Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС 14 страница. «Кто твой отец среди мужчин в народе

«Кто твой отец среди мужчин в народе... или из какого ты рода?» («eddo huelihhes cnuosles du sis»).

Если только вообще существовало общее германское обозначение для рода, то оно, оче­видно, звучало как готское kuni; за это говорит не только тождество с соответствующим вы­ражением в родственных языках, но и то обстоятельство, что от него происходит слово kuning — король***, которое первоначально обозначает старейшину рода или племени. Слово sibja, родня, не приходится, по-видимому, принимать в расчет; по крайней мере, sifjar озна­чает на древнескандинавском языке

— по-немецки fahren. Ред. * — по-немецки Sippe. Ред. " — по-немецки Konig. Ред.

____________ ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЕМЬИ, ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ И ГОСУДАРСТВА________ 136

не только кровных родственников, но и свойственников, то есть включает членов по мень­шей мере двух родов: само слово sif, таким образом, не могло быть обозначением рода.

Как у мексиканцев и греков, так и у германцев построение боевого порядка в отряде кон­ницы и в клиновидной колонне пехоты происходило по родовым объединениям; если Тацит говорит: по семьям и родственным группам159, то это неопределенное выражение объясняет­ся тем, что в его время род в Риме давно перестал существовать как жизнеспособная едини­ца.

Решающее значение имеет то место у Тацита, где говорится, что брат матери смотрит на своего племянника как на сына, а некоторые даже считают кровные узы, связывающие дядю с материнской стороны и племянника, более священными и тесными, чем связь между отцом и сыном, так что, когда требуют заложников, сын сестры признается большей гарантией, чем собственный сын того человека, которого хотят связать этим актом. Здесь мы имеем живой пережиток рода, организованного в соответствии с материнским правом, следовательно пер­воначального, и притом такого, который составляет отличительную черту германцев*. Если член такого рода отдавал собственного сына в залог какого-либо торжественного обязатель­ства и сын становился жертвой нарушения отцом договора, то это было только делом самого отца. Но если жертвой оказывался сын сестры, то этим нарушалось священнейшее родовое право; ближайший сородич мальчика или юноши, обязанный больше всех других охранять его, становился виновником его смерти; этот сородич либо не должен был делать его залож­ником, либо обязан был выполнить договор. Если бы мы даже не обнаружили никаких дру­гих следов родового строя у германцев, то было бы достаточно одного этого места**.

Еще более решающее значение, поскольку это свидетельство относится к периоду более позднему, спустя почти 800 лет,

Особенно тесная по своей природе связь между дядей с материнской стороны и племянником, ведущая свое происхождение от эпохи материнского права и встречающаяся у многих народов, известна грекам только в мифологии героического периода. Согласно Диодору (IV, 34), Мелеагр убивает сыновей Тестия, братьев своей матери Алтеи. Последняя видит в этом поступке такое ничем не искупимое преступление, что проклинает убийцу, своего собственного сына, и призывает на него смерть» «Боги, как рассказывают, вняли ее желаниям и прервали жизнь Мелеагра». По словам того же Диодора (IV, 43 и 44), аргонавты под предводительством Герак­ла высаживаются во Фракии и находят там, что Финей, подстрекаемый своей новой женой, подвергает позор­ному истязанию своих двух сыновей, рожденных от отвергнутой жены его, Бореады Клеопатры. Но среди арго­навтов оказываются также Бореады, братья Клеопатры, то есть братья матери истязуемых. Они тотчас же всту­паются за своих племянников, освобождают их и убивают стражу¹⁶⁰.

** Дальнейший текст до слов: «Впрочем во времена Тацита» (см. настоящий том, стр. 137) добавлен Энгель­сом в издании 1891 года. Ред.

_____________________________ VII. РОД У КЕЛЬТОВ И ГЕРМАНЦЕВ_________________________ 137

имеет одно место из древнескандинавской песни о сумерках богов и гибели мира «Voluspa»161. В этом «Вещании провидицы», в которое, как доказано теперь Бангом и Буг-

1 69

ге162, вплетены также и элементы христианства, при описании эпохи всеобщего вырождения и испорченности, предшествующей великой катастрофе, говорится:

«Broedhr munu berjask ok at bonum verdask, munu systrungar sifjum spilla».

«Братья будут между собой враждовать и убивать друг друга, дети сестер порвут узы родства».

Systrungr — значит сын сестры матери, и то обстоятельство, что они, дети сестер, отре­кутся от взаимного кровного родства, представляется поэту еще большим преступлением, чем братоубийство. Это усугубление преступления выражено в слове systrungar, которое подчеркивает родство с материнской стороны; если бы вместо этого стояло syskina-born — дети братьев и сестер — или syskina-synir — сыновья братьев и сестер, то вторая строка оз­начала бы по отношению к первой не усугубление, а смягчение. Таким образом, даже во времена викингов, когда возникло «Вещание провидицы», в Скандинавии еще не исчезло воспоминание о материнском праве.

Впрочем, во времена Тацита у германцев, по крайней мере у более ему известных*, мате­ринское право уступило уже место отцовскому; дети наследовали отцу; при отсутствии де­тей наследовали братья и дяди с отцовской и материнской стороны. Допущение к участию в наследовании брата матери связано с сохранением только что упомянутого обычая и также доказывает, как ново еще было тогда отцовское право у германцев. Следы материнского права обнаруживаются также еще долго в эпоху средневековья. Еще в ту пору, по-видимому, не очень полагались на происхождение от отца, в особенности у крепостных; так, когда фео­дал требовал обратно от какого-нибудь города сбежавшего крепостного, то, как например, в Аугсбурге, Базеле, Кайзерслаутерне, крепостное состояние ответчика должны были под клятвой подтвердить шесть его ближайших кровных родственников, и притом исключитель­но с материнской стороны (Маурер, «Городское устройство», I, стр. 381¹⁶³).

Еще один пережиток только что отмершего материнского права можно видеть в том ува­жении германцев к женскому полу, которое для римлянина было почти непостижимым. Де­вушки из благородной семьи признавались самыми надежными

Слова «по крайней мере более ему известных» добавлены Энгельсом в издании 1891 года. Ред.

____________ ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЕМЬИ, ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ И ГОСУДАРСТВА________ 138

заложниками при заключении договоров с германцами; мысль о том, что их жены и: дочери могут попасть в плен и рабство, для них ужасна и больше всего другого возбуждает их му­жество в бою; в женщине они видят нечто священное и пророческое; они прислушиваются к ее совету даже в важнейших делах; так, Веледа, жрица племени бруктеров на Липпе, была душой всего восстания батавов, во время которого Цивилис во главе германцев и белгов по­колебал римское владычество во всей Галлии164. Дома господство жены, по-видимому, бес­спорно; правда, на ней, на стариках и детях лежат все домашние работы; муж охотится, пьет или бездельничает. Так говорит Тацит; но так как он не говорит, кто обрабатывает поле, и определенно заявляет, что рабы платили только оброк, но не отбывали никакой барщины, то, очевидно, масса взрослых мужчин все же должна была выполнять ту небольшую работу, ка­кую требовало земледелие.

Формой брака был, как уже сказано выше, постепенно приближающийся к моногамии парный брак. Строгой моногамией это еще не было, так как допускалось многоженство знат­ных. Целомудрие девушек в общем соблюдалось строго (в противоположность кельтам), и равным образом Тацит с особой теплотой отзывается о нерушимости брачного союза у гер­манцев. Как основание для развода он приводит только прелюбодеяние жены. Но его рассказ оставляет здесь много пробелов и, кроме того, он слишком явно служит зеркалом добродете­ли для развращенных римлян. Несомненно одно: если германцы и были в своих лесах этими исключительными рыцарями добродетели, то достаточно было только малейшего соприкос­новения с внешним миром, чтобы низвести их на уровень остальных средних европейцев; последний след строгости нравов исчез среди римского мира еще значительно быстрее, чем германский язык. Достаточно лишь почитать Григория Турского. Само собой разумеется, что в германских девственных лесах не могли, как в Риме, господствовать изощренные из­лишества в чувственных наслаждениях, и, таким образом, за германцами и в этом отношении остается достаточное преимущество перед римским миром, если даже мы не будем припи­сывать им того воздержания в плотских делах, которое нигде и никогда не было общим пра­вилом для целого народа.

Из родового строя вытекало обязательство наследовать не только дружеские связи, но и враждебные отношения отца или родственников; равным образом наследовался вергельд — искупительный штраф, уплачиваемый вместо кровной мести за убийство или нанесение ущерба. Существование этого вер-

_____________________________ VII. РОД У КЕЛЬТОВ И ГЕРМАНЦЕВ_________________________ 139

гельда, признававшегося еще прошлым поколением специфически германским институтом, теперь доказано для сотен народов. Это общая форма смягчения кровной мести, вытекающей из родового строя. Мы встречаем ее, как и обязательное гостеприимство, также, между про­чим, и у американских индейцев; описание обычаев гостеприимства у Тацита («Германия», гл. 21) почти до мелочей совпадает с рассказом Моргана о гостеприимстве его индейцев.

Горячий и бесконечный спор о том, окончательно ли поделили уже германцы времен Та­цита свои поля или нет и как понимать относящиеся сюда места, — принадлежит теперь прошлому. После того как доказано, что почти у всех народов существовала совместная об­работка пахотной земли родом, а в дальнейшем — коммунистическими семейными община­ми, которые, по свидетельству Цезаря, имелись еще у свевов¹⁶⁵, и что на смену этому поряд­ку пришло распределение земли между отдельными семьями с периодическими новыми пе­ределами этой земли, после того как установлено, что этот периодический передел пахотной земли местами сохранился в самой Германии до наших дней, едва ли стоит даже упоминать об этом. Если германцы за 150 лет, отделяющих рассказ Цезаря от свидетельства Тацита, пе­решли от совместной обработки земли, которую Цезарь определенно приписывает свевам (поделенной или частной пашни у них нет совсем, говорит он), к обработке отдельными семьями с ежегодным переделом земли, то это действительно значительный прогресс; пере­ход от совместной обработки земли к полной частной собственности на землю за такой ко­роткий промежуток времени и без всякого вмешательства извне представляется просто не­возможным. Я читаю, следовательно, у Тацита только то, что у него лаконично сказано: они меняют (или заново переделяют) обработанную землю каждый год, и при этом остается еще достаточно общей земли¹⁶⁶. Это та ступень земледелия и землепользования, какая точно со­ответствует тогдашнему родовому строю германцев*.

Предыдущий абзац я оставляю без изменений, каким он был в прежних изданиях. За это время дело приняло другой оборот. После того как Ковалевский (см. выше, стр. 44) доказал широкое, если не повсеместное, распространение патриархальной домашней общины как промежуточной ступени между коммунистической семьей, основанной на материнском пра­ве, и современной изолированной семьей, речь идет уже больше

* Дальнейший текст до слов: «Тогда как у Цезаря германцы» (см. настоящий том, стр. 141) добавлен Энгель­сом в издании 1891 года. Ред.

" См. настоящий том, стр. 61—62. Ред.

____________ ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЕМЬИ, ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ И ГОСУДАРСТВА________ 140

не о том, как это было в споре между Маурером и Вайцем, — общая или частная собствен­ность на землю, а о том, какова была форма общей собственности. Нет никакого сомнения, что во времена Цезаря у свевов существовала не только общая собственность, но и совмест­ная обработка земли общими силами. Еще долго можно будет спорить о том, был ли хозяй­ственной единицей род, или ею была домашняя община, или какая-нибудь промежуточная между ними коммунистическая родственная группа, либо же, в зависимости от земельных условий, существовали все три группы. Но вот Ковалевский утверждает, что описанные Та­цитом порядки предполагают существование не общины-марки или сельской общины, а до­машней общины; только из этой последней много позднее, в результате роста населения, развилась сельская община.

Согласно этому взгляду, поселения германцев на территориях, занимаемых ими во време­на Рима, как и на отнятых ими впоследствии у римлян, состояли не из деревень, а из боль­ших семейных общин, которые охватывали несколько поколений, занимали под обработку соответствующий участок земли и пользовались окружающими пустошами вместе с соседя­ми, как общей маркой. То место у Тацита, где говорится, что они меняют обработанную зем­лю, следует тогда действительно понимать в агрономическом смысле: община каждый год запахивала другой участок, а пашню прошлого года оставляла под паром или совсем давала ей зарасти. При редком населении всегда оставалось достаточно свободных пустошей, что делало излишними всякие споры из-за обладания землей. Только спустя столетия, когда чис­ло членов домашних общин так возросло, что при тогдашних условиях производства стано­вилось уже невозможным ведение общего хозяйства, эти общины распались; находившиеся до того в общем владении пашни и луга стали подвергаться разделу по уже известному спо­собу между возникавшими теперь отдельными домашними хозяйствами, сначала на время, позднее — раз навсегда, тогда как леса, выгоны и воды оставались общими.

Для России такой ход развития представляется исторически вполне доказанным. Что же касается Германии и, во вторую очередь, остальных германских стран, то нельзя отрицать, что это предположение во многих отношениях лучше объясняет источники и легче разреша­ет трудности, чем господствовавшая до сих пор точка зрения, которая отодвигала существо­вание сельской общины еще ко временам Тацита. Древнейшие документы, как например Co­dex Laureshamensis¹⁶⁷, в общем гораздо лучше объясняются при помощи домашней общины, чем сель-

_____________________________ VII. РОД У КЕЛЬТОВ И ГЕРМАНЦЕВ_________________________ 141

ской общины-марки. С другой стороны, это объяснение, в свою очередь, вызывает новые трудности и новые вопросы, которые еще требуют своего разрешения. Здесь могут привести к окончательному решению только новые исследования; я, однако, не могу отрицать боль­шую вероятность существования домашней общины как промежуточной ступени также в Германии, Скандинавии и Англии.

Тогда как у Цезаря германцы частью только что осели на землю, частью еще отыскивали места постоянного поселения, во времена Тацита они имеют уже позади себя целое столетие оседлой жизни; этому соответствовал и несомненный прогресс в производстве средств суще­ствования. Они живут в бревенчатых домах, носят еще примитивную одежду жителей лесов: грубый шерстяной плащ, звериную шкуру; у женщин и знати — полотняная нижняя одежда. Пищу их составляют молоко, мясо, дикие плоды и, как добавляет Плиний, овсяная каша (еще и поныне кельтское национальное блюдо в Ирландии и Шотландии). Их богатство за­ключается в скоте, но плохой породы: быки и коровы — низкорослые, невзрачные, без ро­гов; лошади — маленькие пони и плохие скакуны. Деньги употреблялись редко и мало, при­том только римские. Изделий из золота и серебра они не изготовляли и не ценили, железо было редко и, по крайней мере у племен, живших по Рейну и Дунаю, по-видимому, почти исключительно ввозилось, а не добывалось самостоятельно. Рунические письмена (подража­ние греческим или латинским буквам) были известны лишь как тайнопись и служили только для религиозно-магических целей. Еще было в обычае принесение в жертву людей. Одним словом, здесь перед нами народ, только что поднявшийся со средней ступени варварства на высшую. Но в то время как у непосредственно граничивших с римлянами племен развитию самостоятельного металлического и текстильного производства мешала легкость ввоза про­дуктов римской промышленности, такое производство, вне всякого сомнения, было создано на северо-востоке, на побережье Балтийского моря.. Найденные в болотах Шлезвига вместе с римскими монетами конца II века предметы вооружения — длинный железный меч, кольчу­га, серебряный шлем и т. п., а также распространившиеся благодаря переселению народов германские металлические изделия представляют собой отличающийся довольно высоким уровнем развития совершенно своеобразный тип даже в тех случаях, когда они приближают­ся к первоначальным римским образцам. Переселение в цивилизованную Римскую империю положило конец этому самобытному производству всюду, кроме Англии. Какое

____________ ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЕМЬИ, ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ И ГОСУДАРСТВА________ 142

единообразие обнаруживается в возникновении и дальнейшем развитии этого производства, показывают, например, бронзовые застежки; эти застежки, найденные в Бургундии, в Румы­нии, на берегах Азовского моря, могли выйти из той же мастерской, что и английские и шведские, и они столь же несомненно германского происхождения.

Высшей ступени варварства соответствует и организация управления. Повсеместно суще­ствовал, согласно Тациту, совет старейшин (principes), который решал более мелкие дела, а более важные подготовлял для решения в народном собрании; последнее на низшей ступени варварства, по крайней мере там, где мы о нем знаем, у американцев, существует только для рода, но не для племени или союза племен. Старейшины (principes) еще резко отличаются от военных вождей (duces), совсем как у ирокезов. Первые живут уже отчасти за счет почетных приношений от членов племени скотом, зерном и пр.; их выбирают, как в Америке, большей частью из одной и той же семьи; переход к отцовскому праву благоприятствует, как в Гре­ции и Риме, постепенному превращению выборного начала в наследственное право и тем самым возникновению знатной семьи в каждом роде. Эта древняя так называемая племенная знать в большинстве своем погибла при переселении народов или же вскоре после него. Военачальники избирались независимо от происхождения, исключительно по способности. Их власть была невелика, и они должны были влиять своим примером; собственно дисцип­линарную власть в войске Тацит определенно приписывает жрецам. Действительная власть сосредоточивалась у народного собрания. Король или старейшина племени председательст­вует; народ выносит свое решение: отрицательное — ропотом, утвердительное — возгласами одобрения и бряцанием оружия. Народное собрание служит вместе с тем и судом; сюда об­ращаются с жалобами и здесь же их разрешают, здесь выносят смертные приговоры, причем смерть полагается только за трусость, измену своему народу и противоестественные пороки. Внутри родов и других подразделений суд также вершат все сообща под председательством старейшины, который, как и во всем германском древнем судопроизводстве, мог только ру­ководить процессом и ставить вопросы; приговор у германцев всегда и повсюду выносился всем коллективом.

Со времени Цезаря образовались союзы племен; у некоторых из них были уже короли; верховный военачальник, как у греков и римлян, уже домогался тиранической власти и ино­гда достигал ее. Такие удачливые узурпаторы, однако, отнюдь не были неограниченными властителями; но они уже начинали разбивать

_____________________________ VII. РОД У КЕЛЬТОВ И ГЕРМАНЦЕВ_________________________ 143

оковы родового строя. В то время как вольноотпущенные рабы вообще занимали подчинен­ное положение, так как они не могли принадлежать ни к какому роду, у новых королей лю­бимцы из их среды часто достигали высоких постов, богатства и почета. То же самое проис­ходило после завоевания Римской империи с военачальниками, которые теперь становились королями крупных стран. У франков рабы и вольноотпущенники короля играли большую роль сначала при дворе, а затем в государстве; большая часть новой знати ведет свое проис­хождение от них.

Возникновению королевской власти содействовал один институт — дружины. Уже у аме­риканских краснокожих мы видели, как рядом с родовым строем создаются частные объеди­нения для ведения войны на свой страх и риск. Эти частные объединения стали у германцев уже постоянными союзами. Военный вождь, приобретший славу, собирал вокруг себя отряд жаждавших добычи молодых людей, обязанных ему личной верностью, как и он им. Он со­держал и награждал их, устанавливал известную иерархию между ними; для малых походов они служили ему отрядом телохранителей и всегда готовым к выступлению войском, для бо­лее крупных — готовым офицерским корпусом. Как ни слабы должны были быть эти дру­жины и как ни слабы они действительно оказались, например, позже у Одоакра в Италии, все же в их существовании таился уже зародыш упадка старинной народной свободы, и такую именно роль они сыграли во время переселения народов и после него. Ибо, во-первых, они благоприятствовали возникновению королевской власти; во-вторых, как замечает уже Тацит, их можно было удержать как организованное целое только путем постоянных войн и раз­бойничьих набегов. Грабеж стал целью. Если предводителю дружины нечего было делать поблизости, он направлялся со своими людьми к другим народам, у которых происходила война и можно было рассчитывать на добычу; германские вспомогательные войска, которые в большом количестве сражались под римским знаменем даже против самих же германцев, набирались частично из таких дружин. Система военного наемничества — позор и прокля­тие немцев — была уже здесь налицо в своей первоначальной форме. После завоевания Рим­ской империи эти дружинники королей образовали, наряду с придворными слугами из числа несвободных и римлян, вторую из главных составных частей позднейшей знати.

Таким образом, в общем, у объединявшихся в народы германских племен существовала такая же организация управления, как та, которая получила развитие у греков героической эпохи и у римлян эпохи так называемых царей: народное собрание,

____________ ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЕМЬИ, ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ И ГОСУДАРСТВА________ 144

совет родовых старейшин, военачальник, стремившийся уже к подлинной королевской вла­сти. Это была наиболее развитая организация управления, какая вообще могла сложиться при родовом строе; для высшей ступени варварства она была образцовой. Стоило обществу выйти из рамок, внутри которых эта организация управления удовлетворяла своему назначе­нию, наступал конец родовому строю; он разрушался, его место заступало государство.

VIII ОБРАЗОВАНИЕ ГОСУДАРСТВА У ГЕРМАНЦЕВ

Германцы, по свидетельству Тацита, были очень многочисленным народом. Приблизи­тельное представление о численности отдельных германских народов мы получаем у Цезаря; он определяет число появившихся на левом берегу Рейна узипетов и тенктеров в 180000 че­ловек, включая женщин и детей,. Следовательно, около 100000 человек приходилось на каж­дый отдельный народ*, что уже значительно превышало, например, общее число ирокезов в период их расцвета, когда они, не достигая 20000 человек, стали грозой всей страны, от Ве­ликих озер до Огайо и Потомака. Если мы попытаемся наметить на карте, как, согласно до­шедшим до нас сведениям, были расположены более известные народы, поселившиеся вбли­зи Рейна, то каждый такой народ в отдельности займет в среднем приблизительно площадь прусского административного округа, то есть около 10000 кв. километров, или 182 кв. гео­графические мили. Но Germania Magna** римлян охватывает, вплоть до Вислы, в круглых цифрах 500000 кв. километров. При средней численности отдельных народов в 100000 чело­век общая численность населения всей Germania Magna должна была доходить до пяти мил­лионов; для варварской группы народов — цифра значительная, для наших условий — 10 человек на квадратный километр,

Принятое здесь число подтверждается одним местом у Диодора о галльских кельтах: «В Галлии живет много народностей неодинаковой численности. У крупнейших из них численность населения достигает при­близительно 200000 человек, у самых малых — 50000» (Diodorus Siculus, V, 25). В среднем, следовательно, — 125000; галльские отдельные народы, ввиду более высокой ступени их развития, безусловно следует считать несколько большими по численности, чем германские. * — Великая Германия. Ред.

____________ ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЕМЬИ, ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ И ГОСУДАРСТВА________ 146

или 550 на квадратную географическую милю, — крайне малая. Но этим отнюдь не исчер­пывается число живших в то время германцев. Мы знаем, что вдоль Карпат до самого устья Дуная жили германские народы готской группы племен — бастарны, певкины и другие, столь многочисленные, что Плиний считал их пятой основной группой германских пле­мен; эти племена, которые уже за 180 лет до нашего летосчисления состояли наемниками на службе у македонского царя Персея, еще в первые годы правления Августа прорвались до окрестностей Адрианополя. Если мы определим их численность только в один миллион, то вероятное число германцев к началу нашего летосчисления составит по меньшей мере шесть миллионов.

После того как они осели в Германии, население должно было увеличиваться со все воз­растающей быстротой; одни вышеупомянутые успехи в области развития производства мог­ли бы доказать это. Находки в болотах Шлезвига, судя по обнаруженным в них римским мо­нетам, относятся к III веку. Таким образом, к этому времени на побережье Балтийского моря уже было распространено развитое производство металлических и текстильных изделий, ве­лись оживленные торговые сношения с Римской империей и более богатые жили уже в из­вестной роскоши — все это признаки более густого населения. Около этого же времени на­чинается также общее военное наступление германцев по всей линии Рейна, римского по­граничного вала и Дуная, от Северного до Черного моря — прямое доказательство все боль­шего роста населения, которое стремилось к расширению своих владений. Триста лет дли­лась борьба, во время которой вся основная часть готских народов (исключая скандинавских готов и бургундов) двинулась на юго-восток и образовала левое крыло растянутой линии на­ступления, в центре которой верхнегерманцы (герминоны) прорвались на Верхний Дунай, а на правом крыле искевоны, получившие теперь название франков, — на Рейн; на долю инге-вонов выпало завоевание Британии. В конце V века путь в Римскую империю, обессилен­ную, обескровленную и беспомощную, был открыт для вторгнувшихся германцев.

Выше мы стояли у колыбели античной греческой и римской цивилизации. Здесь мы стоим у ее могилы. По всем странам бассейна Средиземного моря в течение столетий проходил ни­велирующий рубанок римского мирового владычества. Там, где не оказывал сопротивления греческий язык, все национальные языки должны были уступить место испорченной латыни; исчезли все национальные различия, не существовало больше галлов, иберов, лигуров, нори-ков — все они стали римлянами.

______________________ VIII. ОБРАЗОВАНИЕ ГОСУДАРСТВ А У ГЕРМАНЦЕВ_________________ 147

Римское управление и римское право повсюду разрушили древние родовые объединения, а тем самым и последние остатки местной и национальной самодеятельности. Новоиспеченное римское гражданство ничего не предлагало взамен; оно не выражало никакой национально­сти, а было лишь выражением отсутствия национальности. Элементы новых наций были по­всюду налицо; латинские диалекты различных провинций все больше и больше расходились между собой; естественные границы, сделавшие когда-то Италию, Галлию, Испанию, Афри­ку самостоятельными территориями, еще существовали и все еще давали себя чувствовать. Но нигде не было налицо силы, способной соединить эти элементы в новые нации; нигде еще не было и следа способности к развитию и сопротивлению, не говоря уже о творческой энергии. Для громадной массы людей, живших на огромной территории, единственной объ­единяющей связью служило римское государство, а это последнее со временем сделалось их злейшим врагом и угнетателем. Провинции уничтожили Рим; Рим сам превратился в про­винциальный город, подобный другим, привилегированный, но уже не господствующий бо­лее, переставший быть центром мировой империи и даже резиденцией императоров, а также их наместников; они жили теперь в Константинополе, Трире, Милане. Римское государство превратилось в гигантскую сложную машину исключительно для высасывания соков из под­данных. Налоги, государственные повинности и разного рода поборы ввергали массу насе­ления во все более глубокую нищету; этот гнет усиливали и делали невыносимым вымога­тельства наместников, сборщиков налогов, солдат. Вот к чему пришло римское государство с его мировым господством: свое право на существование оно основывало на поддержании порядка внутри и на защите от варваров извне; но его порядок был хуже злейшего беспоряд­ка, а варваров, от которых оно бралось защищать граждан, последние ожидали как спасите­лей.

Состояние общества было не менее отчаянным. Уже начиная с последних времен респуб­лики, римское владычество основывалось на беспощадной эксплуатации завоеванных про­винций; империя не только не устранила этой эксплуатации, а, напротив, превратила ее в систему. Чем более империя приходила в упадок, тем больше возрастали налоги и повинно­сти, тем бесстыднее грабили и вымогали чиновники. Торговля и промышленность никогда не были делом римлян — покорителей народов; только в ростовщичестве они превзошли все, что было до и после них. То, что имелось ранее и что сохранилось от торговли, погибло из-за вымогательства чиновников; то, что уцелело от нее,

Поиск по сайту: