Глава 16. Константин, управляющий Серебровой, был, как всегда, застегнут на все пуговицы, а в ответах безукоризненно точен и немногословен

Константин, управляющий Серебровой, был, как всегда, застегнут на все пуговицы, а в ответах безукоризненно точен и немногословен.

– Я не назову отношения супругов Серебровых простыми, – отвечал он на вопрос прокурора. – Конечно, до рукоприкладства дело не доходило, но они были совершенно разные и далекие друг от друга люди.

– Собирались ли они расстаться?

– Насколько мне известно, развод для Инги Петровны был делом решенным. К ней на дом приходил адвокат, с которым она обговаривала юридические детали.

– Как относился к ее идее Дмитрий Серебров?

Константин позволил себе слабое подобие улыбки.

– Ну, Дмитрий Серебров никогда ничего не решал, от его голоса мало что зависело. Хозяйка говорила мне, что он боится развода.

– Вам известно, собиралась ли Инга Петровна обеспечить супруга жильем или каким-либо иным имуществом после развода?

– Хозяйка говорила, что не даст ему и ломаного гроша, поскольку его содержание и так обошлось ей слишком дорого.

Прокурор сверилась со своими записями.

– А теперь я попрошу вас вспомнить все, что касалось последнего дня жизни Серебровой. В какое время вы покинули дом?

– Обычно я заканчиваю работу около восьми часов вечера, но в тот день я ушел рано. В пять.

– Вас отпустила Инга Петровна?

– Ничего подобного. Дмитрий Александрович просил меня уйти раньше. Более того, он сказал, что на следующий день всей прислуге предоставляется дополнительный выходной. Поскольку для меня весомым, как я уже говорил, было слово хозяйки, я перезвонил Инге Петровне и уточнил ее пожелания. Распоряжение супруга она оставила в силе.

– Объяснял ли подсудимый, зачем он распускает прислугу по домам?

– Он сказал, что у них с Ингой Петровной состоится важный разговор, а на следующий день они просто побудут вдвоем.

– Таково было и пожелание Серебровой?

– Когда я говорил с Ингой Петровной по телефону, мне показалось, что она была озадачена. «Что он там еще придумал? – спросила она. Но потом добавила: – Ну, ладно, Константин, позволим ему такую малость. В конце концов, он ведь еще пока мой муж».

Бесстрастное лицо управляющего вдруг исказила гримаса боли. На судейской трибуне стоял уже не робот, выдающий ответы в автоматическом режиме, а живой человек, способный чувствовать и переживать. Перемену уловили все. Даже секретарь оторвала глаза от компьютерной клавиатуры, не понимая, что случилось со свидетелем. Голос свидетеля дрожал, когда он снова заговорил:

– Ах, если бы я знал тогда, чем закончится романтический вечер супругов, ни за что бы не оставил хозяйку одну! Надо было мне заночевать в гостевом доме, что я часто делал… «С тобой, Константин, как-то спокойнее, – частенько замечала Инга Петровна. – Вот погоди, отстрою я для тебя флигель, будешь жить поблизости от меня». Мы брали одного за другим дворников и сторожей, но ее никто не устраивал. Такой уж был у нее характер! Только одного меня она ценила и хотела видеть рядом.

– Скажите, почему вы появились на следующий день в доме? Ведь вам предоставили выходной.

– Вы можете не поверить, но у меня появилось дурное предчувствие. Конечно, на всякий случай я придумал предлог – якобы мне нужно разобраться со счетами. Но ничего срочного не было. Я просто хотел убедиться, что в доме все в порядке.

– Ну и как, убедились?

– Когда я зашел в дом, то сразу почувствовал: что-то произошло. Я не мог тогда сказать, что именно. Джип Серебровой в гараже отсутствовал. Так часто бывало, когда она уезжала по своим делам. Я зашел в дом и первым делом натолкнулся на хозяина, чистящего пол в гостиной. Впервые за все время его пребывания в доме Инги Петровны! Я даже не подозревал, что ему известно, где в доме хранится пылесос.

– Вам его действия показались подозрительными?

– Еще бы! Ко всему прочему, Дмитрий очень странно отреагировал на мое появление. Кажется, он был чрезвычайно удивлен и раздосадован одновременно.

– Вы предложили ему помощь?

– Разумеется. Но он довольно резко от нее отказался. Сказал, что все сделает сам. Создавалось впечатление, что он старается выставить меня вон под любым предлогом.

– Серебров объяснил, что произошло?

– Очень коротко. Бросил что-то типа: «засиделись с женой до поздней ночи». Но и без слов было видно, что посиделки оказались необычные.

– Почему?

– Все очень просто. На полу валялись осколки посуды. Конечно, в тот момент я не понял, что дела обстоят куда как серьезнее, я думал, что произошла обыкновенная ссора с битьем чашек.

– Когда вы почувствовали неладное?

Константин на мгновение задумался.

– Трудно сказать. Какая-то неясная тревога появилась сразу же. Слишком уж необычно было рвение хозяина навести порядок. У него была повреждена рука, и кровь проступала через повязку. Однако за пылесос он держался так, что, вздумай я отобрать у него шланг, пришлось бы применить силу. Ну а потом, увидев свернутый ковер с проступившими следами крови, заметив изогнутую кочергу всю в чем-то липком, я понял: произошло нечто из рук вон выходящее. Конечно, я до последнего надеялся, что это только какое-то недоразумение. Явится Инга Петровна и все объяснит, и мы, возможно, вместе посмеемся над ее недотепой-мужем и моими черными подозрениями. Но я не знал тогда, что она уже не вернется. Я не думал, что она убита.

– Предложили ли вы подсудимому вызвать милицию?

– Конечно. Но он отмахнулся. Мне показалось, что Дмитрий малость не в себе. Он уселся в кресло и смотрел стеклянными глазами в пустоту. И если бы я не сообщил в органы, он ни за что не сделал бы это сам. Серебров отключил телефон и ни с кем не общался. Исключение он сделал только для своей любовницы.

– Любовницы? – изумилась прокурор. – У подсудимого была любовница?

– Была, – поджал губы управляющий. – Маникюрша хозяйки по имени Нора.

Елизавета непонимающе уставилась на Константина, пытаясь отгадать, врет ли он по причине своей гипертрофированной любви к хозяйке или же говорит правду. Но лицо управляющего опять превратилось в маску, по которой прочитать что-либо стало просто невозможно. Тогда Дубровская обернулась, собираясь встретиться глазами с Серебровым и разделить с ним праведное негодование по поводу вероломства управляющего, но ее подзащитный упорно отводил взгляд в сторону.

– Было бы интересно узнать, о чем они разговаривали в тот вечер, когда тело хозяйки вытаскивали из искореженного джипа, – проговорил Константин, обращаясь к прокурору.

– Хотите узнать? Нет ничего проще! – Прокурор поднялась и, обращаясь к суду, произнесла: – Ваша честь, попрошу пригласить в зал свидетеля Малинину Нору. Она как раз дожидается своего вызова в коридоре…

Малинина проследовала к свидетельской трибуне. Глядя на нее, можно было подумать только одно: какой же недальновидной была сорокалетняя женщина, имеющая молодого мужа, если пригласила в свой дом такую молодую и ветреную особу. «Да воспеваемая всеми Инга Сереброва была не так, увы, умна, как тут пытаются ее представить», – мелькнула мысль у Лизы, когда адвокат осматривала свидетельницу с головы до пят. Женщина среднего возраста должна вдумчиво относиться к подбору обслуживающего персонала, тем более если в доме обитает молодой и привлекательный супруг.

Нора и впрямь была хороша, хотя ее внешность вряд ли отвечала общепринятым канонам красоты. Девушка была рыжей, со всеми присущими этому типу недостатками: веснушчатой кожей, рыжими бровями и ресницами. Но она казалась гибкой и подвижной, как кошка, охотящаяся на мышь. В ее взгляде, походке, манерах сквозило что-то хищное, животное, но вместе с тем необычайно притягательное. Ее зеленые слегка раскосые глаза щурились. «Бесстыдница и нахалка», – хотелось сказать про нее женщинам. «Возбуждающая кошечка», – наверняка подумали мужчины, явно испытывая желание проверить, насколько остры ее коготки. Подобная женщина никого не могла оставить равнодушным.

– Я работала маникюршей у Серебровой, – ответила Нора на первый вопрос прокурора. – Маникюр, педикюр, уход за ногами и ступнями и все такое…

Она провела рукой по запястью, поправляя браслет, замечательную вещицу, скорее всего из белого золота с темно-вишневыми глазками камней.

– Вы обслуживали только Ингу Петровну? – спросила прокурор.

Девица лениво повела плечами.

– Почему же? И ее супруга тоже. Делала ему маникюр.

Беликов удовлетворенно вздохнул, получив еще одно, на его взгляд, доказательство немужественности подсудимого. Надо же, он делал маникюр! Ну просто ни в какие ворота не лезет!

– В каких отношениях вы находились с Серебровым?

– В хороших, – ответила девица и почему-то улыбнулась.

– Я имею в виду другое, – холодно пояснила прокурор. – Состояли ли вы в интимной связи с подсудимым?

– А что, мои с ним отношения интересны суду?

Беликов внушительно кашлянул.

– Все вопросы, которые вам зададут стороны, будут иметь отношение к делу. За этим здесь слежу я. Ваша обязанность отвечать и помнить о том, что вы дали подписку говорить правду.

Малинина ничуточки не испугалась. Она перевела взгляд с судьи на прокурора и как бы нехотя сказала:

– Да, Дмитрий был моим любовником.

– Сколько времени продолжалась ваша связь?

– Что-то около полугода.

– Инга Петровна не догадывалась о ваших отношениях?

– Думаю, нет. В противном случае она бы вышвырнула меня вон. Разве не так?

– Наверное, так. И что вас связывало с подсудимым?

Малинина перевела взгляд на скамью, где за пуленепробиваемым стеклом томился Дмитрий.

– Нас связывал не только секс, – заявила она, нахально глядя на обвинителя. – У нас были чувства.

– Вы хотите сказать – любовь?

Малинина тряхнула рыжей гривой.

– Да, именно это я и хочу сказать. Любовь.

– Но у вашей любви не было перспектив, – насмешливо заметила прокурор. – Ведь Дмитрий Серебров был женат.

– Ну и что? – бесстыдно ответила маникюрша. – Сегодня мужчина женат, а завтра свободен. Люди могут развестись. Супруга может умереть, в конце концов.

– Но, как стало известно суду, сам подсудимый разводиться с женой не торопился, – отметила Прыгунова.

Нора усмехнулась:

– Это как раз на него похоже. Дмитрий всегда был такой нерешительный. Он мог мечтать о том, как его старуха отбросит коньки, но при встрече с ней сразу же превращался в испуганного кролика.

– Свидетельница, попрошу вас подбирать выражения, – встрял в допрос судья. – У вас наверняка получится заменять жаргон общепринятыми выражениями. Вы хотели сказать, что подсудимый говорил вам о том, что желает смерти жены?

– Ну, если такой вариант вас устраивает больше… Да, желал. И не только желал, но и делал жалкие попытки от нее избавиться.

Дубровская с нарастающей тревогой начинала осознавать, что свидетельница по какой-то только ей одной известной причине «топит» подсудимого, причем со вкусом, наслаждаясь беспомощностью жертвы. Понимая, что сейчас, если ее не остановить, произойдет нечто страшное, Елизавета решительно поднялась с места.

– У меня протест, ваша честь…

Она замолчала, глядя попеременно то на свидетельницу, то на судью. Беликов же, удивленный продолжительной паузой после громкого заявления, уточнил:

– Вы протестуете? Против чего?

– Протестую. Мне кажется, свидетель пытается оговорить подсудимого.

– Пытается оговорить? Но ведь нам еще до конца неясно, что она имела в виду. Кроме того, Малинина дала подписку, ей разъяснена ответственность за дачу заведомо ложных показаний. Так что успокойтесь, защитник. – Судья повернул голову к свидетельской трибуне. – Продолжайте, пожалуйста. Что вы имели в виду, говоря о жалких попытках избавиться от жены?

– Он пытался ее убить. – Нора прямо посмотрела в глаза Беликову. – Только так, чтобы все выглядело как несчастный случай. В тюрьму он, конечно, попасть не хотел.

– Вы можете привести конкретные факты?

– Факты? – фыркнула Малинина. – Да ради бога! Случай на озере. Ну, когда он якобы забыл спасательные жилеты. О том происшествии, по-моему, все знают.

– Но мы говорили пока о несчастном случае, – закинула удочку прокурор. – Разве вы имеете в виду что-то иное?

– Никакого несчастного случая не было! – жестко заявила Нора. – Дмитрий заранее обдумал все и даже сообщил детали мне. Я сказала ему, что это безумство. Я всегда говорила, что он может просто развестись, но он меня не слушал. Должно быть, он собирался прибрать к рукам деньги Серебровой.

– А что, были еще и другие случаи? – поинтересовалась прокурор.

– Да. Как-то на стройке он хотел сбросить ее вниз, но появились рабочие, и у него тогда ничего не получилось. Дмитрий очень переживал, говорил, что вариант был идеальный, учитывая, сколько людей ежегодно разбивается на стройках. Мне кажется, что он даже смотрел статистику в Интернете.

– А что вам известно о последнем случае? Ну, когда, судя по всему, уже все получилось как надо. В тот день тоже произошла заранее запланированная ссора? – Прокурор даже вытянулась вперед.

– Нет, последний вариант он не продумывал заранее, – убежденно заявила Нора. – Я вам точно говорю. Думаю, что все произошло внезапно. Возможно, старуха его все-таки допекла, и он не сдержался. Инга Петровна, скажу я вам, была мастерица доводить людей.

– Вы были в доме в день убийства? – спросила прокурор. У нее даже ручка дрожала в пальцах, настолько невероятны были показания свидетельницы.

– Я звонила Дмитрию утром, – прищурила глаза рыжая ведьма. – Он был очень напуган и сказал мне, что убил старуху.

– Сказал, что убил старуху? – восторженно повторила прокурор.

Судья недовольно покачал головой:

– Государственный обвинитель, не забывайтесь! Мы рассматриваем дело об убийстве Инги Серебровой. Пожалуйста, придерживайтесь общепринятой терминологии. Ни о каких старухах мы здесь речи не ведем. Да побойтесь бога, женщине было всего сорок три года! Можно сказать, самый цвет!

– Простите, ваша честь! – торопливо закивала головой Прыгунова. И вновь повернулась к свидетельнице: – Неужели Серебров сам признался в убийстве?

– Да, признался, – просто ответила Нора. – Правда, подробности он мне рассказал позже. Я пришла к нему вечером того же дня. Он сообщил мне, что убил жену кочергой, не выдержав ее грубого обращения. Потом сунул ее тело в джип и ухнул его в карьер.

– Так и сказал? Слово в слово? – не верила своей удаче прокурор.

– Примерно так. Хотя, конечно, периодически жаловался на то, что она успела его достать, и опасался, что убийство раскроют. Конечно, он постарался замести следы, но был застукан управляющим в самый неподходящий момент. Кроме того, Дмитрий показал мне свою руку. Он порезался, когда собирал осколки.

Прокурор шумно выдохнула воздух и, счастливо глядя на председательствующего, заявила:

– Обвинение закончило допрос свидетеля. Должно быть, у защитника уже появились вопросы?

Дубровская вяло кивнула:

– У меня один-единственный вопрос свидетелю.

– Задавайте, – разрешил Беликов.

– Зачем вы нам это все рассказали? Что движет вами? Ненависть, месть? Что? – В голосе Елизаветы звучало отчаяние.

Свидетельница хищно улыбнулась:

– Меня попросили говорить правду. И я, если вы помните, даже расписалась у секретаря. Так что ничего личного. Я просто выполнила свой гражданский долг!

В областном суде были приняты довольно странные порядки, касающиеся возможности общения адвоката с его подзащитным. Например, не разрешалось, даже в перерыве, разговаривать друг с другом через пуленепробиваемое стекло. Для того чтобы перекинуться с клиентом парой фраз, адвокат должен был уведомить секретаря и в его сопровождении спуститься в подвальное помещение, где содержались прибывшие из следственных изоляторов. Может быть, так делалось для того, чтобы защитник, раздосадованный тупостью и безобразным поведением своего подопечного, не мог пристукнуть его портфелем прямо в зале суда? Думали, что, пока он утрясает необходимые формальности и спускается за секретарем по лестничным маршам вниз, воинственный запал понемногу исчезнет и к адвокату вернется способность рассуждать здраво?

Примерно так думала Елизавета, шагая по бесконечным ступеням и продумывая все, что заявит Сереброву при встрече. Конечно, она могла взять разрешение на свидание и посетить Дмитрия в изоляторе, где условия для общения намного лучше, но Дубровская не могла ждать. Ей не терпелось высказать Сереброву то, что успело накипеть в ее душе за два часа допроса его любовницы. Поэтому, как только тяжелая дверь с большим «глазком» распахнулась и толстый охранник, проверив документы, пропустил ее внутрь, туда, где располагались отсеки с заключенными, она облегченно вздохнула. Серебров сидел там, за толстой решеткой, в самом конце коридора…

– Елизавета Германовна! – воскликнул Дмитрий, увидев защитника, и вскочил с места. – Вы пришли?

– Что же мне еще оставалось? – рявкнула в ответ Лиза.

Серебров внимательнее взглянул на своего адвоката.

– Вы расстроены? Все очень плохо, да?

И тут Дубровскую понесло… Конечно, она ожидала чего угодно. Того, что ее подзащитный будет сломлен, раздавлен, откажется с ней говорить. А могло быть и другое: он начал бы при ее появлении бесноваться, хватаясь руками за металлические прутья и вспоминая неприличные выражения про всех женщин на свете. Но Лиза не думала, что услышит спокойно-глуповатое «вы чем-то расстроены» в момент, когда у нее из-под ног уходил бетонный пол.

– Расстроена? Это ты должен быть расстроен! – воскликнула она. – А я уничтожена, разорвана на куски и пущена по закоулочкам. Меня просто нет! – Она всплеснула руками. – О чем ты думал, когда скрыл от меня свое маленькое приключение, эту поганку Малинину? Что ты ей сделал такое, отчего она готова сдать тебя со всеми потрохами? Поматросил и бросил? А может, сделал ей ребенка и не пожелал жениться? Или занял у нее деньги и забыл про долг? Отвечай, не молчи! Почему так получилось?

Двое парней из конвойной службы оставили в покое карты и с беспокойством уставились в конец коридора, туда, где разворачивалась полная страсти сцена.

– Слушай, зачем ты разрешил адвокатессе захватить с собой портфель? – сказал один. – Вдруг у нее там шило или отвертка? Щас как даст ему промежду глаз… А нам с тобой отвечать придется.

– Так кто ее знает, – выпятил губу второй, – с виду-то вроде приличная. С чего вдруг она так разошлась?

– Ох, бабы… – покачал головой первый. – Что у них за манера, горлом брать? Вот если я когда-нибудь за решетку попаду, пусть меня защищает нормальный адвокат. Я хотел сказать, мужчина.

– Сплюнь! – посоветовал другой.

Оба охранника постучали по столу…

– Я думал, что о нашей связи с Норой никто не догадывается, – признался Дмитрий. – Для меня сегодняшнее появление полная неожиданность.

– Как видишь, только ты был слеп! Ты хотя бы понимаешь, что твоя милая любовница набросила сейчас тебе веревку на шею, предварительно как следует натерев ее мылом?

– Я не знаю, какая муха ее укусила, – развел руками Серебров. – Зачем она все наши разговоры выложила судье?

Лиза оторопела.

– Постой-ка! Ты хочешь сказать, что такие разговоры между вами на самом деле были? Она не оговорила тебя?

Серебров замялся.

– Ну, все не совсем так… Нора, конечно, сгустила краски…

– Значит, ты и правда обсуждал с ней планы убийства Инги? И тот случай со спасательными жилетами, и нелепица с падением с высоты имели место в действительности? Она ничего не придумала?

Дмитрий, видя взволнованность своего адвоката, и сам не на шутку разволновался.

– Подождите, Лиза! Постойте, Елизавета Германовна! – Он ухватился руками за решетку. – Да все было, но не так, как вы думаете. У меня не хватило бы силы духа убить Ингу. Конечно, она меня раздражала. При ней я ощущал себя полным ничтожеством, жалким червяком! Кто бы на моем месте не мечтал о реванше? Она всегда была такая самоуверенная, дерзкая. В наших отношениях она была мужчиной, я ей беспрекословно подчинялся. Я сходил с ума в ее доме, где все, от управляющего до последней судомойки, насмехались надо мной, подглядывали, подсматривали, а потом делились сплетнями на кухне. Конечно, я завел любовницу! Мне хотелось почувствовать, что я еще живой, что могу поступать как хочу, а не так, как требует Инга. Изменяя, я словно мстил ей. И потом не так тяжело переживал стычки с ней. «Ничего, дорогая, – говорил я про себя. – Ты можешь разоряться, сколько тебе будет угодно. Но я догадываюсь, каково было бы тебе узнать, насколько мне противно твое стареющее тело. Настолько, что я с отчаяния бросаюсь на твоих смазливых маникюрш!» Да, я строил планы мести: душил ее, сбрасывал с высоты, топил в ванне… Мне хотелось заглянуть в ее глаза и увидеть животный страх, услышать мольбы о пощаде. Но, к сожалению, я малодушен и труслив. Я боялся бросить ей открытый вызов и поэтому был бы благодарен судьбе, если бы с ней что-нибудь случилось.

– Почему же ты молчал? Почему не рассказал мне все? – спрашивала Лиза, не особо, впрочем, понимая, что принесла бы защите его откровенность.

– Но вы ведь не думаете, что я виновен? – заглянул Дмитрий адвокату в глаза. – Честное слово, я Ингу не убивал! Убивать в мыслях – это ведь не наказуемо, да?

– Мне нет дела до твоей виновности или невиновности! – воскликнула Лиза. – Я должна была защищать тебя в любом случае. Но ты скрыл от меня важную информацию и выставил нас на посмешище. Кто, скажи, теперь поверит в твою невиновность, если ты сам не отрицаешь того, что выбалтывал чертовой маникюрше свои кровожадные замыслы?

– Действительно, глупо получилось. Но я вовсе не признавался Норе в том, что совершил убийство! – Костяшки на его руках, вцепившихся в прутья, побелели. – Откуда она все это взяла: кочергу, карьер? Мерзкая девчонка меня оговорила! Всегда от нее были одни проблемы. Даже маникюр она делать толком не умела. Но вы должны мне верить!

– А сам-то ты себе веришь? – спросила Лиза и, резко развернувшись, пошла прочь от клетки.

– Постойте, я вам еще не все рассказал! – с отчаянием крикнул ей вслед Серебров. – На руке у Норы я заметил сегодня браслет. Он принадлежал Инге. Не знаю, откуда она его взяла, но все это очень странно.

– Откуда взяла? – вспылила Лиза, оглянувшись на мгновение. – Да мне-то какое дело! Нашла, украла, купила… Не имеет значения! Защита рушится, а тебя интересует судьба какого-то барахла. С меня хватит!

– Постойте. Ну вы же мой адвокат, вы просто обязаны мне верить! Если вы откажетесь от защиты, я…

– Выведите меня отсюда, – сказала Лиза, приблизившись к столу, за которым по-прежнему сидели два охранника. – Мне немедленно нужно на воздух…

Поиск по сайту: