Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС 18 страница

Как глубоко проникла эта утопия в мышление современного — по действительному по­ложению или по воззрениям — мелкого буржуа, доказывает тот факт, что уже в 1831 г. она была систематически развита Джоном Греем201, в тридцатых годах в Англии ее пытались осуществить на практике и широко пропагандировали в теории; в 1842 г. она была провоз­глашена в качестве новейшей истины Родбертусом в Германии, в 1846 г. —

____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 186

Пру доном во Франции, в 1871 г. еще раз возвещена Родбертусом в качестве решения соци­ального вопроса и как бы его, Родбертуса, социального завещания²⁰², а в 1884 г. она снова находит приверженцев среди армии карьеристов, которые намереваются использовать прус-ский государственный социализм, опираясь на имя Родбертуса

Критика этой утопии, направленная Марксом как против Прудона, так и против Грея (см.

приложение к этой книге), носит настолько исчерпывающий характер, что я могу ограни­читься здесь несколькими замечаниями о специально родбертусовской форме ее обоснова­ния и изложения.

Как уже сказано, Родбертус воспринимает ходячие определения экономических понятий целиком в той форме, в какой они перешли к нему по наследству от экономистов. Он не де­лает ни малейшей попытки исследовать их. Стоимость для него есть

«количественная значимость одной вещи сравнительно с другими, когда эта значимость понимается как ме-

ра»²⁰⁵.

Это, мягко выражаясь, в высшей степени неясное определение в лучшем случае дает нам представление о том, как приблизительно выглядит стоимость, но абсолютно ничего не го­ворит о том, что она такое. А так как это все, что Родбертус в состоянии нам сказать о стои­мости, то понятно, что он ищет такую меру стоимости, которая находится вне стоимости. После того как он на тридцати страницах самым беспорядочным образом смешивает потре­бительную стоимость с меновой, проявляя такую силу абстрактного мышления, которая вы-зывает бесконечное восхищение г-на Адольфа Вагнера206, он приходит к выводу, что дейст­вительной меры стоимости не существует и что приходится довольствоваться суррогатной мерой. В качестве таковой мог бы служить труд, но лишь в том случае, если бы продукты равного количества труда всегда обменивались на продукты равного же количества труда, независимо от того, «имеет ли этот случай место сам по себе или же осуществляются меро-приятия», которые его гарантируют207. Стоимость и труд остаются, следовательно, без какой бы то ни было реальной связи, хотя первая глава целиком посвящена разъяснению нам того, что товары «стоят труда», и только труда, и почему именно.

Труд опять-таки некритически берется Родбертусом в той форме, в которой он фигуриру­ет у экономистов. Мало того. Хотя Родбертус и указывает в нескольких словах на различия в интенсивности труда, тем не менее он берет труд в самом

____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 187

общем виде как «обладающий стоимостью» и, следовательно, измеряющий стоимость — безразлично, расходуется он при нормальных средних общественных условиях или нет. Тра­тят ли производители на производство продуктов, которые могут быть изготовлены в один день, десять дней или только один день; применяют ли они наилучшие или наихудшие ору­дия, употребляют ли они свое рабочее время на производство общественно-необходимых предметов и в общественно-необходимом количестве или изготовляют предметы, не поль­зующиеся никаким спросом, либо предметы, на которые есть спрос, но в количестве боль­шем или меньшем, чем они требуются, — обо всем этом и речи нет: труд есть труд, продук­ты равного количества труда должны обмениваться одни на другие. Родбертус, который в других случаях всегда готов, кстати и некстати, становиться на точку зрения нации в целом и с высоты всеобщего общественного наблюдательного пункта обозревать отношения отдель­ных производителей, здесь боязливо этого избегает. И, конечно, только потому, что он с первой же строки своей книги прямо устремляется к утопии рабочих денег, а всякое иссле­дование свойства труда создавать стоимость загромоздило бы его путь непреодолимыми препятствиями. Инстинкт Родбертуса оказался здесь значительно сильнее, чем его сила аб­страктного мышления, которую, кстати сказать, можно открыть у него только обладая весь­ма конкретной скудостью мысли.

Переход к утопии совершен в одно мгновение. «Мероприятия», обеспечивающие обмен товаров по их трудовой стоимости в виде правила без исключений, не представляют для Родбертуса никаких затруднений. Другие утописты того же направления, от Грея до Прудо-на, мучились над тем, что, мудрствуя, измышляли общественные учреждения, которые должны были осуществить эту цель. Они пытались, по крайней мере, решать экономические вопросы экономическим же путем, путем действий самих товаровладельцев, обмениваю­щихся своими товарами. У Родбертуса дело решается гораздо проще. Как истый пруссак, он апеллирует к государству, и реформа декретируется государственной властью.

Тем самым благополучно «конституируется» стоимость, но отнюдь не приоритет в этом конституировании, на что претендует Родбертус. Наоборот, Грей и Брей — наряду со мно­гими другими — задолго до Родбертуса повторяли до пресыщения ту же мысль — благое пожелание таких мероприятий, при помощи которых продукты всегда и при всех обстоя­тельствах обменивались бы только по их трудовой стоимости.

____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 188

После того как государство таким образом конституировало стоимость, по крайней мере, части продуктов, — ведь Родбертус к тому же и скромен, — оно выпускает свои бумажные рабочие деньги и ссужает ими промышленных капиталистов, которые оплачивают ими рабо­чих, а эти последние покупают на полученные бумажные рабочие деньги продукты, возвра­щая таким путем бумажные деньги к их исходному пункту. Как восхитительно все это про­исходит, мы должны услышать от самого Родбертуса.

«Что касается второго условия, то мероприятие, необходимое для того, чтобы в обращении действительно была обозначенная на расписке стоимость, заключается в том, что только тот, кто действительно отдает про­дукт, получает расписку, на которой точно указывается количество труда, затраченного на изготовление этого продукта. Кто отдает продукт двух дней труда, тот получает расписку, на которой обозначено «два дня». Точ­ным соблюдением этого правила при эмиссии должно с необходимостью выполняться и это второе условие. Так как действительная стоимость продуктов, согласно нашей предпосылке, всегда совпадает с количеством труда, потраченного на их изготовление, а это количество труда измеряется масштабом обычных единиц вре­мени, то лицо, доставляющее продукт, на который затрачено два дня труда, если оно получает расписку с от­меткой о двух днях, имеет свидетельство, или ассигновку, на стоимость не большую и не меньшую той, кото­рую оно действительно доставило; — и так как, далее, такое свидетельство получает только тот, кто действи­тельно доставил продукт для обращения, то несомненно также, что отмеченная в расписке стоимость имеется в наличности для удовлетворения потребностей общества. Если это правило строго соблюдается, то какой бы широкий круг разделения труда ни представить себе, сумма наличной стоимости должна быть в точности равна сумме стоимости, засвидетельствованной на расписках. А так как сумма засвидетельствованной стои­мости есть вместе с тем в точности сумма стоимости выданных ассигновок, то и последняя сумма должна в си­лу необходимости совпадать с количеством наличной стоимости, все претензии будут удовлетворены, и лик­видация этих претензий совершится правильно» (стр. 166— 167).

Если до сих пор Родбертус имел несчастье вечно запаздывать со своими новыми откры­тиями, то на этот раз, по крайней мере, ему можно поставить в заслугу одного рода ориги­нальность: в такой детски-наивной, прозрачной, я бы сказал, истинно померанской форме ни один из его конкурентов не отважился высказать всю нелепость утопии рабочих денег. Так как под каждую расписку доставлен соответствующий носитель стоимости и ни один носи­тель стоимости, в свою очередь, не выдается иначе, как только после представления соответ­ствующей расписки, то сумма расписок должна постоянно покрываться суммой носителей стоимости; сведение счета происходит без малейшего остатка, все совпадет, вплоть до се­кунды труда, и ни один поседевший на службе счетовод

____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 189

главной кассы государственного казначейства не в состоянии будет открыть в нем ни ма­лейшего просчета. Чего же еще более желать?

В современном капиталистическом обществе каждый промышленный капиталист произ­водит на свой риск и страх — что, как и сколько хочет. Но общественная потребность оста­ется для него неизвестной величиной, с точки зрения как качества, рода требуемых предме­тов, так и их количества. То, что сегодня не может быть достаточно скоро доставлено, может быть завтра предложено в количестве, далеко превышающем потребность. Тем не менее, так или иначе, хорошо или плохо, потребность, в конечном счете, удовлетворяется, а производ­ство, в конце концов, направляется в общем и целом на требуемые предметы. Как же разре­шается это противоречие? Конкуренцией. А как достигает этого конкуренция? Очень просто: заставляя снижать цены товаров, по своему роду или количеству не соответствующих в дан­ный момент общественной потребности, ниже их трудовой стоимости; этим окольным путем конкуренция дает производителям почувствовать, что они произвели предметы, которые или вообще не нужны или сами по себе нужны, но произведены в ненужном, избыточном коли­честве. Отсюда вытекают два вывода.

Во-первых, постоянные отклонения цен товаров от их стоимостей составляют необходи­мое условие, при котором и в силу которого только и может проявляться сама стоимость то­вара. Только благодаря колебаниям конкуренции, а тем самым и товарных цен, прокладыва­ет себе путь закон стоимости товарного производства, и становится действительностью оп­ределение стоимости товара общественно-необходимым рабочим временем. И если при этом форма проявления стоимости — цена, — как правило, выглядит несколько иначе, чем стои­мость, проявлением которой она служит, то стоимость разделяет в этом случае судьбу боль­шинства общественных отношений. Король также выглядит в большинстве случаев совер­шенно иначе, чем монархия, которую он представляет. Поэтому тот, кто в обществе товаро­производителей, обменивающихся своими товарами, хочет установить определение стоимо­сти рабочим временем, запрещая конкуренции осуществлять это определение стоимости пу­тем давления на цены, то есть единственным путем, каким это вообще может быть достигну­то, — доказывает только, что, по крайней мере в этой области, он усвоил себе обычное для утопистов пренебрежение экономическими законами.

Во-вторых, поскольку в обществе товаропроизводителей, обменивающихся своими това­рами, конкуренция приводит

____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 190

в действие присущий товарному производству закон стоимости, она этим самым осуществ­ляет такую организацию и такой порядок общественного производства, которые являются единственно возможными при данных обстоятельствах. Только обесценение или чрезмерное вздорожание продуктов воочию показывают отдельным производителям, что и в каком ко­личестве требуется или не требуется для общества. Между тем именно этот единственный регулятор и хочет упразднить утопия, представляемая также и Родбертусом. Если же мы те­перь спросим, какие у нас гарантии, что каждый продукт будет производиться в необходи­мом количестве, а не в большем, что мы не будем нуждаться в хлебе и мясе, задыхаясь под грудами свекловичного сахара и утопая в картофельной водке, или что мы не будем испыты­вать недостатка в брюках, чтобы прикрыть свою наготу, среди миллионов пуговиц для брюк, то Родбертус с торжеством укажет нам на свой знаменитый расчет, согласно которому за ка­ждый излишний фунт сахара, за каждую непроданную бочку водки, за каждую не пришитую к брюкам пуговицу выдана правильная расписка, расчет, в котором все в точности «совпада­ет» и по которому «все претензии будут удовлетворены, и ликвидация этих претензий со­вершится правильно». А кто этому не верит, тот пусть обратится к счетоводу Икс главной кассы государственного казначейства в Померании, который проверял счет, нашел его пра­вильным и как человек, еще ни разу в недочете по кассе не уличенный, заслуживает полного доверия.

Обратим теперь внимание на ту наивность, с которой Родбертус думает устранить посред­ством своей утопии промышленные и торговые кризисы. Когда товарное производство дос­тигает размеров мирового рынка, то соответствие между производством отдельных произво­дителей, руководствующихся своим частным расчетом, и рынком, для которого они произ­водят и потребности которого в отношении количества и качества товаров остаются для них более или менее неизвестными, устанавливается путем бури на мировом рынке, путем тор­гового кризиса*. Запретить же конкуренции посредством повышения или понижения цен ставить отдельных производителей в известность о состоянии мирового рынка — значит со­вершенно за-

Так было, по крайней мере, до недавнего времени. С тех пор, как монополия Англии на мировом рынке все более подрывается участием в мировой торговле Франции, Германии и, прежде всего, Америки, намечается, по-видимому, новая форма установления такого соответствия. Предшествующий кризису период всеобщего процветания все еще не наступает. Если он совсем не придет, то хронический застой лишь с небольшими коле­баниями должен будет сделаться нормальным состоянием современной промышленности.

____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 191

крыть им глаза. Организовать производство товаров таким образом, чтобы производители совсем ничего больше не могли узнавать о состоянии рынка, на который они производят, — это, конечно, такой способ лечения болезни кризисов, в отношении которого Родбертусу мог бы позавидовать сам доктор Эйзенбарт.

Теперь понятно, почему Родбертус определяет стоимость товара просто «трудом» и до­пускает разве только различные степени интенсивности труда. Если бы он исследовал, при помощи чего и как труд создает и, следовательно, также определяет и измеряет стоимость, то он пришел бы к общественно-необходимому труду — необходимому для отдельного про­дукта по отношению как к другим продуктам того же рода, так и ко всей общественной по­требности. Это привело бы его к вопросу о том, как совершается приспособление производ­ства отдельных товаропроизводителей к совокупной общественной потребности, а вместе с тем сделало бы невозможной и всю его утопию. На этот раз он действительно предпочел «абстрагироваться», а именно «абстрагироваться» от самой сути дела.

Теперь, наконец, мы переходим к пункту, в котором Родбертус действительно предлагает нам нечто новое, нечто, отличающее его от всех его многочисленных единомышленников по организации менового хозяйства при помощи рабочих денег. Все они требуют такой органи­зации обмена с целью уничтожения эксплуатации наемного труда капиталом. Каждый про­изводитель должен получать полностью трудовую стоимость своего продукта. В этом они согласны все, от Грея до Прудона. Нет, ни в коем случае, — говорит Родбертус, — наемный труд и его эксплуатация остаются.

Во-первых, ни при каком мыслимом общественном строе рабочий не может получать для потребления полную стоимость своего продукта; из произведенного фонда всегда должны будут покрываться расходы на целый ряд экономически непроизводительных, но необходи­мых функций, а следовательно, и на содержание лиц, выполняющих эти функции. — Это верно лишь до тех пор, пока существует современное разделение труда. В обществе с обяза­тельным для всех производительным трудом, — а ведь такое общество также «мыслимо», — это отпадает. Но осталась бы необходимость в общественном резервном фонде и в фонде на­копления, и поэтому тогда эти рабочие, то есть все члены общества, будут, правда, владеть и пользоваться всем своим продуктом, по каждый в отдельности не будет пользоваться своим «полным трудовым доходом». Расходы на экономически непроизводительные функции за счет продукта труда не были упущены из виду и другими представителями утопической

____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 192

теории рабочих денег. Но они предоставляют самим рабочим в обычном демократическом порядке облагать себя налогом для этой цели, тогда как Родбертус, вся социальная реформа которого выкроена в 1842 г. применительно к тогдашнему прусскому государству, передает все дело на усмотрение бюрократии, которая сверху определяет и милостиво выдает рабоче­му его долю из его собственного продукта.

А во-вторых, земельная рента и прибыль также должны остаться в неурезанном виде. Ибо, мол, землевладельцы и промышленные капиталисты также выполняют известные общест­венно-полезные и даже необходимые функции, хотя экономически и непроизводительные, и в виде земельной ренты и прибыли получают в определенной мере содержание за это, — взгляд, как известно, отнюдь не новый даже в 1842 году. Собственно говоря, они получают теперь чересчур уж много за то немногое, что они выполняют, и притом довольно плохо, но Родбертусу нужен привилегированный класс по меньшей мере на ближайшие 500 лет, а по­тому современная норма прибавочной стоимости — я употребляю это точное выражение — должна быть сохранена, но не должна возрастать. Эту современную норму прибавочной стоимости Родбертус принимает в 200%, то есть при ежедневном двенадцатичасовом труде рабочий должен получать расписку не на двенадцать, а только на четыре часа, стоимость же, произведенная в остальные восемь часов, должна делиться между землевладельцем и капи­талистом. Трудовые расписки Родбертуса, следовательно, служат для обмана. Но нужно опять-таки быть владельцем дворянского поместья в Померании, чтобы вообразить, что ра­бочий класс согласится работать по двенадцать часов, а получать расписки на четыре часа. Если перевести фокус-покус капиталистического производства на этот наивный язык, то он выступает как неприкрытый грабеж и становится невозможным. Каждая выданная рабочему расписка была бы прямым призывом к восстанию и подпадала бы под действие §110 гер­манского Имперского уголовного кодекса²⁰⁸. Нужно быть человеком, никогда не видевшим иного пролетариата, кроме находящихся еще фактически в полукрепостном состоянии по­денщиков дворянских поместий в Померании, где господствуют кнут и палка и где все кра­сивые женщины деревни составляют принадлежность барского гарема, чтобы представить себе, что можно выступать перед рабочими с такими бесстыдными предложениями. Да, но наши консерваторы ведь самые большие наши революционеры.

Но если наши рабочие проявят достаточно кротости, чтобы позволить себя убедить, будто в течение всех двенадцати часов

____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 193

тяжелого труда они в действительности проработали только четыре часа, то в награду за это им на веки вечные будет гарантировано, что их доля в их собственном продукте никогда не упадет ниже одной трети. Это действительно разыгранная на игрушечной трубе музыка бу­дущего, и о ней не стоит и разговаривать. Итак, то новое, что внесено Родбертусом в утопию обмена при помощи рабочих денег, есть просто ребячество и стоит гораздо ниже всего того, что написано его многочисленными коллегами как до него, так и после.

В то время, когда появилась работа Родбертуса «К познанию и т. д.», она, несомненно, была значительной книгой. Разработка им в известном направлении теории стоимости Ри-кардо была многообещающим началом. Хотя она и была новой только для него и для Герма­нии, но в целом она все же стоит на одном уровне с произведениями его лучших английских предшественников. Но это было именно только начало, из которого действительный вклад в теорию мог получиться лишь при дальнейшей основательной и критической работе. Этот дальнейший путь, однако, он сам себе отрезал тем, что с самого начала принялся развивать теорию Рикардо и в другом направлении, в направлении к утопии. Вместе с этим им было утеряно первое условие всякой критики — отсутствие предвзятого мнения. Он всю свою ра­боту подгонял к заранее намеченной цели, стал тенденциозным экономистом. Раз очутив­шись во власти своей утопии, он лишил себя всякой возможности научного прогресса. С 1842 г. до своей смерти Родбертус вертится как белка в колесе, постоянно повторяет одни и те же мысли, высказанные или намеченные уже в первом его произведении, чувствует себя непризнанным, считает себя ограбленным там, где нечего было грабить, и, наконец, не без умысла отказывается понять, что он вновь открыл в сущности давно уже открытое.

В некоторых местах немецкий перевод отличается от печатного французского оригинала. Изменения предприняты на основании исправлений, сделанных рукою Маркса; они будут внесены также в подготовляемое новое французское издание²⁰⁹.

Едва ли еще нужно обращать внимание читателей на то обстоятельство, что употребляе­мые в этом произведении термины не вполне совпадают с терминологией «Капитала». Так, например, вместо рабочей силы [Arbeitskraft] здесь еще говорится о труде [Arbeit] как това­ре, о купле и продаже труда.

____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 194

В качестве дополнения к настоящему изданию приложены 1) выдержка из произведения Маркса «К критике политической экономии», Берлин, 1859, о первой утопии обмена при по­мощи рабочих денег, принадлежащей Джону Грею, и 2) перевод брюссельской речи Маркса о свободе торговли (1848)210, относящейся к тому же периоду развития Маркса, как и «Ни­щета философии». Лондон, 23 октября 1884 г.

Фридрих Энгельс

Напечатано в журнале «Die Neue Zeit» Печатается по тексту

№ 1, январь 1885 г. ив книге: немецкого издания 1892 г.
К. Marx. «Das Elend der Philosophie».

Stuttgart, 1885 Перевод с немецкого

ИМПЕРАТОРСКИЕ РУССКИЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЕ ТАЙНЫЕ ДИНАМИТНЫЕ СОВЕТНИКИ ²¹1

Всем известно, что русское правительство пускает в ход все средства, чтобы заключить с западноевропейскими государствами соглашения о выдаче русских революционеров-эмигрантов.

Всем известно также и то, что этому правительству важно прежде всего добиться такого соглашения с Англией.

Всем известно, наконец, что официальная Россияне отступает ни перед какими средства­ми, если только они ведут к цели.

Так вот, 13 января 1885 г. Бисмарк заключает с Россией соглашение, по которому каждый русский политический эмигрант должен быть выдан, как только России заблагорассудится предъявить ему обвинение как возможному цареубийце или динамитчику

15 января г-жа Ольга Новикова, та самая г-жа Новикова, которая в 1877 и 1878 гг. перед турецкой войной и во время ее так блестяще провела благородного г-на Гладстона в интере­сах России, опубликовала в «Pall Mall Gazette» воззвание к Англии²¹³. В этом воззвании Анг­лию призывают не допускать больше, чтобы такие люди, как Гартман, Кропоткин и Степняк, конспирировали на английской территории «с целью убивать нас в России», — теперь, когда динамит вот-вот взорвется под ногами у самих англичан. Разве не того же самого Россия требует от Англии в отношении русских революционеров, чего Англия теперь сама должна требовать от Америки в отношении ирландских динамитчиков?

24 января утром в Лондоне публикуется прусско-русское соглашение.

___________ ИМПЕРАТОРСКИЕ РУССКИЕ ДЕЙСТВ. ТАЙНЫЕ ДИНАМИТНЫЕ СОВЕТНИКИ 196

И 24 января в 2 часа пополудни на протяжении четверти часа в Лондоне происходят три динамитных взрыва, которые производят больше опустошений, чем все прежние взрывы, имеете взятые, и ранят по меньшей мере семь, а по другим сведениям восемнадцать человек.

Эти взрывы подоспели слишком уж кстати, чтобы не вызвать вопроса: кому они на поль­зу? Кто наиболее заинтересован в этих, в других отношениях бесцельных, ни против кого в частности не направленных устрашающих взрывах, жертвой которых пали не только нижние чины полиции и буржуа, но и рабочие, их жены и дети? Кто? Те несколько ирландцев, кото­рые доведены до отчаяния жестокостью английского правительства, особенно во время их тюремного заключения, и которых подозревают в том, что они подложили динамит? Или же русское правительство, которое не может добиться своей цели — соглашения о выдаче, — не оказав совершенно исключительного давления на английское правительство и английский народ, давления, которое могло бы привести общественное мнение Англии в состояние сле­пого бешенства против динамитчиков?

Когда польские эмигранты — за очень немногими исключениями — не захотели согла­ситься на то, чтобы, в соответствии с желанием русской дипломатии и полиции, заняться подделкой русских бумажных денег, русское правительство послало за границу агентов, в том числе статского советника Каменского, чтобы побудить к этому эмигрантов, а когда и это не удалось, господа Каменский и компания должны были сами заняться подделкой рус­ских бумажных денег. Все это подробно изложено в брошюре «Фальшивомонетчики или Агенты русского правительства». Женева. Г. Георг. 1875214. — Швейцарская, лондонская, а, вероятно, также и парижская полиция могут кое-что рассказать о том, как, преследуя рус­ских фальшивомонетчиков, она, как правило, наталкивалась, в конце концов, на людей, пре­следование которых русское посольство упорно отклоняло.

О том, что может сделать официальная Россия для устранения мешающих ей лиц при по­мощи яда, кинжала и т. п., достаточно примеров дает история Балканского полуострова за последние сто лет. Сошлюсь лишь на известную книгу: Элиас Реньо. «История дунайских княжеств», Париж, 1855215. Русская дипломатия постоянно имеет в своем распоряжении вся­кого рода агентов, в том числе и таких, услугами которых пользуются для всяких подлостей и от которых затем отрекаются.

У меня, следовательно, пока что нет оснований сомневаться в том, что лондонские взры­вы 24 января 1885 г. дело рук

___________ ИМПЕРАТОРСКИЕ РУССКИЕ ДЕЙСТВ. ТАЙНЫЕ ДИНАМИТНЫЕ СОВЕТНИКИ 197

России. Возможно, что динамит подложили ирландские руки, но более чем вероятно, что их направляли русская голова и русские деньги.

Способ борьбы русских революционеров продиктован им вынужденными обстоятельст­вами, действиями самих их противников. За применяемые ими средства эти революционеры ответственны перед своим народом и историей. Но те господа, которые без нужды школьни­чески пародируют эту борьбу в Западной Европе, стараются свести революцию до уровня Шиндерганнеса, направляют свое оружие даже не против настоящих врагов, а против публи­ки вообще, — эти господа ни в каком случае не последователи и не союзники русской рево­люции, а ее злейшие враги. С тех пор как выяснилось, что кроме официальной России никто не заинтересован в успехе этих подвигов, вопрос идет только о том, кто из этих господ явля­ется невольным и кто добровольным, платным агентом русского царизма. Лондон, 25 января 1885 г.

Напечатано в газете «Der Sozialdemokrat» Печатается по тексту газеты

№ 5, 29 января 1885 г.

Перевод с немецкого Подпись: Фридрих Энгельс

АНГЛИЯ В 1845 И 1885 ГОДАХ___________________________ 199

дезорганизацию в движение английского рабочего класса, протекавшее в более узких рам­ках, но имевшее в большей степени непосредственно практический характер. Как раз в тот момент, когда чартистское движение должно было развернуться в полную силу, оно оказа­лось надломленным изнутри еще до того, как наступило внешнее поражение 10 апреля 1848 года²¹⁸. Деятельность* рабочего класса была отодвинута на задний план. Класс капиталистов одержал победу по всей линии.

Парламентская реформа 1831 г.²¹⁹ была победой всего класса капиталистов над землевла­дельческой аристократией. Отмена хлебных пошлин²²⁰ была победой промышленных капи­талистов не только над крупным землевладением, но и над теми группами капиталистов, ин­тересы которых были более или менее тесно связаны** с интересами землевладения, то есть банкиров, биржевиков, рантье и т. д. Свобода торговли означала преобразование всей внут­ренней и внешней торговой и финансовой политики Англии в соответствии с интересами промышленных капиталистов, класса, который теперь представлял нацию. И этот класс энергично принялся за дело. Каждое препятствие промышленному производству беспощад­но устранялось. В таможенном тарифе и во всей налоговой системе был произведен полный переворот. Все было подчинено одной цели, но цели в высшей степени важной для промыш­ленных капиталистов: удешевление всех видов сырья и в особенности жизненных средств для рабочего класса, сокращение расходов на сырье и сохранение на прежнем уровне, — ес­ли не снижение, — заработной платы. Англия должна была стать «мастерской мира»; все другие страны должны были стать для Англии тем, чем уже была Ирландия, — рынками сбыта для ее промышленных изделий, снабжающими ее, со своей стороны, сырьем и продо­вольствием. Англия — великий промышленный центр сельскохозяйственного мира, то про­мышленное солнце, вокруг которого вращается постоянно увеличивающееся число Ирлан­дий***, производящих зерно и хлопок. Какая величественная перспектива!

Поиск по сайту: