ЛИЧНЫЙ СЧЕТ 12 страница

стройный юноша-европеоид, длинноволосый шатен.

Этот белый юноша был в поношенном зелЈном обмундировании, с красным

шарфом, завязанным поперЈк груди. В руках его был АК-47 -- автомат,

разработанный в Советском Союзе и используемый в регулярной армии Северного

Вьетнама.

Морские пехотинцы уверены, что предводителем партизан был американец,

рядовой морской пехоты, числившийся пропавшим без вести с 1965 года.

Они сообщают также, что за последние несколько месяцев получили

несколько сообщений об американцах, действующих в составе вьетконговских

подразделений в окрестностях города Фубай.

Журнал "Ньюсуик"

12 августа 1968 г.

* * *

ЗИМНИЕ СОЛДАТЫ*

* * *

Потеря рассудка [на войне] мне кажется почетной, как гибель часового на

своем посту.

Леонид Андреев

"Красный смех"

* * *

Полагаю, что этот час может войти в историю Америки как один из лучших

еЈ часов.

Ричард Милхаус Никсон

Президент Соединенных Штатов Америки

30 июля 1969 г.

Сайгон, Южный Вьетнам

* * *

Где-то там, за чЈрной стеной муссонного дождя, за проволокой, смеЈтся

Бледный Блупер.

Я тоже смеюсь.

Я подымаюсь со своего ложа из мокрой глины на дне щели -- совершенно

голый, если не считать перламутрового "стетсона" с черно-белым пацификом.

По-крабьи суча конечностями, выбираюсь на крышу блиндажа, обложенного

мешками с песком. Я весь облеплен мокрой грязью, подрагивая, опускаюсь на

корточки. Прислушиваюсь. Затаив дыхание, я прислушиваюсь и выжидаю, опасаясь

даже дышать.

Прочищаю горло. Встаю, прямой как штык. Уткнув подбородок в кадык,

танцующей походкой подхожу к краю блиндажной крыши, уткнув кулаки в бока,

как инструктор в Пэррис-Айленде.

Говорю: "СЛУШАЙ СЮДА, ГНИДА!" Выполняю "кругом!". Марширую обратно, ещЈ

раз выполняю "кругом!". Я подтянут, стою в полный рост, ладный и нахальный.

"ХОЧЕШЬ ЖИТЬ ВЕЧНО?"

Ни дать, ни взять -- комик, выкрикивающий приколы в сторону нейтральной

полосы. Полуночный вечер юмора в последние дни обороны Кхесани. А я

развлекаю призрачных созданий, что по-змеиному ползают, извиваясь, во тьме

за проволокой. В любой момент сорок тысяч вооруженных до зубов, обезумевших

от опиума коммунистических субчиков могут с воплями нахлынуть из клубящегося

тумана.

Я кричу: "Плевать на мины! Полный вперЈд! Я ещЈ и не начинал драться!

Дайте мне свободу или дайте мне смерть! Не наступи на меня! Давай ещЈ

конговцев! Давай ещЈ конговцев!"

Жду ответа. Прислушиваюсь. Но ничего не происходит.

Подбираю с земли сломанную палку от швабры. На конце палки гвоздем

приколочены рваные красные шелковые трусики -- "мэггины трусишки"*. Я

поднимаю палку и размахиваю красными шелковыми трусиками взад-вперед как

боевым стягом.

Из-за проволоки доносятся лишь скрипучий ор лягушек и барабанный бой

муссонного дождя.

Швыряю на землю мэггины трусишки. Потом с обеих рук одариваю Бледного

Блупера средними пальцами.

Полночь. Ястреб выпущен в небо. Привидения вышли погулять.

Зимний муссон дует с такой силой, что дождь идет горизонтально. Время

идет, и тишина за низким гулом дождя всЈ нарастает и нарастает.

Я усаживаюсь в старое алюминиевое садовое кресло на крыше оставленного

блиндажа на переднем крае обороны Кхесани. Холодные пули муссонного дождя

смывают с тела грязь. Прикрыв лицо потрЈпанным перламутровым "стетсоном",

располагаюсь поудобнее, откинувшись на спинку кресла. Правая рука касается

мокрого металла полевой рации, лежащей под креслом.

Промеж моих босых ног -- пулемет M60, опирающийся на сошки. Поднимаю

длинный, черный инструмент, предназначенный для убивания. Когда я держу его

в руках, то чувствую, что не совсем уж гол.

* * *

Плавная подача патронов может уберечь меня от гибели, и потому я

аккуратно укладываю тяжЈлую ленту с опрятными золотистыми пулями. Каждый

пятый патрон -- трассер с красным кончиком. Убедившись на все сто, что лента

ни в одном месте не перекручена, я с силой захлопываю крышку приемника и

загоняю патрон в патронник. Счастье -- это пулемЈт с ленточным питанием.

Бледный Блупер смеЈтся, и смех его чЈрен и холоден.

А может, вообще не обращать внимания на Бледных Блуперов, тогда и этот

уйдЈт? Вот начнЈшь обсуждать с Бледным Блупером философские вопросы, он тебя

переспорит, а сам просто подойдЈт и убьЈт тебя, засранца этакого. Бледный

Блупер ещЈ ни разу со мной не заговаривал, и это весьма меня огорчает. Не

помешало бы развлечься содержательной беседой. В Кхесани живешь с ощущением

непреходящей усталости и постоянного напряга. Теперь, когда осада уже снята,

нам нужно хоть чем-то занимать головы, потому что от скуки мы начинаем

слишком много думать.

А Бледный Блупер тем временем приходит каждую ночь, и это настороженное

ожидание меня просто убивает.

На оперативной базе Кхесань в провинции Куангчи Республики Вьетнам

морская пехота Соединенных Штатов Америки вела себя порой под прессом не так

чтобы очень красиво, но все же мы выстояли до конца. Мы как черви зарылись в

эту мЈртвую высоту. Мы вцепились в обугленный край реального мира, и больше

его не отпускали.

В том-то всЈ и дело: важная игра идет. Чемпионат. Суперкубок. Здесь ты

играешь в главную в жизни игру, и играешь на интерес. Играешь чЈрным шаром.

Не вовремя дЈрнешься -- и это будет последний твой ход. Не вовремя

промедлишь -- и это будет последний твой ход. А не будешь ходить вообще --

последствия могут оказаться губительными.

Хряки в Кхесани ненавидят Бледного Блупера, но он очень нам нужен. Во

Вьетнаме обязательно нужно что-нибудь ненавидеть, а то с ума сойдешь.

* * *

Про Бледного Блупера много чего рассказывают.

Южней Фубая Бледный Блупер явился как чернокожий лейтенант морской

пехоты с проверкой оборонительных позиций на объектах охраны моста. В

следующую ночь их атаковали.

* * *

Северней города Хюэ Бледный Блупер -- это смешанная группа чернокожих и

белых хряков-"собак", которые заводят морпеховские дозоры в L-образные

засады, устраиваемые вьетконговцами.

* * *

Группа, проводившая разведку боем, требует засчитать ей

неподтверждЈнного убитого за то, что в долине Ашау они подстрелили Бледного

Блупера. Говорят, что был он круглоглаз, ростом высок, белой расы, одет в

чЈрную пижаму, с красной лентой на голове, и с автоматом АК-47 со складным

прикладом. Разведчики клянутся, что было всЈ именно так, и что это не херня,

что круглоглазый Виктор Чарли был у них за главного и командовал гуковской

дозорной группой.

Бледный Блупер начал заявляться в Кхесань с первой же ночи после того,

как осада была снята в результате операции "Пегас". Но лишь

одному-единственному морпеху в Кхесани довелось увидеть его лицо.

Та ночь была безлунной, но один из наших снайперов-разведчиков засЈк

Бледного Блупера через ночной прицел. Пока снайпер-разведчик прицеливался,

он начал описывать лицо Бледного Блупера своему напарнику-наблюдателю. На

середине фразы снайпер спятил на хер.

И до самого утра, пока снайпера-разведчика не вывезли на медэваке, он

не вымолвил больше ни слова.

У Бледного Блупера много разных имен. Белый конг. Супер Чарли.

Ви-Си-американец. Подлунный ветеран. Круглоглазый Виктор Чарли. Белый Чарли.

Америконг. Янки-Мститель.

Но, как его ни называй, в глубине души все мы знаем, что такое Бледный

Блупер на самом деле. Он есть черное воплощение нечистой совести, каждого из

нас и всех вместе взятых, ставшее реальным и опасным. Когда-то он был

морпехом -- одним из нас. Ему известно, о чем мы думаем. Ему известно, как

мы действуем. Ему известно, как морпехи дерутся, и чего морпехи боятся.

Бледный Блупер -- это морпех, перешедший на сторону врага, и

специальность его -- откат. Такого слова как "халява", Бледный Блупер не

признаЈт.

Бледный Блупер -- крутейший воин ночи, как и его товарищи вьетконговцы.

Когда день чернеет, и солнце заходит, вьетконговцы в очередной раз

овладевают всем, что за проволокой. Каждый раз, когда заходит солнце, мы в

очередной раз терпим поражение в этой войне.

Каждую ночь Бледный Блупер объявляется на палубе, вооружЈнный

"блупером", гранатометом M79. Бледный Блупер нападает из темноты без

предупреждения, он один без страха и упрека несет нам невыносимо горькую и

единственно возможную правду.

-- А ну, по домам! -- говорит Бледный Блупер каждую ночь. И мы хотим

уехать по домам, реально хотим, но не знаем как.

-- А ну, по домам! -- говорит Бледный Блупер, безжалостно, опять и

опять, снова и снова, и взрывами ставит точки после своих слов.

* * *

Результативный выстрел из М79 -- это сигнал, посредством которого

Бледный Блупер сообщает нам, что халява наша на исходе.

За прошлую неделю Бледный Блупер похерил лейтенанта Кента Андерсона,

сранни-ганни Боба Байера и тощего салагу по имени Лэрри Уиллис. А еще он

убил Эда Миллера, Билла Истлейка и всеобщего любимца -- санитара Джима

Ричардсона. Потом он убил моего друга Берни Бернстона. Он, может, и самого

Скотомудилу убил, а злее и круче морпеха я в жизни не встречал.

Каждую ночь Бледный Блупер заходит в полосу наших заграждений и

заговаривает с кем-нибудь из хряков. Философам в окопах не место. Любой

тупорылый хряк, который начинает слишком много рассуждать, становится

опасен, и для себя самого, и для своего подразделения.

В ожидании нападения Бледного Блупера я гляжу только за рубежи обороны,

чтобы не видеть всего того урона, что мы нанесли сами себе. Месяцы и месяцы

подряд по нам били снарядами, били каждый день, били по разделениям, иной

раз до полторы тысячи в день прилетало. Ржавеющие осколки валяются повсюду

на перетянутом проволокой плато как камушки на пляже. Ринки-динки долбят по

нам своим крутовражеским металлом, а мы показываем средние пальцы их

здоровым пушкам в Лаосе и говорим: "Они могут нас убивать, но сожрать не

смогут".

То, чего не удалось достичь пулям, летящим из темноты, и ста тысячам

снарядов тяжелой артиллерии, которые выпустили по нам китайские коммунисты,

мы сотворили с собою сами. Мы сейчас взрываем свои блиндажи. Мы срываем свои

заграждения.

На прошлой неделе колонна "лихих наездников" тайно вышлаел из Кхесани и

повезла гарнизон из пяти тысяч человек на одиннадцать тысяч миль на восток,

на площадку десантирования "Стад", оставив на месте лишь несколько сотен

стрелков морской пехоты из рот "Дельта", "Чарли" и "Индия" для охраны 11-го

инженерного батальона и их тяжелой землеройной техники.

Через два дня летающие краны унесут последнюю единицу дорогостоящей

американской техники, и последние из хряков-морпехов взмоют на ганшипах в

небо, покидая Кхесань. А потом, когда опустится ночь, из темноты объявятся

джунгли, двинутся как черный ледник-глетчер через красную глину нейтральной

полосы и, не издавая ни звука, поглотят нашу замусоренную крепость.

А там, в Мире, никто никогда и не узнает об этом Дьенбьенфу, что мы

сами себе устроили.

* * *

Я жду, весь промокший и продрогший, с пулеметом M60 на коленях.

В ноль-три ноль-ноль (лучшее время для наземного нападения противника и

час, когда мы больше всего их убиваем) Бруклинский Пацан, наш радист,

переcкакивает через мешки с песком на бруствере траншеи, что тянется по

периметру, и соскальзывает вниз в полосу заграждений, а плотный муссонный

дождь всЈ льЈт наискось, хлеща по нему просвечивающими полосами.

В зоне поражения Бруклинский Пацан шлепает через прущие из земли

металлические сады, засаженные смертоносными противопехотными минами.

Осторожно переступая через "клейморы", растяжки сигнальных ракет и

проволоку-путанку, Бруклинский Пацан бесшумно и сноровисто обирает

мертвецов, отбирая у них почтовые марки.

Хряки-коммунисты вечно болтаются на наших заграждениях, маленькие

желтые мумии, расплатившиеся за всЈ, военнослужащие противника, которые

запутались в проволоке и были поражены огнем, в плесневеющих кителях и

шортах горчичного цвета, заляпанных коричневым, с запекшейся кровью в

ноздрях, с насекомыми, ползающими у них промеж зубов.

Вражеские сапЈры заползают в полосу наших заграждений каждую ночь.

Базовая модель гука, состоящая на вооружении противника, проползает шесть

ярдов за шесть часов. СапЈры прорезают в наших заграждениях проходы для

наступления, заново скрепляют проволоку лентами и замазывают ленты грязью.

Наши "клейморы" они разворачивают в противоположном направлении. Иной раз

какой-нибудь бравый сапЈр подбирается так близко, что может забросить

ранцевый заряд в четырнадцать фунтов в блиндаж на периметре. Те из них, что

не подрываются на противопехотных минах, запутываются в проволоке или

приводят в действие сигнальную ракету. И тогда мы демонстрируем присущее

"кожаным загривкам" гостеприимство, забрасывая их гранатами и убивая из

огнестрельного оружия.

Возвращаясь с выходов, ребята иногда притаскивают с собой записанные на

счет трупы и забрасывают их в полосу как военную добычу.

Северовьетнамская армия любит пощупать нас наземными атаками. Они

утаскивают раненых в госпитали в подземных туннелях. Они погребают своих

мертвецов в неглубоких могилках в мангровых болотах. Менее удачливые

похеренные гуки остаются висеть на трехжильных проволочных спиралях, пока

опарыши не выедят их изнутри, и они не распадутся на куски.

Иногда гниющие трупы начинают пахнуть совсем уж плохо. Реально надо бы

их закопать, но мы этого не делаем. Желающих прибирать мертвых гуков не

находится. Хватаешь этих записанных на счЈт за щиколотки или запястья, а их

руки и ноги отрываются и остаются у тебя в руках как палки. А пытаешься

поднять остатки туловища -- иногда пальцы проскальзывают в выходное пулевое

отверстие, и стоишь потом с полными руками опарышей.

Кроме того, нам просто очень нравится забрасывать мертвых гуков на

заграждения. Мертвый гук, висящий на проволоке в состоянии, далеком от

идеального -- удобное аудиовизуальное средство для поддержания порядочности

в поведении противника. Мы хотим, чтобы все, с кем мы имеем дело, знали, кто

мы такие, на чЈм стоим и к чему относимся по-серьЈзному.

* * *

А сейчас, под дождем и в темноте, Бруклинский Пацан шарит по

заплесневевшим карманам в поисках цветастых бумажек с нанесенным на них

слоем клея.

Все это началось с того времени, когда Бруклинский Пацан тащился в

отпуску в Японии. Там он сел на "поезд-пулю" до Киото, нагреб там боку сакэ

и японского добра, и вдоволь насиделся в горячих ваннах с косоглазыми голыми

срок-давалками.

-- Я просолившийся младший капрал, и я старый, старый, старый, --

заявил Бруклинский Пацан, вернувшись из Японии. -- Такой старый, так ссохся

и такой маленький стал, что посади меня на десятицентовик -- свалюсь. Такой

стал крошечный, что гуки меня, наверно, и не замечают уже.

В Токио Пацан засувенирил себе черный альбомчик для марок. А сейчас он

снова в стране, чтобы дотянуть свой срок по уши в дерьме. Но теперь он уж не

тот. Он изменился. Бруклинский Пацан стал ярым филателистом.

На почтовых марках противника -- восхитительные эпизоды войны и

политической жизни. Северовьетнамские бойцы обмениваются рукопожатиями с

улыбающимися вьетконговцами под коммунистической красной звездой с венком.

Колонны оборванных и жалких военнопленных-американцев под конвоем

отправляются в ханойские лагеря. Объятый пламенем ганшип с огромными буквами

U.S. на боку валится на землю под восторги группы сельского народного

ополчения из одних девчушек, что сидят за зенитной пушкой, обороняющей

деревню. И старый папасан, бредущий вдоль дамбы рисового чека, с мотыгой в

одной руке и винтовкой в другой.

Я наблюдаю за Бруклинским Пацаном, нагнувшимся над висящими на

проволоке останками. Он с наслаждением предается своему вонючему хобби. Я

знаю, что обязан спуститься туда и утащить этого засранца, по которому

плачет восьмая статья, обратно за проволоку, где он должен пребывать.

Я знаю, что должен это сделать, рики-тик как только можно, но ничего не

делаю. Он мне как приманка нужен.

-- Черт! -- говорит Бруклинский Пацан, осторожно тряся ногой, вытягивая

ее из случайно попавшейся проволоки-путанки, зацепившей его за щиколотку. Он

склоняется над очередной развороченной темной массой и шарит по карманам в

поисках дневников, кошельков, пиастров, любовных писем и разлагающихся

черно-белых фотографий гуковских подруг. Все, где он надеется найти почтовые

марки, запихивается в один из грузовых карманов, нашитых спереди на его

мешковатых зелЈных брюках.

В муссонном дожде Пацан движется как черный силуэт. Очертания его пончо

мерцают как серебряные точки на экране радара. Он представляет собой

отличную мишень. Гуковские снайперы могут расслышать в темноте, как дождь

барабанит, отлетая от пончо, что на Пацане. Бледный Блупер может разглядеть

черную накладку на прикладе его M16, которая болтается стволом вниз, чтобы

дождь не попадал в канал ствола.

* * *

Надо бы предпринять меры по спасению филейной части Бруклинского

Пацана, но не хочу. Не могу. Морская пехота больше не та элитная амфибийная

ударная сила, что раньше. Нас разжаловали, сделав из нас бросовые

морепродукты. Во Вьетнаме мы всего лишь дешевая приманка для ловли на живца,

мы нацеплены на азиатские крючки, где дергаемся до тех пор пока не попадЈм

под огонь и не погибнем. Мы тут чтобы погибать, наши инструктора в

Перрис-Айленде всЈ повторяли: "От крови трава лучше растет".

Я поднимаю трубку полевой рации Бруклинского Пацана. Трубка обЈрнута

прозрачным полиэтиленовым пакетом, обмотанным липкой лентой. Тихонько свищу.

Прочищаю горло. Говорю: "Я ЗелЈный Миллионер, ЗелЈный Миллионер, командир

первого взвода. Дайте ракет, девчонки. Давай ракеты -- и давай их немедленно

на хер срочно".

Первый взвод спит в полном изнемождении: восемнадцать часов подряд они

загружали трехосники.

Бесконечная колонна грузовиков вывозила гаубичные снаряды, деревянные

поддоны с высокими стопами коробок с сухпаем, горами фанерных щитов и

строительных брусов, тонны стальных перфорированных листов, снятых с

аэродрома.

Первый взвод честно заслужил право немного подавить на массу. Пора

будить. Пора будить всю базу.

Трубка шипит разрядами помех, и кто-то отвечает: "Понял. Щас дам. Отбой

связи".

* * *

С усилием поднимаю M60 в положение "на грудь", как его держат в кино, и

все сильнее и сильнее щурюсь в распростЈртую тьму. Но теперь я вижу в

темноте хуже, чем раньше. Ничего там не движется. Дульных вспышек не видать.

И один лишь дождь шумит.

* * *

Вот скажу одно лишь слово -- и Бледный Блупер окажется на дне бассейна,

заполненного красной грязью, высирая изделия питтсбургских сталелитейных

заводов. Стоит лягушке пукнуть, и я похороню эту лягушку под черной железной

горой американских бомб. И даже если большие птицы не смогут взлететь из-за

мутной этой непогоды с еЈ нулевой видимостью, я всегда могу вызвать

артиллерию. Произнесу в трубку заклинание из двух слов и шести цифр

координат -- и пушкари напрягутся, и через сорок секунд в моЈм распоряжении

окажется больше огневой мощи, чем у бронетанковой дивизии.

Где-то позади ухает миномет.

Мой палец медленно вытягивает спусковой крючок до конца свободного

хода. Делаю глубокий вдох. ВсЈ, джунгли под прицелом. Так хочется наконец-то

пустить в ход 60-й и искромсать черноту ночи красными строчками пуль.

В пятистах ярдах вглубь сектора обстрела, на высоте луны, возникает

тусклое пятнышко. Свет -- обширный, резкий, белый -- разливается по чЈрному

небу, тает и плавно опускается на землю, несомый дождем. Осветительная

ракета покачивается под белым парашютиком, поскрипывая и роняя искры,

которые шипят и потрескивают.

Я затаиваю дыхание и замираю. А вот сейчас не стоит делать неверных

ходов. Бледный Блупер только и ждет, чтоб я сотворил какую-нибудь глупость,

как салага какой-то.

Внизу, в полосе заграждений, Бруклинский Пацан останавливается и глядит

на свет. Рядом с Бедным Чарли, нашей игрушкой-черепом, Пацан опускается на

корточки, а по нему молотят холодные порывы ветра и муссонного дождя.

Из глубины нейтральной полосы доносится зловещий хохот. Пацан

разворачивается туда лицом и медленно снимает с плеча винтовку. За стеклами

очков, мутных из-за дождя, глаза на его лице кажутся огромными.

Слышен звук -- будто открыли металлическую флягу с вином, затем

абсолютная тишина на какой-то миг, а потом осколочная граната из M79

попадает в Бруклинского Пацана, и Бруклинский Пацан весьма бездарно

изображает Джона Кеннеди во время предвыборной кампании в Далласе, и, как в

немом замедленном воспроизведении, голова Бруклинского Пацана растворяется в

облаке розовой дымки, а потом -- бац! -- и Бруклинский Пацан усыпает собою

все вокруг: разорван гранатой, убит, похерен, застрелен, забит как скотина.

Обезглавленное тело Бруклинского Пацана -- изувеченный восковый катыш в

призрачном свете осветительной ракеты. Одной руки больше нет. Другая рука

превращена в месиво. Ноги вывернуты запредельно и куда попало. Нереально

белые ребра загибаются дугами вверх, торча из отблескивающей черной ямы, из

которой идет пар, как будто она тлеет.

И вдруг освещение затухает. Ночь обрушивается на мою позицию. Через мой

сектор обстрела проходит тень.

Я впиваюсь пальцами в холодный металл пулемета, во рту сухо, зубы

стиснуты, болит палец, руки побелели, кровоточат прикушенные костяшки

пальцев, пот щиплет глаза, желудок то сжимается, то разжимается, и весь я

дрожу.

Бледный Блупер знает, где я сейчас. Он знает, где я обитаю. Там, за

проволокой, в черных-черных джунглях Бледный Блупер может расслышать удары

бубна, которым бьется мое сердце.

Пробую снять руки с пулемЈта, но не могу.

Опустившись на корточки, я задерживаю дыхание, и мне страшно открывать

огонь.

* * *

БобЈр Кливер*, который любит рассказывать всяким детишкам неразумным,

что он наш взводный сержант, тащится, отвалив себе здоровенный кусище халявы

в своем роскошном блиндаже. Этот блиндаж был выстроен по тщательно

разработанному Бобром проекту морпчЈлами в обмен на шесть "Вилли-Питеров"*,

набитых марихуаной. Можно не сомневаться -- Бобер сидит сейчас на своей

койке, попивая холодное пиво, и смотрит повторный показ "Оставь это дело

Бобру" на своем японском телевизоре с надписями на таиландском, который

работает от аккумуляторов.

Выжидаю, пока не стемнеет, натягиваю на себя гнилую тропическую форму и

хошиминские сандалии, и выползаю из крысиного гнезда, которое соорудил для

себя в "конексе" * из скомканных похоронных мешков и парашютного шелка.

Палубное время -- ноль-темь-тридцать. Пора обходить посты.

Я уже сотни раз обходил посты в Кхесани. Нынешней ночью все какое-то

новое и незнакомое. Я чувствую себя как слепой в комнате, в которой некий

садюга переставил всю мебель. При лунном освещении я постоянно спотыкаюсь и

падаю, как какой-нибудь салага херов. Бульдозеры из 11-го инженерного не на

шутку похерили мой участок. Даже блиндажи теперь не там, где надо. Я

чувствую себя так, будто заблудился. Мой родной город утащили, упаковали,

сожгли или эвакуировали.

Таинственны пути морской пехоты.

Через каждые двадцать метров я наклоняюсь и подергиваю колючку щипцами

для минных проводов, проверяя, не перерезана ли она. Эти подергивания

спугивают блиндажных крыс -- таких здоровенных, что у них вполне хватит

наглости трахнуть в жопу трехосный грузовик. Я осматриваю проволоку-путанку

-- достаточно ли она туга, чтобы выдержать вес мертвецов, что будут на нее

валиться. Проверяю, как стоит каждая мина "Клеймор". Мы окрашиваем

"клейморы" с тыльной стороны в белый цвет, чтобы в темноте можно было их

пересчитать и убедиться, что они все так же направлены в поле.

Краем глаза поглядываю во тьму за проволокой. Огневые группы

высокомотивированных москитов стремятся загрести меня на ночную хавку, а я

все жду, что тени за проволокой вот-вот обернутся людьми. По ночам мы

погружаемся в мир, где все люди -- призраки.

Там, в темноте, что-то есть, что-то шевелится. Может, порванный и

гниющий мешок для песка, таскаемый ветром. Или заблудившийся буйвол. Или

ночи клочок, брошенный на землю облаком, проплывающим на фоне луны. А может,

те черные точки, что мерцают вдали, за пять сотен ярдов отсюда -- холодные и

голодные вьетконговские бойцы, которые бесшумно сливаются и

сосредотачиваются, готовясь к наземной атаке.

А может -- Блупер. Там может быть и Бледный Блупер, берущий меня на

мушку.

Завтра мы подорвем заграждения. Урчащие зеленые бульдозеры сравняют с

землей последние из оставшихся блиндажей, и боевой базы Кхесань в этом месте

больше не будет. Морской пехоты в этом месте больше не будет. А до той поры

на высотах полно гуков, и Кхесань у них -- любимое развлечение. Разведгруппы

противника пялятся на нас с гребней холмов, прощупывают на наличие хоть

каких-нибудь признаков халявного отношения. Они все еще хотят прибрать к

рукам это проклятое место, где вечные туманы.

* * *

Жизнь в зоне "Кольцо V"*:

В единственном сторожевом блиндаже, оставшемся на нашем участке, наш

Салага делом занят -- ящера душит. По-пацански озабоченные салажьи мозги уже

не в Кхесани, они унеслись обратно в Мир и закутались в розовые трусишки

Сюзи Гнилописьки. Он постанывает, используя государственное имущество не по

назначению, полируя свой штык, ничего особенного -- потренировать с утреца

свой орган, чтоб согреться чуток, морская пехота высадилась, и всЈ у нас в

руках. Что слышно, когда хлопают одной рукой?

Я спрыгиваю в блиндаж.

Жужжит полевая рация. Я поднимаю трубку, а салага лихорадочно возится с

пуговицами на ширинке.

Какая-то гребаная крыса-служака на радиовахте на командном посту в

Мешочном городе требует доложить обстановку, после чего громогласно зевает.

Вместо того, чтобы ответить механическим монотонным голосом "все

спокойно", я произношу с нарочитым гуковским акцентом: "Я генерал Во Нгуен

Зиап. Обстановка нормальная, жопа полная".

Гребаная крыса-служака у радиостанции ржет и говорит: "Обожди чуток".

Потом говорит кому-то на заднем плане: "Это Джокер. Говорит, что он япошка".

Обе крысы ржут, обсуждают, какой я псих, потом голос из рации произносит:

"Принято, Джокер. Вас понял", и я кладу трубку.

Салага ждет моих дальнейших действий, стоя почти по стойке "смирно".

С тех пор как Бледный Блупер начал херить белых хряков, у которых

больше всего Ти-Ай -- вьетнамского стажа -- у меня остались одни салаги.

Система комплектования выдергивает целочек из школ и доставляет их в

Кхесань. Половина моих людей -- просоленные чернокожие хряки, но Черный Джон

Уэйн приказал своим сородичам выйти из состояния боевой готовности и войти в

состояние готовности к мятежу. "Могила", майор Трэвис, предпочитает

притворяться, будто никакого мятежа не наблюдается.

А тем временем салаги нуждаются в постоянном надзоре. Где-то около

полуночи, когда Бледный Блупер бродит кругом и мелет языком, салаги писают в

штанишки. Кому хочетсяч помирать в одиночку, да еще и в темноте?

* * *

Я пытаюсь держать салаг в состоянии напуганности до усрачки. Будешь

Поиск по сайту: