; это мышление ос­новывается на отказе от претензий на господство и рационалист­ской концепции модернизации, которая до сих пор сопутствовала социологии.

Юрген Хабермас (р. 1929) — современный немецкий социолог, интегрировавший в своем учении философскую и социологиче­скую перспективы, которые зачастую остаются изолированными или даже противопоставляются. Учение Хабермаса служит своего рода синтезом концепции рациональности социального действия и концепции интеракции.

Систематическое развитие идеи Хабермаса находят в работе «Теория коммуникативного действия», где на основе понятия со­циального действия разрабатывается оригинальная концепция общества.

Хабермас указывает, что понятие социального действия охва­тывает четыре аспекта:

1) понятие «телеологическое действие» еще со времен Аристотеля образует сердцевину философской теории действия. Актор дости­гает цели, надлежащим образом применяя подходящие средства;

2) телеологическое понятие действия может быть расширено до «мо­дели стратегического действия». Оно соотносится не с отдельно взятым актором, но с членами какой-либо социальной группы, ориентирующими свои действия в зависимости от общих ценно­стей;

3) понятие «драматическое действие» не связано ни с отдельным ак­тором, ни с членом какой-то социальной группы. Оно связано с участниками интеракции, которые друг для друга являются зрите­лями. Актор формирует у зрителей определенный образ самого себя, целенаправленно раскрывая свой субъективный мир. Ос­новное понятие «саморепрезентация» отражает целенаправлен­ное выражение своих переживаний, а не спонтанное самовыра­жение;

4) понятие коммуникативного действия связано с интеракцией по меньшей мере двух владеющих речью, способных к действию субъектов, вступающих (с помощью вербальных или невербаль­ных средств) в межличностное отношение. Акторы стремятся достичь понимания ситуации действия с тем, чтобы координиро­вать планы действия и сами действия. Такое понимание связано в первую очередь с достижением согласия по поводу ситуаций. В этой модели действия особое значение приобретает язык.

Хабермас разделяет все действия на коммуникативные, или ориентированные на взаимопонимание, и формальные, ориенти­рованные на результат. Помимо этих фундаментальных разли­чий, связанных с ориентацией, действия различаются между со­бой используемым в них типом знания и формами аргументации. Эти моменты составляют три главных аспекта рациональности действия.

Взяв за основу типологию социального действия Вебера, Ха­бермас разработал собственную типологию, содержащую два больших типа: действия, ориентированные на успех, и действия, ориентированные на понимание.

Объясняя специфику коммуникации, Хабермас вводит заим­ствованное из феноменологии понятие «жизненного мира» как основы понимания, а по аналогии с понятием «языковой компе­тенции» Н. Хомского вводит понятие «коммуникативной компе­тенции». Это не монологическое понятие, а диалогическое, т.е. подразумевает знание не только языка, но и социальных условий и их интерпретации. По своей сущности коммуникативная ком­петенция ориентирована на понимание и поэтому является ин­терсубъектной и диалогической; она нацелена на становление смысла и значения языковых выражений через коммуникацию.

Центральным понятием теории коммуникативного действия является дискурс — аргументация и понимание имеющих общий жизненный мир людей, связанные с коммуникативной рацио­нальностью, освобожденной от инструментально-рациональных связей.

Хабермас признает, что процессы общественного воспроиз­водства нельзя достаточно полно объяснить с помощью коммуни­кативной рациональности, но можно объяснить «символическое воспроизводство жизненного мира социальных групп, увиденно­го из внутренней перспективы».

Поэтому общество понимается на двух уровнях: с одной сто­роны, как жизненный мир, т.е. символическое самовоспроизвод- ство или самоинтерпретация, а с другой — как «система» действий, каковой общество кажется постороннему наблюдателю. Общест­ва должны рассматриваться одновременно и как система, и как жизненный мир.

Система и жизненный мир - это два различных способа понима­ния мира, разделенного на три части: объективный мир фактов, со­циальный мир норм и субъективный мир внутренних переживаний.

Жизненный мир — это совокупный процесс интерпретаций, относящийся ко всем трем мирам. Интерпретация происходит в какой-то конкретной ситуации. Ситуация — это «отрывок^ из жизненного мира, который выделяет из него определенные темы и цели действий.

Основной проблемой и спецификой современности, согласно Хабермасу, является разъединение системы и жизненного мира, выражающееся в процессе овеществления современных жизнен­ных миров и все большей их провинциализации. Жизненный мир становится достоянием частной жизни и выпадает из социальной системы, включающей в себя деньги и власть.

Общественная эволюция в наше время характеризуется изме­нением зависимостей между жизненным миром и системами. Если первоначально системы определялись жизненным миром, то впоследствии они развили растущую самостоятельность, ут­ратили свою первоначальную зависимость от связей жизненного мира и выработали собственную динамику. Подобное овеществ­ление общества представляет собой перемещение центра тяже­сти на не зависящие от языка и коммуникации среды — как день­ги и власть, что означает поглощение жизненных миров систе­мами.

На стыке системы и жизненного мира возникают новые кон­фликты (проблематика окружающей среды, сверхсложность, пере­груженность коммуникативных структур и т.п.). Поэтому пробле­мы современного общества нельзя понять только с помощью ана­лиза системных процессов: необходима их критика на основе противоположной системному рассмотрению концепции, и это может быть анализ коммуникативного действия с позиций жиз­ненного мира.

Критическая теория не должна заниматься идеологиями, по­скольку характерной чертой современности, по Хабермасу, явля­ется фрагментация обыденного сознания и колонизация его сис­темами. Следствием распада общего понимания жизненных ми­ров выступает конец идеологий; место «ложного сознания» занимает фрагментарное сознание. Точно так же устаревшим яв­ляется понятие классового сознания, поэтому критическая тео­рия общества должна обратиться к критике культурного обнища­ния и исследованию условий для воссоединения рационализиро­ванной культуры с повседневной коммуникацией, основанной на витальной передаче от поколения к поколению. Разработанное

Хабермасом понятие жизненного мира помогает объяснить про­цесс сохранения и воспроизводства культурных ценностей в жиз­ненном пространстве при смене поколений^[44].

Роль социологических конгрессов и международного сотрудничества в институционализации социологической науки

М. Фуко отметил, что для каждой исторической эпохи характерна своя «эпистема» — определенная система мыш­ления, научного теоретизирования, общая для данного историче­ского периода^[45]. Социологические конгрессы позволяют аккуму­лировать накопленный в рамках различных социологических школ и направлений опыт, способствуют апробации и институ­ционализации новых течений, теорий, концепций и их распро­странению на международном уровне. Это особенно актуально в эпоху глобализации, которая затронула и социологическую науку, что выражается в проведении мировых социологических конгрес­сов, массовость которых неуклонно возрастает^[46].

Конгрессы представляют собой одну из высших форм науч­ного сотрудничества. Сам факт проведения научных конгрессов говорит о сформированности научного знания, о завершенном этапе его институционализации и востребованности общест­вом.

Всемирные социологические конгрессы представляют собой наиболее представительную и авторитетную институциональную форму международного объединения и сотрудничества социоло­гического сообщества. В своем развитии они прошли два основ­ных этапа: с конца XIX в. и до Второй мировой войны и с конца 1940-х гг. по сегодняшний день^[47].

На начальных этапах своего развития Всемирные социологи­ческие конгрессы проводились под эгидой Международного ин­ститута социологии (МИС). Его первые конгрессы проводились во Франции (в Сорбонне), но председательствовали на них социо­логи из различных стран. Российские социологи (Г.П. Вырубов, П.Ф. Лилиенфельд, А.Я. Новиков, А.И. Чупров, Е.В. де Роберти) активно участвовали в работе МИС до начала 1930-х гг. С 1950-х гг. в качестве ведущей, по сути «глобальной» организации социо­логов выступает Международная социологическая ассоциация (MCA — International Sociological Association — ISA) — профессио­нальное объединение специалистов в социальных науках, создан­ное 14 октября 1948 г. в Париже по инициативе ЮНЕСКО. Учре­дители ассоциации: Ж. Дави (Франция), Ж. Гурвич (Франция), Г. Jle Бра (Франция), А. ден Холландер (Нидерланды), Р. Кёниг (Швейцария), Л. Вирт (США), П. Лазарсфельд (США), О. Клине- берг (США), Е. Ринде (Норвегия), Т. Маршалл (Великобрита­ния). Учредительный конгресс состоялся в сентябре 1949 г. в Ос­ло. С 1950 г. MCA проводит профессиональные форумы социоло­гов стран мира — Всемирные социологические конгрессы (BCK) (табл. 2.1).

XVII ВСК состоится в 2010 г. в Гётеборге (Швеция). Возмож­но, Россия будет претендовать на проведение XVIII ВСК в 2014 г., но это пока предположения.

Международная социологическая ассоциация является чле­ном Международного совета социальных наук (при ЮНЕСКО), имеет статус неправительственной организации, ассоциирован­ной с ЮНЕСКО, и специальный статус при Экономическом и со­циальном совете ООН.

MCA — подлинно интернациональная организация социоло­гов. Она имеет сложный, структурированный состав и объединя­ет: 58 национальных социологических ассоциаций (включая Рос­сийскую ассоциацию социологов), 11 региональных ассоциаций (например, Европейскую социологическую ассоциацию, Азиат­ско-Тихоокеанскую и др.), 73 научных института или факультета социологии в вузе и более 3 тыс. индивидуальных членов из 109 стран мира (см. официальный сайт Международной социоло­гической ассоциации: www.ucm./info/isa).

Один раз в четыре года MCA проводит всемирные конгрессы социологов, где обсуждаются социальные и политические про­блемы мирового развития, теории и методологии социологиче­ских и политологических исследований.

I ВСК (табл. 2.1) был созван совместно с Международной ассоциаци­ей политических наук в сентябре 1950 г. в Цюрихе (Швейцария). В ра­боте ВСК участвовали 180 ученых из 33 стран; было представлено 56 докладов.

II ВСК состоялся в августе 1953 г. в г. Льеже (Бельгия) и собрал 280 представителей из 34 стран; было представлено 156 докладов. Число участников конгресса с каждым разом увеличивалось, и на V ВСК, который проходил в 1962 г. в Вашингтоне (США), присутство­вали 1030 социологов из 51 страны, в том числе 18 из СССР. Этот кон­гресс стал определенным этапом в развитии социологии. С этого вре­мени начали создаваться специализированные постоянные исследо­вательские комитеты по социологии, объединяющие социологов по профессиональным интересам и научным направлениям.

Важное место в истории MCA занимает конгресс, впервые проводив­шийся в Азии (Индия, Нью-Дели, 1986), что способствовало разви­тию социологии в странах Юго-Восточной Азии и сопредельных ре­гионов.

Первый в XXI в. Всемирный конгресс, организованный MCA, состо­ялся в 2002 г. в Брисбене. В работе конгресса приняли участие делега­ты почти из 90 стран - Австралии, США, Великобритании, Канады, Германии, России и др. Конгресс в Брисбене показал, что в XXI в. со­циологическую деятельность ожидают и значительные продвижения вперед, и серьезные опасности нравственного характера, связанные

не в последнюю очередь с границами допустимого вмешательства в ход социальных событий, с проблемами манипуляции поведением людей. Конгресс в Австралии интересен для нас также тем, что здесь российские социологи впервые за историю проведения ВСК органи­зовали русскоязычную секцию «Русский форум», которая была разде­лена на два тематических направления:

о «Россия и мир: изменяющиеся перспективы и глобальные реально­сти» (руководитель — проф. Н.Е. Покровский); о «Современная Россия как процесс: куда он направлен?» (руководи­тель — чл.-корр. М.К. Горшков).

С 23 по 29 июля 2006 г. в г. Дурбан (ЮАР) прошел XVI Всемирный конгресс социологов. Его тема»Качество социального существования в глобализующемся мире» («The Quality of Social Existence in a Globalizing World»).

Это первый Всемирный форум социологов на территории Африкан­ского континента. При этом на предыдущих конгрессах социологов из Африки было не более 2 %. В 2000 г. Южно-Африканская социологи­ческая ассоциация в конкурентной борьбе с социологической ассо­циацией Швеции выиграла право провести очередной конгресс, не­смотря на критические комментарии, что страна не готова к проведе­нию такого крупного мероприятия. Занимавший в это время пост Президента Всемирной социологической ассоциации профессор со­циологии из Миланского университета Альберто Мартинелли привет­ствовал это событие, утверждая, что конгресс на Африканском конти­ненте позволит проложить пути для создания Всеафриканской социо­логической ассоциации. В 2002 г. Мартинелли сменил известный польский исследователь П. Штомпка, который также поддержал про­ведение конгресса в ЮАР, отметив: «Африка — великий континент, разрываемый драматическим наследием прошлого, бедствиями на­стоящего, перспективами возрождения и светлого будущего». Согласно Уставу MCA, выбор страны осуществляется с учетом необ­ходимости разнообразия мест проведения на основании обязательной оценки местных организационных и физических ресурсов; обязатель­ным условием является отсутствие ограничений на въезд для всех уча­стников независимо от их этнической принадлежности. Место прове­дения выбирается не менее чем за шесть лет до проведения форума. Российские социологи и на этом конгрессе организовали русскоязыч­ную секцию, где обсуждалась проблема динамики и качества социаль­ного развития российского общества. Свои доклады представили из­вестные отечественные социологи: А. Эффендиев (ГУ—ВШЭ), Р. Гринберг (ИС РАН), М. Горшков (ИС РАН), Н. Покровский (ГУ-ВШЭ), О. Шкаратан (ГУ-ВШЭ), 3. Голенкова (ИС РАН), А. Гофман (ГУ—ВШЭ), А. Здравомыслов (ИС РАН), Ю. Волков (ЮФУ), Ж. Тощенко (РАН) и др.

Поиск по сайту: