Горькие причины обжорства

Мальчику всегда казалось, что мама и папа живут очень дружно. Он радовался этому, гордился этим. Еще бы! Ведь у некоторых ребят в классе не было отцов, а у него был, да не просто отец, а добрый, смелый, сильный. Правда, ребенок рос слишком впечатлительным, нервным, даже капризным. Как только попадал в слож­ную для него ситуацию, сразу в слезы, терялся, не мог себя защитить... Очень переживал за других, и его отзывчивость бросалась в глаза едва ли не всем окружающим. Он переживал и за себя, и за других — слишком толстокожих, до которых не доходили чужие страдания.

Однажды, когда мальчик учился во втором классе, обнаружилось, что мама и запа обманывали его, что они тщательно скрывали свои ссоры, а на самом деле каждый жил своей жизнью. Папа ушел из дома, а его место занял другой человек. Мальчик звал его дядей Володей. Был этот дядя полной противоположностью лапе: злой, вредный, чуть что — хватался за ремень или матерился. Однажды избил мальчика, а потом еще и пригрозил: «Я тебя, змееныш, покалечу, если поперек мне стоять будешь».

Мальчик плакал, ночью не спал, потом заснул, но измучился от кошмарных снов. Упало настроение, все время хотелось плакать. В классе держался особняком, стыдился, что ребята узнают, что и у него теперь нет отца. Со временем немного успокоился, вроде бы смирился с приходом дяди Володи, стал меньше переживать, что его папа теперь гуляет с другим мальчиком, ему уделяет внимание (у новой жены папы тоже был сын). Все вроде бы обошлось, но... Мать заметила, что мальчик стал много есть и толстеть. Отчим отнесся к этому прямолинейно и грубо (впрочем, иначе он не мог): «Раскормила парня, облизываешь его, прихоти его исполняешь, а на меня ноль внимания. Не прекратишь — уйду». И действительно, через пару месяцев его и след простыл. Мать плакала, нервничала, но крепилась. От этого мальчику еще больше было ее жалко.

Ребенок толстел, его вес уже превышал норму на 30%. Мать понимала, что толстеет он оттого, что много ест. Стоит ему попереживать из-за чего-то, повздорить с мальчишками, вспомнить отца или увидеть слезы матери, как сразу за стол, хватал первую попавшуюся еду и с удовольствием ее уплетал. Мать удивляло, что сын много двигался, играл и, казалось, ему было куда девать силы и поэтому он не должен был бы толстеть, однако... Учился он неплохо — во всяком случае не хуже, чем до ухода отца. Да и настроение выровнялось. Когда в доме появился дядя Володя, мать на всякий случай сводила сына к детскому психиатру, тот долго расспрашивал мальчика и заявил потом: у него невротическое состояние. Назначил лечение, но мать его не проводила: и так пройдет. Вроде бы прошло. Но что-то случи­лось с едой. На всякий случай сводила сына к эндокринологу, тот не нашел у него никаких отклонений, посоветовал лишь не перекармливать.

— Но ведь я же не перекармливаю мальчика,—ответила мать.— Я ограничиваю его в еде, но он ест как бы назло мне, словно бес в него вселился.

— А в школе тоже много ест? — поинтересовался врач.

— В том-то и дело. Съедает по 2—3 порции, берет у других ребят еду, клянчит Деньги, на которые покупает еду. Нет, доктор, что-то тут не так. Это не просто обжорство.

— Но ведь что-то же должно влиять на усиление аппетита вашего сына?

— В том-то и дело, я выяснила, что влияет: это ссоры, конфликты, плохое

настроение, если его обидели. Например, смотрит хоккейную баталию. И вдруг в ворота его любимой команды влетает шайба. Краснеет, раздражается, нервничает и сразу же просит поесть. Это от нервов — тут сомнений нет.

— Ну, а если вы ограничиваете его в еде, не даете есть?

— Меняется прямо на глазах: бледнеет, вялым каким-то становится, жалуется на головную боль, видно, что ему как-то не по себе, иногда плохо спит. А дашь поесть — настроение поднимается, смеется, шутит, работа спорится, учит уроки быстро, потом пятерки получает.

— Видно, вам нужно вести сына к детскому психиатру — это по его части.

Так мальчик оказался в моем кабинете. Если лет 10—15 назад таких пациентов было очень мало, то сейчас они встречаются чаще. Что ж, каждая эпоха порождает свои проблемы. Если человек рань­ше заболевал неврозом или сильно переживал из-за чего-то, он ли­шался аппетита, сна и настроения. Сейчас многие так и реагируют на невзгоды, ударяющие по их самолюбию и престижу (это главная причина неврозов и не доходящих до степени болезни чрезмерных переживаний). Но обнаружился и еще один вид реагирования, кото­рый прежде встречался (и уж тем более регистрировался) крайне редко,— это компенсация (точнее, самокомпенсация) с помощью еды и иных удовольствий. Человеку плохо, в душе мрак, будущее кажется печальным, в настоящем нет ничего заслуживающего внимания, вокруг одни обидчики или сухие, равнодушные люди. Но наелся (иногда до отвала, это называется в народе «волчьим аппетитом», а на языке медиков — булимией), так что вдохнуть воздух трудно, и все переживания кончились, настроение улучшилось. Это раньше дети дрались, много бегали, мерялись силой, устраивали веселые потасовки. Сейчас этого в школах нет, нужно ходить по струнке, все запрещено, а ведь ребенок есть ребенок. Ему нужно отреагировать рвущиеся из него силы или обиды. А если невозможно это от­реагировать, если за это накажут или, еще хуже, осмеют? Вот и прячет человек свои чувства, чтобы никто не догадался, что у него плохо на душе. И помогает себе не лекарствами, а едой. Порази­тельно, что подобное невротическое ожирение почти никогда не со­провождается другими, сопутствующими эндокринному ожирению, расстройствами. Ведь ожирение — симптом видный, бросающийся в глаза, он всегда сочетается с признаками тех расстройств, в рамках которых встречается. А здесь ожирение соседствует с невротическими расстройствами — иногда явными, а порой малозаметными.

Невротические переживания — причина, конечно, не всех видов ожирения у современных детей (а ожиревших становится все больше и больше — ожиревших по разным причинам, но самой частой из них, по нашему убеждению, является скрытый или явный невроз), но сбрасывать со счетов этот механизм нельзя. Нет сомнений, что если и далее он будет действовать, то в будущем детей и подростков (о взрослых не говорим — это само собой разумеется, ведь болезни взрослых вытекают из болезней детей, так что если будут здоровы­ми дети, то будут здоровыми и взрослые), у которых ожирение воз­никло на нервной почве, будет все больше и больше. Подвержены такому расстройству дети соматически ослабленные, с частыми

простудами и иными хворями, но особенно натуры впечатлительные, ранимые, сдержанные. Я бы сказал, чересчур воспитанные, обяза­тельные, дисциплинированные, жестко контролирующие себя. Я бы даже осмелился утверждать, что невротическое ожирение — скорее болезнь отличников, нежели лентяев.

Когда нарушен рвотный рефлекс. Расстройства, о которых мы рас­сказываем, бывают чаще в неполных семьях, а поскольку неполная семья — одна из самых распространенных в наши дни, то возрастает частота появления у детей прежде редких или вообще не существо­вавших психических переживаний. Подчас у некоторых детей можно заметить следующее: после неприятностей и иных отрицательных психических переживаниях они сильно наедаются, а потом идут в туалет и искусственно вызывают у себя рвоту. Таким образом, внешних последствий булимии вроде бы и нет: ребенок не толстеет несмотря на то, что ест очень много.

Попутно заметим, что рвоты у детей могут возникать и по многим иным причинам. В частности, если мать насильно кормит ребенка, то в знак протеста у него могут появляться патохарак-терологические рвоты. Нередко рвоты возникают во время ссор с родителями.

Иногда механизм их истерический, иногда — патохарактероло-гический, чаще — смешанный. Мы видели также много детей, у ко­торых неукротимые рвоты появлялись после рождения младшего братика или сестренки. Это была своеобразная реакция протеста, которая, впрочем, редко была длительной.

Девочка была серьезная, уверенная в себе, настойчивая. Ела она плохо. Когда ребенку исполнилось 10 лет, мать заметила, что дочь стала много есть, ела порой без особого разбора, но все же предпочитала вкусную пищу,— мать готовила ее для дочери с большим вдохновением. Еще бы: раньше невозможно было заста­вить дочь съесть хотя бы что-нибудь, а тут ест все, да с таким захватывающим аппетитом, что мать не могла не нарадоваться этому. Девочка стала прибавлять в весе. Это не тревожило мать. Забеспокоилась она лишь тогда, когда заметила, что по утрам у дочери начиналась рвота. Однако врачи ничего конкретного не говорили, потом один все же предположил, что у девочки какое-то психическое расстройство, что рвота является невротической и не связана с наруше­нием желудочно-кишечного тракта или эндокринной сферы.

Что же обнаружилось, когда больная попала ко мне?

В школе у нее произошел конфликт, больно ущемляющий ее до­стоинство. Она долго была отличницей, но стала чувствовать, что способности у нее не очень хорошие и ей становится куда труднее учиться, чем прежде. Но честолюбие, гордость, уверенность в своем чуть ли не особом предназначении заставляли девочку все больше заниматься. Она постепенно отгораживалась от подруг, стала резкой, конфликтной, возникли сложные душевные переживания, го­ворившие о начале невроза. Как только снизилось настроение, стала много есть — началось все то, о чем мы уже рассказывали.

У другой больной невротические расстройства аппетита заклю­чались в том, что, с одной стороны, она много и аппетитно ела, а

с другой — по утрам, когда надо было идти в школу, появлялась отрыжка, длившаяся часами. В школу с такой отрыжкой больная, ра­зумеется, не могла ходить.

Лечебное внушение в таких случаях высокоэффективно: после нескольких сеансов гипноза и та и другая девочка выздоровели.

Итак, бывает невротическое ожирение, при котором почти ни­когда не обнаруживается патологии со стороны внутренних органов и желез внутренней секреции. Лечат невротическое ожирение (точ­нее, невротическую булимию) теми же способами, которыми вообще лечат все неврозы: психотерапия, транквилизаторы, отвлечение внимания от болезненных переживаний, их угашение, душевное закаливание ребенка и т. д. Как лечить — это дело врачей. А вот что должны делать родители и педагоги? Помогать врачам, испол­нять их рекомендации. Но это не самое главное.

Главное в том, чтобы родители хорошо относились к ребенку, не коверкали его психику, чтобы он жил в благополучной семье, чтобы в семье был не столько материальный, сколько психологиче­ский комфорт. Ведь в наши дни работающие люди живут хорошо, более 40 лет в Европе нет войн, человечество проходит испытание сытостью, достатком, благами. Конечно, урбанизация, химизация, экологические проблемы и прочие проявления бурного роста циви­лизации порождают немыслимые прежде проблемы. Но вечными, неизменными, биологически детерминированными остаются пробле­мы рождения и гармоничного формирования психики ребенка, а эта гармония невозможна без полноценной биологической и психологиче­ской среды. Ребенок нуждается не только в том, чтобы его вовремя и калорийно накормили (сейчас эта проблема решена во всех инду­стриально развитых странах), но и в утолении душевного голода.

Разумеется, не следует думать, будто все толстые дети — невротики, но следует всегда осторожно относиться к детям с чрезмерным весом. Ведь многие из них несчастные, огорченные, обиженные, все принимающие близко к сердцу. Их нужно жалеть, им нужно помогать, их нужно закалять, т. е. так перевоспитывать их характер, их систему ценностей, чтобы у них не возникали нев­ротические реакции. Но в этом воспитании взрослые люди ни в коем случае не должны приучать детей к тому, чтобы они цинично, равнодушно, пассивно относились к неблагополучию в окружающем мире. Ребенка нужно не перевоспитывать так, чтобы он черное принимал за белое и считал несовершенство окружающего мира совершенством, а нужно учить его не повторять чужих ошибок, верить в добро, в то, что человеческие семьи должны быть благо­получными, что семейные ссоры это аномалия, а не норма, к которой нужно приучаться. Вера ребенка в будущее, уверенность, что взрос­лые люди не обидят его, что всегда защитят, подставят свое плечо, что семья это отец и мать с детьми, а не только одна мать,— это и многое другое — лучший способ профилактики неврозов. А это зави­сит от взрослых. Им нужно переделывать себя, прежде чем прини­маться за переделку детей. Каковы взрослые, таковы в конечном 182

итоге и дети. Дети либо повторяют путь родителей, усваивая их систему ценностей и отношений, либо протестуют против поведения родителей — протестуют нередко уродливо, болезненно, даже с «помощью» тех расстройств, о которых мы только что рассказали.

Случай с Авиценной. Нарушения аппетита у детей не исчерпы­ваются обжорством, психической анорексией или невротическим от­сутствием аппетита. Бывают нарушения аппетита, связанные с бре­дом и т. д. В связи с этим расскажем об одном поучительном эпизоде из практики великого Авиценны.

Подросток из царского рода вообразил себя жирной коровой, проявляя все свойства этого животного: мычал, ревел, питался травой и т. д. Больной упрашивал первых попавшихся людей, чтобы они зарезали его и из его мяса сварили суп. Бо­лезненные проявления нарастали: вскоре пациент перестал есть и пить и, казалось, неминуемо должен был умереть от истощения. Множество медиков консультировали больного, но никто не мог ему помочь.

Тогда отец больного — эмир Исфагана — приказал Авиценне (тот в описывае­мый период проживал в этом городе) вылечить подростка. Авиценна подробно расспросил лиц, ухаживавших за больным, о том, что из себя представляет пациент, о проявлениях его болезни и т. д., а потом заявил: «Идите и передайте, что вы были у мясника и пригласили его зарезать царевича как корову и что мясник скоро придет и сделает это». Больной с радостью услыхал слова его слуг, что с минуты на минуту придет мясник, и попросил передать мяснику, чтобы тот поторопился.

Однако Авиценна медлил, пациент же выражал нарастающее нетерпение. Через несколько дней в дом пациента пришел Авиценна, изображавший из себя мясника. Взяв большой нож, он зашел в покои молодого человека и громко за­кричал: «Где здесь корова, которую следует зарезать? Немедленно выведите ее во двор, чтобы ее можно было зарезать». После этих слов пациент радостно замычал, как корова, и приказал отнести его во двор. Авиценна тем временем продолжал отдавать приказания своим слугам о том, что должен делать каждый из них, когда будут резать корову. Больной настолько обрадовался подобному обороту дела, что даже встал с носилок. Ему связали руки и ноги. Авиценна на его глазах принялся точить нож, потом подсел к пациенту и, по обычаю мясников, стал ударять его по ребрам, словно пробуя комплекцию животного и соображая, в какое место нужно нанести удар ножом, чтобы корова сразу же умерла. В полном молчании Авиценна произнес: «Эта корова слишком худая. Сегодня резать ее нельзя. Давайте ей в течение нескольких недель обильную пищу, чтобы она пожирнела, а потом я приду и зарежу ее». Он подробно рассказал, чем нужно кормить больного, и соответствую­щим образом проинструктировал, как следует кормить больного. Те начали обильно кормить пациента, всякий раз приговаривая, что для того, чтобы его поскорее зарезали, нужно больше есть. Вначале больной был раздосадован таким оборотом дела, но вскоре под впечатлением всего происходящего стал есть и пить, не догадываясь, что в пищу ему подмешивали лекарства, назначенные Авиценной. Вскоре больной выздоровел.

Врач расценил состояние своего пациента как депрессию с бредом и отказом от еды. Он не стал переубеждать больного — при наличии бреда это бессмысленно, а порой и опасно. Авиценна как бы принял болезненные убеждения подростка за правду и с помощью вышеуказанной методики не устранил психотическую симптоматику, а только изменил ее направленность, благодаря чему удалось за­ставить больного принимать пищу и лекарства. Авиценна показал, что даже такой тяжелый пациент с бредом перевоплощения — и то способен под руководством хитроумного лекаря несколько переориен­тироваться и уж во всяком случае не препятствовать терапии. Подоб-

ный подход может быть полезным и современным медикам, которым нередко приходится сталкиваться с бредовыми больными с отказом от приема пищи и пр.

Сотрудник детской психиатрической клиники Мичиганского уни­верситета Мохаммад Шафии в 1972 году опубликовал статью «Пре­цедент тысячелетней давности, представляющий интерес для совре­менной психотерапии», в которой анализируется вышеприведенный случай из практики Авиценны. М. Шафии указывает, что Ави­ценна в описанном случае поступил как блестящий психотерапевт (и с этим нельзя не согласиться).

Авторитет Авиценны всегда был очень высоким, одно его имя поднимало многих больных, и он широко использовал эффект, полу­чивший позже название плацебо.

Даже после смерти Авиценна как бы продолжал исполнять важ­нейшую психотерапевтическую функцию. Вот что сообщает по этому поводу русский врач С. А. Шанявский, посетивший место захороне­ния Авиценны в самом конце XIX столетия: «Ежедневно народ посе­щает могилу Ибн-Сины, особенно больные, и случаи излечения далеко не редки. Таким образом, Авиценна и после смерти имеет значительную практику».

Слава Авиценны как непревзойденного медика, способного из­лечивать любое заболевание, велика и по сей день, поэтому больные продолжают устремляться к его могиле, надеясь излечиться возле нее. Сила самовнушения настолько велика, что некоторые из па­циентов действительно излечиваются.

Вышеприведенный случай из практики Авиценны показывает, что и врач, и педагог, и логопед, и в первую очередь родители боль­ного должны употребить всю свою власть, хитрость, настойчивость, терпение, чтобы заставить больного питаться. Тут все средства хороши. Любой обман. Любые посулы. И главное — таких лиц нужно немедля консультировать у психиатра.

УВАЖАТЬ ДРУГИХ — УВАЖАТЬ СЕБЯ Травиться или нет?

«Вашингтон. Каждые полтора часа в Соединенных Штатах кто-либо из под­ростков кончает жизнь самоубийством. Об этом сообщается в докладе, опубли­кованном организацией «Комиссия штатов по вопросам образования» (Советская Россия.— 1985.—3 ноября).

«Письма пишут разные, слезные, болезные, иногда прекрасные, чаще бесполез­ные» (К. Симонов). Переписываются миллионы людей: учителя и ученики, писатели и читатели, люди, попавшие в беду, и те, кто, по их мнению, могут им помочь, врачи и пациенты, учреждения и отдельные граждане. Но среди потока писем, приходящих к разным лицам, выделяется одно удивительное исключение, о котором я бы хотел рассказать, чтобы как-то привлечь внимание к этой проблеме.

В столичное издательство пришел клочок грязной бумаги, на котором был выведен невразумительный текст. Изощренные в почерках издательские работники с грехом пополам разобрали, что автор — тринадцатилетняя школьница из неболь­шого поселка в Ростовской области. Ей нравится един мальчик, а она ему ароде бы

нет, и вот уже несколько недель она в сомнениях: травиться ей или пока подож­дать. Письмо было обращено к совершенно незнакомым людям, в учреждение, точного адреса которого отправительница не знала.

Когда некоторые сотрудницы издательства прочитали это посла­ние, они лишились покоя. Работа учреждения явно застопорилась. Только и разговоров было что о юной Джульетте. Правда, одни предполагали, что над ними подшутили: с какой это стати сюда пришло по меньшей мере легкомысленное, издевательское в своей примитивности письмо — не иначе, как его сочинили сотрудники конкурирующего издательства. Другие считали, что письмо прислала какая-то больная и незачем обращать внимание на ее бред. Горячие головы требовали немедленно снарядить в Ростовскую область авторитетную экспедицию и спасти сумасбродную незнакомку. Подавляющее же большинство отнеслось ко всем этим событиям с явным спокойствием, если не сказать с равнодушием. «Нам бы и нашим детям ее проблемы,— рассуждали они.— Если эта темная, малокультурная девица всерьез решила покончить с собой, то пока это письмо блуждало по стране (ведь даже адрес был написан так неразборчиво, что лишь Шерлоку Холмсу было бы под силу быстро прочитать его), она давно уже могла бы исполнить свое намерение. Однако коли она написала в Москву и ждет ответа, то ничего страш­ного не должно произойти — пофокусничает и образумится. Если же юная жительница Ростовской области больна, то рано или поздно она попадет к специалисту, и тот назначит соответствующее лечение. Давайте разыщем кого-нибудь из наших авторов — детских и под­ростковых психиатров, пусть этот автор и разъяснит, что делать». И тут случайно на горизонте издательства появился пишущий эти строки. Я порекомендовал разобраться на месте, сообщив ее адрес моим тамошним коллегам.

Хотя такие письма часто приходят в издательства, хотя к ним уже привыкли и научились не обращать на них внимание, некоторые сердобольные сотрудницы говорили: «Может, у несчастной девушки нет никого на свете, с кем бы можно было посоветоваться». «О чем советоваться,— вопрошали их оппоненты,— травиться или подож­дать?» Некоторые из сердобольных высказывали еще один аргу­мент: «Может, у нее патологически протекает подростковый пери­од?» «Тогда пусть идет к врачу»,— отвечали им.

Действительно, у части подростков период психофизического становления проходит болезненно. Общее количество таких подрост­ков крайне мало, и большинство из них так или иначе наблюдаются врачами. Все люди переживали подростковый период, а патология его отмечалась у немногих. Так и сейчас. О немногих говорить не будем, хотя они и все делают, чтобы привлечь к себе внимание. Ведь нельзя же оправдывать любой шаг, совершаемый подростком, только тем, что он подросток и, дескать, подростковый период у него может протекать болезненно. Даже, кстати, если этот период и про­текает тяжело, то и в таком случае почти всегда подросток несет

полную ответственность за свои поступки, если не считать грубых случаев психического расстройства. Наличие тяжело протекающего подросткового периода ни в коем случае не снимает ответственности с родителей за воспитание ребенка.

Многие учреждения и известные всей стране люди получают письма, авторы которых угрожают покончить с собой, если им не ответят. Предлоги покончить самоубийством самые разнообразные: одноклассник потанцевал с соперницей, нет нового платья, джинсы не те, не достала собрание сочинений модного автора и пр. Во всех этих письмах поражают детскость, капризность, эгоизм их авторов, ограниченность кругозора, душевная примитивность, неинтелли­гентность. Ни разу я не встречал подобного письма, сочиненного отличницей или мало-мальски интеллигентной девушкой. Как нужно не уважать себя и других, чтобы, не стыдясь, обращаться к незнако­мым людям с вымогательскими целями, спекулируя на самом святом, что есть у человека,— на праве жить! Для того ли в муках рожала мать дочь, чтобы та из-за пустяка грозила покончить с собой! Для того ли учителя выкладывали всю свою душу с целью сделать из ребенка настоящего человека, чтобы он так просто, играясь, обещал убить себя!

Воспитывать благоговение перед жизнью. Мы часто говорим о недостатках воспитания и относим сюда хамство, хулиганство и пр. Все это правильно. Но к таким же недостаткам воспитания следует отнести и наплевательское отношение к своей жизни, желание по­святить в свои высосанные из пальца проблемы множество людей, не имеющих к ним никакого отношения и не имеющих никакого желания ими заниматься. Зачем сообщать непременно в столицу, что ты в сомнениях — травиться тебе или вешаться? Напиши в местную газету, если на то пошло. Посоветуйся с мамой, с бабушкой, с учительницей, с подругой — да мало ли с кем! Сходи, наконец, к врачу или к психологу. Так нет, сразу в Москву. Вдруг кто-нибудь из писателей или журналистов не устоит. А там, глядишь, и рассказ напишет, и фамилию упомянут,— тогда на всю страну прославишься. Только, правда, как Герострат.

Понятно, что ко всем детям (как и ко всем людям) следует относиться деликатно, щадяще, помогать им. Но нельзя забывать и о требовательности, о воспитании в человеке мужественного, доблестного, стоического отношения к житейским и психологическим трудностям. Невозможно образумить юных истеричек, если к ним относиться без чувства юмора, идти у них на поводу и вступать с ними в переписку. Одними «службами доверия», о которых в по­следние годы много пишет наша печать, им не поможешь. Загружен­ность трудом и есть самый главный способ профилактики разговоров о самоубийствах. Даже заведомо психически больных людей труд спасает от подобных напастей, а распущенных и невоспитанных тем более.

Профилактика — это еще и борьба с вещизмом («Нет у меня такого магнитофона, как у соперниц из соседней школы,— покончу 186

с собой. Да еще в столицу напишу — пусть там незнакомые люди поволнуются»). Это и борьба с бездуховностью. Но это и борьба с равнодушием людей друг к другу. Ведь как часто подростку хочется с кем-то поделиться, а поделиться не с кем. То есть, конечно, есть с кем, но подростку мнится, что не с кем, что его не поймут близкие. Вот тут-то и важно, чтобы родители относились к числу тех, с кем подросток мог бы поделиться в минуту невзгоды. Нужно, чтобы подросток не боялся, что его не поймут. Важно, чтобы его понимали и педагоги, и семья.

Вот тут-то у родителей много работы. Но не только у них, а и, например, у кинематографистов. Ведь при просмотре некоторых фильмов, где кровь льется ведрами, у зрителя (особенно юного) появляется ощущение, что человеческая жизнь ничего не стоит. Это же касается и некоторых детективных романов.

В общем, работы хватит всем.

Привезли десятилетнюю девочку. Она надышалась пятновыводителя, начались галлюцинации, стала странно вести себя, в конце концов попала к психиатру. Тот решил ее госпитализировать, но попросил меня уточнить диагноз.

Больная рассказала следующее.

Мать ушла к новому мужу, оставив дочь бабушке. Та ребенком не занимается, требуя, чтобы она ушла к своей матери. Девочка несколько раз приходила к матери, но отчим выгонял ее из дома: «Живи, где тебе приказано».

Девочка стала пропускать школу, связалась с дурной компанией. Однажды новые друзья напоили ее, и она с острым алкогольным опьянением попала в больницу. После выписки мать заявила: «Теперь ты ко мне уж наверняка не переселишься».

Девочка решила покончить с собой («Назло матери: попаду в больницу еще раз, тогда мать заставят меня забрать домой»).

О том, что она могла бы и умереть, девочка не подумала...

В очерке невозможно описать все причины и механизмы жела­ния некоторых школьниц покончить с собою. Наш очерк и не о том, как объясняют это медики, педагоги, психологи, юристы. И не о методах медицинской или психологической коррекции нежелания жить. Нас в данном случае заботит совсем другое. Если некоторые дети угрожают покончить с собой (пусть с вымогательскими целями, или из желания покрасоваться перед сверстниками, или из стремле­ния насолить своим родителям), значит, проблема имеется. И эта проблема в первую очередь воспитательная. Проблема воздействия учителей и родителей на ребенка. Значит, они что-то проглядели: не заметили болезненный упадок настроения у школьника и не посо­ветовались об этом с психиатром (тут не обязательно вести ребенка к врачу — порой хватает и заочной консультации); не поговорили вовремя с ребенком, не погасили в нем чувство отчаяния или раз­дражения, не вызвали у него ощущения жизненной перспективы, не дали своевременный совет, не улыбнулись либо не посочувствовали тогда, когда ребенку это ох как нужно было. Не воспитали в ребенке уважение к жизни, не показали ему, что смысл жизни в самой жизни, что нужно бороться за жизнь, а не покидать ее из-за пустяков. Не выработали в маленьком человеке мужественное, стойкое отношение

к неминуемым трудностям и неудачам. Много еще может быть раз­ных причин. А вырабатывается иммунитет против нежелания жить только в результате длительных занятий, просто так ничего не дается. Это можно достигнуть только благодаря воспитанию. Это касается даже тех единиц, которые совершают попытки к самоубийству по болезненным причинам. И их могут спасти от трагического шага порой только правильные воспитательные меры. Успехи медицины могут быть куда более выдающимися, если они будут сочетаться с одновременными успехами педагогики в области формирования в подрастающем поколении благоговения перед жизнью и негодова­ния к тем, кто с нею расстается.

В США ежесуточно кончают с собой 16 подростков, т. е. около 5800 человек в год. Много это или мало? И сколько кончают само­убийством в других странах? Сколько бы ни кончали, это всегда много. Сознательно расстался с жизнью молодой человек, который мог бы стать гражданином, специалистом, отцом или дедом,— это беда. И с ней надо бороться любыми способами. Как и со всем, что мешает человеку достойно жить. В том числе и с его собственным легкомыслием, эгоизмом, тщеславием. С неуважением к жизни, вос­питанным окружением будущего самоубийцы, когда этому человеку еще и в голову не приходило, что он сознательно оборвет свою жизнь.

И тем не менее все же просим педагогов обращать особое внима­ние на подростков, угрожающих покончить с собой. Ведь не всегда эти угрозы не имеют под собой почвы, не всегда они — спекуляция на самом святом, что есть у человека. К сожалению, нередко эти угрозы — проявление тяжелой депрессии, которую нужно срочно лечить, ибо иначе беды не миновать. Иногда это и признак начинаю­щейся шизофрении или иного душевного расстройства. Нужно отно­ситься к таким подросткам серьезно. И обязательно советоваться с психиатром.

Поиск по сайту: