Участковый

Макаевский участковый не был продажным ментом. Все, что другие продажные менты делали за деньги, он делал бесплатно.

Звали это чудо южноуральской природы Пашка Загребельный. Происходил он из местных, из коренных. Здесь и мать его с отцом жили, и деды-бабки. И два старших брата. Эти два брата и остались ко времени нашего повествования его единственной родней.

Братья у Пашки были крутыми и важными. Старший – банкир, хозяин собственного банка. Причем поднялся он сам, своим умом и бизнес-разумением из простых директоров учреждений советской торговли. Высоко поднялся и открыл уже филиал своего банка в самой Москве. Второй брат служил майором милиции, и не где-нибудь, а в местном министерстве внутренних дел, начальником отдела в управлении по борьбе с экономическими преступлениями. Старшие работали всю дорогу в плотной смычке и крутили серьезные дела.

Вообще-то это они направили Пашку по милицейским стопам, по проторенной дорожке, чтобы меньше спотыкался да глупствовал. Ибо вырос Пашка по братьиному разумению – придурковатым и недотепистым, и к тому же родился поскрёбышем.

Собственно братья не ошибались. Казалось бы, при таких прихватах расти бы ему и расти, но Пашка так и застрял в тридцать лет нищим летехой в заштатной деревушке. Не имел ни машины, ни толкового хозяйства, ни бабы. Мыкался в старой родительской развалюхе, перебивался картошкой и топинамбуром, да ставил квас на горелых корках.

Идиотизм Пашки заключался в чрезмерном почитании старших и полном безволии.

По справедливости надо отметить, что и в том и в другом его свойстве виноваты исключительно старшие братья, которые шпыняли младшего от зари до зари и забили мальчишку до состояния лугового одуванчика – только дунь, и он полетит куда скажут, и даже дальше.

В итоге выразилось это в том, что все паскудные дела, за которые любой нормальный мент брал бы деньги, Пашка делал совершенно бескорыстно. К примеру, скажи ему строго или лучше прикрикни, так Пашка не то что воров пойдет ловить, а еще сам украдет и на хазу принесет.

Всеми этими качествами в полной мере пользовался глава администрации Лысов. Мгновенно он прибрал недотыкомку к рукам, узурпировал его уникальные свойства, и стал его единоличным хозяином. А Пашка соответственно стал у Лысова верной собачкой на побегушках, на кого покажут – укусит, а кого укажут – лизнет.

Такую окружающую действительность Пашка воспринимал как воспринимают растения солнце или дождь – естественно и безропотно. Хотя где-то в глубине своей одуванчиковой головешки Пашка имел разные мысли и внутренний мир, до которого ясен пень дела никому не было. А особенно Лысову.

Тут надо сказать, что при всей своей ничтожности Пашка имел внешность внушительную и даже красивую скромной мужественной красотой – волевым подбородком, упрямыми скулами, многообещающими губами и томным изливом бровей. И фигура у Пашки образовалась вполне ладная, даже через милицейскую форму являющая влажному женскому взору неутомимые ягодицы, выпуклую грудь и широкую спину без признаков сколиоза. К сожалению, всю эту красоту безнадежно портили внешние проявления внутреннего содержания – безвольное выражение лица и пришибленная осанка.

В самый канун описываемых событий случилось у Пашки событие экстраординарное. Вообще братья Пашкины деревню родную не жаловали. Старший так вообще не появлялся лет десять, с самых родительских похорон. И тут вдруг с последним автобусом заявился в Пашкину хибару сам старший брат банкир Генка. Бросил, получается, и банк, и Москву, и охранника-водителя с мерином, и свалился как снег в мае. Да не один, а с родственничком – двоюродным братом жены ученым филологом и фолклористом Орестом Орестовичем. И прибыли дорогие гости, ни много, ни мало, сельской жизнью любоваться да деревенский колорит изучать.

Вот такие трензеля.

Поиск по сайту: