Пер. с англ. Т. Н. Замиловой. Под общ. ред. И. П. Щерова Смоленск, «Русич» при участии ТОО «Харвест», Минск, 1996 5 страница

Довольно странно, но Олдкасл был тайно вывезен из Лондона архидиаконом Вестминстерским, а позже он нашел прибежище в аббатстве Шрусбери и монастыре Венлока — все три относились к ордену бенедиктинцев. Монашеская община в Вестминстере была известна своей упрямой приверженностью королю Ричарду II. Враждебный настрой их по отношению к ланкастерским узурпаторам был так силен, что ортодоксальные католики в своей борьбе с режимом были готовы даже объединиться с еретиками. Известно также, что в период пребывания в бегах сэр Джон был связан с [92] сыном Глендоуэра, Маредаддом, который не подчинился Генриху V и продолжал рыскать в холмах Уэльса.

Во время работы парламента, собравшегося в Лейстере в апреле 1414 года, против лоллардов был принят жестокий законопроект. Каждый светский чиновник, включая мэра, должен был принести клятвенные обещания искоренить ересь в своем районе. Он был уполномочен задерживать, проводить допрос и сажать в темницу всех подозреваемых. Даже если попавшие под подозрение были оправданы, на протяжении нескольких последующих лет за ними все же следовало продолжать наблюдение. В Лондоне продолжали пылать костры. Так, в 1415 году был сожжен скорняк Джон Клейдон. Движение лоллардов было сломлено и ушло в подполье.

Как писал Джереми Катто, «начиная с Лейстерского парламента 1414 года до триумфа терпимости в 18 веке, религия, поддерживаемая светскими властями, прочно обосновалась. Всякое инакомыслие строго преследовалось по закону. Такое положение отличалось от существовавшего до 1400 года закона, когда религия была вне пределов компетенции светской власти».¹⁴⁾ В церковных делах, ставший во многих отношениях предтечей Генриха VIII, король начал проводить в жизнь концепцию государственной церкви. Частично реформа церкви брала свое начало в его благочестии, частично — в неприятии любого противостояния собственной власти. Почти за столетие до того, как была проведена церковная реформа, Генрих V уже действовал как глава церкви».¹⁵⁾

В светских делах новый король оказался ничуть не менее сведущ. Одним из его наиболее впечатляющих достижений стало скорое восстановление правопорядка и законности. На протяжении всего царствования его [93] отца, несмотря на данное в 1399 году обещание «хорошего правления», Англия, погрязшая во взяточничестве и страхе, продолжала сотрясаться от бандитизма и мятежей. Проводимая Генрихом V политика характеризовалась смесью точно отмеренного умиротворения и беспощадного наказания. Его борьба с беспорядком началась на Лейстерском парламенте; по словам канцлера Бофора, все началось «с наказания мятежников, убийц и злоумышленников, которые, как никогда, расплодились по всему королевству». За этим последовало фанатичное оживление судебной активности. Поскольку убийства и грабежи особенно процветали в северозападной части центральных графств, суд королевской скамьи в течение целого месяца проводил заседания в Личфилде и Шрусбери, разослав 1600 повесток. Комиссии по дознанию проводили работу в Дербишире, Девоне, Ноттингемшире, Йоркшире, Северном и Южном Уэльсе. В этих районах особенно распространены были государственные измены, уголовные преступления и другие правонарушения. К осени 1414 года в Суде королевской скамьи накопилось великое множество нерешенных дел. Король, пристально наблюдавший за судом, позволял себе иногда вмешиваться. Он объявил общую амнистию, распространявшуюся даже на убийц и насильников, при условии покупки грамот, дававших прощение. Было куплено более 5000 грамот. Во многих случаях предпочтение перед тюремным заключением отдавалось штрафам, при этом делался намек на то, что военная служба могла бы помочь восстановить королевское расположение. Генрих сам прочитывал все адресованные ему прошения, с этой практикой он не расставался, находясь в походах за пределами государства. Успех его деятельности подтверждается тем [94] фактом, что порядок сохранялся в Англии не только во время его нахождения в королевстве, но и во время его длительного пребывания во Франции.¹⁶⁾

На первом месте, бесспорно, у него стояли законность и правопорядок, а не наказание преступников. Поскольку он смотрел на это сквозь призму подготовки к войне и нуждался в рекрутах для своей армии. В условиях строгой дисциплины преступники могут становиться отличными солдатами, поскольку их агрессивные инстинкты направлены на врага, а не против собственных граждан. Было подсчитано, что в армии Эдуарда III 12 процентов воинов составляли отбросы общества, которые рассчитывали хорошей службой заслужить прощение. Хотя подобный анализ в армии его правнука не проводился, тем не менее можно предположить, что процентное соотношение является таким же.

Такого успеха Генрих сумел добиться за 15 месяцев до того, как его флот отправился к берегам Франции, в основном, благодаря тому, что располагал необычайно одаренной командой государственных деятелей, состоявшей из людей, с которыми он проработал с 1409 по 1412 год. Сюда входили все ключевые фигуры его совета: епископ Бофор (канцлер), граф Арундел (казначей) и Джон Профит (хранитель печати), а также Ленгли, епископ Даремский и Чичел, епископ Сен-Дэвида, которых не зря называли министрами без портфелей.¹⁷⁾ Они посещали довольно массовые собрания Королевского двора, куда вскоре получили доступ герцоги Бедфорд и Глостер, граф Марч, лорд Фицуг, сэр Томас Эрпингем и Ричард Куртеней, епископ Норидж. Совет и двор регулярно встречались вместе для всевозможных обсуждений. Протоколы их заседаний порой читаются как записи [95] заседаний вполне современных комиссий. Так, 27 мая 1415 года совет встретился, чтобы произвести определенные назначения и создать специализированные комитеты; Чичелу, лорду Скроупу, сэру Джону Мортимеру и двум дипломатам из священнослужителей было поручено проинструктировать посланников к герцогу Бургундскому. Бедфорд и епископ Бофор должны были обсудить вопрос выкупа заложенных драгоценностей короны; епископу Бофору предстояло оказать давление на епископов, чтобы были проведены более крутые меры против лоллардов; были созданы также комитеты, которым предстояло заниматься вопросами политики, проводимой сенешалом Гиени, назначением военных комиссий в каждом графстве, материального обеспечения флота и жалования морякам. Совет мог быть довольно жестким, особенно там, где речь шла о деньгах; в прошлую пятницу непосредственно перед заседанием он пригласил десять итальянских купцов и приказал им предоставить военный заем в 2000 фунтов. Когда итальянцы отказались, их в сопровождении караула просто отправили во флотскую тюрьму.

Король, подчеркивая свою выдержку, желал заслужить сочувствие всей Европы. Он заявил, что готов отказаться от своих претензий на престол Франции, если французы отдадут ему Аквитанию, как это было в 1360 году после договора в Бретиньи. Где только не бывали его посланники, где только не излагали, жалуясь на несправедливость французов, дело своего хозяина. Тем временем, он неумолимо готовился к войне. Он был так занят, что просмотрел опасность, грозившую его дому.

Были районы в королевстве, где новую династию все еще презирали. Летом 1415 года, когда Генрих уже [96] собирался начать вторжение во Францию, едва не увенчался успехом еще один чрезвычайно опасный заговор против Ланкастеров. 1 августа в замок Порчестер, откуда король руководил погрузкой кораблей, внезапно прибыл граф Марч. Он потребовал аудиенции, где сообщил, что его зять, граф Кембридж, пытался вовлечь его в заговор, направленный на свержение Генриха, которого предполагалось объявить как «Генрих Ланкастер, узурпатор Англии». Позже Кембридж объяснит в признании: «Я преследовал своей целью без вашего согласия заполучить упомянутого графа [Марча] в Уэльсе, чтобы в случае, если человек, которого они именуют королем Ричардом II, мертв, что я знаю очень хорошо, сделать графа сувереном этой земли». (Речь идет о псевдо-Ричарде в Шотландии.¹⁸⁾) Генрих Перси, не вступивший еще во владение графством своего деда, должен был вместе с шотландцами перейти границу Англии и поднять восстание на Севере страны, а Дейви Хоуэлл должен был осаждать королевские замки в Уэльсе, где старые последователи Оуэна все еще ждут удобного момента, чтобы взбунтоваться. Хоуэлл, выдающийся полководец, как будто ничего не знал о заговоре. Кроме того, сэр Джон Олдкасл со своими лоллардами должен был взбаламутить валлийскую границу и западную часть страны. Это был старый союз Перси, Мортимера и Глендоуэра.

Между Марчем, лордом Клиффордом, отказавшимся от участия в заговоре, и двумя другими лидерами заговорщиков, сэром Томасом Греем и лордом Скроупом, на Итческой переправе, под самыми стенами Саутгемптона велись долгие споры, которые не прекращались и на званых обедах в имении Марча в Кренбери, близ Винчестера. План поджечь готовящийся к отправке [97] во Францию флот был отклонен. В конце концов, было решено убить короля Генриха в тот день, когда граф Марч получит аудиенцию.

Генрих ждать не стал. Он немедленно арестовал Кембриджа, Скроупа и Грея, в тот же день был составлен и список присяжных. На следующий день все они были признаны виновными и суд под председательством Кларенса приговорил их к смертной казни. Грей был казнен немедленно. Но поскольку Кембридж и Скроуп были лордами, то в соответствии со своим правом они потребовали, чтобы их судили пэры, многие из которых в тот момент находились в Саутгемптоне, поджидая отплытия во Францию. Вскоре под председательством Кларенса собралось двадцать пэров, которые подтвердили решение суда. В качестве меры наказания Генрих назвал обезглавливание, что было привилегией лордов. Скроупа, однако, в знак позора к месту казни у северных ворот, где были «снесены их головы», провезли на повозке по улицам Саутгемптона, что было сделано, несомненно, для побивания камнями.

Тем не менее, ввиду того, что заговор провалился, историки всерьез его не воспринимают (несмотря на то, что Уайли называет его «самым настоящим шоком»). Все же среди заговорщиков был один из членов королевской фамилии, вельможа, бывший хранитель сокровищ королевского двора, грозный и влиятельный воин. В руках Кембриджа и Скроупа была также сосредоточена реальная государственная сила, оба они были рыцарями ордена Подвязки и имели много друзей и приверженцев. Уолсингем пишет, что мягкосердечный король горестно оплакивал их участь. Хотя вероятнее, что его слезы были вызваны скорее их отказом признать его права на трон. [98]

Ричард Конингсбург, граф Кембридж, был младшим братом того интригана, герцога Йорка, который, однако, в заговоре участия не принимал. Кроме того, что он был мужем сестры Марча, Кембридж был крестным сыном Ричарда II. Несомненно, Генрих полагал, что сделав его графом, заручится тем самым его поддержкой. Дочь графа была женой его старшего сына Томаса Грея из Хетонского замка (и Тауэрса из Варк-он-Тайне и Несбита) в Нортумберленде, коннетаблем Бамборог и Норема в том же графстве. Оба они являлись ключевыми укрепительными пуктами. Грей был также зятем графа Вэстморленда, в то время как граф Нортумберленд был шурином его жены. Таким образом, он был весьма уважаемой личностью и имел обширные родственные связи во всем Северном графстве. «Деяния» указывают, что он был бы «рыцарем знатным и благородным, если бы не запятнал себя этой изменой».¹⁹⁾

В особенности Генриха потрясло предательство Скроупа, блестящего человека, который был раньше одним из его ближайших друзей. Предполагается, что он мог поставить свою подпись под приговором, вынесенным братом Капгрейвом: «воздержанным был он человеком и в слове, и веселье, и под этой обманчивой личиной скрывалось сердце, источавшее яд». В самом деле, своим участием в попытке переворота лорд Скроуп в глазах истории заклеймил себя позором. Весьма правдоподобную речь в уста Генриха вложил Шекспир, когда тот бросил графу свой упрек:

(пер. Е. Бируковой) [99]

Все же нам никогда не узнать тех подлинных мотивов, которые руководили Скроупом. Ходивший среди его современников слух о том, что он был подкуплен французами «за миллион золотом», не имеет под собой оснований. Сам он говорил, что заговорщики пригласили его присоединиться к плану потому, что он был племянником убитого архиепископа, что представляется наиболее вероятным объяснением; его благочестие тесно смыкалось с мистицизмом и его не мог не тронуть культ «Святого Ричарда» в Йоркском кафедральном соборе. Человек, наиболее близко знавший Генриха вне его семьи, не был готов к тому, чтобы воспринимать его как короля.

«Саутгемптонский заговор» оказался несостоятельным и плохо подготовленным. Благочестивый лорд Скроуп не смог заставить себя объединиться с лоллардами, которых ненавидел. Был момент, когда он даже попытался отговорить своих товарищей по заговору от его осуществления. Тем не менее, жизнь Генриха была спасена в самый последний момент и только потому, что Марч потерял самообладание. Если признанию Кембриджа можно верить, то священник графа настаивал, чтобы тот «потребовал для себя то, что называл своим правом», все его домашние были уверены, что он именно так и поступит. Но Марч, несомненно, боялся, что король собирается «погубить» его. Его совершенно потряс предшествовавший поступок короля, когда Генрих, чтобы заручиться лояльностью графа и его неучастием в политике, заставил его заплатить 10000 марок (около 7000 фунтов) за разрешение на брак. Во время последней попытки французов избежать войны астролог Жан Фюзори, находившийся вместе с посольством в Англии, слышал, что многие люди предпочли видеть своим [110] королем Марча. Но тому либо не хватало тщеславия, либо самоуверенности. Он был удивительно дружелюбным и добрым молодым человеком, в меру одаренным, со здоровым чувством самосохранения. Он по вполне понятным причинам был сдержан и несколько подозрителен. Кроме того, к кузену, укравшему у него корону, он испытывал чувство священного страха. Изучая его личные счета, Мак Ферлейн обнаружил, что у него была слабость к азартным играм, — за период с осени 1413 по весну 1414 за картами, настольными играми, игрой в кости, в лотереи, петушиных боях и спорах он потерял 157 фунтов. «Кроме того, имеются подозрительно крупные выплаты некой Алисе из Поплара, а также другие признаки любви к низким и высоким компаниям».²⁰⁾

Впоследствии во время французских кампаний Марч верой и правдой служил королю, хотя, по меньшей мере, еще один раз он снова попал под подозрение. В 1425 году, не оставив детей, он скончался. Тогда его право на трон перешло к его сестре, графине Кембридж (вдове графа, казненного в результате Саутгемптонского заговора). В 1460 году на трон должен был претендовать ее сын Ричард, герцог Йоркский. На вопрос, почему он не сделал этого ранее, он ответил: «Преданное до поры до времени забвению, оно, тем не менее, не подверглось тлену и не пропало».

Генрих V считал, что существует только один способ покончить со «всей этой шумихой вокруг короля Ричарда», как выразился его отец. Он должен был доказать, что благословение Господне было на его стороне. Единственный способ доказать — это выиграть военное сражение. [111]

Глава пятая.
Английская армада

«Мы страданиями Иисуса Христа заклинаем Вас совершить то,
чему учит Евангелие, где сказано: «Брат, выполни свой долг и верни то,
что незаконно отнял». И до самого конца, пока не пролилась невинная кровь,
мы требуем праведного восстановления нашего законного наследия,
которого вы незаконно лишили Нас».

Генрих V Дофину, 1415 год

«С Вами даже наш суверенный лорд не может без опасения вести переговоры».

Архиепископ Бурже Генриху V, 1415 год

Подготовка Генриха к осуществлению его грандиозного замысла по вторжению и завоеванию Франции является еще одним доказательством его многогранного гения, который он уже продемонстрировал в военных кампаниях в Уэльсе и в управлении государствам во время болезни отца. С легкостью он решал многочисленные задачи по материально-техническому обеспечению и организации. Еще он показал себя искусным и безжалостным дипломатом.

Он начал готовиться к войне с Францией почти с первого момента своего восшествия на престол. Уже в мае 1413 года он распорядился, чтобы шотландцам, а [102] также другим народам прекратили всякую продажу луков и орудий. На протяжении 1413-1414 годов он вел интенсивную закупку луков, тетив и стрел. В Тауэре и Бристоле началось изготовление орудий. В больших количествах производился порох и пушечные ядра. Он также закупил или изготовил множество осадных башен и лестниц, боевых таранов и других средств для разрушения стен и пробивания брешей, разборных понтонных мостов. Бревна, веревки, кирки, кайла, топоры — все это были всевозможные приспособления для осуществления осады, от шипов до железных цепей, от битуминозного угля до древесины ясеня. В октябре 1414 года в Тауэр было доставлено 10000 пушечных ядер, стоимость которых равнялась 66 фунтам 13 шиллингам и 4 пенсам.¹⁾

В то же время король проводил переговоры с французами. Между бургундцами и арманьяками шла уже настоящая гражданская война. Герцог Бургундский искал у англичан военной поддержки, вполне понятно, что арманьяки, в свою очередь, при английском дворе пытались обставить его.

Несмотря на то, что король жаждал войны, он тем не менее предпринял все меры предосторожности, чтобы переговоры, которые проходили в период с 1413 по 1415 годы, принимались французами всерьез. На этой стадии у него пока была весьма ограниченная цель. Он желал вернуть Аквитанию согласно договору 1360 года в Бретиньи, как это было во времена правления Черного Принца. В его притязания входили не только Гиень, Пуату и Лимузен, но также территория почти всей Франции между Луарой и Пиренеями к западу от Центральнй Франции, что в общей сложности составляло треть всего королевства. Если бы посредством дипломатии [103] он сумел обрести эти земли, то вряд ли решился требовать и другие области, что неминуемо привело бы к возникновению конфликта.

Первое, в чем нуждался Генрих до начала вторжения, были деньги. Он предпринял все, от него зависящее, чтобы улучшить сбор пошлин и налогов и обеспечить их использование с максимальным эффектом. Он увеличил доходность королевских земель, а также сумму сборов, которыми облагалось заключение брака и осуществление опеки. Прекрасные отношения, которые сложились у него с Палатой общин еще в то время, когда он был принцем Уэльским, сослужили ему добрую службу. Палата общин, находясь под впечатлением от его предприимчивости, доверяла ему. На заседании парламента 1414 года его решимость восстановить «наследство» получила всеобщее одобрение. Было, однако, поставлено непременное условие: прежде, чем начинать войну, необходимо опробовать всевозможные дипломатические пути. Одной из причин, которая легла в основу сотрудничества с ним парламента, стала объявленная им всеобщая амнистия. Но несмотря на все эти меры, пришлось все же залезать в долг. К сожалению, он не имел той огромной возможности, которая была у его прадеда Эдуарда III, благодаря флорентийским банкам, предоставлявшим ему кредиты. Его единственным источником кредита был собственный доход и личные ценности, причем в его распоряжении имелся только один годовой доход, поскольку ожидать будущие доходы он отказался.

С целью получения займа от прелатов и религиозных орденов, знатных вельмож и мелкопоместных феодалов, от городских корпораций, от крупных и мелких купцов по всей Англии были разосланы специальные [104] уполномоченные. Дик Уиттингтон, лондонский купец (бывший одно время мэром) дал взаймы сумму в 2000 фунтов, в то время как большинство ссуд не превышали 10 пенсов. Самым крупным кредитором стал епископ Бофор, ссудивший короне за время правления своего племянника сумму не менее 35630 фунтов. Тем не менее, королю пришлось заложить все свои драгоценности, причем не только «незначительной ценности», как это он делал в прошлом, но и убранство Королевской Часовни, даже ценности со своих корон: сэр Джон Колвил получил геральдическую лилию, украшенную рубинами, сапфирами и жемчугом с «Короны Харри»; Джон Пудси, эсквайер, — шпиль с сапфирами, квадратным рубином и шестью жемчужинами; Морис Брун — аналогично украшенный шпиль; Джон Стондиш — еще один подобный шпиль. Король продолжал брать деньги взаймы на протяжении всего своего правления и почти всегда сполна возвращал их.

В августе 1414 года, убедив герцога Бургундского занять нейтральную позицию, Генрих предпринял попытку объявить себя королем Франции и отправил в Париж посольство во главе с Ричардом Куртене, епископом Нориджа. Сначала послы потребовали для своего господина французскую корону и королевство, но потом снизили требование до Нормандии, Анжу, Мена, Туреня, Пуату и земли между Фландрией и р. Сомм, включая Аквитанию, согласно положению, существовавшему в 1360 году. В целом, притязания распространялись на всю Западную Францию. Кроме того, посланники потребовали до сих пор невыплаченный выкуп за короля Иоанна II (который был взят в плен при Пуатье в 1356 году), большую часть Прованса и руку дочери Карла VI, Екатерины, с приданым в 2 миллиона крон. [105]

В ответ герцог Беррийский, ввиду того, что король Карл снова был не в себе, как полномочный регент Франции предложил большую часть Аквитании, но не всю ее територию и приданое в сумме 600000 крон. Его условия приняты не были. В следующем месяце арманьяки снова заключили мир с бургундцами, и Генриху V пришлось пересмотреть свою позицию.²⁾

В феврале 1415 года епископ Куртене возглавил новое посольство в Париж. На этот раз он просил только Аквитанию и приданое в 1 миллион крон. Французы отказались повысить свое предыдущее предложение за исключением того, что сумму приданого увеличили до 800000 крон. Это были вполне щедрые условия, однако, они снова были отклонены. По-видимому, рассказанная Шекспиром история о теннисных мячах уходит своими корнями именно в этот период, когда посольство вернулось в Англию и доложило, что эти заносчивые французы «опрометчиво сказали им, что, поскольку Генрих был еще совсем молодым человеком, они пришлют ему теннисные мячи для игр и мягкие подушки для отдыха, чтобы он поднабрался сил до мужской зрелости».³⁾ (Это сообщение взято почти дословно из современной хроники Джона Стречча, у которого при дворе было немало хорошо осведомленных друзей.) Эта история, правда, могла быть с таким же успехом придумана и пущена в ход с целью пропаганды агентами Генриха.

К июню король находился в Уинчестере и прежде, чем предпринять поход на Францию, готовился встретить из этого королевства еще одно, последнее, без надежды на удачу посольство. 30 июня он принял посланников во дворце епископа, создав при этом видимость серьезности всего происходящего. Одет он был [106] с головы до пят в расшитые золотом одежды. Он сидел облокотившись на стол, по одну сторону от него находились королевские герцоги, по другую — канцлер Бофор и многочисленные прелаты. Во время переговоров французы предложили к первоначальному варианту прибавить Лимузен, однако это никакого действия не возымело. Их глава Гийом Буастратьер, архиепископ Бурже, наконец, потерял самообладание, когда король заявил, что ввиду того, что Карл VI не удовлетворил его «насущные» требования, «поток христианской крови» будет на его совести. «Сир, — ответил прелат, — Король Франции, наш суверенный господин, является действительным королем Франции, а у вас нет никакого права на то, в чем вы усматриваете свои права, нет даже права на королевство Англии, которое принадлежит законным наследникам покойного короля Ричарда. С вами даже наш суверенный лорд не может без опасения вести переговоры». Услышав такое, Генрих стремительно покинул зал переговоров.

Канцлер Бофор зачитал подготовленный документ. Суть его состояла в том, что, если Карл VI отказывается немедленно передать Анжуйские земли Генриху, тот придет и возьмет ее^a) силой, а вместе с ней и корону Франции, что на этот поступок его спровоцировали постоянные отстрочки Карла и отказ поступить с ним «по справедливости». На это заявление архиепископ ответил, что англичане ошибаются, полагая, что французы предлагали им уступки из чувства страха, а английский король может прийти к ним в любое время, как только ему захочется потерпеть неудачу, погибнуть или быть взятым в плен.

6 июля Генрих официально объявил Франции войну, к которой готовился на протяжении более двух лет. [107] Призывая Бога в свидетели, вину за это он возложил на Карла VI, который отказался поступить с ним по справедливости». Автор «Деяний» указывает, что у короля были копии, сделанные с «пактов и соглашений, которые были заключены между самым благородным королем Генрихом IV, его отцом, и некоторыми из принцев Франции на предмет божественного права его притязаний на герцогство Аквитанское». Копии их он разослал Церковному Совету в Констанцу, императору Священной Римской империи Сигизмунду и другим монархам с целью, «чтобы весь христианский мир знал о том, какую несправедливость причинили ему в своей двуличности французы и что он нехотя, против своей воли, вынужден поднять против мятежников свои штандарты».⁴⁾

В Саутгемптоне собралась армия, насчитывавшая свыше 10000 человек. Она состояла из 2000 полностью экипированных рыцарей и почти 8000 стрелков, в нее также входило незначительное количество уланов и людей, вооруженных ножами, без доспехов. Их сопровождала целая армия оружейников, кузнецов, коновалов, хирургов, кашеваров, инженеров, плотников, капелланов и строителей. Имелась также и команда рудокопов (саперов), чтобы осуществлять подкопы под стены вражеских крепостей, и 65 канониров, возглавляемых четырьмя голландскими мастерами-канонирами. Для изготовления луков и стрел была также набрана команда соответствующих специалистов. Сопровождал их и королевский оркестр, состоявший из трубачей, скрипачей и дудочников, во главе которых стоял королевский министрель^b) мистер Джон Стифф.

Аналогично тому, как позже английские армии включали колониальный контингент, многие из войска Генриха были выходцы из Уэльса, хотя их точное число [108] нам неизвестно. Наиболее видными из них были Дэви Гам Давид ап Левелли из Брекона, служивший у Генриха еще во время кампаний против Глендоуэра, убитый впоследствии при Азенкуре, и Дэви Хоуэлл, возможно, он был человеком, упомянутым Кембриджем в своем признании. Позже король назначил его капитаном замка Понт д'Ува возле Карентана. Отличился также Груффид Даун, который сражался под Азенкуром и после смерти короля остался во Франции. (Когда он стал капитаном Танкарвилля в 1438 году, под его командованием служило не менее 77 валлийцев.⁵⁾) Имея боевой опыт, полученный в многолетних сражениях против валлийцев, командуя ими в кампаниях против их же соплеменников, Генрих, вне всяких сомнений, немного понимал их язык, ему была знакома отвага валлийцев, их жестокость и способность к зверствам. В Уэльсе слишком много было разорившегося мелкопоместного дворянства, обладавшими^c) древними родословными и дьявольской гордостью, шансы которых найти прибыльное место были равны почти нулю. Военная служба во Франции для многих из них была решением финансовых проблем и в то же время отвлекала их от нового восстания против английского ига. Те, кто мог себе это позволить, служили в качестве рыцарей, хотя большинство вступили в отряды лучников и, кроме луков, были вооружены своими огромными ножами. (Они носили ножи за спинами и те свисали сзади ниже спины, что, в свою очередь, породило легенду о том, что «у англичан были хвосты».) При Азенкуре на стороне французов также сражались валлийские дворяне. Они были из числа наиболее непримиримых ветеранов Оуэна. Все войска, валлийские и английские, набирались на контрактной основе. Капитанам поручалось нанять [109] оговоренное количество человек на определеных условиях. Обычно первое жалование капитан выплачивал авансом, впоследствии их финансированием занимался казначей, в обязанности которого входило обеспечивать будущую выплату жалования наличными. Герцог Кларенс привел с собой 240 полностью экипированных солдат, 720 стрелков, герцог Йорк и граф Дорсет — 100 воинов и 300 стрелков каждый, граф Солсбери — 40 солдат и 80 стрелков. Менее доходные поместья дали меньшее количество воинов, так, Джон Фастольф дал 10 воинов и 30 лучников, а два королевских хирурга — только шесть стрелков. Герцог был обязан дать армии 50 лошадей, рыцарь — шесть, полностью экипированный солдат — 4. При каждой лошади должен непременно находиться грум (конюх), но чаще грумы находились среди стрелков. Герцогу в день платили 13 шиллингов и 9 пенсов, графу — 6 шиллингов 8 пенсов, барону — 4 шиллинга, рыцарю — 2 шиллинга, солдату — 1 шиллинг и стрелку — 6 пенсов. Эта плата для всех, за исключением самых крупных вельмож, кто очень часто оказывался в убытке, была довольно высокой. (На основании налоговых деклараций 1430 года мы знаем, что средний годовой доход крупного феодала составлял 865 фунтов, обеспеченного рыцаря — 208 фунтов, мелкопоместного дворянина или купца — от 15 до 19 фунтов, земледелец мог зарабатывать до 4 фунтов.) Кроме того, существовала перспектива получения выкупов и участия в грабежах. Представители всех классов помнили о том, какое состояние сколотили их деды во время французских кампаний в эпоху Эдуарда III. Король был безжалостно строг в полном соблюдении установленного порядка. Когда обнаружилось, что у герцога Глостера не хватает двух полностью вооруженных воинов, его [110] наказали тем, что лишили годового жалования, вследствие чего жалование своим войскам ему пришлось выплачивать из своего кармана. Еще в Уэльсе Генрих приступил к разработке эффективной системы «поверок и смотров». Он был преисполнен решимости снять с себя всякую ответственность за появление несуществующих воинов, известных «как мертвые души».

Поиск по сайту: