ТАКИЕ РАЗНЫЕ ЛИШЕНИЯ

Что такое депривация. Но вот ребенок родился (и, допустим, от полноценных родителей). Не будем говорить о последствиях пато­логии беременности или родов, не всегда зависящих от родителей,

будем касаться лишь факторов, имеющих прямое отношение к теме книги. И вот тут выясняется, что главным для развития уже родив­шегося ребенка является удовлетворение его потребности в ласке и определенных раздражителях. А это опять же зависит от семейного благополучия. Если в семье раздоры и ребенок никому не нужен либо родители относятся к нему неровно, то ему будет плохо.

На разных этапах развития науки появляются термины, кото­рые неожиданно становятся чрезвычайно популярными. Порой при­ходится удивляться, как же прежде ученые не пользовались подоб­ным словом.

С 60-х годов XX столетия модным термином стала депривация (в переводе с латинского — лишение). Спортсмены и космонавты, учителя и социологи — кто только не пользуется этим термином!

Какое содержание вкладывают в него медики и психологи?

Чехословацкие исследователи Иозеф Лангмайер и Зденек Ма-тейчик называют депривацией состояние, возникшее в результате определенных жизненных ситуаций, когда субъект лишен возможнос­ти удовлетворить свои человеческие психические потребности в достаточной мере и достаточно долгое время. Более лаконичное определение депривации дал крупный английский психолог Дональд Хэбб, внесший большой вклад в изучение этой проблемы: это состояние, связанное с биологически полноценной, но психологи­чески недостаточной средой.

Большинство исследователей выделяют три основных вида депри­вации: эмоциональную, сенсорную и социальную.

Под эмоциональной депривацией понимают длительное отсут­ствие ласки, заботы, человеческого тепла и понимания, т. е. вся­кую продолжительную эмоциональную изоляцию. Многие авторы приравнивают понятие эмоциональной депривации к получившему широкое хождение термину «отсутствие материнской заботы». Одна­ко последний термин носит более общий характер и, как правило, включает в себя понятие социальной депривации, т. е. результат недостаточных социальных влияний (безнадзорности, бродяжниче­ства, изоляции от психически здоровых людей и пр.).

Чаще всего разные виды депривации переплетаются. Напри­мер, ребенок воспитывается в плохо организованном детском уч­реждении: он лишен не только материнского тепла, но и полно­ценной заботы со стороны обслуживающего персонала. Помимо этого, он получает также мало социальной информации, у него недостаточен запас знаний и пр.,— все это может создать слож­ный комплекс психоневрологических нарушений. Однако не следует думать, что длительные эмоциональные и другие лишения обяза­тельно приводят к нарушению психики. Это зависит от степени выра­женности и длительности действия этого фактора, от природных свойств организма и многих других причин. У подавляющего чис­ла детей, находившихся в условиях депривации, не бывает грубых длительных расстройств. Миллионы людей воспитывались в детских садах, были беспризорными, перенесли множество психических

травм, обусловленных войнами, стихийными бедствиями, смертью близких, но у них не было и нет никаких последствий этих бед­ствий. Лишь у очень незначительного числа людей регистрируются те или иные нарушения. Все это говорит о том, что одним только действием фактора депрнвации нельзя объяснить происхождение всех отклонений — они появляются при сочетании внешних воздей­ствий и биологической предрасположенности.

«Беспредельная потребность в любви» — это, по мнению Л. Толстого, отличительная черта детей, и нетрудно представить, к каким страданиям и переживаниям может привести ребенка от­сутствие этой любви либо односторонняя и патологическая любовь взрослых. Бесследно вряд ли это проходит. «Все забывается, но детство никогда» — этим словам героя знаменитой ростановской пьесы «Сирано де Бержерак» нельзя отказать в беспощадной правоте. Конечно, важен любой период в жизни человека, но осо­бенно важно раннее детство. Как тут еще раз не вспомнить Льва Толстого: «Разве я не жил тогда, в эти первые годы, когда учился смотреть, слушать, понимать, говорить, спал, сосал грудь и целовал грудь, и смеялся, и радовал свою мать? Я жил, и блаженно жил. Разве не тогда я приобретал все то, чем я теперь живу, и приобретал так много, так быстро, что во всю остальную жизнь я не приобрел и одной сотой того? От пятилетнего ребенка до ме­ня только шаг. А от новорожденного до пятилетнего страшное расстояние».

Ну, а что бывает, если с раннего детства ребенок пребывает в состоянии депрнвации (не важно какой — социальной, эмоциональ­ной или смешанной)? Один из таких случаев блестяще описан ан­глийским писателем Редьярдом Киплингом (1865—1936) в поэтичес­кой сказке «Маугли».

Следствия династических конфликтов. Расскажем историю од­ного семейства, на долю которого выпали всевозможные лишения: изоляция от людей, отсутствие материнской заботы, жизнь в ино­язычной среде, постоянные преследования, страх перед казнью...

Мы рассказываем эту историю для того, чтобы показать, что в прошлом к серьезным психическим нарушениям детей приводили не только случайности их судьбы (вынужденная изоляция от людей и т. п.), но и сознательная политическая борьба среди взрослых, в которой дети были лишь средством достижения тех или иных целей.

В конце XVII века недолгое время Россией правили два царя: Иван V и его брат Петр I. Вскоре Петр стал единственным правителем страны. В 1725 году он скончался. После недолго царствовали его жена и сын, а затем внучка Ивана V. Та умерла бездетной. На вакантный престол пригласили ее племянницу и провозгласили царицей под именем Анны Леопольдовны. Приехав в Россию, молоденькая немец­кая принцесса из Брауншвейга совсем растерялась: русского языка она не знала, психология народа была ей чужда, она жила как в осажденной крепости, в любой момент ожидая переворота. Ее муж Антон-Ульрих не отличался большим умом, сильно заикался и к управлению государством не был допущен.

В Петербурге в это время боролись различные партии, люто ненавидев-

шие друг друга. В конце концов царем был провозглашен новорожденный сын Анны Леопольдовны и Антона-Ульриха — ему дали имя Ивана VI. Родители же его были объявлены регентами до совершеннолетия сына.

Иван VI находился на престоле всего 404 дня. Однажды в царский дворец ворвались гвардейцы и арестовали царя и его семейство. Новая императрица Елизавета Петровна сослала брауншвейгское семейство вначале в Прибалтику, затем в Рязань, а потом в Холмогоры. Иван Шестой же был отнят от родителей и помещен в Шлиссельбургскую крепость. Там он просидел в одиночном заключении ни много ни мало 17 лет. Полностью изолированный от людей (кроме охранников), он остался слабоумным: среда не смогла развить в нем человеческие задатки. В 1764 году, когда Ивану Антоновичу было 24 года, его закололи охранники.

Судьба оставшихся в живых родителей бывшего царя и их потомства (после высылки на север у брауншвейгцев родились два сына — Петр и Алексей и две дочери — Елизавета и Екатерина) была не лучше, чем у узника Шлиссельбурга. Они жили в полной изоляции от людей. Охране было запрещено даже разговари­вать с заключенными. Не с кем было молвить слова. В 1746 году от родильной горячки скончалась Анна Леопольдовна — было ей 28 лет. Оставшихся детей поднимал отец. Материнской заботы они не видели.

Все осложнялось еще и тем, что правительство сознательно доводило узников до сумасшествия и вымирания: брауншвейгцев спаивали как только могли. Бывали недели, когда в доме не было куска хлеба, но зато водки было сколько угодно. Антону-Ульриху и его детям стоило большого труда уберечь себя от спаивания.

Шли годы. Полная изоляция от людей давала себя знать. Дети росли мало-информированными, диковатыми, не привыкшими общаться с людьми. Тайком от стражи отец пытался научить детей элементарной грамоте: учебниками были Библия и императорский указ об аресте и высылке брауншвейгского семейства. С грехом пополам дети научились читать, но всячески скрывали это от стражников.

Прислушиваясь к речи солдат, они усваивали их интонации, слова и вскоре стали говорить на чистом северном наречии, немецкого же языка они не знали или полностью его забыли.

Ссылка продолжалась почти 40 лет. В 1774 году скончался Антон-Ульрих — ему было 60 лет. Его похоронили рядом с Анной Леопольдовной. Вскоре следы их могил затерялись.

В 1780 году датской королеве Юлиане-Марии удалось добиться, чтобы русское правительство отпустило братьев и сестер Ивана VI (между прочим, о судьбе своего брата тут только они и узнали). Брауншвейгцев посадили на корабль и увезли в Данию. Позади была тюрьма и ежесекундное ожидание казни, впереди — сво­бода. Однако свободы не оказалось: Екатерина Вторая потребовала, чтобы датская королева отправила бывших узников в глубь страны, чтобы те ни с кем не общались и не обнаруживали свое пребывание в Европе. Маленькое королевство вынуждено было выполнить требования великой державы.

Что из себя представляли в психическом отношении Петр, Алек­сей, Елизавета и Екатерина Брауншвейгские, переселившись в Да­нию, как на них повлияли нечеловеческие условия существо­вания?

Это были полуслабоумные, полуглухие, полуслепые, полные стра­хов и опасений люди. К тому же, не владея достаточно немецким и тем более датским языками, они оказались в иноязычной среде. Переводчики с русского их не разумели: ведь те пользовались простонародным архангельским наречием, которое и не всем жителям Центральной России понятно.

Одним словом, это были уже не люди, а остатки людей. Потомства ни у кого из них не было. Последней — в 1807 году — умерла Екатерина Антоновна.

Дикие дети. Однажды французский кинорежиссер Франсуа

Трюффо прочитал книгу Жана Итара «Воспоминания и еообщения о Викторе из Авейрона». В ней излагалась удивительная история. В 1799 году охотники поймали в окрестностях французского горо­да Авейрона необычное существо. Внешне это был ребенок пример­но 12-летнего возраста, но вел он себя как обезьяна: лазил по деревь­ям, с необыкновенной ловкостью перепрыгивал с ветки на ветку, не ведал человеческой речи (т. е. сам не говорил и чужую речь не понимал). Мальчик, названный Виктором, был отдан на воспитание знаменитому парижскому врачу, одному из основоположников дет­ской психиатрии и психологии Жану Итару (1775—1838). Доктор Итар приложил много сил, чтобы очеловечить Виктора, вернуть ему утраченные или просто неразвитые навыки члена человеческого сообщества. Конечно, какой-то Прогресс в этом отношении наступил, но, дожив до 40-летнего возраста, Виктор так и не стал тем, кем мог стать по рождению, если бы с детства находился среди людей.

Судьба Виктора не могла не заинтересовать окружающих. Как обычно и случается, появилось много предположений о его про­исхождении, люди спорили о том, чей он сын и как оказался в лесу. Однако бесспорным было одно: Виктор так и не смог наверстать упущенное и остался полузверем-получеловеком: ведь человеком можно стать лишь живя в человеческом обществе.

Энциклопедисты, поклонником которых был Жан Итар, утверж­дали, что хорошим человеком можно стать лишь в хорошем обществе. Но где это хорошее общество? И что такое хорошее общество? И почему в несовершенном обществе появляются совершенные люди или просто хорошие люди? На эти вопросы пока еще нет однознач­ного ответа. Но там, где бессильны ученые, там могут быть куда мудрее художники. Искусство всегда убеждает зрителей и чита­телей в том, что мы должны постоянно стремиться к созданию хорошего общества и хороших людей, ведь цель искусства — укрепить и сохранить в душе надежду на некое совершенство, на возможность идеала.

Трюффо поставил фильм под названием «Дикий ребенок» (1970), сыграв в нем роль Итара. История Виктора привлекала внимание режиссера не только своей необычностью и сенсацион­ностью. Она была любопытна и в другом отношении: что же усваи­вает не испорченный цивилизацией ребенок, оказавшись впервые в человеческом обществе?

Если ответить на этой вопрос односложно, то почти ничего. И почти все известные в науке случаи подобного типа лишь иллю­стрируют такой ответ.

19 февраля 1985 года в Индии скончался мальчик по имени Балу, за судьбой которого ученые наблюдали около девяти лет.

История эта началась в 1976 году, когда один крестьянин случайно обнаружил на лесной тропе трех волчат и ребенка. Они играли, не обращая ни на кого внимания. Как только они заметили человека, бросились наутек. Волчатам удалось убежать, а ребенка поймали, привезли в деревню, поместили в одной семье и назвали Балу, что переводится на русский как «медведь» (в сказке Киплинга «Маугли» тоже был Балу — медведь, учивший Маугли).

Жители деревни пытались вернуть Балу человеческий облик, но все было безуспешно. Ни рис, ни овощи, ни другие традиционные в деревне виды пищи мальчик не ел, он предпочитал лишь сырое мясо. Он ловил кур и тайком съедал их. Найти на него управу не удавалось. Особенно зверел Балу по вечерам. Стоило ему услышать вой шакалов или лай собак, он мгновенно возбуждался, начинал по-волчьи выть, глаза его хищно блестели. Передвигался он только на четверень­ках.

Не в силах исправить ребенка и видя, что он опасен для окружающих, крестьяне передали мальчика в монастырь. Там с ним систематически занимались, но успехи были незначительные. Максимум чего удалось достичь, так это того, что временами он стал откликаться на свое имя, иногда брать пищу с ладони и еще реже — подниматься на ноги.

Однажды Балу чем-то заболел, слег, перестал двигаться и вскоре умер. Никакие «человечьи» лекарства ему не помогали.

Кто он такой, отчего оказался в лесу — тут можно фантази­ровать сколько угодно. Несомненно, что, несмотря на титаниче­ские усилия людей вернуть мальчику человеческий облик, это им не удалось даже в минимальной степени. Видимо, наверстать упущен­ное невозможно — особенно если ребенок с самых первых лет жил вне человеческой среды.

История Маугли, Виктора из Авейрона, Каспара Хаузера и многих других так называемых диких детей показывает, что все человеческое можно приобрести только в человеческом обществе, в процессе подражания людям, с помощью культивирования чело­веческого поведения, а последнее зависит от взрослых. Даже та­кие, казалось бы, сугубо биологические явления, как способность отличить горячую пищу от холодной, как умение передвигаться в вертикальном положении, не говоря о речи или навыках опрятности,— все это формируется лишь в процессе полноценного социального воздействия, а оно для ребенка в первую очередь связано с благопо­лучием в семье.

Сомнения ученых. Как бы ни были интересны рассказы о со­братьях легендарного Маугли, ученые обязаны все проверять и ни­чего не принимать на веру.

Одна из очень распространенных среди ученых точек зрения такова: подавляющее большинство детей, обнаруженных среди зве­рей и утративших человеческий облик, это давнишние душевноболь­ные. Из-за болезни они отбились от родных, заблудились в лесу и еще более там одичали. В некоторых случаях родители, желая избавиться от своего умственно неполноценного ребенка и не в силах умертвить его, заводят его в лес и там оставляют. Иными словами, в слабоумии, которое было у этих детей, и нужно ис­кать главную причину того, что они оказались вне людского обще­ства. Вероятно, эта точка зрения не всегда справедлива, но о ней нужно помнить и осторожно относиться к выяснению причин психических аномалий у «лесных детей». Пример такого здравого, сдержанного отношения к фактам показали ученые из Кении.

Несколько лет назад в джунглях поймали десятилетнего мальчика, которого назвали Жаном. Вскоре пронесся слух, будто это украденный обезьянами ребенок, проживший много лет среди зверей. Пресса вовсю раздувала легенду о найденыше и высказывала самые невероятные предположения. Однако ученые, внимательно

изучив мальчика, пришли к выводу, что он не тот, за кого его выдают склонные к сенсациям журналисты. Врачи, всесторонне обследовавшие Жана, убедились, что два-три года назад он перенес тяжелое воспаление головного мозга, стал слабоумным, потерял навыки самообслуживания и одичал. В таком состоянии он, по-видимому, отбился от людей и оказался в джунглях.

Не следует, однако, впадать в крайности и думать, что все маугли без исключения — это слабоумные существа, которые из-за собствен­ного умственного дефекта и оказались в положении Маугли,— в жизни бывает множество самых разнообразных явлений, и такие тоже.

В наши дни если и вспоминают о Маугли, то для того, чтобы подчеркнуть: главную роль в возникновении психической недоста­точности некоторых людей играет дефицит эмоциональных и социаль­ных воздействий, хотя таких детей, которые бы полностью были отор­ваны от человеческого общества, почти не бывает.

Современные маугли. Пишущий эти строки встречался с несколь­кими исключениями из правила.

Одна история случилась в Москве. Однажды мы узнали, что в центре Москвы обитает... нечто похожее на Маугли — не из далекой Индии прошлых веков, а живущее в эпоху космических кораблей и фантастических достижений науки.

Этому ребенку шесть лет. Отец — пьяница и хулиган — отказался от маль­чика еще до его рождения и, по-видимому, даже и не подозревает о существова­нии сына. Мать — тяжело больной человек и часто госпитализируется в различные больницы. Имея репутацию странного, неуживчивого субъекта, она не поддержи­вает с родственниками каких-либо отношений. Мать занималась выращиванием в домашних условиях породистых щенков.

Беременность и роды протекали тяжело, но ребенок как будто родился здо­ровым. Грудным молоком не вскармливался, так как у матери был тяжелый ту­беркулез. В первые годы жизни мальчик очень много болел и длительное время проводил в больницах. Чаще всего это были нарушения со стороны желудочно-кишечного тракта, связанные с необычным кормлением. Дело в том, что с четы­рех месяцев его кормила... собака. Мать длительное время находилась в больни­це, а ребенка, от которого она отказывалась и безуспешно многократно обра­щалась в соответствующие организации с просьбой забрать его, оставляла дома с собакой. Ребенок сосал ее молоко, или собака, держа бутылку в зубах, поила его, играла с ним, как со своим щенком. Мать вскоре выписали, но она по-прежнему не обращала на ребенка внимания и была довольна, что функции матери взяла на себя собака. Мальчик предпочитал играть с собакой, ходил за ней на четвереньках, хватал ее зубами за шерсть и хвост, подражал ее рыча­нию, оправлялся как собака, брал в рот все, что попадало в поле зрения. Фи­зически он развивался хорошо, несмотря на необычное питание: то он объедался, то недоедал, иногда ел мыло, пластилин, сырую рыбу, мясо и пр.— все, что могло показаться съедобным.

В десятимесячном возрасте его отдали в детский дом, но там он по-прежне­му сосал палки, листья, шишки, ел землю и песок, не выполнял требования, которые ему предъявлялись: например, до пяти лет оправлялся как собака, не признавал туалета. Мать часто забирала ребенка к себе, и дома вновь начина­лась его «собачья жизнь». Мальчик привязывался к щенкам собаки, он рос с ними, а когда мать продавала их, сильно переживал. Так продолжалось из года в год.

Интеллектуально московский Маугли развивался вроде бы неплохо, но резко отстала речь, ему не хотелось общаться с людь-

ми (да он и не умел этого). Были у него некоторые странности, которые заставляли предполагать тяжелое психическое расстройст­во. В связи со всеми этими явлениями ребенка трижды госпи­тализировали в психиатрическую лечебницу, но явных признаков какого-нибудь заболевания психики у него не находили. Обращало на себя внимание диспропорциональное развитие ребенка с преоб­ладанием черт психической инфантильности, нарушениями пове­дения (он вел себя с людьми так, будто вокруг него были собаки и он сам будто был одной из них), своеобразием его интеллекта.

Конечно, при объяснении причин странностей московского Маугли в первую очередь бросается в глаза то, что он с ран­него детства находился в условиях социальной и эмоциональной депривации. Это, безусловно, главное.

Но отчего появился фактор депривации? Не является ли он сам следствием более глубоких нарушений, в частности биоло­гических аномалий родителей? Не наслаивались ли на последствия тяжелой наследственности неблагоприятные воздействия иного порядка? Можно ли все объяснить лишь одной причиной, или речь должна идти о комплексе отрицательных факторов? На первое место среди неблагоприятных воздействий, повлиявших на формирование психики этого мальчика (помимо «собачьей жизни»), нужно поставить психические и физические расстройства у роди­телей. В конечном итоге наследственный фактор явился причиной того, что мальчик воспитывался собакой, перенимал собачьи по­вадки и в результате не приобрел нужного человеческого опыта. Мать наградила сына не только своими генами, но и моделью поведения, системой ценностей, т. е. социальное и биологическое тут сложно переплетались и были неотделимы друг от друга.

Второй фактор — это неполноценность нервной системы ре­бенка, связанная с тяжелой беременностью и родами. Естествен­но, что поврежденный мозг мальчика не мог противостоять не­человеческим — в полном смысле этого слова — условиям его жизни.

Третье — многочисленные желудочно-кишечные расстройства, истощившие ребенка, но и они явились следствием особых усло­вий его существования, т. е. в судьбе этого ребенка биологи­ческое и социальное настолько спаяны, что трудно отдать пред­почтение какому-то одному фактору.

Поиск по сайту: