ЛИЧНЫЙ СЧЕТ 16 страница

Вглядываясь в ночь -- черную, как железная дверь в преисподнюю -- я

проскальзываю мимо дремлющего салаги и продвигаюсь дальше, в заграждения.

Отдаю честь Бедному Чарли -- человеческому черепу, что водружен на

палке в полосе заграждений. На черном от напалма черепе красуется пара

войлочных ушей Микки-Мауса.

Я беглым шагом направляюсь в нейтральную полосу через участок, залитый

кровью и темный как после атомной войны -- голый, если не считать

затрЈпанного "стетсона" на голове, вооруженный гранатометом M79 и с полевой

рацией Бруклинского Пацана "Прик-25" на спине.

В "Старз энд Страйпс" писали, что высокое начальство обсуждает тему

применения ядерного оружия для защиты Кхесани, на которую и так уже вывалено

больше бомб и снарядов, чем в любом месте за всю историю войн. В среднем

каждые пять минут летуны вылетают на бомбардировки в зоны в пределах двух

миль от Кхесани, и сбрасывают в среднем по пять тысяч бомб ежедневно.

Из бесплодной красной земли, по которой прошелся огонь помощнее

шестибаночной упаковки хиросимских бомб, вздымаются драконы почвенных

испарений, чтобы меня заглотить. Гигантские воронки от бомб покрыли оспинами

всю палубу. Если я свалюсь в воронку от снаряда, я или шею сверну, или

утону.

Грязь липнет к голым ногам и не позволяет бежать быстрее -- так всегда

происходит во снах, когда за тобой чудовище гонится. Сосущие звуки от этой

грязи досадно громко нарушают тишину.

Многозарядная осветительная ракета взмывает вверх к северу отсюда. Я

опускаюсь на корточки и замираю. Кто-то раньше времени возвращается из

ночной засады. Явно с ранеными.

Я выжидаю, пока нейтральная полоса снова не затихнет, и затихает она

настолько, что даже лягушки заткнулись. Топаю дальше, и в каждом сгустке

темноты таится что-то злобное и уродливое, и в каждой тени полным-полно

привидений с железными зубами, но мне на это наплевать.

Где-то подальше к северу отсюда, в черно-зеленом молчании гор Донгтри,

на маленькой полянке в джунглях, в безымянной точке -- мертвый Ковбой, там,

где я его оставил. Ковбой, убитый пулей, которую я послал в его мозг.

Док Джей (Джей -- от "джойнт") тоже там. И Алиса. И Паркер, салага. Все

они где-то там, погибшие не где-то на Земле, а в точке на карте, они уже

обратились в разбросанные кости, разодранные тиграми и обглоданные

муравьями. Хочу жить с тиграми и муравьями. Хочу к друзьям.

Бледный Блупер смеется.

Останавливаюсь и прислушиваюсь. Бледный Блупер снова разражается

смехом.

Хряки на периметре услышали Блупера и напряглись. Слышны крики и

суетный шум. Через десять секунд осветительные ракеты начнут вспыхивать надо

всей этой ЗБД.

Что-то подсказывает мне, что скоро кто-нибудь начнет с увлечением

рассматривать меня через прицел.

Бледный Блупер заводит разговор, но я не могу разобрать его слов, и

надеюсь, что и хряки на передке его не слышат, потому что Бледный Блупер

чертовски точно оценивает ситуацию, и будем его слушать -- спятим все на

хер.

По-звериному напрягая уши, я крадусь туда, где Бледный Блупер. Мои уши

выцепляют все точки, откуда доносятся звуки.

Бэм! Граната из M79 вздымает кусок палубы прямо передо мной, обсыпая

меня грязью и осколками.

Черные тени танцуют и обращаются в чудищ, а другие тени, еще больше и

чернее, пожирают их.

Кто-то вопит мне в ухо: "РАКЕТ! РАКЕТ! БОЛЬШЕ СВЕТА, ЧЕРТ ВОЗЬМИ!"

* * *

В морской пехоте миноискатель -- это когда закрываешь глаза,

вытягиваешь ногу и щупаешь землю вокруг. Проверяю землю пальцами ног -- нет

ли мин, а в мозговом плановом отделе, где мои боевые тактические задумки

реализуются точно по плану, разворачиваются фантазии.

Моя бредятина о том, как я мог бы стать героем, начинает раскручиваться

в голове как фильм:

... Я веду крутой базар с Бледным Блупером, мы спорим, и такие

интересные вещи я говорю, что Бледный Блупер меня слушает, и такой я умный,

что постоянно ставлю Бледного Блуперав тупик по сложным философским

вопросам. И получается так, что Бледный Блупер настолько исполняется

решимости одолеть меня в этом споре, что даже не замечает, что солнце уже

взошло.

С безоблачного синего неба соскальзывают четыре штурмовика в

камуфляжной раскраске, "Фантомы" F-4 из дежурного авиакрыла Первой дивизии

морской пехоты, тактическая поддержка с воздуха, летят низко и шумно,

боезапас на месте, к бою готов, топлива в обрез. В своей бредятине я

наговариваю волшебную секретную формулу из цифр в полевую рацию Бруклинского

Пацана. Я говорю: "Наводи по дыму от меня и расходуй все, что осталось".

Языки пламени вырываются из-под хвостов нафантазированных мною

"Фантомов", когда они включают форсаж и с переворотом отваливают, закладывая

грациозные виражи. Пилоты-морпехи исполняют номер самолетного балета и с

ревом налетают, предоставляя Бледному Блуперу возможность прочувствовать

единственно реальную разновидность американского искусства -- хирургический

удар с воздуха.

Нафантазированные мной серебристые контейнеры с напалмом и

нафантазированные черные бомбы вываливаются из самолета. Ад в очень мелкой

расфасовке. Контейнеры с напалмом валятся вниз по два за раз, кувыркаясь,

плывя и сверкая в солнечном свете, а за ними -- попарные иксы на черных

точках -- "Снейк-айзы" и "нейпы", напросился -- получи.

Разверзлись небеса, и кусок солнца отрывается и сваливается на землю

через пространство, лишенное воздуха, и вот уже этот кусок ударяется о землю

и рассыпает священный золотой огонь по всей нейтральной полосе --

безграничное зло обрушивается сверху, перекатываются сгустки пламени и

бухают взрывы.

Охваченные бурлящим, неистовым оранжево-черным шаром, мы с Бледным

Блупером умираем жуткой смертью, когда весь воздух с силой выкачивается из

легких, и мы задыхаемся, и в следующее пламенное мгновенье наши тела сгорают

до костей и дальше, и вот уже мы две безымянные хрустящие зверушки, и не

выйти нам никогда из красно-черного кошмара наяву...

Но это так, бредится просто.

Вот мне чудится, что меня завалил кусок солнца, и мы с Бледным Блупером

заполучаем отката за то, что сожгли Вьетнам заживо, и четыре пилота-морпеха

передают на базу: "Ага, вас понял. Два на счет, поражены ударом с воздуха".

И тут же мой замечательный радостный бред обрывается, и я моментально

возвращаюсь в реальный мир. Темно, холодно, дождь идет.

Скорчился во тьме на корточках, с голой жопой на разбомбленном

пепелище. Весь в грязи, еще и осколком царапнуло. И ноги все порезаны в

говно.

Одинокий осветительный снаряд с шипением взлетает по крутой дуге из

расположения отделения 81-мм минометов, лопается, вспыхивает и обрушивает

вниз режущий глаза белый свет, которого хватило бы на целое футбольное поле.

Воздух, который я вдыхаю, превращается в рой пуль, и сердитые красные

неоновые вспышки пытаются отыскать мои глаза. Я понимаю, что салага спал,

проснулся, когда засмеялся Блупер, перепугался до такой степени, что стал

готов палить в собственную тень, и взялся за 60-й, позабыв о том, что я

приказал ему кинуть гранату или вызвать пушкарей, чтобы не выдать свою

позицию.

Салага, рядовой Оуэнс, только что выстрелил во гневе, он больше не

салага.

Я слышу шаги.

Горячая кувалда бьет по мне и сбивает с ног. Пытаюсь подняться. Рот

моментально пересыхает, желудок сводит. Перехватывает дыхание. Меня ранило.

Этот салага херов меня ранил, и я пытаюсь сказать ему: "Ну, попал ты в мою

камеру для дрочева, милый". Но выходит из меня лишь кашель.

Я поднимаюсь на локте, одной рукой держу М79 и стреляю -- блуп! -- в

широченную тьму салажьего невежества. Тишина -- и участок, занимаемый

салагой, в замедленном движении разлетается на куски. Еще через счет "раз"

грохает осколочная граната.

Открывают огонь по всему периметру. Трассеры прощупывают тьму.

Я думаю: "Вот, наверное, и смерть моя".

Холодные руки цапают меня за щиколотки. Я отпинываюсь. Пытаюсь пинками

отделаться от этих рук, но слишком уж они сильны. Полевая рация у меня на

спине цепляется за корень, и еЈ стягивает прочь. Меня утаскивают в джунгли.

Изо всех сил пытаясь остаться в сознании, я пытаюсь вести крутой базар

с Бледным Блупером. Я хочу заглянуть Бледному Блуперу в его чЈрное костяное

лицо.

Моя голова шлепается о камень, и M79 выпадает из рук.

* * *

И, пока разум опускается в глубины черно-красной реки, Бледный Блупер

тащит мое тело в джунгли, чтобы похоронить меня заживо во вьетконговском

туннеле, где я буду как зародыш, перемотанный проволокой, навечно втиснутый

в сырую стену, не пропускающую звуков, на глубине в сотни футов под

непроходимым тропическим лесом.

Ощущаю влажную, черную вонь джунглей, и обреченно думаю: "Вот и смерть

моя, как все просто, и ничегошеньки в этом нет".

И вдруг -- темнота -- холодная, плотная, везде и повсюду.

Замечаю неровный свет. Но я-то -- американский хряк, и я знаю, что

видится мне неправильный свет, фосфоресцирующее мерцание, которое придают в

джунглях земле разлагающиеся останки сдохшего здесь животного.

В мерцании неправильного света вижу, куда меня задело. Мое голое плечо

похоже на кусок старого кожаного седла, над которым хорошо поработал псих с

ледорубом. Кожа твердая, желто-коричневая, стянута донельзя. Посередине, в

кругу дырочек от ледоруба -- здоровенная дырка, бешено-красная и влажная.

Когда мне удается навести глаза на резкость, я вижу, что глубоко на дне

некоторых из этих дырочек сидят твердые коричневые яйца. Плечо горячее,

зудит. Сил больше нет терпеть. Я ожесточенно чешусь, вгоняя грязные ногти в

нежное мясо, вскрывая сеть тоннелей, сооруженную под кожей вьетконговскими

личинками.

Из дырочек лезут опарыши. Опарыши, белые как белок яйца, выползают из

дырочек. Слепые червяки с блестящими коричневыми головками прогрызают ходы

под тонкой желтой корочкой моей кожи. Опарыши выползают из-под кожи через

проделанные ими тоннели. Опарыши толпой прут из дырочек, сотнями, бешено

вертясь и извиваясь.

В джунглях становится сначала светлее и светлее, потом ярче и ярче, и

вот уже они залиты светом, как ночной карнавал. Каждый ствол, каждое

растение, каждая обвешанная листьями лиана начинает испускать странный

желто-зеленый фосфоресцирующий свет.

Слоновья трава и ползучие растения, каждый листок и узловатый корень, и

даже тройной покров джунглей из переплетенных ветвей испускают свет. Повсюду

вокруг меня -- живые тропические растения с их совершенной дивной зеленью, и

я погружен в теплый зеленый свет ослепительной яркости, и везде, куда бы я

ни взглянул, я вижу тропические лианы и древние деревья, глубоко внутри

которых мерцает свет, и я сдаюсь чарующему колдовству этой вселенной

зеленого света, и Бледный Блупер затаскивает меня все глубже и глубже в

широко раскинутый прекрасный лес из столбов зеленого неонового бамбука.

Бледный Блупер смеется.

Я смеюсь в ответ.

Примечания:

[1] "Damn the torpedos! Full speed ahead!" -- знаменитые слова

командующего эскадрой кораблей северян Д. Фэррагата, произнесенные 5 августа

1864 г. во время битвы в заливе Мобил. В то время словом "торпеда" называли

подводные мины.

[2] "I haven't yet begun to fight!" -- знаменитые слова "отца

американского флота" Джона Пола Джонса, произнесенные им во время

многочасового боя с английским кораблем.

[3] Знаменитая фраза члена законодательного собрания Вирджинии П.

Генри, сказанная в заключение речи против британского правления в колониях.

[4] "Don't tread on me" -- лозунг, написанный под изображением змеи на

предположительно первом флаге морской пехоты. На заре существования морской

пехоты США эти слова писались также на барабанах.

[3] Maggie's Drawers -- стрельба "в молоко".

[4] Прозвище героя популярного американского телесериала "Leave It to

Beaver" -- Theodore "Beaver" Cleaver. Кроме того, имеется разговорное

значение: гипертрофированный фаллос.

[5] Зажигательная граната, неформальное название происходит от первых

букв "White Phosphorus".

[6] Conex box -- металлический ящик, использовался для перевозки

грузов.

[7] Прозвище г. Детройта, шт. Мичиган, центра автомобильной

промышленности США.

[8] Имя героя сериала "Leave It to Beaver" -- Edward Clark Haskell,

подлиза и пакостник.

[9] Прозвище героя сериала "Leave It to Beaver" -- Clarence "Lumpy"

Rutherford, трус и обжора.

[10] "6" после наименования подразделения -- его командир.

[11] Самокрутка с марихуаной.

Поиск по сайту: