Не может быть учения, которое было бы дано Одним из тех, кто так ушёл

На этом месте начинает казаться, что «Алмазная мудрость» уплывает в бессмысленную игру слов, которую незаслуженно приписывают буддизму в западной культуре. Но это совсем не так.

Давайте посмотрим, что здесь было сказано и почему, и как это всё можно применить в нашем бизнесе. А применить действительно можно. В этих словах заключён секрет абсолютно успешной жизни.

Суть этого диалога можно изложить так:

Субути: «Как нам следует назвать книгу?»

Будда: «Назовите её «Совершенная мудрость».

Субути: «Что нам следует думать об этой книге?»

Будда: «Думайте о ней как о совершенной мудрости. Если вы спросите почему, то я вам отвечу, что совершенной мудрости, о которой я здесь пишу, никогда не могло существовать, и именно поэтому я решил назвать эту книгу «Совершенная мудрость». Кстати, Субути, ты думаешь, что книга была книгой?

Субути: «Конечно, нет. Мы знаем, что ты никогда не пишешь книг».

Загадкой и одновременно ключом к пониманию скрытого потенциала вещей является утверждение: «Ты можешь назвать книгу книгой и думать о книге как о книге, потому что она никогда и не могла быть книгой». Это утверждение имеет очень специфический и очень конкретный смысл. Это вовсе не язык мумбо-юмбо. Здесь есть всё, что вам нужно знать, чтобы быть успешным, как в личной, так и в профессиональной жизни. Давайте возьмём распространённый пример из деловой жизни, чтобы проиллюстрировать на нём смысл скрытого потенциала. Речь пойдёт о недвижимости.

Когда мы только начинали наш бизнес в «Андин», то снимали одну или две комнаты в офисе одной ювелирной компании недалеко от Empire State Building. Офер и Ая, владельцы компании, расположились в маленькой комнатке за перегородкой, по другую сторону которой за большим столом разместились Уди (специалист по алмазам), Алекс (ювелир-дизайнер), Ширли (ответственная за компьютерную работу) и я. В то время, как на одном углу стола занимались сортировкой алмазов, на другом — вносились счета в компьютер. Я тем временем сидел на телефоне и пытался разузнать имена секретарей крупных покупателей драгоценностей, чтобы мы могли напрямую обращаться к тем, кто лично принимает решения о покупке. Весь ассортимент нашей продукции в то время насчитывал пятнадцать колец, запечатлённых на одной фотографии, с которой Офер и Ая повсюду бегали и всем её показывали.

Работать на этих ребят было довольно весело. Ничего не зная о бизнесе в Америке, они парадоксальным образом проявляли гораздо больше творчества. Их вообще не волновало, что некоторые приёмы здесь могут просто не сработать (а те неожиданно срабатывали), и что есть вещи, которые категорически запрещено делать (например, явиться в футболке техасского клуба «Далласские ковбои» на встречу с руководителями одной из крупнейших сетей универмагов в мире).

Офер мог войти и задать нам очередной дурацкий вопрос об Америке, например: «Тут вот в календаре сказано, что завтра День Сурка. Это что, ваш национальный праздник? Вы собираетесь брать в этот день выходной? А оплачивать мы его вам должны?» Иногда мы отвечали, что это очень важный праздник в Америке.

С другой стороны, они не могли понять, почему все норовят уйти домой раньше одиннадцати часов ночи. Чаще всего мы работали часов до одиннадцати, а то и позже. Моя ежедневная поездка в загородный монастырь занимала два часа, поэтому я, как правило, приезжал домой около часа ночи, а в шесть утра уже был на ногах и отправлялся обратно в офис.

Алмазы и готовые ювелирные изделия прибывали к нам из Израиля и сразу направлялись к покупателю. Я думаю, наши клиенты полагали, что у нас есть свои собственные производственные мощности, но зачастую наша работа сводилась к беготне до угла 5-й авеню и 47-й улицы в бронированный офис компании «Бринкс» и обратно, срыванию лишних наклеек с коробки, прибывшей из Тель-Авива, наклеиванию на неё нашего фирменного лейбла с именем заказчика и доставки в офис этажом выше.

Помню один кошмарный случай, когда я открыл одну из таких коробок, чтобы разделить её содержимое между двумя покупателями, и обнаружил внутри огромную горсть колец с бриллиантами из так называемого «медного» золота. Я помчался с этой посылкой обратно на 30-ую улицу, что вызвало шквал звонков на Ближний Восток. Проблема была в том, что 14-каратное золото можно отлить различными способами. В золотой каратной системе (в отличие от алмазной) число 24 означает чистое золото. Оно слишком мягкое для использования в ювелирных украшениях. Если 24-каратное кольцо носить каждый день, то оно просто развалится. Поэтому чистое золото «разбавляют» другими более твёрдыми металлами.

Если количество примесей в таком золоте составляет 25%, то кольцо становится 18-каратным и так далее. В Америке для производства ювелирных украшений разрешено использовать 18-, 14- и 10-каратное золото. Металл, добавляемый для увеличения твёрдости кольца, определяет его окончательный цвет. Например, если вы добавите никель, то золото становится светло-жёлтым, а если медь — ярко-красным. Комбинируя примеси, можно получить и другие оттенки. Американцам чаще всего нравится светло-жёлтая гамма, азиаты предпочитают золото тёмных оттенков, а большинство европейцев, как правило, выбирают медное золото. Эта партия колец была отлита по ошибке в «европейском» цвете.

Трудно забыть эту историю из раннего периода жизни нашей компании: вся наша команда из трёх-четырёх человек помчалась в центр, на фабрику гальванических покрытий, где мы долго уговаривали владельца поторопиться с нанесением дополнительного, очень дорогого, слоя жёлтого золота поверх красноватого. И вот мы с моими будущими мультимиллионерами и с пятнадцатью пуэрториканскими девушками сидим вместе за столом. Офер и Ая очень громко говорят друг с другом на иврите, а девушки вторят им на испанском. Они никак не возьмут в толк, зачем нам нужно золотить золото. Но уже очень скоро мы сидим плечо к плечу, согнувшись над бриллиантовыми кольцами, и покрываем их специальным составом, защищающим те части, которые золотить было не нужно.

Через некоторое время мы смогли открыть свою собственную маленькую фабрику. Условия здесь были почти такие же. Находилась она недалеко от нас на Манхэттене и представляла собой комнату с голым цементным полом и огромными перегородками в виде железных решёток. Здесь же располагалось и наше первое хранилище. Об этом периоде есть что вспомнить. Например, в ночь переезда мы подняли в нашем старом офисе ковер и ползали по полу на четвереньках, собирая «потерянные» за последние месяцы крошечные алмазные осколки (их набралось несколько сот). А одна наша сотрудница случайно заперлась в новом хранилище на всю ночь, и её муж всё интересовался, до какого же времени мы всё-таки работаем. Я же среди влажного нью-йоркского лета потел в своём единственном костюме (а был он шерстяной), потому что Лама настаивал, чтобы я всегда выглядел представительно. Я носил этот костюм каждый день, даже не помышляя о том, чтобы снять пиджак или ослабить галстук.

Я думаю, прошло около шести месяцев, и опять возникла необходимость найти новое место для нашей крошки-фабрики. Встал вопрос: стоит ли рисковать и переезжать в «алмазный» район или нет? Что если мы арендуем большое помещение, а заказов станет меньше? Что, если мы арендуем маленькое помещение, а объём заказов вырастет, и у нас не будет возможности их выполнить?

В результате мы сняли половину небольшого этажа обветшалого здания, которое находилось буквально на границе с главным «алмазным» районом. Это был компромисс между большой площадью и невысокой арендной платой. Я сидел один в своём кресле в «отделе алмазов» (крошечной комнатёнке), иногда мне приходилось работать в «системном отделе» (очень маленькой комнате, которая была ещё и приёмной), иногда в хранилище (очень маленьком помещении, где едва могли стоя поместиться два работника, подобно двум мумиям в саркофаге). Фабрика находилась в самой большой комнате, в углу которой одиноко сидел полировщик. Каждый год мы удваивали наши продажи, и так продолжалось почти десять лет. Таким образом, риск приобретения больших площадей стал неотвратимым. Мы сидели буквально локоть к локтю, и среди нас ходила шутка, что каждый дюйм занимаемой площади стола равен 1000 долларам зарплаты. В те дни я был близок к 15 дюймам. Из соображений безопасности мы не могли принимать поставщиков алмазного сырья внутри офиса, поэтому нам приходилось заключать сделки, стоя между фойе (называемом «ловушкой») и приёмной. Делать это приходилось так, чтобы другие алмазные дилеры не смогли услышать нашу цену. Представьте, каково стоять в маленьком, слабо освещённом коридоре с небольшим свёртком в руках, наполненном тысячами крохотных алмазов, и стараться перекричать шум шлифовального цеха за спиной (да так, чтобы тебя не услышали сидящие прямо перед тобой люди). В это время же ещё нужно было делать расчёт окончательной суммы для разных категорий, а также слегка продвигаться в цене навстречу оппоненту, если он делает то же самое. Всё это часто напоминало дуэль на шпагах в чулане.

Кстати, «ловушкой» называется такое место на алмазном предприятии, куда после звонка в наружную дверь попадает посетитель. После того, как дверь за ним закрывается, его проверяют через камеру или пуленепробиваемое стекло, и только тогда пропускают, опять же после звонка, через вторую дверь. Так он оказывается уже внутри компании. Электронный механизм не позволяет держать обе двери открытыми одновременно. Это может привести к интересной ситуации, когда вы последним выходите с работы и, уже пройдя первую дверь, вспоминаете, что забыли взять ключ от наружной двери.

На определённом этапе мы предприняли осторожный шаг и заплатили за оставшуюся часть этажа. Но это вскоре опять превратилось в те же самые двадцать дюймов стола на одного сотрудника. Тогда мы сняли ещё один этаж и соединили их лестницей. Но продажи постоянно удваивались, и на каждого опять приходились двадцать дюймов. Тогда мы заняли последний свободный этаж, с которым нас, к сожалению, разделяли два пролёта.

Когда нам опять потребовалось дополнительное пространство, мы не смогли уговорить ни одну соседнюю компанию съехать, чтобы освободить нам этаж. Не нашли мы ничего подходящего и в соседних зданиях. Тогда мы сняли этаж через два дома от нас в таком высоком здании, что нам в обход всех законов пришлось провести кабели для подключения компьютеров по воздуху прямо над крышей более низкого здания. Это напоминало бельевые верёвки в многоквартирных домах Бруклина, но в сердце Манхэттена среди сверкающих небоскрёбов это выглядело несколько странно.

Дополнительным неудобством такого расположения была необходимость ходить туда-сюда с большими пакетами алмазов, рубинов, сапфиров, аметистов и дюжиной других камней только для обеспечения работы сортировочных комнат в разных зданиях. Это было опасно, а тут ещё «алмазный» район стал расширяться в нашу сторону, и арендная плата непрерывно росла. Поэтому мы снова стали подумывать о том, где и как поместить нашу компанию, которая к тому времени уже имела многомиллионный годовой оборот и около сотни служащих. И сейчас мы опять возвращаемся к вопросу о недвижимости и потенциалу, скрытому во всём.

В Нью-Йорке есть особая категория бизнесменов, которые каждое утро должны получать газету Wall Street Journal. Читают они её или нет, не имеет значения (у меня есть подозрение, что мало кто это делает). Во многих фирмах важно, чтобы каждое утро сотрудники видели, как вы радостно поднимаетесь по лестнице, неся под мышкой свёрнутый номер. Ещё лучше сделать так, чтобы газету доставляли прямо к вам в офис, около девяти утра, подсунув её под дверь так, чтобы часть заголовка Wall Street Journal была хорошо видна из коридора. Второй вариант ещё и тем хорош, что газета будет торчать там до тех пор, пока вы неторопливо не проследуете в свой кабинет примерно в 9.30. И каждый, кто в течение этого получаса пройдет мимо и увидит газету, лишний раз вспомнит, что босс здесь вы, поэтому вам совсем не обязательно приходить к 9.05.

В тех немногочисленных случаях, когда я читал Wall Street Journal, у меня оставалось очень странное впечатление. На первой странице, вверху справа (левую часть целиком занимает сводка национальных и мировых новостей), всегда располагалась бодрая статья о каком-нибудь бизнесмене, вроде Джорджа Сороса, сделавшем невероятно рискованные и большие инвестиции, что привело к великолепным результатам. Его провозглашают «провидцем», поскольку теперь он в своих подходах оторвался далеко от всех остальных на рынке. Он — тот, у кого было достаточно дерзости и уверенности в себе, чтобы выйти на новый уровень доходов, тогда как ограниченные и консервативные предприниматели остались далеко сзади.

Примерно на четвёртой странице обычно помещена статья о какой-нибудь компании, которая едва держится на плаву по причине закостенелого и не современного управления. Всё руководство этой компании было уволено, а прежнего директора компании заменили новым. Через неделю или месяц я мог открыть газету ещё раз (обычно я использовал экземпляр из-под двери другого зама, и возвращал его на место до 9.30). Теперь на первой странице помещалась хвалебная статья в адрес компании, которая из года в год следовала старым проверенным методам, и в этом квартале получила огромные прибыли. У руля такой компании всегда стоял мудрый лидер, твёрдо придерживающийся проверенных методов прошлого. А где-то на четвёртой странице была опубликована статья о глупом капиталисте, который совершил неразумно рискованную операцию с акциями своей компании.

Меня поразило открытие, что имена рискующих гениев этого месяца могли через полгода превратиться в имена рискующих глупцов. И наоборот, имена консервативных глупцов позднее могли стать именами консервативных гениев. А может быть и так, что рискующий гений останется на вершине, а консервативный глупец продолжит падать вниз. В любом случае, никто не обратил внимания, что совершенно одинаковые действия, предпринятые одним и тем же человеком или одной и той же компанией, приводят к различным, почти случайным результатам.